ГЛАВА 7. КАК РЕЙХСМАРШАЛ ГЕРИНГ И НАРКОМ КУЗНЕЦОВ ЗАМИНИРОВАЛИ ПОДХОДЫ К СЕВАСТОПОЛЮ

ГЛАВА 7. КАК РЕЙХСМАРШАЛ ГЕРИНГ И НАРКОМ КУЗНЕЦОВ ЗАМИНИРОВАЛИ ПОДХОДЫ К СЕВАСТОПОЛЮ

Как мы уже знаем, в первые дни войны единственным враждебным действием немцев была попытка минирования подступов к главной базе Черноморского флота. Для минных постановок немцы использовали бомбардировщики Ю-88 и Хе-111. Каждый самолет брал по две мины и сбрасывал их на парашютах с высоты 800—1000 м, а также и без парашютов — с высоты от 30 до 100 м Было замечено, что мины, падавшие в море на глубинах менее 8 м, взрывались.

Германские неконтактные мины ставились на глубинах от 12 до 40 м Правда, по некоторым данным отдельные мины ставились на глубину 50 м То есть можно было спокойно ходить на глубинах более 40–50 м

Всего с 22 июня 1941 г. по 1 июля 1942 г. немцы поставили на подходах к Севастополю и в его бухтах 131 магнитную и акустическую мину. Все мины были поставлены с самолетов.

За весь период обороны Севастополя не было обнаружено ни одной якорной мины противника.

На германских минах в первые дни войны подорвался эсминец «Быстрый» (1 июля затонул, а 13 июля поднят и отбуксирован на понтонах в Западный док), а также два вспомогательных судна, В числе последних был буксир СП-12 (22 июня) и 25-тонный плавучий кран (24 июня),

Подходы к Севастополю охранялись силами Охраны водного района (ОВР). В первые дни войны в составе сил ОВР находились: 1-й и 2-й дивизионы больших тральщиков типа «Трал» — 13 единиц; 3-й дивизион мобилизованных тральщиков типа «Земляк» — 5; отряд минных заградителей «Островский» и «Дроб», 1-й и 2-й дивизионы сторожевых катеров типа МО-4—25, 3-й дивизион сторожевых катеров разного типа — 14; 9-й и 12-й дивизионы катерных тральщиков — 25 единиц.

Охрана рейда главной базы включала 3 буксира, 4 рейдовых катера, 2 бронекатера, сетевую баржу, плавбатарею № 3 и гидроакустическую станцию.

В оперативном подчинении ОВРу находились 2-й отдельный артиллерийский дивизион с четырьмя противокатерными батареями, дивизион торпедных катеров (12 единиц) и три летающие лодки МБР-2.

С ноября 1941 г. на постоянное базирование в Севастополе были оставлены один большой тральщик, а из трех дивизионов сторожевых катеров — 18–20 катеров, и состав их постоянно менялся, поскольку они все время участвовали в конвоировании транспортов.

Таким образом, к началу обороны Севастополя на него базировалось около 60 плавсредств ОВРа, База ОВРа находилась в Стрелецкой бухте, где стояли сторожевые катера и катера-тральщики, в Южной бухте стояли большие тральщики, а в Карантинной бухте — торпедные катера.

Поскольку тогда у нас активные средства борьбы с донными магнитными минами отсутствовали, штаб ОВР предложил использовать для траления железную баржу. Чтобы увеличить магнитное поле, ее загрузили металлом, а для буксировки использовали катерные тральщики 12-го дивизиона с деревянными корпусами.

Борьба с итальянскими подводными лодками подсказала новые средства борьбы с германскими минами. 26 июля три сторожевых катера атаковали глубинными бомбами очередную вражескую субмарину. «За кормой раздались глухие взрывы, над поверхностью воды поднимались высокие фонтаны. А когда сбросили последнюю серию бомб, за обычными тремя фонтанами неожиданно взметнулся над морем четвертый, значительно большей силы.

Место четвертого взрыва достаточно точно определил и зафиксировал на кальке помощник командира катера лейтенант B.C. Чаленко. Уже в базе капитан-лейтенант Дзевялтовский, наложив кальку на карту минной обстановки, увидел, что четвертый взрыв совпал с местом, где ранее был запеленгован спуск немецкой мины. Стало ясно, что эта мина сдетонировала от глубинных бомб и взорвалась.

О подрыве мин глубинными бомбами позже докладывали командир МО-072 лейтенант В.А. Чешов и командир МО-052 лейтенант В.В. Селифанов….

