Страсти по-итальянски
Страсти по-итальянски
Тем временем 1963 год оказался чрезвычайно богат на громкие события в кинематографическом мире. Так, в те дни, когда скандал с «Заставой Ильича» был в самом разгаре, произошла очередная реформа киноотрасли. Несмотря на то что кинематографистам удалось отстоять свой Союз, однако это не помешало властям провести меры по ужесточению контроля в области киноискусства. 23 марта был образован Государственный комитет Совета министров СССР по кинематографии. Руководителем Госкино был назначен давний знакомый хрущевского идеолога Леонида Ильичева 55-летний Алексей Романов. В молодости он окончил Высшие государственные литературные курсы и долгое время работал журналистом в газетах «Правда» (там впервые и пересеклись его пути с Ильичевым), «Горьковская правда», «Советская Белоруссия». В 1955 году его перевели на работу в ЦК КПСС, где он курировал вопросы искусства.
Новое учреждение было наделено партийно-государственными функциями, став одновременно и отделом ЦК КПСС, и комитетом по кинематографии. Заместителем Романова по связям с ЦК КПСС был назначен Георгий Куницын (явный ставленник либералов). В самом ЦК курировать кино был назначен (в конце июня) Филипп Ермаш (он стал заведующим сектором кино Идеологического отдела ЦК КПСС). Всего в романовском Госкино трудилось около 400 сотрудников, что было почти в шесть раз больше, чем в киноглавке при Минкульте: тот насчитывал всего 70 сотрудников.
Как уже говорилось, создание Госкино было обусловлено рядом причин. Во-первых, таким образом власть пыталась ужесточить контроль за кинематографом. Вторая причина крылась глубже и была связана с подковерной борьбой внутри кремлевских кланов. Это была попытка набиравшего все больший вес Ильичева (Козлов в апреле надолго слег в больницу с инфарктом) приструнить Фурцеву и Поликарпова, которые своими действиями явно подыгрывали либеральной интеллигенции. О том, сколь далеко зашел этот либерализм, говорит хотя бы скандал, который разразился в апреле 63-го года во ВГИКе.
Как мы помним, о неблагополучной обстановке в этой кузнице кинематографических кадров власть в последний раз озаботилась в 1958 году, когда целая группа студентов была уличена в идеологически вредных действиях и исключена из института. Однако тот скандал так и не стал предостережением для последующих поколений вгиковцев. И вот уже новая плеяда студентов института отличилась не менее скандально, чем их предшественники. Когда во ВГИК приехала делегация итальянских кинематографистов, студенты в общении с ними публично выразили свое несогласие с последними пертурбациями в родной киношной среде и даже назвали действия властей ошибкой. Этот скандал стал поводом для серьезного разбирательства на самом «верху», однако, учитывая, что в деле были замешаны иностранцы, дело было спущено на тормозах. А три месяца спустя грянул новый скандал, причем в эпицентре его вновь оказались итальянцы, а вернее, один из самых модных их кинематографистов — режиссер Федерико Феллини.
Имя этого человека стало культовым в Советском Союзе во второй половине 50-х годов, когда в Москве, на Неделе итальянского кино в 1956 году, была показана его картина «Дорога». После этого Феллини стал чуть ли не главным гуру в профессии для многих советских кинематографистов, и они в обязательном порядке смотрели в Госфильмофонде все его новые фильмы (большинство простых советских людей видели только две ленты этого режиссера: уже упоминаемую «Дорогу» и «Ночи Кабирии»). Но самым главным шедевром Феллини для советской (и мировой) киношной общественности стала картина «8 с половиной», которая и стала причиной грандиозного скандала, случившегося в Москве летом 1963 года во время проведения Международного московского кинофестиваля (7–22 июля). Этот скандал можно смело назвать отголоском той дискуссии о неореализме, которая случилась в конце 50-х годов. Суть же происшедшего состояла в следующем.
МКФ-63 поначалу не обещал никаких потрясений, поскольку представленные на нем картины были вполне лояльны советской идеологии. И еще до открытия фестиваля для многих было ясно, что официальные власти уже определили безоговорочного победителя. Им должен был стать один из двух советских фильмов, снятых на «Ленфильме»: «Знакомьтесь, Балуев!» режиссера Виктора Комиссаржевского или «Порожний рейс» Владимира Венгерова. Оба фильма были на современную тему, хотя и несколько разнились в сюжетных коллизиях.
