Капитализм 3.0: высшая стадия после Ленина

Капитализм 3.0: высшая стадия после Ленина

Маркс точно исследовал классический, конкурентный капитализм середины XIX века. Ленин описывал капитализм следующего века, XX – капитализм монополистический, империалистический, военно-промышленный (В. И. Ленин, «Империализм как высшая стадия капитализма»). Мы же возвращены в мир уже третьего – глобального, финансово-потребительского, террористического, тоталитарного капитализма. Оказалось, что высшая по Ленину стадия – уже не высшая, но эту ленинскую «высшую» в себя включает, как ленинская «высшая» включала Марксову. Все это, конечно, требует – для точного применения – адаптации и развития понятий и категорий марксистской (и ленинской) политэкономии. Однако их круг в ядре останется тем же – для всех стадий развития капитализма.

Современные продвинутые глобальные капиталисты, которые понимают, что делают, и могут позволить себе роскошь делиться своим пониманием с посторонними, например, утверждают, что равновесие рынка – это не феномен, а лишь эпи-феномен, кажимость. Что главное в рынке – как раз его колебания, неустойчивость. Что главные экономические процессы историчны – то есть являются неравновесными и необратимыми переходами между состояниями разного качества. Что для рынка является исторической эволюцией его текущего усредненного, «равновесного» положения. Равновесие формально, из его установления не следует никакая его объективность. А вот неравновесие, колебания рынка содержательны, так как выражают мотивы, цели и представления участников. Рынок рефлексивен – то есть разумен без всякой метафоры. Но разум рынка – разум субъекта, претерпевающего историю. (Джордж Сорос, «Алхимия финансов. Читая мысли рынка». ИНФРА-М, М., 1996, «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности». ИНФРА-М, М., 1999. Не 2008-й! Рановато, правда? – Авт.).

Не совсем похоже на «невидимую руку», наводящую порядок в экономике на правах суверена, принципала, сюзерена, правда? И уж точно далеко до всякой объективации через рынок. Что ж, ученик Карла Поппера может себе позволить такие утверждения. Он человек как минимум культурный.

И все-таки труд останется трудом, стоимость – стоимостью, рабочая сила – рабочей силой, ее эксплуатация – эксплуатацией. И так далее. И огромная резервная армия труда, а также пролетариат интернационального происхождения, рвущийся из «недоразвитых стран» в «развитые», чтобы быть там эксплуатируемым, а также эксплуатируемый в собственных странах капиталом из совсем других, – тому подтверждение. Просто эксплуатация труда стала глобальной. И даже самый простой, то есть самый тяжелый, мускульный труд, сохраняющий значение преобразования биохимической энергии в механическую, все еще глобально экономически эффективен из-за своей дешевизны, которая, в свою очередь, поддерживается глобальной бедностью.

Но вот вопрос: как быть с нашим собственным хозяйственно-экономическим опытом 1917–1991 годов? Не с точки зрения пропаганды наших противников, потешающихся над нашими неумелыми и нелепыми потугами быть «рыночными», «демократичными» и «конкурентными», а с точки зрения Маркса и последующего необходимого развития марксистского анализа?

За время самого эксперимента мы трагическим образом этой критической и теоретической работы не проделали. Помешали запретительные догмы светской религии коммунизма, в которую был превращен весьма ограниченный набор Марксовых, ленинских и сталинских цитат.

Без этой работы, однако, весь наш опыт оборачивают против нас, превращая в запрет на развитие, на историю, на суверенитет. Так что эта работа должна быть проделана отечественной философской и гуманитарной мыслью, тем более что такие попытки делались начиная с диссертации Александра Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному. На материале «Капитала» К. Маркса» (ИФ РАН, М., 2002), защищенной на философском факультете МГУ в 1954 году. Дальше, однако, русские постмарксистские разработки уходят из официальных институтов в кружки – сначала в Московский логический, а потом в его продолжение – Московский методологический. Их политэкономические коннотации вынужденно скрыты и еще требуют своей расшифровки. И тем не менее русский постмарксизм проделал свою работу, пусть и полуподпольно, пусть его концепции не стали государственной идеологией в отличие от неолиберализма в США.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.