Успех «Рамзая»

Успех «Рамзая»

7 ноября 1944 года, в день 27-й годовщины Октябрьской социалистической революции в Японии был казнен Рихард Зорге. В печати об этом ничего не сообщальсь. Только через двадцать лет на родине, в Советском Союзе, станет известно его имя. Зорге присвоят звание Героя Советского Союза.

Жизнь великого разведчика современности Рихарда Зорге, кажется, изучена до малейших подробностей. О нем написано более полсотни книг. Среди зарубежных авторов, рассказывающих о легендарном «Рамзае», был Аллен Даллес — директор ЦРУ США, Чарльз Уиллогби — начальник разведки командующего американскими войсками на Тихом океане и Дальнем Востоке генерала Макартура, а также Миякэ Ханако, Икома Еситоси, Г. Мейснер, Ю. Мадер. В Советском Союзе о Рихарде Зорге писали Мария и Михаил Колесниковы, Юрий Корольков и другие авторы.

Поразительно, что каждый исследователь находил в образе этого человека, его делах что-то новое, неизведанное. Вот уж воистину могучая личность!

Я не ставлю целью даже очень кратко повторить написанное. Да это сделать и невозможно. Хотелось бы выделить лишь одну мысль — беспрецедентный в современной истории разведки успех группы «Рамзая», десятилетняя бесперебойная титаническая работа с поразительными по эффективности результатами — плод труда созвездия талантливейших разведчиков. Да, Зорге руководил, направляя этих людей. Но какие у него были соратники! Вспомним Ходзуми Одзаки — блестящего японского ученого и журналиста, доктора права.

В конце 1935 года советское руководство получило от группы «Рамзая» сообщение, которому в Центре просто отказались верить, ибо сказанное в радиограмме переворачивало политические взгляды Москвы с ног на голову. Уже в тюремной камере Зорге напишет: «Берзин сказал мне, чтобы я торопился. У меня было мало времени. Он, как и все в Москве, считал, что агрессия Японии на Дальнем Востоке неизбежна». Кремль срочно усиливал свою дальневосточную группировку, а Зорге передавал, что в планах японского правительства на новый год не предусмотрено военного столкновения с Советским Союзом. Более того, в документе говорилось о заключении советско-японского договора, который позволил бы японцам спокойно, ничего не опасаясь, ударить по Китаю.

Центр потребовал документального подтверждения. Зорге удалось обосновать свое разведдонесение. Из Москвы пришла радиограмма: «Ваша информация достоверна и принята к сведению. Даль».

Но что означали бесцветные, сухие слова «принята к сведению»? Они означали ни много ни мало поворот всей политики огромной евразийской страны. Это был первый крупнейший успех «Рамзая».

Вот как его оценил Ганс Отто Майснер, в ту пору третий секретарь немецкого посольства в Токио. В своих воспоминаниях он напишет: «Информация, добытая группой, оказала сильное влияние на советскую программу строительства. До сих пор военная подготовка проходила под знаком стратегической обороны от нападения Японии, включая маневры войск в условиях Сибири. Большая часть производимого вооружения шла в Дальневосточную армию, которая по планам к концу 1936 года должна была иметь численность в три миллиона человек.

Удача Зорге задержала выполнение этой программы, и впервые Красная Армия получила возможность проводить в полной мере в жизнь свои планы обороны на Западе».

Но кто же непосредственно добыл эту ценнейшую информацию? Ходзуми Одзаки. Главный секретарь японского премьер-министра не только рассказал советскому агенту о сути правительственной программы, но и передал ему совершенно секретный документ, пересняв программу на фотопленку.

Таким же талантливым в своем деле был и радист группы Макс Клаузен. Известно, что у него случались просчеты в оперативной работе, но в вопросах связи он был непревзойденным мастером. Некоторые авторы, писавшие о разведгруппе Зорге, называют Клаузена «радиочародеем». По существу, его можно считать родоначальником агентурной радиосвязи советской разведки. Трудно в истории ГРУ отыскать такого радиста, который в период с 1929 по 1941 год отработал бы в качестве нелегала десять лет, все это время искусно уходя от лап контрразведки. И пусть даже сегодня доподлинно не известно, как японцы вышли на группу Зорге, но с большой долей уверенности можно сказать: радиосвязь не явилась первопричиной провала.

