10.

10.

Статья 184 УПК РСФСР. Порядок назначения экспертизы

(извлечение).

Постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы и заключение экспертов не объявляются обвиняемому, если его психическое состояние делает это невозможным. 

Сокрытие от обвиняемого постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы является в условиях советской судебной системы грубейшим нарушением основных демократических прав. Ссылаясь на психическое состояние обвиняемого, следователь предрешает вопрос о его психическом нездоровье. Здесь нам кажется уместным ввести необходимый, на наш взгляд, термин — «презумпция вменяемости». По аналогии с презумпцией невиновности, ни один обвиняемый не может считаться душевнобольным до тех пор, пока квалифицированная медицинская судебно-психиатрическая комиссия не вынесла об этом мотивированного заключения, ни один обвиняемый не может считаться невменяемым до тех пор, пока суд не вынес об этом соответствующего определения.

Это соответствует логике и традициям современного права. Это подтверждено Всеобщей декларацией прав человека. 

Статья 6. Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъектности.

Статья 7. Все люди равны перед законом и имеют право безо всякого различия на равную защиту закона. Все люди имеют право на равную защиту от какой бы то ни было дискриминации, нарушающей настоящую Декларацию, и от какого бы то ни было подстрекательства к такой дискриминации. 

Статья 184 УПК, идя вразрез с принципом презумпции вменяемости, допускает дискриминацию в отношении тех обвиняемых, психическое состояние которых, по произвольному и неквалифицированному мнению следствия, определяется как неудовлетворительное. Эта дискриминация не только наносит моральный ущерб и дезинформирует обвиняемых, но и лишает их существенных юридических прав, предоставленных им законом. 

Статья 185 УПК РСФСР. Права обвиняемого при назначении и производстве экспертизы.

При назначении и производстве экспертизы обвиняемый имеет право:

1. заявить отвод эксперту;

2. просить о назначении эксперта из числа указанных им лиц;

3. представить дополнительные вопросы для получения по ним заключения эксперта;

4. присутствовать с разрешения следователя при производстве экспертизы и давать объяснения эксперту;

5. знакомиться с заключением эксперта.

В случае удовлетворения ходатайства обвиняемого следователь соответственно изменяет или дополняет свое постановление о назначении экспертизы.

В случае отказа в ходатайстве следователь выносит постановление, которое объявляется обвиняемому под расписку. 

Ничего не зная о назначении экспертизы, обвиняемый не в состоянии осуществить свои права, предоставленные ему 185 статьей УПК. Как и где формулируется отказ следствия от ознакомления обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы? Чем и насколько подробно он мотивируется? Многое мы отдали бы за то, чтобы иметь у себя эти документы.

Однако к этой проблеме существует и другой, не юридический подход. Это подход с точки зрения общечеловеческой морали, медицинской этики и деонтологии. Обвиняемый, направленный на судебно-психиатрическую экспертизу, может оказаться душевнобольным, и тогда объявление о назначении экспертизы может стать для него психогенным травмирующим фактором. Психиатрам хорошо известно, как реагируют многие душевнобольные на известие о намерении госпитализировать их в психиатрические больницы. В иных случаях не надо быть врачом (можно следователем), чтобы отличить здорового человека от психически больного, чтобы соблюдать основные принципы деонтологии. Гуманно уберечь человека от болезни, явного душевнобольного от острого рецидива, даже если это не является профессиональным долгом. Однако это подход не юридический, а с точки зрения морали. При этом ущемляются многие права обвиняемого. Это создает широкие возможности для злоупотребления, для произвола следствия. На первый взгляд может показаться, что принципы гуманности в отношении душевнобольных близки к позиции, занимаемой 184 статьей УПК. Но только на первый взгляд! Недаром мы упомянули, что сокрытие от обвиняемых назначения им судебно-психиатрической экспертизы это грубейшее нарушение основных демократических прав именно в советской судебной системе. Можно ли в данном случае привести гуманность в соответствие с юстицией? Можно! Можно, если изменить одно из основных положений советской судебной системы.

Чтобы не причинять вреда психике обвиняемого, который может оказаться душевнобольным, постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы должно объявляться законным представителям обвиняемого — защитнику или близким родственникам, которые, будучи самыми близкими обвиняемому людьми и самым лучшим образом соблюдающими его интересы, должны обладать двумя категориями прав:

1. правом сообщить обвиняемому о назначении экспертизы и тем самым дать ему возможность самому осуществлять свои права;

2. правом заявлять отвод эксперту и другие ходатайства, предусмотренные 185 статьей УПК РСФСР.

