В Сибирь – от Антихриста

В Сибирь – от Антихриста

Дед происходил из старинной династии священников. Его отец и отец его отца служили в калужских церквях. Но Михаил Красноцветов по окончании духовной семинарии поступил на юридический факультет Московского университета. Человек он был взглядов, как тогда считалось, передовых, схожих, может быть, с теми, каких придерживался когда-то тоже поповский сынок Николай Добролюбов. Дед принимал участие в студенческих волнениях, был арестован и содержался под стражей. Благодаря заступничеству высокопоставленного родственника был из-под стражи освобожден и даже получил возможность продолжать учиться в Университете, каковой и закончил в 1906 году.

После окончания Университета служил судьей в судебной камере на Таганке. Женился на Марии Николаевне Давыдовой, происходившей из старинного дворянского рода и имевшей консерваторское образование. Дворянская кровь текла и в жилах деда. Его мать – моя прабабушка – была из фамилии Радищевых. Автор «Путешествия из Петербурга в Москву» часть назначенной ему Екатериной ссылки отбывал в Калуге и пустил здесь в начале XIX века свои корни.

Спокойное течение московской жизни прервала революция. Дед лишился работы; продавали и меняли на продукты все, что было ценного в доме, но жить становилось все трудней и трудней. Существовала и постоянная угроза ареста: с «бывшими» тогда не церемонились. К тому же религиозно настроенную бабушку пугали царящие в Москве нравы. Ей казалось, что началось пришествие Антихриста: подумать только, люди под девизом «Долой стыд» разъезжали в трамваях голыми… Бабушка и уговорила деда переехать с детьми куда-нибудь подальше в Сибирь, где, как она считала, люди еще, быть может, живут по Божьим законам.

Так в 1920 году наша семья обосновалась в селе Аромашево Тюменского района Омской области. Но оказалось, что юридических услуг и музыкальной грамоты здесь никому не требовалось, и некоторое время спустя дед, с малых лет знавший церковную службу, был назначен священником в местную церковь.

– На что жили?

– Жили натуральным хозяйством, как все крестьяне вокруг. А церковь существовала на пожертвования. В Рождество ездили по селу со славой – «Христос воскрес!» – и тогда перепадало семье немного денег или продуктов.

Так и существовали десять с лишним лет. А в 1932 году, когда против церкви поднялась волна очередных большевистских репрессий, деда посадили в тюрьму. Бабушка поехала в Тюмень хлопотать за него, да и сама оказалась за решеткой на полгода. Мой отец в это время проходил службу в трудармии, и получилось так, что моя мама – а ей было тогда 20 лет – осталась одна с тремя детьми на руках. Из дома нас как «поповское отродье» выбросили на улицу, и мы бы замерзли, если бы не китаец Василий – крестник моего деда, – приютивший нас в теплом сарае.

Когда бабушку выпустили из тюрьмы, она забрала нас в Тюмень.

Дед вернулся в 1936?м. А в июне 1937?го его вновь арестовали. На этот раз, как говорится, «с концами»…

Спустя 63 года, уже будучи настоятелем Казанского собора, я побывал там, где закончилась жизнь священника Михаила Красноцветова. Здания, где он был расстрелян, уже нет. Не сохранилось и кладбище, где захоранивались уничтоженные в застенках НКВД люди. На месте кладбища в 50?е годы был выстроен асфальтовый завод.

Вплотную к стене завода по инициативе одного из тюменских журналистов (его отец, как и мой дед, был расстрелян в те же октябрьские дни 37?го) установлен своеобразный памятник, сложенный из взятых из подвала разрушенного здания НКВД 2640 кирпичей – по числу тех, кому «тройка» вынесла тогда смертный приговор. Надпись на памятнике гласит: «Никогда больше».

Помню о чувствах, которые охватили меня при взгляде на памятник. Прежде всего это чувство великой печали и скорби по невинно убиенным. И вместе с тем гнетущее понимание того, что кара Божья постигла Россию за великий грех вероотступничества, в котором была вина и нашей церковной иерархии, не сумевшей спасти, удержать паству от всеобщего ослепления.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.