Глава 5 АЙСБЕРГ

Глава 5

АЙСБЕРГ

Приближался одиннадцатый час вечера. В «вороньем гнезде» Реджинальд Робинсон Ли внимательно вглядывался в горизонт. Вдруг ему показалось, что далеко впереди он видит легкую дымку. Вскоре он убедился, что не ошибается. Туман заметил и Фредерик Флит. Ли послышалось, будто Флит сказал:

— Да, если мы что-нибудь разглядим, нам повезет.

В ходе лондонского расследования Флит подтвердил, что туманную дымку перед судном он видел, но отрицал, что как-либо прокомментировал этот факт.

Дымка или легкий туман в районах дрейфующих льдов — явления обычные, однако ночью их очень трудно заметить. Низкий туман, стелющийся над поверхностью воды, в ночное время опасен прежде всего тем, что часто его можно увидеть только с большой высоты, например из «вороньего гнезда», но никак не с носовой надстройки или мостика, откуда нельзя различить, где кончается линия горизонта и начинается небосвод, поскольку оба одинаково черные. Вахтенный офицер Мэрдок, следивший с мостика за морем перед судном, находился на высоте двадцати трех метров над поверхностью воды, вахтенные же в «вороньем гнезде» — на шесть метров выше. Поэтому вполне понятно, что Мэрдок не увидел того, что увидели Ли и Флит, иначе такой опытный офицер, как он, при ухудшающейся видимости, вероятно, вызвал бы капитана и предложил бы снизить скорость. Но Мэрдок ничего не видел, а из «вороньего гнезда» предостережения не поступило.

Даже днем слабый туман существенно уменьшал вероятность своевременного обнаружения дрейфующего айсберга. Ночью это становилось еще сложнее. В целях выяснения этого обстоятельства, решающего для судьбы «Титаника», в ходе лондонского расследования катастрофы был допрошен известный английский полярный исследователь Эрнест Шеклтон, человек, обладавший большим опытом плавания в полярных водах.

Шеклтон. Расстояние, на котором можно увидеть айсберг, зависит в основном от того, насколько он выступает над водой. Если высота айсберга около двадцати семи метров и он обычный, то есть не перевернутый, в ясную погоду его можно увидеть на расстоянии десяти—двенадцати миль.

Мерси. А ночью?

Шеклтон. Ночью нет. Я бы сказал, что в ясную ночь и при условии, что речь идет об обычном айсберге, расстояние составит примерно пять миль.

Мерси. Вы сказали, при условии, если речь идет об обычном айсберге?

Шеклтон. Да… я видел много айсбергов, казавшихся черными. Такое впечатление создает их структура, а также грунт и камни, вмерзшие в лед. Многие из так называемых островов в южном полушарии в действительности являются большими айсбергами, покрытыми грунтом. Кроме того, если айсберг перевернут и имеет разнородную структуру, он пористый и поглощает воду, в этом случае он вообще не отражает свет.

Мерси. Видели ли вы такой темный лед, о котором говорите, в Северной Атлантике?

Шеклтон. Да, дважды… Один раз, когда мы шли на север, второй — при возвращении… думаю, где-то в апреле 1897 года, затем в мае 1903 года. И еще в июне 1910-го, но это было севернее.

Мерси. На каком расстоянии вы смогли бы увидеть один из таких темных айсбергов при условии, что его высота двадцать—двадцать семь метров?

Шеклтон. Это могут быть всего три мили в зависимости от того, насколько светла ночь и каково состояние моря. При совершенно спокойной водной поверхности вы не заметите ни одного признака, который подсказал бы вам, что на воде что-то есть. Но если вам все же удастся заметить пену прибоя и вы продолжите наблюдение, то, как правило, айсберг вы обнаружите.

По поводу плавания при плохой видимости Шеклтон сказал следующее:

Шеклтон. Когда мы шли в штормовую погоду или в тумане, один человек всегда находился в «вороньем гнезде», а другой — на палубе.

Мерси. Значит, только в штормовую погоду или в тумане?

Шеклтон. Да… но иногда и в ясную погоду.

Мерси. Вы считаете необходимым, чтобы и в ясную погоду один человек находился в носовой части судна, а другой — в «вороньем гнезде»?

Шеклтон. Конечно, если вы оказались в опасном районе — в районе льдов.

Мерси. А допустим, что вы идете со скоростью 21 и три четверти узла или даже 22 узла?

Шеклтон. Вы не имеете права идти на такой скорости в районе скопления льдов.

Однако «Титаник», самое большое и самое роскошное судно в мире, имея 2201 пассажира на борту, примерно в 23 часа ночи 14 апреля 1912 года шел через Северную Атлантику в районе дрейфующих льдов со скоростью 21, а может быть, и 21,5 узла.

Стрелки на часах на мостике показывали 23 часа 39 минут. Двое впередсмотрящих, Флит и Ли, продолжали вглядываться с фок-мачты в окутанный туманом горизонт; казалось, туман густеет, он становился все более явственным. Вдруг Флит прямо перед носом судна увидел что-то еще более темное, чем поверхность океана. Одну-две секунды он всматривался в эту темную тень, ему казалось, что она приближается и растет.

— Перед нами лед! — закричал он и тут же ударил в колокол, висевший в «вороньем гнезде». Три удара были сигналом, означавшим, что прямо по курсу находится какой-то предмет. Одновременно он бросился к телефону, соединявшему «воронье гнездо» с мостиком. Шестой помощник Дж. П. Муди отозвался почти мгновенно.

— Лед прямо по носу! — выкрикнул Флит.

— Спасибо, — ответил Муди (его вежливый ответ потом стал частью легенды), повесил трубку и обратился к вахтенному офицеру Мэрдоку, прибежавшему с правого крыла мостика и встревоженному ударами колокола.

— Лед прямо по носу, сэр, — повторил Муди зловещее известие, которое он только что услышал.

Мэрдок бросился к телеграфу, поставил его ручку на «Стоп!» и тут же крикнул рулевому:

— Право руля!