Убедившись в эффективности такого способа борьбы с минной опасностью, командование Черноморского флота стало активно использовать глубинные бомбы для уничтожения донных мин. За всю оборону Севастополя на эти цели было израсходовано более полутора тысяч больших и малых глубинных бомб. Этот способ широко применяли и в других наших ВМБ»[49].

Вскоре наши минеры разгадали секрет германских магнитных мин. «На основании полученных данных инженер Б.Т. Лишневский сконструировал баржевый электромагнитный трал (БЭМТ), который построили в короткий срок. Была выработана методика траления.

Оно осуществлялось путем буксировки БЭМТ катерным тральщиком с деревянным корпусом на пеньковом тросе длиной 200–250 метров. По корме трала на расстоянии 180–200 метров от него буксировалась деревянная шхуна с питающим обмотку трала агрегатом Траление проводилось на глубинах от 15 до 50 метров. На глубинах менее 15 метров применялся плотиковый трал, действовавший по тому же принципу, что и баржевый. Его буксировал катерный тральщик, который одновременно служил и питательной станцией. Скорость траления не превышала 2–3 узлов.

Впервые трал-баржа вышла на боевое траление 7 июля 1941 года. На ее борту находился конструктор Лишневский. Уже 9 июля была подорвана германская донная неконтактная мина»[50].

Итак, активная противоминная оборона подходов к главной базе проводилась тралением магнитно-акустическим тралом, контрвзрывами, маневрированием малых охотников с переменной скоростью с целью подрыва акустических и магнитно-акустических мин.

Кораблями ОРВа из 130 сброшенных противником мин было уничтожено трал-баржой — 17, глубинными бомбами — 11, от шумов гребных винтов малых охотников — 8, от подрывов фугасов на грунте — 8, поднято и разоружено — 3 мины. Таким образом, всего было уничтожено 69 мин.

Как видим, затея немцев с минированием подступов к главной базе Черноморского флота полностью провалилась. Тем не менее напуганный германскими минами Октябрьский 22 июня отдал приказ, согласно которому «все находившиеся в строю подводные лодки 2-й бригады и штаб 7-го дивизиона перешли из Севастополя в Балаклаву. До этого она не рассматривалась как возможная база, даже в порядке изучения своего побережья не посещалась подводными лодками с 1935 г.

В начале июля 3-й и 4-й дивизионы "щук" были перебазированы в Феодосию. Была попытка базировать лодки в бухте Ак-Мечеть, но, не обеспеченная прикрытием от ударов авиации противника, она оказалась неудачной: выведенные туда из Севастополя 12 августа боевые подводные лодки М-3 5, М-3 6 и достраиваемые М-111, М-112 и М-113 с плавбазой "Эльбрус" в первый же день стоянки подверглись налету самолетов противника и были возвращены в Севастополь»[51].

Увы, что не удалось Герингу и его асам, сделал нарком Кузнецов. Утром 22 июня он приказал Военному совету Черноморского флота произвести постановку оборонительных минных заграждений. Через несколько минут корабли Черноморского флота получили приказ начать минные постановки у всех наших военно-морских баз. Причем мины ставились по плану, утвержденному в первой половине 1941 г.

Утром 23 июня крейсера «Коминтерн», «Красный Кавказ» и «Червона Украина», минный заградитель «Островский», лидер «Харьков» и 4 новых эсминца — «Бойкий», «Безупречный», «Беспощадный» и «Смышленый» — начали ставить минные заграждения у берегов Севастополя. Всего было поставлено 609 мин и 185 минных защитников. Минные постановки в районе главной базы Черноморского флота продолжались и в дальнейшем. На следующий день крейсера «Красный Кавказ» и «Червона Украина», лидер «Харьков» и два эсминца продолжили постановку минного заграждения. Было выставлено 330 мин и 141 минный защитник.

Как писал А.В. Платонов: «Выполняя распоряжения командования ВМФ, Черноморский флот в период с 23 июня по 21 июля 1941 г. поставил в районе Севастополя, Одессы, Керченского пролива, Новороссийска, Туапсе, Батуми и озера Устричное 7300 мин и 1378 минных защитников, что составило, соответственно, 61 % и 50 % всего наличного минного запаса,

Минные заграждения ставились как в дневное, так и в ночное время боевыми кораблями и переоборудованным под минный заградитель транспортом "Островский". Боевое обеспечение минных постановок включало ведение воздушной разведки, несение дозоров надводными кораблями и подводными лодками, поиск подводных лодок противника в районах минных постановок самолетами-разведчиками и сторожевыми катерами. Оперативное прикрытие возлагалось на корабли эскадры, находившиеся в Севастополе в трехчасовой готовности к выходу в море, и дежурившую на аэродромах авиацию»[52].