В архивах ГРУ сохранилось докладная записка начальнику Разведуправления, датированная декабрем 1945 года. В ней говорится: «...История резидентуры Рамзай показывает, что «Фриц» (Клаузен) не является первопричиной провала. Компрометирующие материалы, захваченные на его квартире после ареста (арестован последним в резидентуре и не как радист), изобличали прежде всего его самого».

Сам Макс Клаузен, освобожденный из японских застенков после вступления в Токио союзного командования, в своем отчете в Москве напишет: «Как заявил мне переводчик Хасеби, следователь по моему делу Ийо сказал ему, что полиция была дезинформирована по поводу моих занятий, полагая, что я занимался сбором разведывательных сведений, и мой арест из-за работы на радиостанции был маловероятен, ибо передатчик у меня дома был обнаружен полицией лишь по сообщению Мияги (Джо)».

Однако вернемся к началу сотрудничества великого Зорге и «радиочародея» Клаузена. Макс Готфрид Фридрих Клаузен, сын немецкого лавочника и механика по ремонту велосипедов с острова Нордштранде, к тому времени прошел немалый жизненный путь.

Учился кузнечному мастерству, занимался в ремесленной школе. В 1917-м был призван в армию, в германский корпус связи. Тут-то в одной из радиочастей на Западном фронте он познакомился с делом, ставшим главным в его судьбе.

После демобилизации из армии Макс снова у пылающего горна. В 1921 году он уезжает в Гамбург и становится механиком на торговом судне. Были заходы в порты Балтики, была и тюрьма за участие в забастовке германских моряков.

В 1927 году Советский Союз покупает у Германии трехмачтовую шхуну, чтобы пополнить свой промысловый флот, охотившийся на тюленей. В команде шхуны в Мурманск прибывает и матрос Клаузен. Вскоре он возвращается в Гамбург, а уже в следующем году Макс в Москве.

С тех пор для него начинается новая жизнь. Он проходит подготовку на курсах радистов и в 1929 году уезжает в Шанхай как эксперт по радиосвязи. Для всех остальных он немецкий коммивояжер Макс. Находит себе квартиру в одном из дальних, тихих районов Шанхая и здесь встречается со своей...любовью.

Анна Валлениус снимала комнаты в этом же доме. Комнаты приглянулись Максу. Они располагались на чердаке: лучшего места для размещения радиостанции не придумаешь. И Клаузен предложил «фрау Анни» поменяться жильем, тем более что у него комната лучше. Да и плата в сорок долларов говорила сама за себя. Но Анна наотрез отказалась переезжать с чердака. Что оставалось Максу? Поближе познакомиться с несговорчивой женщиной и добиться своего. Так, собственно, и вышло. Вскоре Клаузен перебрался на чердак и приступил к конструированию передатчика. Нередко он спускался к Анни на чашечку чая. И вот в самый неурочный час, в разгар работы, накануне отъезда в Кантон, Макс объявил: «Я женюсь!»

Зорге понимал, сколь ответственен этот шаг, тем более в их положении. Он попросил Макса познакомить его с невестой. Анни понравилась Рихарду. Валлениус, которую все принимали за финку, оказалась русской, Анной Жданковой, эмигранткой из России. Родилась она в Сибири, отец отдал ее «на воспитание» в семью купца Попова. В 1918-м Анна оказалась в эмиграции в Китае.

Таким стало начало работы радиста «большой пятерки» резидентуры «Рамзая». Впереди были десять лет тяжкого, опасного труда. Не раз Макс Клаузен ходил по краю пропасти. Поскольку он работал в группе, ему приходилось выполнять не только функции радиста, но и некоторые оперативные поручения. Об одном из них, когда группа находилась на грани провала, Клаузен расскажет во время суда над ним.