Одновременно он передал в машинное отделение:

— Полный назад!

По терминологии, существовавшей в 1912 году, приказ «Право руля!» означал поворот кормы судна вправо, а носовой части — влево. Рулевой Роберт Хитченс налег всем своим весом на рукоятку штурвального колеса и стал быстро вращать его против часовой стрелки, пока не почувствовал, что штурвал остановился в крайнем положении. Шестой помощник капитана Муди доложил Мэрдоку:

— Руль право, сэр!

В эту минуту на мостик прибежали еще два человека — рулевой Альфред Оливер, который тоже нес вахту, и младший офицер Дж. Г. Боксхолл, находившийся в штурманской рубке, когда в «вороньем гнезде» раздался удар колокола. Мэрдок надавил на рычаг, включавший систему закрытия водонепроницаемых дверей в переборках котелен и машинных отделений, и тут же отдал приказ рулевому:

— Лево руля!

Штурвальное колесо завращалось в противоположную сторону.

А в «вороньем гнезде» Фредерик Флит, как загипнотизированный, смотрел на темный и все увеличивающийся силуэт. «Титаник» на большой скорости по инерции двигался вперед. Прошла целая вечность, прежде чем его носовая часть начала медленно поворачиваться влево. Глыба льда неумолимо приближалась по правому борту, возвышаясь над палубой носовой надстройки. В последнюю секунду она прошла мимо носовой части и скользнула вдоль борта судна. Обоим вахтенным в «вороньем гнезде» показалось, что «Титанику» все же удастся разминуться с айсбергом. Носовая часть уже отвернула градусов на 20 влево, когда судно слегка вздрогнуло и снизу, из-под правой скулы могучего корпуса, раздался скрежет. Позднее Флит рассказывал, что в «вороньем гнезде» толчка вовсе не почувствовали, только услышали слабый скрип. Поэтому он и Ли подумали, что «Титаник» только чиркнул по льду.

Но в действительности все было иначе и гораздо трагичнее. Предотвратить столкновение практически было невозможно. Последующие опыты, проводившиеся с «Олимпиком», доказали, что необходимо около 37 секунд, чтобы изменить курс так, как это сделал «Титаник» в момент столкновения, то есть на 22°, или на два румба по компасу. За это время судно, идущее со скоростью около 21 узла, пройдет вперед около 430 метров, а если учесть те несколько секунд, пока отдается приказ об изменении курса, истинное расстояние составит 460 метров. По всей вероятности, это и было расстояние между айсбергом и «Титаником» в тот момент, когда его увидел Фредерик Флит и передал сообщение на мостик. На основе последующих консультаций со специалистами, включая капитана «Карпатии» Рострона, и учитывая видимость в ту трагическую ночь, был сделан вывод, что заметить айсберг подобных размеров на таком расстоянии было можно.

«Титаник» в 23 часа 40 минут 14 апреля 1912 года. Картина художника Кена Маршалла

В ходе лондонского расследования катастрофы было подтверждено, что айсберг разорвал днище судна по правому борту на высоте примерно трех метров над килем, в результате чего образовалась пробоина длиной около 100 метров, проходившая от носовой части через первый, второй и третий грузовые отсеки и котельные № 6 и № 5. Из-за большой скорости судна для образования такой пробоины потребовалось менее десяти секунд. Гидрографическое управление США рассчитало, что при столкновении огромного судна с относительно небольшим айсбергом высвободилась энергия, достаточная для того, чтобы в одну секунду приподнять груз весом 81 120 тонн. При таком столкновении корпус «Титаника», хотя и был обшит стальными листами толщиной 2,5 сантиметра, должен был треснуть, как ореховая скорлупа. Оказалось достаточно всего лишь десяти секунд, чтобы вынести смертный приговор самому большому и самому прекрасному судну в мире.

Поднятый с постели толчком судна, капитан Смит выбежал из каюты на мостик.

— Господин Мэрдок, что это было? — спросил он первого помощника.

— Айсберг, сэр, — ответил Мэрдок. — Я отдал приказы «Право руля» и «Полный назад». Хотел повернуть влево, но было слишком поздно. Большего я сделать не мог.

— Закройте водонепроницаемые двери, — приказал капитан.

— Они уже закрыты, — ответил Мэрдок.

Затем капитан, Мэрдок и четвертый помощник Боксхолл перешли на правое крыло мостика. Они всматривались в водную поверхность, пытаясь разглядеть роковой айсберг. Боксхоллу казалось, что он видит за кормой судна что-то темное, но он не был в этом уверен. По словам рулевого Оливера, «Титаник» уже останавливался, когда капитан вернулся к телефону и передал в машинное отделение:

— Дайте средний ход!

Судно несколько минут еще двигалось вперед, а затем остановилось. Приказ остановиться мог отдать только капитан, но никто из спасшихся этого момента не отметил. Так и осталось неясным, почему капитан Смит позволил плыть смертельно раненному судну, сбавив ход только наполовину. Единственно возможное объяснение — в ту минуту он еще не знал о масштабах повреждения и остановкой судна не хотел вызвать панику у пассажиров.

Примерно в тот момент, когда судовые винты вновь пришли во вращение, четвертый помощник капитана Боксхолл поспешил в носовой трюм, чтобы установить, что же произошло. Он направился к каютам пассажиров III класса на палубе F, второй палубе над ватерлинией. По пути ему попадались сонные матросы и кочегары, разбуженные толчком и вышедшие из своих кают, но нигде не происходило ничего особенного, он не заметил никаких признаков повреждения судна. Во время своего беглого осмотра четвертый помощник не спустился до самого низа и поэтому по возвращении на мостик доложил капитану и первому помощнику, что никаких повреждений не обнаружено. Вероятно, это было последнее хорошее известие, которое в ту ночь получил капитан Смит.