Сюжет «Балуева» вращался вокруг строительства газопроводной трассы, руководитель которой — Балуев (актер Иван Переверзев), человек, обладающий лучшими качествами людей своего поколения, борется с ретроградами. В «Рейсе» речь шла о том, как молодой журналист Сироткин (актер Александр Демьяненко) приезжал в сибирский леспромхоз, чтобы написать очерк о славном шофере Хромове (актер Георгий Юматов), но, разузнав, что тот химичит с бензином (сливает его, чтобы скрыть свой короткий километраж, который он выдает за длинный и получает за это премии), хочет вывести его на чистую воду. Хромов же получает от начальства, которое с ним в сговоре и узнает о желании журналиста раскрыть махинации, задание расправиться с Сироткиным. Но шофер поступает иначе: когда их грузовик ломается посреди степи и им грозит смерть от лютого мороза, он спасает журналиста от смерти.
По меркам массового советского кинематографа это были вполне крепкие фильмы из разряда «середняков». И если взять, к примеру, «Порожний рейс», то он в прокате-63 собрал 23 миллиона зрителей, что было хорошим показателем. Но среди яйцеголовых критиков и отдельных режиссеров такого рода кино считалось плохим, чуть ли не из разряда «проститутских», поскольку конкретно создавалось в угоду партийной идеологии и не содержало в себе никакой «фиги» (игра в «фигушки» стала набирать популярность в среде советской творческой интеллигенции именно на исходе хрущевской «оттепели»). Поэтому устроители фестиваля из киношной среды даже во сне мечтали о том, чтобы какая-нибудь оказия поставила заслон на пути априори объявленных победителями номинантов. И такая оказия случилась.
Буквально накануне открытия фестиваля свою последнюю картину — те самые «8 с половиной» — согласился привезти в Москву Федерико Феллини. Официальные власти в лице Отдела культуры ЦК КПСС и Министерства культуры были против этого, но побоялись возразить, поскольку не хотели портить отношения с Итальянской компартией (та поддерживала режиссеров-неореалистов, некоторые из которых состояли в ее рядах), где происходили сложные процессы. Там лидер партии Пальмиро Тольятти выступил против хрущевской линии, объявленной на ХХII съезде КПСС (дальнейшее разоблачение культа личности Сталина и разрыв с Компартией Китая), а остальное руководство ИКП поддержало Хрущева. Эти разногласия накалили отношения в международном коммунистическом движении, из-за чего Москва не хотела подливать масла в огонь, отвергая картину выдающегося итальянского режиссера Феллини. Короче, он приехал на МКФ.
Две фестивальные недели пролетели как один день, и вот настал волнительный момент: жюри должно было решить, какой из представленных в конкурсе фильмов достоин главного приза. А в жюри входили весьма известные в киношном мире люди из разных стран. Назову эти имена: Жан Марэ (Франция), Стэнли Краймер (США), Кийхико Усихара (Япония), Серджо Амидеи (Италия), Шакен Айманов (СССР), Душан Вукотич (Югославия), Ян Прохазка (ЧССР), Сатьяджит Рей (Индия), Мохаммед Керим (Египет), Нельсон Перейра дус Сантус (Бразилия). Возглавлял же этот киношный ареопаг (то есть был председателем жюри) советский режиссер Григорий Чухрай — как мы помним, один из фаворитов либералов в советском кинематографе.
Первым бучу поднял член жюри от Италии Серджо Амидеи, который, прекрасно поняв, каким картинам советские власти прочат главный приз, а каким нет, буквально взорвался от негодования. В самый разгар фестиваля он вдруг заявил, что не будет голосовать за советский «Порожний рейс», и если этот фильм не снимут с конкурса, то он немедленно покинет фестиваль. Успокаивать итальянца отправился Чухрай.
Разговор у них получился доброжелательный, но весьма бурный. Амидеи удивлялся: дескать, у вас же есть прекрасные фильмы, а вы присылаете на фестиваль какую-то ерунду. На что Чухрай заметил: мол, теперь ты будешь знать, что у нас выходят и плохие картины. Услышав это, итальянец успокоился, поняв, что Чухрай на его стороне. И спросил в открытую: «Ты не будешь защищать этот фильм?» — «Не буду», — честно ответил Чухрай.
На этом скандал был исчерпан, но не разговор. Итальянца вдруг стала сильно интересовать проблема, которая была главной в фильме: зачем шофер Хромов сливает бензин? И Чухрай потратил еще добрых полчаса, чтобы объяснить итальянцу, а также и другим членам жюри, которые присутствовали при их разговоре, что такое социалистическое соревнование и как отдельные нечестные люди пытаются стать его победителями в обход установившихся правил.