Тем самым с органов следствия снимается ответственность за негуманный подход к обвиняемому (возможному душевнобольному), а гуманность родственников обвиняемого и защитника в среднем случае, без сомнения, выше, чем у следствия. К тому же родственники лучше знают психику обвиняемого и с гораздо большей степенью вероятности могут определить, как он воспримет известие о назначении экспертизы. С другой стороны, при этом не теряются и права обвиняемого — их осуществляют или его законные представители, или, если законные представители допускают это, — сам обвиняемый, а следствие лишается возможности произвола.

Произвол может быть гораздо шире, чем просто лишение прав, обусловленных 185 статьей УПК. Обвиняемый направляется на экспертизу, если у следователя имеются сомнения в его психической полноценности. Это официальное основание. Направление на судебно-психиатрическую экспертизу здорового человека остается на совести медицински безграмотного, часто предвзято настроенного следователя. Никакой ответственности он за это не несет. Признание психического состояния обвиняемого невозможным для объявления ему назначения экспертизы тоже решается следователем и тоже он не несет за это никакой ответственности, даже если обвиняемый оказался психически здоровым. Следователь, зная, что обвиняемый лишен прав, перечисленных 185 статьей УПК, может выбрать именно тех экспертов, которые дадут нужные ему заключения. Знает следователь и то, что защитник может встретиться с обвиняемым только после заключения экспертной комиссии, а родственники только после предъявления обвинительного заключения. Тогда заявлять отводы и ходатайства будет уже поздно, разве что в суде, но это безнадежно. Так получается, что на целом этапе предварительного следствия — от момента вынесения следователем постановления о назначении экспертизы до заключения экспертной комиссии — обвиняемый может быть лишен всех юридических прав. Такая система облегчает признание здорового человека психически больным. К тому же все это юридические умозаключения, на самом деле часто все обстоит гораздо грубее и проще, так как гэбисты не останавливаются и перед прямым нарушением закона. Тем не менее очевидно, что 184 статья УПК РСФСР является одним из важных звеньев карательной медицины.

Повторяю: проблемы, связанные со 184 и 185 статьями УПК, юридически решились бы просто, если бы защитник допускался к делу хотя бы с момента вынесения следствием (или судом ) постановления о производстве судебно-психиатрической экспертизы. И вот тут-то советской юстиции пришлось бы пойти на серьезные изменения в существующей судебной системе. 

Статья 405 УПК РСФСР. Участие защитника. По делам лиц, совершивших общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, а также лиц, заболевших душевной болезнью после совершения преступления, участие защитника является обязательным.

Защитник допускается к участию в деле с момента установления факта душевного заболевания лица, совершившего общественно опасное деяние. 

Вопреки статье 405 УПК РСФСР, член Инициативной группы защиты прав человека в СССР Леонид Плющ, который по определению суда был заключен в Днепропетровскую СПБ, не имел ни одного свидания со своим защитником Крижаницким. Его коллега, математик Юрий Шиханович (Дмитровская областная психиатрическая больница общего типа), не смог увидеться со своим защитником вплоть до самого освобождения. Произвол? Беззаконие? А вот, например, С-н (Ленинградская ТПБ, 1952-1955 гг.) или Владимир Гусаров (Казанская ТПБ, 1953-1954 гг.) вообще не имели защитников!

Вопрос о стадии следствия, на которой допускается к делу защитник, один из самых серьезных в советской уголовно-процессуальной системе. Вся эта система устроена таким образом, чтобы защита как можно меньше могла влиять на ход процесса. В обычном уголовном судопроизводстве защитник допускается к участию в деле с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявления обвиняемому для ознакомления всего производства по делу[60] (исключение составляют дела о преступлениях немых, глухих, слепых и несовершеннолетних, в этих случаях защитник допускается к делу с момента предъявления обвинения).

Для примера интересно сравнить 47 статью УПК РСФСР и 116 статью УПК Франции. 

Статья 116 УПК Франции.

Задержанный обвиняемый вправе после первой явки свободно общаться со своим защитником[61] . 

Заканчивая тему о правах обвиняемых, следует сказать еще об одной особенности советской судебно-следственной системы. Вся 33 глава УПК РСФСР регулирует ход предварительного следствия по делам невменяемых[62]. Статьи этой главы предоставляют невменяемым права, лишают их прав, делают какие-то исключения. При этом как бы забывается, что невменяемость — это предпосылка невиновности и по теории советского права может быть установлена только судом.