§ 3. Страсти по территориальной подсудности

§ 3. Страсти по территориальной подсудности

Если вернуться чуть назад в описываемых событиях, то вспоминается, что одна из затянувшихся пауз в ходе ознакомления с материалами уголовного дела была связана с созданием нового следственного органа – Следственного комитета. Это произошло в результате принятия в июне 2007 года изменений в закон о прокуратуре и Уголовно-процессуальный кодекс. Кроме того что формируемая структура должна была забрать к себе уголовные дела, которые ранее возбуждало и вело Главное следственное управление Генпрокуратуры РФ, так еще и решался вопрос, кто из старых следователей будет принят на работу в новое следственное ведомство.

Признаться, проводимая реформа прокуратуры давала некоторую надежду на более объективный подход к уголовному преследованию Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Вплоть до отказа от абсурдных обвинений.

Во-первых, реально предпринимался очередной шаг в направлении давно вынашиваемой идеи создания единого следственного аппарата, выведенного из-под ведомственного влияния и, подразумевалось, более самостоятельного в своих решениях. Во-вторых, поменялось всё руководство следствия, и тех, кто стоял у истоков «дела ЮКОСа», сменили новые люди, начавшие с заявлений в прессе о непременном и безукоризненном соблюдении законности в своей работе.

Внушал некоторый оптимизм и тот факт, что ни первый руководитель следственной бригады по делу Ходорковского и Лебедева – Каримов, ни его последователь, второй глава следственной группы Хатыпов, не были взяты в штат Следственного комитета.

Тем не менее надежды на лучшее себя не оправдали. Формально новую бригаду возглавил следователь Алышев, с первых дней занимавшийся «делом ЮКОСа». Подписанная им фабула обвинения нашим подзащитным не сильно отличалась от аналогичного произведения годичной давности его предшественника следователя Каримова. В самой бригаде основной костяк составили те же «зачинатели 2003 года», принятые в штат Следственного комитета. А руководство образованного федерального органа заняло отстраненную позицию, считая, что уголовное дело Ходорковского и Лебедева – произведение не их рук, ответственности за него оно в полном объеме не несет, а потому главная чисто техническая задача – сплавить его в суд, при этом, правда, внимательно прислушиваясь к рекомендациям вышестоящих товарищей…

По мере затянувшегося и явно не вызывавшегося объективной необходимостью пребывания в Чите, как и по поведению следователей, становилось ясно, что их начальники в Москве, а скорее даже те, кто был повыше, постоянно колебались и меняли свои решения о завершении изучения дела, его дополнении разными документами, окончательной фабуле обвинения.

К слову сказать, постановление о привлечении в качестве обвиняемых в окончательной редакции было составлено лишь 30 июня 2008 года – через полтора года с начала «читинского сидения», когда давно уже было объявлено о завершении предварительного следствия и собранности всех нужных для составления обвинительного заключения доказательств. Еще одним подтверждением разновекторных амплитуд ведения следствия было проведенное через суд ограничение Ходорковского, Лебедева и их защитников в сроках ознакомления с материалами дела. По инициативе руководителя бригады Алышева Ингодинский суд Читы 16 ноября 2007 года установил предельную дату – 22 декабря того же года. Несмотря на это, сами следователи с согласия своего руководства продолжили процессуальные действия, периодически вбрасывая в дело новые материалы, что привело к завершению чтения еще только через год – в январе 2009-го.

Естественно, что одним из мучительно решавшихся в столице важных вопросов было определение того, где пройдет второй процесс. Здесь следует отметить, что к вопросу о месте проведения судебного разбирательства уголовно-процессуальный закон подходит довольно строго, не предусматривая никаких вольностей. Общее правило об определении территориальной подсудности, напомним, гласит, что дело должно рассматриваться по месту совершения преступления.

Однако в воздухе витали и даже иногда озвучивались на эту тему самые разнообразные предположения, например о готовящемся проведении в Чите выездной сессии того московского суда, который наиболее удачно удастся привязать по территориальности к фабуле предъявленного Ходорковскому и Лебедеву обвинения.

Довольно оригинальное предложение в феврале 2009 года поступило от руководителя Забайкальского краевого управления ФСИН генерала Юнуса Амаева. Он заявил в прессе, что участие находящихся в Чите наших подзащитных в судебном процессе в Москве возможно с использованием конференц-связи. То есть разбирательство можно было бы, по его разумению, проводить в столице, а Ходорковский и Лебедев наблюдали бы за ним с помощью технических средств связи, время от времени отвечая на вопросы, возникающие у участников судопроизводства. Эта своеобразная идея была предложена человеком, явно слабо представлявшим себе тонкости судебных процедур, а также забывшим о шестичасовой разнице во времени. Рабочий день начинался в Чите, когда в Москве еще 3 часа ночи. Соответственно, гипотетически возможно было прибытие в суд по ночной Москве судьи, прокурора и адвокатов. Но вряд ли на такое насилие над здоровьем согласились бы секретари, приставы, сотрудники канцелярии. В ином случае сотрудникам читинского СИЗО пришлось лишать Ходорковского и Лебедева сна, заставляя сидеть их у камер конференц-связи. Наконец, генералу, видимо, было неизвестно, что закон требует непосредственного исследования доказательств в суде. Как в таком случае прокурор и судья будут изучать ходатайства подсудимых с прилагаемыми к ним документами – доказательствами? И наоборот, как подсудимые ознакомятся с новыми доказательствами, которые сочтет нужным представить в суд сторона обвинения? Отвергая возможность реализации такого своеобразного предложения, автор этих строк в комментарии написал: «Что же касается г-на Амаева, то я бы пожелал ему использовать конференц-связь исключительно для получения по ней своего вещевого довольствия и заработной платы».

