«Все, я умею летать!»

«Все, я умею летать!»

Маша решила научиться кататься на роликах. Ваня тоже решил, и даже один раз покатался. С тех пор он не любит кататься на роликах.

Есть одно заведение в одном подмосковном городке с магазином, боулингом, роллердромом и баром, в котором фирменным блюдом является пирожное «тирами-су». И я пробовал объяснить им, что «тирамису» – это желе такое, а не пирожное, и чтобы они не позорились, а называли его, например, «пирожным в глазури», но они не хотят меня слушать – и правильно, если разобраться, делают, ибо в том, что в этом заведении «тирамису» является пирожным, и состоит фирменность десерта.

Но роллердром у них хороший. Можно, конечно, сказать, что на роликах лучше кататься на улице, но это же не так. И дело не в том, что на улице грязно, идет дождь и едут машины, и не покатаешься под музыку, и негде присесть обессиленному человеку. Дело, главное, в том, что дети у некоторых же есть.

Ваня оказался человеком очень практическим. Он понял, что учиться кататься на роликах – дело очень хлопотное и неблагодарное. И что десять тысяч раз упадешь, прежде чем научишься, и что однажды можно вообще не встать. Он так и сказал, сделав вместе со мной пару кругов по роллердрому:

– Я больше не хочу, папа. Я могу упасть, удариться головой и умереть.

Мне было этого достаточно, чтобы схватить его под мышки и потащить к выходу. Вот это ему, кстати, очень понравилось. Он сразу поставил ноги ровно, весь как-то подтянулся, сложился – и получилось, что я его везу. И он даже попросил меня сделать еще пару кругов, и говорит, что он научился кататься на роликах. Он считает, что это и называется теперь «кататься на роликах». И этого умения ему достаточно. Он же знает, что он умеет, если что. И если кто-то спросит, он скажет, что ролики – да, это любопытно, но в жизни есть и более интересные занятия. Например, можно поиграть в пиратов Карибского моря.

Маше некуда было отступать с самого начала. Ей не оставила выбора Лиза. Лиза не только рассказала Маше, что она умеет кататься на роликах (не исключено, конечно, что примерно так же, как Ваня), но еще и показала, как надо кататься. И Маша как-то вечером после детского сада сказала мне, что она научилась кататься на роликах.

Я, конечно, сразу насторожился. Я предполагал, что в жизни моих детей без меня могут происходить какие-то важные события – но не настолько же масштабные. Впечатление, которое я испытал, услышав это, было сродни тому, которое я испытал, когда услышал в машине, что Маша за моей спиной прочитала вывеску на Тверской: «Эс-ка-да».

Это ее то ли няня научила читать, то ли в детском саду. Маша теперь неплохо читает уже и даже пишет, правда, все равно хуже, чем ее подружка Алиса, которая старше Маши на полгода и про которую я тут в связи со всем этим тоже не могу не рассказать.

Дело в том, что Алиса научилась не только читать и писать, но и играть в крестики-нолики. И уговорила сыграть с ней маму – в редкие минуты встречи двух этих любящих сердец (обе редко бывают дома – но по уважительным причинам).

И вот они сыграли, а потом девочка убежала записывать свои впечатления об этой игре в свою комнату. Она, можно сказать, ведет теперь дневник, в который записывает все непосредственные впечатления от своей быстротекущей жизни. И вот она записала и это и прибежала к маме обниматься. А мама говорит:

– Дочка, давай почитаем вслух, что ты написала. Мама ведь радуется от того, что дочка научилась писать еще до школы, да еще так быстро.

– Конечно, мама! – кричит Алиса.

И мама с выражением читает следующее: «Мама дура праиграла мне в крести кинолики».

Алиса, услышав то, что она написала, начинает рыдать. Она страшно расстроена, потому что она не хотела обидеть маму. Она просто написала то, что думала. Мама тоже с трудом, конечно, сдерживается от рыданий.

– Мама, я не хотела!.. – плачет Алиса, убегает к себе к комнату и минут через пятнадцать выбегает с другим листком бумаги.

Ее мама читает: «Мама извени меня что я написала что ты дура что праиграла мне в крестики нолики». То есть девочка осталась при своем мнении. Но все-таки я доскажу историю про ролики.

– Ты, Маша, когда научилась кататься на роликах? – раздраженно спросил я ее, узнав эту новость.

Главное, я понимал, что ни няня ее не могла научить, ни в детском саду не могли. Читать и писать могут научить, но не на роликах же кататься. Есть все-таки еще то, что осталось на долю настоящих мужчин. Да, я умею кататься на роликах, и Поклонная гора – не чужое для меня место.

– Вчера, – рассказала Маша. – Меня Лиза же научила.

– А вы где и когда с ней катались?

– Да нет, она мне показала, как надо ездить на роликах. Вот так делаешь руками и вот так ногами. Так что, папа, я уже умею кататься на роликах.

– Так, может, тебе тогда и не надо на роллердром? – спросил я. – Ты же уже умеешь.

– Нет, надо, – ответила она. – Просто покататься сходим.

И вот она встала на ролики, оттолкнулась. Она категорически отказалась от моей помощи. Она сразу упала. Она вскочила и снова пошла. Она прошла на роликах целый круг, держась только иногда за металлический поручень. И еще один круг. И третий. После этого она скорректировала свою позицию:

– Папа, – сказала она, – ты видишь, что я хорошо хожу на роликах?

– Да, ходишь ты уже хорошо, – согласился я. – Но на роликах надо кататься.

И я объяснил ей как. Я долго объяснял. Я катался вместе с ней. Я устал. Она все время падала и вставала. Я был поражен, вообще-то.

– И руки! – кричал я. – Руки не держи вместе! Маши руками!

– Папа, я уже умею кататься на роликах? – спросила она меня наконец с вопросительным выражением на лице и в голосе.

Я по-честному был ею восхищен и сказал:

– Кататься умеешь. Но ты должна летать на роликах.

– Летать?

Она задумалась.

Потом я с Ваней, который, как мне хотелось бы думать, истосковался по мне, поднялся наверх, в зону кинотеатра, где мальчик сдержанно попросил купить ему попкорна. На самом деле он истосковался, конечно, по попкорну. Насчет этого с самого начала не должно было быть иллюзий. Но они были.

Когда мы вышли на улицу, Маша вместе с мамой уже стояли возле машины.

– Папа, не садись в машину, – предупредила Маша. – Нам еще надо кое-что сделать. У тебя есть триста рублей? А то мама сказала, что нее нет триста рублей.

– Есть, – обреченно сказал я.

– О! – обрадовалась она. – А триста рублей – это много?

– Пустяки, – сказал я. – Не стоит беспокоиться. Мы уже подходили к отделу с детскими игрушками.

– Вот эти крылья, – сказала Маша. – Триста рублей.

Я увидел большие розовые крылья феи в прозрачной хрустящей упаковке. Они были размером с Машу. И правда, триста рублей для таких крыльев – пустяки.

Я не торговался с Машей и сразу купил ей эти крылья, хотя можно было бы попробовать договориться, что она тогда ляжет сегодня спать раньше половины первого ночи и еще Ваню уговорит, и ей ничего не оставалось бы, кроме как согласиться. Но я не торговался.

Мы купили, вышли на улицу.

– Все, папа, я умею летать, – сказала Маша, держа в руках крылья. – Ты же говорил.

А я как-то и не подумал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.