В рулевой рубке капитан взглянул на кренометр, небольшой прибор, похожий на часы и расположенный перед компасом, который показывает угол наклона судна, и увидел, что «Титаник» накренился на пять градусов на правый борт. В эту минуту рулевой услышал, как он прошептал: «Боже мой!» Обеспокоенный капитан вновь послал Боксхолла в трюм, разыскать судового плотника Дж. Хатчинсона и передать ему приказание установить размеры повреждения и доложить о нем. Боксхолл встретил его на полпути. Хатчинсон был взволнован:

— Поступает вода. Где капитан?

— На мостике, — ответил Боксхолл.

Судовой плотник, не говоря ни слова, помчался на мостик. Боксхолл спустился ниже в трюм и на трапе чуть не столкнулся со Смитом, одним из разнорабочих, отвечавших за перевозимую почту. Тот спросил почти то же, что и судовой плотник:

— Где капитан? Почтовый отсек полон воды.

Боксхолл и его отправил на мостик, сказав, что сам пойдет вниз удостовериться. На палубе G он подошел к люку, ведущему во вместительный отсек перевозимой почты. Крышка была открыта, а рядом с ней лежали два почтовых мешка. Они были совершенно мокрыми. Боксхолл зажег фонарь и посветил в люк. В луч света попала клокотавшая вода, в которой плавали мешки с почтой. Он услышал шум, напоминающий гул горного потока. Между прибывающей водой и потолком отсека оставалось всего полметра. В этот момент четвертый помощник впервые осознал, насколько серьезна ситуация. Он тут же вернулся на мостик и доложил об этом капитану.

А тем временем капитан Смит пытался получить точное представление о состоянии судна. Каждую минуту поступали все новые и новые доклады, один тревожнее другого. На мостик прибежал старший помощник Г. Т. Уайлд и спросил капитана, насколько, по его мнению, серьезно повреждение. В ответ прозвучало:

— Боюсь, более чем серьезно.

Толчок при столкновении судна с айсбергом разбудил и генерального директора «Уайт стар лайн», президента треста ИММ Джозефа Брюса Исмея. Минуту он лежал в постели, пытаясь понять, что произошло. Наконец, не выдержав, как был в пижаме, он вышел в коридор и увидел стюарда.

— Что случилось? — спросил он.

— Не знаю, сэр, — ответил тот.

Исмей вернулся в каюту, надел пальто, домашние туфли и отправился на мостик. Когда капитан сообщил ему, что судно столкнулось с айсбергом, Исмей задал ему тот же вопрос, что и старший помощник, и капитан Смит вновь должен был признать: он опасается, что повреждение судна очень серьезное. Возвращаясь в свои апартаменты, генеральный директор встретил на лестнице старшего механика Джозефа Белла, спешившего на мостик. Исмей и его спросил, серьезно ли повреждено судно. Белл ответил, что, вероятно, да, но он надеется, что насосы сумеют остановить поступление воды в трюм.

Сразу после ухода Исмея капитан Смит распорядился вызвать исполнительного директора и главного конструктора судоверфи, строившей судно, Томаса Эндрюса. Если кто и мог авторитетно объяснить происшедшее и оценить масштабы повреждения и опасность, угрожавшую «Титанику», то это был прежде всего он.

После ужина с доктором О’Лафлином Эндрюс отправился в судовую пекарню, расположенную на корме, чтобы поблагодарить пекарей, которые в этот вечер доставили ему большое удовольствие специально для него испеченным хлебом. Затем он, как обычно, в своей каюте № 36 на палубе А переоделся в рабочую одежду и, окруженный стопками планов, набросков, пометок и расчетов, погрузился в работу, которую чаще всего заканчивал поздно ночью. На сей раз он разрабатывал рекомендации, как переделать часть судового дамского салона в две небольшие гостиные. Компания «Уайт стар лайн» первоначально предполагала, что дамский салон после ужина станет местом встреч дам из кают I класса, которые захотят пообщаться друг с другом. Однако эмансипация, ознаменовавшая собой начало XX столетия, выразилась в том, что женщины уже не удалялись рано вечером в свои покои, а продолжали развлекаться в ресторанах и салонах. Просторный дамский салон большую часть времени пустовал. Увлеченный работой Эндрюс едва ощутил слабый толчок и оторвался от разложенных бумаг, только услышав стук посыльного, который передал просьбу капитана как можно скорее прибыть на мостик.

Оттуда капитан вместе с конструктором отправились в трюм. Чтобы не привлекать внимания пассажиров, выглядывавших из своих кают, они прошли по трапам, предназначенным исключительно для команды. Пройдя лабиринтами коридоров, они добрались до склада почты и зала для игры в мяч, уже затопленных, и установили, что вода проникла в шесть водонепроницаемых отсеков. В некоторых из них она уже превысила уровень шести метров и все прибывала, несмотря на энергично работавшие насосы. Томас Эндрюс сразу понял, в чем угроза: поскольку переборки шестнадцати отсеков, на которые был разделен трюм «Титаника», не были герметично соединены с палубами, до которых доходили, то после заполнения первого отсека вода через верх перельется во второй, затем в следующий, и так постепенно будет затоплен весь трюм. Этот процесс будет ускоряться по мере того, как загруженная тысячами тонн морской воды носовая часть судна начнет наклоняться и все больше и больше погружаться. Эндрюс понял — «Титаник» обречен. Он вынужден был сообщить капитану, что, по его расчетам, судно удержится на плаву часа полтора и что необходимо, не откладывая, готовить к спуску спасательные шлюпки. На мостик они возвращались через холл палубы А, где уже собралось много взволнованных пассажиров. Все пытались по лицам обоих понять, какова ситуация, но ни у капитана, ни у Эндрюса не дрогнул ни один мускул, и узнать, до какой степени они потрясены увиденным и к какому выводу пришли, не удалось.

В эту минуту только капитан, Томас Эндрюс да, возможно, еще судовой плотник точно знали, что ожидает «Титаник». Пройдет еще какое-то время, прежде чем это поймут пассажиры и большинство членов команды. Но для многих из них это будет уже слишком поздно.