То есть все делалось по планам, которые разрабатывались в течение 20 лет! Разница была лишь в одном — итальянский флот, которого ждала наша эскадра «в трехчасовой готовности», оказался виртуальным

Следует заметить, что директива наркома предписывала выставить минные заграждения в районе Севастополя немедленно, а в районах Одессы, Керчи, Новороссийска, Туапсе, Поти и Батуми — по усмотрению командующего флотом[53].

И еще, по утверждению Платонова, «минные заграждения ставились как в дневное, так и в ночное время», что противоречит данным К.И. Воронина: «Все минные постановки производились скрытно, в ночное время, и противник их не обнаружил»[54].

Надо ли говорить, что точность постановки мин днем и ночью в условиях светомаскировки, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Ниже мы узнаем, во что обошлась нашим кораблям подобная неточность.

Понятно, что уже в ближайшие недели начались подрывы наших кораблей на собственных минах. Так, 30 июня паровая шаланда «Днепр» вышла из Севастополя и взорвалась на мине. Шаланда направлялась в Николаев для переоборудования в сторожевой корабль. (Сх. 3)

Схема 3. Подходные военные фарватеры через минные заграждения в период обороны Севастополя 1941–1942 гг.

19 июля в 7 ч 47 мин в 14,5 км южнее Керчи у мыса Панагия на минном поле подорвался и затонул транспорт «Кола» вместимостью 2654 брт. Транспорт «Кола» вышел из Новороссийска в Феодосию вместе с транспортом «Новороссийск», шедшим головным с лоцманом на борту. «Кола» в темноте отстал, потерял из виду «Новороссийск» и, опасаясь подводных лодок, на рассвете стал прижиматься к берегу, вышел на наше минное заграждение и подорвался.

На следующий день примерно в том же районе, у мыса Кыз-Аул в 9 милях от берега в 5 ч 57 мин транспорт «Десна» водоизмещением 6160 т (грузоподъемностью 2926 брт) подорвался на нашей мине. При спасении людей с «Десны» погиб на мине морской охотник СКА-043.

Еще через день, 21 июля в 12 ч 10 мин недалеко от Железного порта (район Николаева) «взорвалась и затонула на нашем минном поле шедшая с грузом зерна парусномоторная шхуна "Ленин". Погибло три и спасено два человека. Самолет МБР-2, прилетевший спасать людей, при посадке разбился. Экипаж был подобран»[55]. Позже шхуна «Ленин» была поднята немцами и введена в состав их транспортной флотилии.

Через два дня, 23 июля, шхуна «Дзыпша», следовавшая без лоцмана в Керченском проливе, сошла с фарватера, подорвалась на нашем минном заграждении и затонула.

27 июля в 19 ч 09 мин из Севастополя вышел конвой в составе транспортов «Ленин», «Ворошилов» и «Грузия». Охранял их всего лишь один сторожевой катер СКА-026.

Магнитные компасы, забортный лаг и электролаг на «Ленине» не были выверены. Свежий ветер вызывал дрейф судна, течение за мысом Фиолент из-за своей переменчивости затрудняло определение курса, В результате судно оказалось на краю фарватера у нашего минного заграждения. В 23 ч 20 мин пароход потряс сильный взрыв в районе между трюмами № 1 и № 2. Через 10 минут все было кончено. Судно затонуло на глубине 94 м

На грузопассажирском пароходе «Ленин» (бывший «Симбирск») вместимостью 2713 брт по официальным данным находилось 700 призывников, 458 эвакуированных и 92 члена команды. Кроме того, на борту было около 400 тонн цветного металла в слитках и активы одесского госбанка. Однако на самом деле на «Ленине» находилось гораздо больше людей. По официальным данным погибло 650 человек, по неофициальным — от 2000 до 2500 человек.

Из дневника адмирала Октябрьского: «Принял у себя на БФКП [флагманский командный пункт] капитана парохода "Ленин" тов. Борисенко и нашего военного лоцмана тов. Свистуна. Оба остались живы после этой ужасной катастрофы. Очень много погибло женщин, стариков и детей. А сколько? Капитан не знал, сколько у него на борту было людей. Это непостижимо, но это так. Будут уточнять в Одессе…

31 июля

Наконец, кое-что уточнили в связи с походом из Одессы на Кавказ парохода "Ленин". Все шло по линии гражданской и Морфлота. Пароход "Ленин" взял на борт около (точно никто не знает) 1250 пассажиров и 350 тонн груза (цветные металлы в слитках). На борт прибыл наш военно-морской лоцман тов. Свистун, и пароход "Ленин" вышел из Одессы».