Между тем мнения членов жюри по поводу фильма Феллини разделились. Например, Душан Вукотич назвал его педерастическим, Ян Прохазка его поддержал и тоже объявил, что голосовать за него не будет. К их мнению присоединились еще пара человек (например, казахский режиссер Шакен Айманов). Однако остальные члены жюри взяли сторону Амидеи. Жан Марэ, например, сказал, что на фестивале не было фильма, который мог бы сравниться с творением Феллини, а Стэнли Краймер выразился еще более витиевато. Он сказал: «Я мужчина и каждый день вынужден бриться. При этом я смотрю в зеркало. Так вот, чтобы мне не было стыдно смотреть на свою физиономию, я хочу заявить: меня не было на этом фестивале…»
Произнеся сей монолог, американец покинул комнату заседаний (штаб фестиваля размещался в гостинице «Россия»). Следом за ним последовали остальные несогласные: индиец Сатьяджит Рей, японец Кийхико Усихара, египтянин Мохаммед Керим, а также Жан Марэ. Ситуация создалась патовая. Однако Чухрай взялся ее «разрулить». Он объявил перерыв и отправился прямиком к председателю Госкино Алексею Романову, кабинет которого на время фестиваля находился в той же «России».
Вспоминает Г. Чухрай: «В кабинете Романова уже был Александр Караганов, который был моим заместителем и присутствовал на всех заседаниях. Романов, весь красный от волнения, дозванивался до начальства по телефонам. Была суббота, и никого невозможно было застать, а он, не имея указания, не знал, как ему поступить.
— Вот видите, — сказал он с досадой. — Я же вас предупреждал. Это ваше влияние. Вы подстрекали членов жюри…
— Никого он не подстрекал, — вступился за меня Караганов.
— Я знаю, что говорю. Мне докладывали, — настаивал Романов.
Вошел молодой человек — «искусствовед в штатском» — и сообщил, что на Центральном телеграфе лежит пачка телеграмм до особого распоряжения о скандале на Московском фестивале. Я посмотрел на часы и вышел. По дороге ко мне обратилась взволнованная Симона Синьоре:
— Скажите, что происходит?!
Я был знаком с ней, встречался с ней и Ивом Монтаном во Франции. Но что я мог ей сказать? Отделался заверением, что все будет в порядке, извинился и поспешил в зал заседаний жюри. Я очень волновался, все ли придут, не придется ли просить, уговаривать каждого отдельно. А они будут упираться, отказываться… Но, к моему удивлению, пришли сразу все. Никаких обид. Все улыбаются, как будто ничего не произошло. Нельсон Перейра дус Сантус изложил свою формулировку. Все ее приняли и приступили к распределению остальных призов. Появился А. Караганов с предложениями Романова. Я сказал, что уже принято решение и другого мы принимать не будем…»
Читатель вправе спросить, зачем было тому же Романову и его кураторам из ЦК так возражать против фильма Феллини? Неужели все дело было в ложно понятом патриотизме: мол, лучшим должна быть только советская картина, какого бы качества она ни была? Нет, дело было не только в этом. Ведь фильм «Знакомьтесь, Балуев!», при всей его художественной беспомощности, являл собой оптимистическое произведение, в то время как фильм Феллини наоборот. Именно об этом, кстати, и написал в своем отклике на победу Феллини киновед Ростислав Юренев («Советская культура» от 20 июля 1963 года). Статья называлась «Смятенный мир Федерико Феллини». В ней давался подробный анализ фильма и в конце следовало следующее резюме:
«Я не осмеливаюсь сказать Феллини, что он неправ. Феллини слишком большой и честный художник, он лучше меня знает свою психологию, свой мир. Но я должен сказать Феллини, что мир, изображенный им в фильме „Восемь с половиной“, безнадежен, бесперспективен, страшен. Какую же социальную позицию займет художник на нашей борющейся, мечтающей о лучшем будущем земле? В какой из сражающихся лагерей он поведет своих персонажей? Замкнутое движение по кругу в хороводе никуда не приведет…»
Однако этого выступления властям оказалось недостаточно, и спустя несколько дней, 29 июля, в Оргкомитете Союза работников кинематографии СССР состоялась пресс-конференция. На ней выступил сам председатель Госкино СССР Алексей Романов, который, касаясь фильма Феллини, заявил следующее:
«Большой приз фестиваля международное жюри присудило, как известно, фильму „Восемь с половиной“ итальянского режиссера Федерико Феллини „за выдающуюся творческую режиссерскую работу, в которой он отражает внутреннюю борьбу художника в поисках правды“.
В этом заключении, принятом жюри, признается как неоспоримое достоинство фильма выдающееся режиссерское мастерство его автора, благородство его творческих целей и внутренняя честность.
В этом мы согласны с заключением жюри.
Однако и у нас в стране, и за рубежом печать справедливо отмечала, что советские зрители, как, впрочем, и итальянские, в массе своей не принимают этот фильм, и отнюдь не потому, что они «его не понимают». Все дело в том, что идейно-философская концепция этого фильма противоречит нашему мировоззрению. Она является в высшей степени противоречивой и расплывчатой, мир его образов смутен и болезнен, а форма необычайно усложнена. Выворачивая наизнанку внутренний мир своего героя, выставляя напоказ самые неприглядные, темные стороны, Феллини создал произведение глубоко пессимистическое по своему звучанию, произведение, далекое от народной жизни.