Фотография айсберга, сделанная 15 апреля 1912 года старшим стюардом немецкого парохода «Принц Альберт» вблизи места гибели «Титаника» Стюард в тот момент не знал о катастрофе, но его внимание привлекла большая бурая полоса у основания айсберга, свидетельствовавшая о недавнем столкновении с каким-то судном. Считают, что именно этот айсберг стал причиной гибели «Титаника»

При огромных размерах «Титаника» удар правой носовой части корпуса об айсберг сказался на отдельных частях судна по-разному.

В офицерской каюте на шлюпочной палубе второй помощник капитана Лайтоллер только засыпал, когда сквозь сон почувствовал толчок и услышал скрип. Он сразу понял, что судно с чем-то столкнулось. Минуту он лежал и прислушивался, но ничего не происходило. Сначала он подумал, что удар пришелся по гребному винту. Потом услышал, что остановились машины, и это подтвердило его догадку, что, вероятно, сломаны лопасти винта. Он встал, набросил поверх пижамы пальто и вышел на шлюпочную палубу. Посмотрев в сторону мостика, он увидел силуэт первого помощника Мэрдока, который спокойно нес вахту, как будто ничего не произошло. Лайтоллер между двумя спасательными шлюпками прошел к релингу, посмотрел на воду и установил, что судно существенно замедлило ход. Оно шло со скоростью около шести узлов, и вода, разрезаемая форштевнем, обычно пенившаяся, сейчас медленно струилась вдоль борта. Он перешел на другой борт и увидел капитана Смита, стоявшего на правом крыле мостика так же неподвижно, как и Мэрдок на левом, и смотревшего вперед. В эту минуту на палубе появился третий помощник Питман, как и Лайтоллер спавший после вахты и проснувшийся от толчка. Он тоже был в пижаме и пальто, наброшенном на плечи, и сонным голосом спросил у Лайтоллера, не столкнулись ли они с чем-нибудь.

— Похоже, — ответил второй помощник.

Он еще раз посмотрел на мостик, где стоял капитан Смит, и, поскольку ничто не свидетельствовало об опасности, а на палубе было очень холодно, вернулся в свою каюту. То же сделал и Питман. Пятый помощник Лоу вообще не проснулся и продолжал спать, «утонув» в одеялах. В ходе лондонского расследования Лайтоллер так объяснил свое поведение лорду Мерси:

— Я расценил положение как нормальное, поэтому и ушел.

Такое спокойствие второго помощника вывело лорда Мерси из равновесия.

— Боже мой, что же вы делали? Вы спокойно лежали в постели и прислушивались к шуму, доносившемуся снаружи? — спросил он раздраженно.

— Не было никакого шума. Я вернулся в каюту, лег и ждал, что кто-нибудь придет и скажет, что я нужен, — ответил Лайтоллер.

Лорд Мерси, допрашивая Лайтоллера, знал, насколько серьезно был поврежден «Титаник» в результате столкновения и к каким катастрофическим последствиям это привело. Но второй помощник, вернувшийся в свою каюту после того, как увидел на мостике спокойного вахтенного офицера и капитана, этого не знал. Разумеется, Лайтоллер чувствовал, что что-то случилось, но он был свободен от вахты, и о судне в это время заботились другие; он не намерен был вмешиваться в их обязанности или решения, пока его не позовут. Если его присутствие окажется необходимым, они знают, где его искать. Так приказывал действовать холодный рассудок опытного офицера, и это соответствовало законам железной дисциплины, которой отличались именно офицеры трансатлантических быстроходных судов. Итак, второй помощник капитана «Титаника» снова лег в постель, но заснуть уже не мог.

Прошло пять, пятнадцать, тридцать минут. Лайтоллер лежал с открытыми глазами, глядя в темноту, и прислушивался. Он слышал рев стравливаемого пара, выпускаемого из труб; громкие голоса и звуки свидетельствовали о суете на палубах. Но он все еще ждал. По его глубокому убеждению, он должен был находиться там, где его могли найти капитан и вахтенный офицер и где ему и надлежало быть после вахты, — в своей каюте. В десять минут первого ночи, решительно постучав, в каюту вошел четвертый помощник Боксхолл. Он зажег свет и сказал неожиданно тихим голосом:

— Мы врезались в айсберг.

— Я так и полагал, что мы на что-то наткнулись, — ответил Лайтоллер, встал и начал одеваться.

— В почтовом отсеке вода дошла до палубы F, — добавил Боксхолл.

Лайтоллер только кивнул головой и через минуту был готов к выходу. Холодный, невозмутимый, точный.

Когда на заседании следственной комиссии в Лондоне Лайтоллер повторил слова Боксхолла о поднявшейся в почтовом отсеке воде, лорд Мерси спросил:

— Это было тревожное сообщение или нет?

Лайтоллер ответил:

— Больше уже ничего не надо было добавлять, сэр.

Не спал, возвратившись в каюту, и третий помощник капитана Г. Дж. Питман. Приближалась полночь, время его заступления на вахту, и он начал медленно одеваться. Он был уже наполовину одет, когда вошел Боксхолл и сообщил о воде, поступающей в трюм. Увидев, что Питман готов, он не стал задерживаться и поспешил дальше. Питман вышел на шлюпочную палубу, где матросы снимали со спасательных шлюпок брезент. Там он встретил шестого помощника Муди, несшего вахту в момент происшествия, и спросил его, на что наткнулось судно.

— На айсберг, но я его не заметил, — ответил Муди.

Питман спустился на прогулочную палубу III класса — открытую часть палубы С между надстройками в носовой и средней части судна, образующими палубу В, — и увидел, что она покрыта кусками льда. Оттуда он поднялся на носовую надстройку, но нигде не увидел никаких повреждений. На обратном пути он заметил, что из люка, ведущего в трюм, вылезают кочегары с матросскими мешками, в которых они хранят свои личные вещи. Удивленный Питман спросил одного из них:

— Что случилось?

Ему ответили, что жилые матросские помещения затапливает. Все еще не верящий Питман заглянул в отверстие грузового люка № 1, расположенное на палубе в носовой части судна. Внизу клокотала вода.