15 августа в открытом море в 150 км к югу от Тендры погиб на собственной мине буксир «Снег».

22 сентября в 5 ч 55 мин на нашем минном заграждении у Новороссийска подорвался транспорт «Крым» вместимостью 4867 брт. Погибли два человека. В 14 часов транспорт был отбуксирован в Новороссийский порт.

30 сентября эсминец «Совершенный», проходивший ходовые испытания на Херсонесской мерной миле, подорвался на нашем минном заграждении и получил пробоину в правом борту площадью 30 кв. м Были затоплены 1-е и 2-е котельные и 1-е машинное отделения. Эсминец отбуксировали в Севастополь, где позже он был добит германской авиацией.

27 октября на переходе Керчь — Новороссийск погиб на своей мине катер-тральщик № 536 «Серов».

9 ноября в 18 ч 20 мин транспорт «Десна» вместимостью 2920 брт, следуя по фарватеру, подорвался на своей мине и затонул.

17 ноября ледокол «Макаров» погиб на собственной мине недалеко от мыса Фиолент.

11 декабря в 14 ч 20 мин танкер «Апшерон», шедший из Туапсе в Севастополь с 5000 т мазута по фарватеру № 3, подорвался на советской плавающей мине (немцы ставили лишь донные мины) и в 16 часов затонул

Новый, 1942 год начался с новых потерь на своих минах. 8 января 1942 г. при перевозке войск из Новороссийска в Феодосию на своей мине в районе Мысхако подорвался эсминец «Способный». Носовая часть корабля по 41-й шпангоут была оторвана. Погибли 84 десантника и 20 человек команды. Эсминец «Железняков» с трудом отбуксировал «Способный» в Новороссийск Ремонт эсминца затянулся почти на полтора года. В строй «Способный» вошел лишь в середине мая 1943 г.

Транспорт «Коммунист» вместимостью 1940 брт вышел из Новороссийска 19 февраля и должен был прийти в Севастополь 23 февраля, но бесследно исчез. Через несколько дней транспорт «Восток», следуя в Севастополь, встретил шлюпку с двумя обледеневшими трупами членов экипажа транспорта «Коммунист».

Еще более страшная трагедия произошла 1 марта — транспорт «Чапаев» водоизмещением 5000 т в 7 ч 13 мин налетел на минное заграждение и затонул Погибли 120 бойцов пополнения, десять 37-мм зенитных автоматов, 1000 т боеприпасов и 240 лошадей.

Нарком Кузнецов пришел в ярость и 3 марта указал Военному совету Черноморского флота на гибель большого количества транспортов по причине плохой организации их переходов. «Последняя гибель транспортов "Коммунист" и " Чапаев", — указывал нарком, — свидетельствует о том, что Военный совет флота не обеспечил должного порядка и безопасности перевозок на своих коммуникациях при господстве нашего флота на Черном море. Народный Комиссар обратил внимание Военного совета на то, что плохая организация защиты своих коммуникаций продолжает оставаться неизменной, и приказал в кратчайший срок навести порядок Предлагалось обратить особое внимание на проверку кадров военных лоцманов»[56].

Как всегда, у нас виноват стрелочник. И опять расстреляли несколько лоцманов, а боевые корабли и транспорты продолжали гибнуть на своих же минах.

Уже через три дня после грозного приказа наркома Кузнецова, 6 марта, эсминец «Смышленый» подорвался на нашем минном заграждении (ш = 45°01?5?; д = 36°46?) — В результате взрыва было затоплено 1-е машинное отделение, и командир приказал стать на якорь. После прибытия в район стоянки эсминца лидеров «Ташкент» и «Харьков» он снялся с якоря и в сопровождении лидеров своим ходом пошел в Новороссийск Во время перехода на корабле затопило 2-е и 3-е котельные отделения. Эсминец потерял ход. Сильные волны не позволили взять его буксир, и эсминец начало заливать. 7 марта в 8 ч 07 мин в точке с координатами ш = 44°43? и д = 36°45? он затонул Когда корпус эсминца погрузился в воду, взорвались глубинные бомбы. От динамического удара погибли почти все члены команды, покинувшей корабль. «Ташкент» и «Харьков» подняли из воды лишь двоих человек

Список потерь от собственных оборонительных заграждений может занять не одну страницу. На них гибли корабли и спустя несколько лет после окончания войны. Но зато на этих заграждениях не подорвался ни один корабль противника, по крайней мере, до занятия соответствующих портов германскими войсками.