Он ехал в Шанхай, чтобы забрать Анну, заодно предстояла встреча со связным из Москвы. Зорге вручил Максу несколько роликов фотопленки. Не успел он сесть в поезд, как рядом с ним оказался агент японской контрразведки. Сверток с микрофильмами был похож на горячие угли за пазухой. Агент забросал его вопросами. Кто такой? Куда едет? Давно ли живет в Японии? Клаузен показал документ, удостоверяющий, что он владелец экспортно-импортной конторы. Но агент не успокаивался. Теперь он хотел знать, чем занимается фирма, кто за него может поручиться?

«Мне сразу показалось, что у него есть основания подозревать меня, — признался Клаузен во время судебного заседания. — Я почти смирился с мыслью о неизбежном аресте...Прошло полчаса, и я убедился, что он играет со мной, что он сел на поезд, уже имея приказ о моем аресте. Затем так же внезапно, как и появился, он пробормотал что-то невнятно и исчез».

Несмотря на исчезновение агента, Макс был в сильной тревоге даже после пересадки на пароход, где он держался у борта, готовый в любой момент выбросить пленку в воду. Потрясение Клаузена было таким сильным, что, встретив жену и приехав в гостиницу, он тут же уснул и проспал полдня. Потом еще несколько дней он чувствовал себя отвратительно. Зорге на время отстранил его от радиопередач, и Макс занялся коммерческой деятельностью, однако главные опасности у «Фрица» были связаны с его основной профессией разведчика-радиста.

В одной из многочисленных книг о Зорге я нашел фразу о том, что Макс предпочел радиоаппаратуру, сделанную собственными руками, купленной в магазине. «Если такой аппарат выходил из строя, сразу было видно, где дефект», — объяснял автор.

Но дело совсем в другом. При сборе передатчика Клаузен проявлял большую осторожность и поступал совершенно правильно. Он изучил местный радиорынок, подобрал наиболее подходящую схему. Радиодетали приобретал в различных городах, да не сам, а через доки индуктивности изготовил из медной трубки, взяв бензопровод от автомобиля. Эта катушка обеспечивала не только прочность монтажа, но постоянство электрических параметров.

Даже телеграфный ключ Клаузен сделал собственными руками, так как покупка ключа Морзе могла привлечь внимание контрразведки. Необходимые радиолампы для передатчика покупала Анна в Шанхае, заходя в магазин не более одного-двух раз.

Закупив и сделав некоторые радиодетали сам, Клаузен собрал радиопередатчик. Конструктивно он состоял из отдельных блоков, которые соединялись между собой разъемами.

Хотелось, чтобы блоки обладали «агентурными» качествами — малыми габаритами, небольшим весом. Но шестьдесят с лишним лет назад это было невозможно. И тогда мудрый Макс нашел свое, оригинальное решение: больших, крупных блоков (в основном это блоки питания) он изготовил несколько, по одному на каждую радиоквартиру. А сам передатчик, весьма скромных размеров, хранил в тайнике в своем доме. Таким образом, на сеансы связи в разные радиоквартиры ему не нужно было таскать полностью собранный, громоздкий радиопередатчик.

Кроме блоков питания на радиоквартирах Клаузен имел телеграфные ключи, антенные канатики. Все это хозяйство извлекалось из тайника только на время связи.

В целях конспирации для связи с Центром Клаузен использовал обычные широковещательные приемники, которые даже при обыске не могли вызвать подозрение.

Условия работы радиста в Кантоне, Шанхае, Харбине были крайне сложными. Подача электроэнергии часто прерывалась, приходилось использовать автономные источники: динамо-машина создавала помехи радиоприему, привлекала внимание, а сухие батареи быстро разряжались. Ведь для нормальной работы передатчика Клаузену приходилось последовательно соединять десять батарей. Хранить использованные батареи было опасно, приходилось закапывать их в землю, топить в водоемах. Не всегда эти операции проходили удачно.

Однажды Макс сделал новый передатчик, а старый вместе с отработанными батареями решил сбросить в озеро, попросив помочь ему в этом члена группы Бранко Вукелича. Летним утром они отправились в путь. За плечами тяжелые рюкзаки. Двигались к озеру Яманака. Вскоре заметили: за ними следят. Поспешили. Но полицейские не отставали и нагнав, стали расспрашивать: их интересовала поклажа, путь, цель похода. Разведчики попытались отшутиться. Не удалось. И тогда Вукелич сказал, что у них в рюкзаках бутылки со спиртным, предложил выпить. Полицейские поспешно распрощались. Вукелич знал: японские сыщики боятся «запятнать» себя выпивкой с иностранцами. Это считалось служебным преступлением.