С опозданием появился на палубе и пятый помощник капитана Лоу, которого ни столкновение, ни треск ломающегося о корпус судна льда, ни остановка машин не разбудили.

— Когда вы проснулись? — спросил Лоу в ходе расследования, проводившегося в Нью-Йорке, сенатор Смит.

— Не знаю, — ответил пятый помощник. — Меня разбудили голоса. Я подумал, что это несколько странно, и понял, что что-то случилось. Я выглянул и увидел вокруг много людей. Спешно оделся и вышел на палубу.

— Что вы обнаружили, придя туда? — продолжал Смит.

— Я увидел, что все пассажиры в спасательных жилетах, — сказал Лоу.

— В спасательных жилетах? — переспросил сенатор.

— Да, сэр. Я увидел также, что они готовы к посадке в спасательные шлюпки.

— И никто не пришел в каюту вас разбудить? — вновь недоверчиво спросил сенатор.

— Нет, сэр, — ответил Лоу. — Господин Боксхолл, четвертый помощник, утверждает, будто он сказал мне о том, что мы врезались в лед, но я не помню… Вероятно, он говорил это, когда я спал. Вы должны понять, мы не очень-то высыпаемся, а потому когда засыпаем, то спим как убитые.

— Итак, — продолжал спрашивать сенатор, — что же вы делали потом, придя на палубу и обнаружив, что судно тонет, и увидев все, что происходит?

— Прежде всего, я пошел за пистолетом, — признался Лоу.

— Зачем? — спросил удивленный сенатор.

— Но, сэр, человек никогда не знает, в какую минуту он ему может понадобиться, — пожал плечами Лоу.

— Хорошо, продолжайте, — сказал сенатор.

— Потом я вернулся и помогал всем вокруг. Перейдя на правый борт, начал спускать шлюпки.

В курительном салоне на палубе А, прямо под шлюпочной палубой, до позднего вечера — а была уже половина двенадцатого — развлекалось многочисленное общество. Мужчинам в вечерних костюмах явно не хотелось идти спать. За одним из столов адъютант президента Тафта майор Арчи Батт, известный знаток охотничьих собак Кларенс Мур, два дня назад купивший в Англии пятьдесят специально обученных для охоты на лисицу собак, двадцатисемилетний коллекционер редких изданий Гарри Уайднер и мультимиллионер Уильям Картер говорили о политике. Рядом играли в бридж три француза и американец Люсьен П. Смит, чуть поодаль играла в карты еще одна компания веселых молодых людей, среди них были Хью Вулнер и лейтенант шведского флота Х. Б. Стеффансон. Уютно устроившись в кресле, читал книгу молодой коммерсант большого торгового дома из американского города Сент-Луиса Спенсер В. Силверторн.

Неожиданно раздался скрипучий звук, сопровождаемый слабым толчком. Первым вскочил Силверторн и, сопровождаемый стюардом, через «пальмовый дворик» выбежал на палубу. Он еще успел заметить айсберг, возвышавшийся над шлюпочной палубой и скользивший вдоль правого борта. Обламывавшиеся куски льда падали в воду. Через две секунды айсберг скрылся в темноте за кормой судна. Из курительного салона через вращающиеся двери торопливо выходили другие пассажиры. Привлеченный криком Хью Вулнер успел заметить вздыбившуюся глыбу льда, уплывавшую назад и на мгновение мелькнувшую на фоне звездного неба. Мужчины еще с минуту стояли на палубе и гадали, что же, собственно, произошло. Но поскольку «Титаник» продолжал двигаться вперед, всей своей величавостью внушая доверие, и нигде не было видно никаких изменений или волнений, они, подгоняемые холодом, поспешили назад в теплый салон, к виски, сигарам и бриджу.

В носовой части палубы В ночное дежурство нес стюард Альфред Кроуфорд. Услышав по правому борту скрип, он обернулся и успел заметить «большой черный предмет», быстро скользивший вдоль борта. С минуту Кроуфорд пристально вглядывался в темноту, окружавшую судно, но айсберг уже скрылся из виду. Он медленно вернулся на свой пост, а в это время из кают уже начали выглядывать и выходить пассажиры, обеспокоенные странным звуком. Каюту В-47 занимали молодожены Бишоп из штата Мичиган. Миссис Элен уже спала, а Диккинсон Бишоп еще читал. Отложив книгу, он вышел на палубу, но ничего не увидел. Он вернулся в каюту, разбудил жену, они быстро оделись и вместе вышли на палубу, надеясь узнать, что же произошло. Прогуливаясь туда и обратно и жалуясь на неослабевающий холод, они наконец встретили стюарда Кроуфорда. Тот рассмеялся в ответ на их расспросы и сказал:

— Не надо ничего бояться. Мы всего лишь ударились о небольшой кусок льда и пошли дальше.

Бишопы ушли в каюту и снова разделись. Диккинсон продолжил чтение, но ненадолго. Его прервал стук в дверь. Открыв, он увидел перед собой Альберта А. Стьюарта, пышущего энергией пожилого мужчину, владельца значительной доли всемирно известного цирка «Барнум энд Бейли». Тот сказал:

— Пойдемте, вы хоть развлечетесь!

Обещанное развлечение ожидало их на межнадстроечной открытой части палубы С, на которую с айсберга, чиркнувшего о борт судна, упало множество осколков льда. Поскольку эта часть палубы была местом отдыха пассажиров III класса, те из них, кто вышли посмотреть, что произошло, весело перекрикиваясь, начали играть большими кусками льда в футбол или кидать ими друг в друга.