Наши оборонительные минные заграждения под Севастополем приводили к напрасным потерям наших боевых кораблей и транспортных судов от авиации и артиллерии противника. Не только быстроходные эсминцы и крейсера, но и тихоходные транспорты осенью 1941 г. — весной 1942 г. могли в темное время суток пройти большую часть пути от Новороссийска и войти затемно в Севастопольскую бухту. Замечу, что германская авиация в то время на Черном море ночью не могла вести атаки наших кораблей. Но, увы, из-за мин нашим кораблям приходилось вставать на подходах к севастопольским минным заграждениям на якорь и ждать рассвета, а затем идти за тральщиками, высланными из Севастополя, с черепашьей скоростью по узкому фарватеру под огнем германской дальнобойной артиллерии и под вой германских пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Надо ли говорить, что все фарватеры были хорошо известны вражеским летчикам и артиллеристам

28 ноября 1941 г. в 22 ч 00 мин крейсер «Красный Кавказ», шедший в Севастополь с грузом боеприпасов и маршевым пополнением, «из-за плохой видимости и штормовой погоды не мог пройти фарватером через минное заграждение в районе Севастополя и вследствие ограниченного запаса топлива был возвращен в Новороссийск»[57].

Крейсер «Коминтерн» 2 января 1942 г. в 6 ч 25 мин закончил выгрузку десанта в Феодосийском порту и немедленно отправился в Новороссийск. Однако из-за боязни плавающих мин (своих) в районе Феодосии, а затем у Новороссийска он дошел до пункта назначения лишь в 3 января в 13 ч 40 мин, то есть двигался с черепашьей скоростью 3,5 узла.

23 января в 12 ч 25 мин крейсер «Коминтерн» вышел из порта Новороссийск в Севастополь, «приняв на борт полк морской пехоты, 132 тонны авиационных бомб и реактивных снарядов… Боезапас был размещен в демонтированном котельном отделении и в жилых помещениях под верхней палубой. Начиненный таким большим количеством боеприпасов корабль представлял собой пороховую бочку. При попадании авиационной бомбы, торпеды или подрыва на мине ему грозила смертельная опасность…

В районе Севастополя шел снег, видимость измерялась десятками метров. В таких условиях ограждение единственного входного фарватера в Севастополь через выставленное в начале войны оборонительное минное заграждение не обеспечивало безопасного плавания. Вот почему штаб оборонительного района высылал навстречу кораблям и транспортам тральщики или сторожевые катера.

Для встречи и обеспечения перехода "Коминтерна" было выделено два базовых тральщика — БТЩ-22 и БТЩ-27.

В установленное время крейсер подошел к точке встречи у входного фарватера, но тральщиков не обнаружил. Командир донес в штаб Севастопольского оборонительного района об их отсутствии и стал маневрировать в шести-восьми милях от внешней кромки минного заграждения.

С момента выхода из Новороссийска "Коминтерн" прошел около 250 миль, и за это время ему ни разу не представилась возможность произвести точное определение своего местонахождения по береговым ориентирам или хотя бы по небесным светилам. К месту встречи он шел по счислению. Радиолокационные средства, с помощью которых корабли могли бы обнаружить друг друга, на крейсере и встречающих его тральщиках отсутствовали. Малая видимость исключала всякую возможность уточнить свое местоположение по береговым ориентирам Идти же без уточнения означало подвергнуть корабль риску вероятного подрыва на минном поле.

Стрелки часов отсчитывали минуты, часы. Время было за полночь, а видимость не улучшалась. С командного пункта командующего флотом крейсер получил указание: принять все меры к встрече с тральщиками и обеспечению входа в базу…

Приближалось утро. Крейсер и тральщики продолжали кружиться в районе намеченного места встречи. В 7 часов 30 минут видимость улучшилась, и "Коминтерн" после семичасового маневрирования наконец встретился с кораблями обеспечения. Крейсер лег в кильватер тральщикам»[58].

В Севастопольскую бухту крейсер вошел лишь в 10 ч 37 мин.