Мы думаем, что Федерико Феллини, большой художник, в своих новых фильмах преодолеет этот надрыв и создаст произведения, которые будут пробуждать в человеке мужество и волю. Об этом своем желании режиссер заявил, возвратившись на родину…
К сожалению, в некоторых зарубежных органах печати появились неверные, дезориентирующие мировую общественность суждения и замечания. Так, ряд газет пытается трактовать присуждение международным жюри фильму Ф. Феллини Большого приза как какую-то «уступку советских коммунистов западной идеологии, как отказ деятелей советского искусства от основополагающих принципов советского искусства. Такие попытки мы со всей решительностью отметаем…»
Кураторы советского кинематографа от ЦК КПСС прекрасно понимали, что этим присуждением Большого приза фестиваля фильму Феллини они проигрывают свое микросражение против либеральной фронды, которая продолжала возносить на щит эстетику итальянского неореализма. И это при том, что совсем недавно, буквально на днях (2–7 июня 1963 года), в Союзе работников кинематографии проходил семинар под названием «О реакционной сущности современных доктрин буржуазной киноэстетики». Теперь получалось, что через полтора месяца после этого семинара победителем МКФ становится фильм, где эта буржуазная киноэстетика представлена во всей своей красе. А оптимистическая советская лента «Знакомьтесь, Балуев!» удостаивается всего лишь утешительного приза жюри, а «Порожний рейс» — Серебряного приза.
Между тем определяющим фактором в победе на МКФ фильма Феллини стала политическая ситуация. А именно: разрыв дипломатических отношений с Китаем, который последовал 14 июля (то есть в разгар фестиваля), когда свет увидело письмо ЦК КП Китая, где КПСС обвинялась в том, что она забыла о мировой революции и капитулировала перед империализмом во время «карибского кризиса». Сразу после этого советские власти разорвали дипотношения с Китаем и выслали всех китайских дипломатов из Москвы. Таким образом, верх в хрущевском окружении взяли те деятели, кто давно агитировал за отказ от дружбы с Китаем. Именно эти деятели (Федор Бурлацкий, Георгий Арбатов, Александр Бовин и др.) стали авторами «Открытого письма ЦК КПСС китайскому руководству», ставившему окончательный крест на былой советско-китайской дружбе. Как пишет историк О. Платонов:
«Со времен Хрущева в аппарате ЦК формируется целый клан закулисных политиков, заинтересованных в продолжении конфронтации с Китаем и ориентирующихся на Запад. Трудно сказать, что больше определяло здесь их мотивы — боязнь ответственности за участие в первоначальном ошибочном решении на конфронтацию с Китаем или просто тщательно скрываемая ненависть к Русскому государству, стремление нанести ему ущерб любой ценой. Скорее всего присутствовали оба мотива…
Разрыв с Китаем, а впоследствии и с Албанией резко ухудшил международное геополитическое положение СССР. Морские и воздушные коммуникации Китая и Албании имели большое стратегическое значение для развития обороны нашей страны. Кроме этого, единое союзническое пространство обеспечивало эффективный общий фронт, противостоящий западному экспансионизму и агрессии. В результате СССР не только ослабил свои мировые позиции, но и получил по всей советско-китайской границе постоянный очаг напряженности…
Разрыв между СССР и Китаем сильно подорвал устойчивость международных позиций нашей страны, подтолкнув ее к проведению невыгодной для СССР западноцентристской политики. Сознательно вступив в конфронтацию с Китаем, Хрущев дал начало расколу международного антизападного лагеря. Испортив отношения с Китаем, он был вынужден отойти от принципиальной позиции в отношении США и других западных стран. Движение в сторону Запада стало реакцией на спровоцированную им конфронтацию с Китаем. От такой политики выиграл только Запад, который всячески старался усилить противоречия между великими антизападными державами, предлагая каждой стороне свою поддержку против другой стороны…»
Возвращаясь к итогам МКФ, отметим, что, давая команду присудить главный приз фильму итальянского режиссера (а такая команда шла непосредственно из ЦК КПСС), советские лидеры делали реверанс в сторону тех деятелей ИКП, кто выступал против позиции П. Тольятти (то есть был за разрыв отношений СССР с Китаем). Таким образом, западники из ЦК КПСС сумели тогда переиграть державников. Эта победа (разрыв с Китаем и курс на западноцентристскую политику) в итоге окажется роковой в судьбе СССР: она позволит укрепиться во власти западникам (тот же Г. Арбатов в 1967 году возглавит Институт США и Канады), а также выпестует еврокоммунизм, разрядку и перестройку «по Горбачеву».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.