Семнадцатилетний Джек Тэйер только что пожелал доброй ночи своим родителям, с которыми делил апартаменты миллионеров на палубе В. Переодеваясь в пижаму, он неожиданно заметил, что свежий и пахнувший морем ветер перестал задувать в полуоткрытое окно. Вероятно, судно замедлило ход или остановилось. Любопытство не давало юноше покоя. Сказав родителям, что пойдет посмотреть «на эту штуку», молодой Тэйер набросил поверх пижамы теплое пальто и вышел на палубу. К его огорчению, ничего интересного увидеть не удалось. «Титаник» неподвижно стоял на маслянисто-гладкой водной поверхности, и юный Тэйер тщетно пытался выяснить, в чем же причина остановки. Вместе с ним были и несколько других пассажиров I и II классов, тоже покинувших свои теплые каюты. Через минуту они уже дрожали от холода и один за другим стали возвращаться назад, в свое уютное жилище. Большинство из тех, кому не хотелось выходить на холод, собрались в прекрасном холле палубы А, над которым возвышался стеклянный купол и где показывали время роскошные часы, украшенные бронзовыми фигурами Чести и Славы. Вряд ли кто из присутствовавших предполагал, что они неумолимо отсчитывают время, оставшееся жить самому большому судну в мире и многим из его пассажиров. Наоборот, все были убеждены и какое-то время их еще в этом уверяли, что оснований для беспокойства нет.

— Не пройдет и двух часов, как мы вновь двинемся в путь, — успокаивал один из стюардов пассажира I класса Джорджа Хардера.

— Похоже, мы повредили винт, ну что ж, будет больше времени для бриджа, — весело заключил Говард Б. Кейс, директор лондонского филиала нефтяной компании «Вакуум ойл», обращаясь к своему знакомому, нью-йоркскому юристу Фредерику К. Сьюарду.

Некоторые пассажиры были информированы лучше, но даже они не считали ситуацию серьезной, поскольку об истинном положении дел им до сих пор никто ничего не сказал. Так, мультимиллионер Джон Джейкоб Астор, вернувшись в свои роскошные апартаменты, спокойно объяснил молодой жене, что судно наскочило на айсберг, но ничего страшного нет. И пассажир II класса Харви Коллир, придя в каюту, сообщил жене, что «Титаник» столкнулся с большим айсбергом, но, как заверил его один из офицеров, опасность им не грозит. Сонная миссис Коллир только спросила, обеспокоены ли другие пассажиры, и, услышав, что нет, успокоилась и вновь уснула. Некоторые именитые пассажиры I класса даже не вышли из своих роскошных кают, а ощутив слабый толчок и заметив остановку судна, вызвали стюардов. Супруге сталелитейного магната Артура Райерсона стюард объяснил:

— Поговаривают об айсберге, мадам. А остановились мы, чтобы не наскочить на него.

Это было замечательное объяснение! Мадам Райерсон с минуту колебалась, разбудить ли ей мужа. Несмотря на максимум удобств, предоставляемых «Титаником», он не очень хорошо переносил плавание и впервые за весь рейс уснул. Она решила пока его не беспокоить.

Среди пассажиров I класса был и известный английский журналист Уильям Т. Стид, бывший издатель влиятельных лондонских журналов «Пэлл-мэлл газетт» и «Ревью оф ревьюз». Когда этот человек находился на вершине славы, к его голосу внимательно прислушивались как правительство, так и общественность, его позиция определила ряд очень серьезных и далеко идущих решений. Сейчас, в свои шестьдесят четыре года, он увлекался спиритизмом, некоторые считали его шарлатаном, другие — гением, но как бы то ни было, он был интереснейшим собеседником и не пропускал ни одной дискуссии в курительном салоне. На «Титанике» он плыл в Соединенные Штаты по личному приглашению президента Тафта и собирался сделать доклад на конференции в защиту мира, назначенной в нью-йоркском Карнеги-холле на 21 апреля. Он вышел на палубу позже других.

— Что говорят, какие трудности?

— Айсберги, — коротко объяснил ему стоявший неподалеку американский художник Фрэнсис Миллет, друг майора Батта.

Стид пожал плечами:

— Подумаешь, ничего серьезного. Пойду-ка я назад в каюту читать.

На кормовом мостике палубы В нес вахту еще один рулевой «Титаника» — Джордж Томас Роу, бывший унтер-офицер военно-морского флота. Когда судно находилось в море, этот мостик, расположенный поперек 32-метровой палубы кормовой надстройки, служившей днем прогулочной палубой для пассажиров III класса, был весьма спокойным местом. Основные обязанности вахтенного заключались здесь в обеспечении связи с ходовым мостиком при швартовке или выходе в море. На этой пустынной части палубы ночные часы тянулись особенно долго. Вокруг было тихо и спокойно, только звезды над головой, черный безбрежный океан и пронизывающий холод. Вдруг Роу услышал слабый скрип и тут же отметил сбой в до сих пор размеренном ритме работы судовых машин. Позднее он говорил, что это напомнило ему ситуацию, когда судно уверенно идет к причалу. Он посмотрел на часы — до полуночи оставалось еще двадцать минут. Через несколько секунд из черноты по правому борту показался объект, который Роу в первое мгновение принял за парусник, идущий под всеми парусами. Однако приглядевшись, он понял, что это айсберг, возвышающийся над водной поверхностью более чем на тридцать метров, причем он был так близко от борта судна, что почти касался его. В следующую секунду он исчез за кормой.

Хотя полночь была уже близко, в курительном салоне II класса на палубе В было так же оживленно, как и в курительном салоне I класса на палубе А. За двумя столами играли в карты, несколько человек наблюдали за игрой, тут и там разместились компании, увлеченные разговором. Легкому толчку при столкновении судна с айсбергом все это общество вряд ли придало значение. Когда один из присутствовавших вдруг увидел в иллюминатор айсберг, возвышающийся над палубой, он тут же сообщил об этом остальным. Несколько секунд все смотрели на ледяную глыбу, прежде чем она исчезла из виду, затем попросили стюарда Джеймса Уиттера сходить узнать, что случилось, а сами спокойно продолжили свои развлечения.