13 января 1942 г. эсминец «Бойкий» вышел из Новороссийска в Поти. «На военном фарватере Новороссийской военно-морской базы он столкнулся с транспортом и, получив повреждения, вернулся в Новороссийск»[59].

Из-за мин были существенно ограничены возможности обстрела вражеских береговых объектов. Вот характерный пример. 3 декабря 1941 г. в 20 ч 07 мин крейсер «Красный Кавказ» в сопровождении тральщиков ТЩ-25 и ТЩ-26 вышел из Северной бухты в район Балаклавы и, «маневрируя между берегом и внутренней кромкой минного заграждения, с 21 ч 33 мин до 21 ч 43 мин обстреливал дер. Черкез-Кермен. Выпущено 20 снарядов. ТЩ-25 обстрелял высоту 471,7, выпустив 30 снарядов, и ТЩ-21 выпустил 60 снарядов по высоте 566,2. Стрельбы велись по площадям»[60]. Не позавидуешь командиру крейсера, маневрирующему ночью между Сциллой и Харибдой.

Невозможно перечислить все бедствия из-за преступного приказа Кузнецова о постановке минных заграждений у черноморских портов.

Будучи опытным моряком, Филипп Сергеевич прекрасно понимал, какой вред наносят эти минные поля. Вытралить свои мины полностью в ходе боевых действий Черноморский флот физически не мог, я уж не говорю о том, какой вой подняли бы в Москве Кузнецовы и Исаковы. Тогда Октябрьский пошел на тактическую хитрость и обозвал траление собственных мин «расширением фарватера». Вроде бы чисто техническое мероприятие, можно и в Москву не докладывать.

В течение многих недель суда ОВР главной базы тралили собственные минные заграждения. Цитирую «Хронику…»: «Минный заградитель "Дооб", шесть тральщиков-катеров, четыре сторожевых катера и шхуна "Курортник" (ОВР ГБ) в течение дня производили тральные работы по очистке и расширению ФВК № 3 ГБ. На кромках фарватера затралено и уничтожено восемь наших мин»[61].

Замечу, тральные работы шли под воздействием германской артиллерии и авиации, и серьезно расширить фарватер у Севастополя не удалось. Собственные минные заграждения удалось окончательно вытралить лишь в начале 1950-х годов.

В книге Р.Ф. Октябрьской «Штормовые годы» говорится: «Адмирал Ф.С. Октябрьский писал позднее: "Мне казалось — и в те дни, и впоследствии — что это тоже давление прошлого, как и постановка оборонительных минных заграждений в районе главной базы".

Да, взгляды на постановку оборонительных минных полей командующего флотом и наркома ВМФ Кузнецова расходились. Ф.С. Октябрьский впоследствии писал "Зачем нужно было с первых дней войны ставить минные заграждения? Против кого их ставили? Ведь противник-то сухопутный, он на море имеет главным образом авиацию да торпедные катера, которым мины — не помеха. Вот, несмотря на то что мины будут больше мешать нам, чем противнику, заставили нас ставить мины, на которых больше погибло своих кораблей, чем противника, У нас одних эсминцев погибло на своих минах три: "Дзержинский", "Смышленый", "Совершенный"»[62].

Я не думаю, что эти высказывания являются «остроумием на лестнице». Нелепость минных постановок очевидна. Но тут возникает естественный вопрос: почему Филипп Сергеевич, получив приказ Кузнецова, не обратился лично к Сталину: «Кузнецов говорит о вторжении итальянского флота и германских подводных лодок в Черное море, но никаких конкретных фактов не приводит. По имеющимся в штабе Черноморского флота данным никаких итальянских и германских судов нет ни в Черном море, ни в Проливах. Прохождение вражеских судов через Проливы к нашим военно-морским базам займет несколько дней. За это время можно десять раз поставить любые минных заграждения. Считаю постановку заграждений преждевременной».

Спору нет, у вождя хватало головной боли с положением сухопутных войск, но уверен, что телеграмма от Октябрьского была бы им рассмотрена

Обращаясь к Сталину, Октябрьский мог бы достичь сразу трех целей — изменить ход войны на Черном море, свалить своего недруга и, возможно, уменьшить потери от своих мин на Балтике и в Тихом океане. На Балтике немцы и финны неоднократно использовали советские минные заграждения против нас же. А непродуманная постановка с 12 по 30 июля 1941 г. 9105 мин и минных защитников у Владивостока и еще трех военно-морских баз Приморья привела к гибели подводных лодок М-49 и М-63 и не менее десяти других судов. И это у невоевавшего флота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.