Макс и Бранко подошли к озеру и, взяв лодку, выбросили свой опасный груз в воду.

Однако не только опасности, подстерегающие разведчиков на каждом шагу, но и сама работа радиста в те годы требовала полного напряжения сил. Сеансы связи с «Висбаденом» (условное наименование радиостанции во Владивостоке) порою длились часами. Иногда большую часть радиограммы приходилось повторять по нескольку раз. При этом нужна была исключительная осторожность, приходилось менять квартиры. Так, в Токио группа «Рамзая» использовала семь радиоквартир. Во всех квартирах имелись тайники для хранения аппаратуры. Сам Макс в собственном доме прятал аппаратуру в нише стены под портретом Гитлера.

Передатчик для проведения сеанса связи доставляли в чемоданчике, в корзине с продуктами. Нередко для этой цели привлекалась Анна. Свои частые выходы в город жена Клаузена объясняла покупкой корма для кур и собаки, которых супруги приобрели специально для этих целей.

Всего за период работы в Китае (1930–1932) Клаузен передал в Центр 597 только срочных разведдонесений, 235 из которых были доложены командованию Вооруженных Сил и правительству. Они касались широкого спектра вопросов: действий Японской военщины в период оккупации Маньчжурии в 1931 году и шанхайских боев год спустя, деятельности иностранных военных советников китайской армии, политической и вооруженной борьбы между различными военно-политическими группировками в Китае, состояния экономики страны.

Особую роль сыграла радиоточка Макса Клаузена во время конфликта на КВЖД. На столе у наркома обороны появился документ, в котором подчеркивалось: «Опыт работы стратегической агентуры в период вооруженного конфликта на КВЖД блестяще подтвердил, что агентура, оснащенная современными средствами радиосвязи, позволяет командованию быть своевременно осведомленным о стратегических и оперативных маневрах противника. Во время конфликта связь по эфиру действовала безотказно».

В 1933 году тех, кто «блестяще подтвердил» опыт работы агентуры, отозвали в Центр. Зорге с удовольствием возвратился в Москву, поселился в гостинице «Новая московская» и с упоением диктовал на машинку страницы новой книги о Китае. У Клаузена жизнь сложилась иначе.

Еще в Шанхае возникли трудности: у Анны не было загранпаспорта. А ведь по легенде немецкий коммерсант возвращался в Германию. Пришлось поволноваться, но помогли старые связи в германском посольстве.

И вот, наконец, Москва, Советский Союз...Тут-то и припомнили «блестящему радиокудеснику» женитьбу на эмигрантке Анне Жданковой. Не шло в счет, что она выполняла ответственнейшие разведзадания, рисковала — связь с эмигрантской колонией тогда не прощали...И отправились Анна и Макс под чужой фамилией не за границу, а в глубокий тыл, в Саратовскую область, в республику немцев Поволжья.

Маленький степной городок Красный Кут, машинно-тракторная станция и Макс Раутман — механик. Он и здесь нашел применение своему таланту — радиофицировал родную МТС. По тем временам дело невиданное. Анна завела хозяйство — овцы, куры…

А в это время Рихард Зорге уже в Японии, в Токио. Радист Бернхардт пытается установить связь с Владивостоком. Не получается.

Вот как об этом позже, уже находясь в японской тюрьме, напишет сам Рихард Зорге: «Бернхардт должен был работать в качестве моего радиста. Он развернул одну радиостанцию у себя дома в Иокогаме, другую — в доме Вукелича в Токио. Однако с технической точки зрения его работа была крайне неудовлетворительной, поэтому я мог передавать только очень короткие сообщения и делать это очень редко. И не только поэтому. Бернхардт совершенно растерялся от невозможности защитить обе станции от пеленгации».

Словом, нет «кудесника» Макса — и нет связи…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.