Что было ясно из мучительных следственно-прокурорских метаний, так это то, что региональная привязка к одному из мест функционирования ЮКОСа или его дочерних нефтедобывающих предприятий в итоговом решении о выборе территориальной подсудности присутствовать будет. И действительно, исходя из того, что ключевым обвинением было хищение нефти у «дочек», расположенных в трех разных областях России (Самарская, Томская и Ханты-Мансийский автономный округ), все они примерялись на предмет проведения суда в их областных центрах.

В конце 2007 года было решено поставить точку в этом вопросе, и перед самым Новым годом у генерального прокурора РФ собралось совещание с участием самого Юрия Чайки, его заместителя, курировавшего следствие, – Виктора Гриня, председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина и нескольких сотрудников следствия. Было решено, что незамедлительно, в первые дни января, невзирая на праздники, следует снарядить из Москвы в Читу самолет, чтобы привезти оттуда материалы уголовного дела. Планировалось, что в первый рабочий день января дело с уже готовым обвинительным заключением ляжет на стол Гриню, а после оперативного утверждения тем же самолетом будет доставлено в один из судов Томска – по месту нахождения дочернего предприятия ЮКОСа – ОАО «Томскнефть». Вариант с проведением процесса в Москве накануне и во время президентских выборов 2008 года был отвергнут.

Однако наступивший новый год внес коррективы в планы правоохранителей, поскольку «свыше» было решено вообще до выборов уголовное дело в суд не направлять, и оно осталось в Чите, где вновь продолжилось вялотекущее чтение его многочисленных страниц. Тем временем диспут о месте нахождения наиболее надежного места базирования антиолигархического правосудия продолжился с удвоенной энергией. И наконец, аргументы в пользу Москвы стали преобладающими.

Во-первых, доверять столь щепетильное, громкое, а главное – суперодиозное по фабуле обвинения дело периферийному суду было опасно. Местный судья, не дай бог, мог вспомнить о своей независимости и выйти из-под контроля. В этом отношении читинский судейский корпус уже не оправдал московских ожиданий, даже несмотря на то, что по одному из малопохожих на правду предположений, накануне передачи уголовного дела в столицу Забайкалья, туда предварительно прилетал эмиссар Верховного суда РФ, чтобы получить гарантии лояльного поведения местных судей. Да и Краснокаменский суд повел себя ненадлежащим образом – регулярно признавал незаконными налагавшиеся на Михаила Ходорковского администрацией колонии взыскания.

Во-вторых, вершители человеческих судеб и знатоки нефтедобычи в погонах хорошо понимали, какую реакцию вызовет у местных жителей уяснение сущности обвинения в хищении нефти, если суд назначить, к примеру, в том же Томске. Люди, не понаслышке знакомые с процессом доведения нефти до товарного вида и условиями работы регионального рынка ее продаж, в лучшем случае заглушали бы громким хохотом «открытия» прокуроров в оглашаемом обвинительном заключении, а в худшем – закидали бы еретиков-обвинителей тухлыми помидорами.

Третий довод в пользу Москвы лежал на поверхности. Следствие в обвинительном заключении указало, что, по его мнению, со стороны обвинения на суде должны выступить 250 человек. Но из них, судя по приводимым адресным данным, 174 (70 %) – это жители столицы. И если потенциального или реального фигуранта «дела ЮКОСа» можно было бы в добровольно-принудительном порядке заставить приехать в чужой город, то сделать это с менее зависимыми людьми или просто женщинами, обремененными детьми, было бы намного сложнее. Тем более, как показывала практика мещанского процесса, на важных свидетелей, как правило, уходило 2–3 дня непрерывных допросов без четкой ясности момента их завершения. А здесь, помимо оплаты самолетов или поездов, вставал вопрос о бронировании и оплате гостиниц с непредсказуемыми в итоге суммами расходов.

И еще одно принималось во внимание – наличие в обозримой доступности членов следственной группы, которые могли бы всегда поспешить на выручку прокурорам в части разъяснения возникающих вопросов и предоставления недостающих документов. Не случайно в дни хамовнического процесса знакомые нам лица следователей не раз замечались вблизи или внутри здания суда, а прокуроры регулярно пытались убедить Виктора Данилкина приобщить к делу все новые и новые документы с сопроводительными письмами от руководителей следствия.

И вот, в конце концов, сведенные воедино плюсы проведения судебного процесса в Москве привели его будущих участников в столицу. Правда, до сего дня под большим вопросом стоит правомерность попадания дела Михаила Ходорковского и Платона Лебедева именно в Хамовнический районный суд с точки зрения правила о выборе территориальной подсудности. Вполне имеет право на существование предположение, что не закон здесь был определяющим фактором. Таинственную завесу слегка приоткрыл бывший администратор Хамовнического суда И. Кравченко, поведавший, что В. Данилкин оставался последним из претендентов, и его выбрали как самого молодого из председателей московских судов («Новая газета», 15 апреля 2011 г.).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.