В столовой для команды, расположенной по левому борту в носовой части палубы С, сидели и отдыхали Эдвард Булли, Фрэнк Осман, У. Брайс, Фрэнк Эванс и еще несколько человек. Час был поздний, и работы у них было немного. Поэтому они сидели, покуривали, беседовали, кто-то читал. Вдруг до них донеслись три удара колокола из «вороньего гнезда», расположенного прямо над столовой. В следующее мгновение Булли услышал слабый скрип, будто что-то потерлось о корпус судна. Брайсу показалось, что судно качнулось. Фрэнк Осман и еще двое матросов выбежали на межнадстроечную палубу и увидели, что она покрыта осколками льда. Минуту они постояли, осматриваясь, а потом вернулись в столовую. Один из них принес большой кусок льда и показал его остальным.

В каюте С-116 пассажиры I класса супруги Стенджел уже спали. Мистеру Стенджелу снился какой-то сон, он ворочался и стонал. Позднее он рассказывал:

— Жена говорила мне: «Проснись, тебе что-то снится!» Я проснулся и сразу почувствовал слабый толчок. Я не придал этому значения, пока не услышал, что машины остановились. Тут я сказал: «Что-то серьезное, что-то не в порядке. Пойду наверх на палубу, посмотрю».

На той же палубе каюту С-51 занимал полковник Арчибальд Грейси. Его разбудили толчок и скрипучий звук, донесшийся спереди, с правого борта судна. Полковнику тут же пришло в голову, что могло произойти столкновение, возможно, с каким-то другим судном. Он вскочил с постели, зажег свет и посмотрел на часы, лежавшие на ночном столике. Вчера он сверял их с судовыми часами. Теперь они показывали полночь, значит, точное судовое время должно быть 23 часа 45 минут. Грейси открыл дверь каюты, посмотрел в коридор — никого. С минуту все было тихо, а потом послышалось сильное шипение стравливаемого пара. Хотя полковник чутко вслушивался, он совершенно не слышал, чтобы работали судовые машины. Без сомнения, что-то случилось, раз судно остановилось и стравливает пар. Он снял пижаму, переоделся в спортивный костюм, вышел из каюты и поднялся по лестнице на две палубы выше, на шлюпочную палубу. Она была пуста, только с озабоченным видом прохаживался молодой Джек Тэйер, пытавшийся разузнать что-то более достоверное. Оба напрасно напрягали зрение, вглядываясь в темноту, но так и не увидели, на что же мог наскочить «Титаник». Ни судна, ни чего-либо другого. Полковнику даже в голову не пришло, что это мог быть айсберг. Мучимый неизвестностью, он решил обойти всю палубу. Грейси направился в носовую часть к каютам офицеров, полагая, что если произошло столкновение, то он увидит кого-то из них на палубе. Но там тоже никого не было, и не у кого было спросить, что собственно, произошло.

Шлюпочная палуба «Титаника»

С безлюдной шлюпочной палубы Грейси спустился на левую сторону палубы А, защищенную большими стеклянными окнами, и снова всмотрелся в неподвижную морскую гладь. Безрезультатно. Затем начал спускаться еще ниже и неожиданно столкнулся с Дж. Брюсом Исмеем, торопившимся наверх в сопровождении одного из членов команды. Исмей так ушел в себя, что не заметил полковника. Они даже не поздоровались. Грейси взглянул на сосредоточенное лицо генерального директора в надежде прочесть по нему, насколько серьезным может быть случившееся. Ему показалось, что Исмей старается владеть собой и не выдавать беспокойства.

Полковник спустился до конца лестницы и увидел группу пассажиров, оживленно обсуждавших происходящее. Среди них он нашел своего нью-йоркского приятеля Клинча Смита и только от него узнал, что «Титаник» наскочил на айсберг. Смит разжал пальцы и показал на ладони кусок льда величиной с карманные часы. С серьезным видом он спросил Грейси, не хочет ли тот отвезти ледышку домой в качестве сувенира. Пока они так стояли, информация все прибывала. Кто-то рассказал, что в момент столкновения был в курительном салоне, тут же выбежал на палубу и увидел айсберг, возвышавшийся над палубой А почти на двадцать метров. Если показавшееся было правдой, значит, надводная часть айсберга должна была составлять примерно тридцать метров. Другие говорили о том, что служащие почтового отсека работают почти по пояс в воде, чтобы спасти вверенную им почту.

И тут полковник и Клинч Смит заметили, что палуба слегка наклонилась. Свое открытие они оставили при себе, чтобы не вызывать преждевременного волнения, особенно учитывая присутствие женщин, которые тоже начали выходить из кают. В этот момент оба поняли, что авария, по всей вероятности, очень серьезная. Они быстро договорились, что пойдут в каюты собрать вещи на случай, если придется спешно пересаживаться на другое судно, и встретятся на палубе. Собрав вещи (получился багаж в три больших места), полковник надел длинное теплое зимнее пальто и вернулся на палубу. Там его опасения подтвердились, когда он увидел, что пассажиры с помощью стюардов надевают спасательные жилеты. Стюард Каллен, обслуживавший каюту полковника, потребовал, чтобы тот немедленно принес жилет. Грейси не противился.

Резкий холодный воздух со странным запахом, будто он шел из ледяной пещеры, проник в каюту на палубе С, которую занимала молодая американка Элизабет У. Шют. Она вспомнила, что похожий запах был в пещере на эйгерском леднике. Воспоминание было таким явственным, что она не могла заснуть и лежала с открытыми глазами до тех пор, пока холод в каюте не заставил ее встать и включить обогреватель. От него шло приятное тепло, и вскоре в каюте стало очень уютно. Но Шют все равно не могла уснуть, как будто чего-то ждала. Ей не было страшно, она любила плавать на больших судах, но на сей раз ледяной воздух вызывал беспокойство.

Неожиданно она почувствовала странную и все усиливающуюся вибрацию, шедшую снизу, от пола. Удивленная, она вскочила с постели. Но потом вера в огромное, совершенное судно пересилила, и Элизабет, преодолев беспокойство, снова легла. Через минуту раздался стук в дверь, и она услышала голос приятельницы:

— Идите скорее к нам в каюту, мы видели за окном айсберг, и я уверена, что мы обо что-то ударились.

Шют набросила халат и отправилась в соседнюю каюту, которую занимали миссис Грэхем и ее дочь Маргарет. Когда она шла по коридору, нигде не было заметно ни волнения, ни суеты, только из полуоткрытых дверей некоторых кают выглядывали пассажиры и спрашивали, что случилось. Пришла стюардесса, но она тоже ничего не знала. Миссис Грэхем, уже одетая, успокаивала дочь, которая была очень напугана. В этот момент и Элизабет Шют почувствовала странную тревогу. Она попыталась размышлять здраво, чтобы подавить неприятное чувство: почему надо бояться и спешно одеваться, если нет ни малейшего признака опасности? Увидев проходившего мимо каюты офицера, она спросила его:

— Что-то случилось? Нам грозит какая-то опасность?

— Насколько мне известно, нет, — ответил он учтивым и спокойным голосом.

Затем офицер вошел в каюту, расположенную дальше по коридору, и мисс Шют, уже недоверчиво и внимательно прислушивавшаяся к каждому звуку, отчетливо услышала, как он сказал кому-то:

— Еще какое-то время мы продержимся.

И тут ее охватил ужас. Через минуту пришла стюардесса и помогла им надеть спасательные жилеты. У мисс Шют даже не было времени как следует одеться: юбка, пальто и тапочки — вот все, что на ней оказалось.

Три женщины, сопровождаемые строительным магнатом У. А. Роублингом, прошли на шлюпочную палубу через «пальмовый дворик», где еще два часа назад слушали музыку. Тогда они чувствовали себя в полной безопасности, да и как могло быть иначе на таком прекрасном и большом судне. Мужчины и дамы, счастливые и улыбающиеся, прогуливались вверх и вниз по широкой лестнице, играла музыка, всюду царили довольство и покой. Как же все изменилось теперь! Ни одной веселой компании, лишь по обеим сторонам лестницы неподвижно, с суровыми лицами стояли стюарды в белых спасательных жилетах, похожие на призраков, а вокруг только бледные испуганные пассажиры.

На палубе D в кормовой части судна, рядом с салоном II класса каюту D-56 занимал англичанин, учитель Лоренс Бизли. Каюта была двухместной, и койки в ней располагались одна над другой, но, поскольку в первом плавании «Титаника» были заняты не все места, Бизли один занимал всю каюту. Он был страстным любителем книг и в этот воскресный вечер читал до глубокой ночи. В тишине, лишь изредка нарушаемой приглушенными шагами и голосами стюардов или стуком дверей, закрываемых за кем-то из поздно вернувшихся пассажиров, Бизли отчетливо ощущал легкое дрожание пружин в матраце и ритмичную работу судовых машин. Внезапно ему показалось, что матрац, на котором он сидел с книгой в руках, качнулся и что-то изменилось в работе машин. Через мгновение это повторилось. И больше ничего — ни толчка, ни тревожного звука. Сначала Бизли подумал, что «Титаник» увеличил ход и это усилило вибрацию, а потому вернулся к чтению. Но вскоре Бизли вновь отложил книгу. Он понял, что монотонная вибрация, которая за четыре дня плавания стала неотъемлемой частью жизни на судне, прекратилась. Это означало, что машины остановились. В первые минуты любой пассажир, заметивший такое изменение, искал свои объяснения, ведь о действительном положении дел никто ничего не знал. Бизли, и не только ему, пришла в голову мысль, что «Титаник» лишился лопасти одного из своих винтов. Сообразительный учитель рассуждал логически: при потере лопасти вал винта испытывает меньшую нагрузку и начинает вращаться быстрее. Это было то первое изменение, на которое он обратил внимание. И лишь после этого заметил, что остановились машины.

Бизли стало ясно — что-то случилось, что-то нарушило нормальное движение. Он соскочил с постели, набросил халат, надел туфли и вышел из каюты в холл, прилегавший к салону. Там он увидел стюарда, который, опершись о перила лестницы, видимо, ожидал, когда опустеет курительный салон палубой выше, чтобы потушить свет.

—  Почему мы остановились? — спросил Бизли.

— Не знаю, сэр, — ответил стюард, — думаю, что ничего серьезного.

— Ну, ладно, — сказал Бизли, — пойду на палубу, посмотрю, что там происходит.

И направился к лестнице. Когда он проходил мимо стюарда, тот весело на него посмотрел и заметил:

— Конечно, сэр, только там очень холодно.

Бизли понял, что стюард расценил его решение покинуть уютную каюту как напрасное, более того, даже смешное — обходить судно в халате. Но, с другой стороны, это было его первое плавание, и ему все было интересно. И остановка судна посреди океана, и возможное повреждение винта — это были события, которые он не мог пропустить.

Бизли поднялся по лестнице наверх, открыл дверь, ведущую на шлюпочную палубу, и в тот же миг содрогнулся от порыва ледяного ветра. Он перешел на правый борт и осмотрелся. Вокруг судна простиралась гладкая темная поверхность воды. Насколько хватало глаз, ничего не было видно. На всей шлюпочной палубе Бизли увидел только двух или трех мужчин. С одним из них, инженером из Шотландии, он разговорился. Они быстро сошлись на том, что обоих выгнало из кают желание понять причину, почему машины «Титаника» вдруг остановились. Поскольку было ясно, что на пустой шлюпочной палубе они ничего не узнают, они спустились на палубу В и через окна курительного салона II класса увидели за карточными столами многочисленное общество. Они вошли внутрь и спросили, не знает ли кто-нибудь, что произошло. Им сказали, что в салоне отметили слабый толчок и видели айсберг, который прошел справа, но это никого не взволновало. На вопрос Бизли, какой высоты был айсберг, кто-то ответил — тридцать пять, другой — двадцать метров, а инженер-машиностроитель, направлявшийся в Америку, чтобы предложить там свое изобретение — новый тип карбюратора для автомобиля, — заявил:

— Мне не привыкать определять размеры, и я бы сказал, что его высота была где-то между двадцатью пятью и тридцатью метрами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.