«Мы и сами можем научить»
«Мы и сами можем научить»
Маше пора в школу. Она родилась в конце февраля, и получается, что если она пойдет в школу в этом году, то ей будет шесть с половиной лет, а если в следующем – семь с половиной. Ни то, в общем, ни се. Не очень удачно родилась девочка.
Но я подумал, что ей все-таки пора в школу. Раньше сядешь за парту – раньше выйдешь. На целый год. А в том возрасте, в каком она выйдет (в свет), год идет за три, а то и за пять.
К тому же в детском саду ей стремительно становится скучно. Пытать ее детским садом еще год я не хочу. Но я, конечно, прежде всего спросил обо всем этом у нее. Ее мама, кстати, считает, что ни в коем случае девочка не должна торопиться в школу и что безнравственно отнимать у ребенка детство. Я говорил, что, отнимая детство, мы прибавляем ей юности (и еще неизвестно, что ей нужнее), но Алена так не считала. Так что этот семейный конфликт Маша должна была решить сама и в свою пользу.
Маша даже не поверила своему счастью. Счастье заключалось в том, что она и в самом деле сама решала этот вопрос. Кроме того, как выяснилось, она была совершенно счастлива, что в следующем году пойдет в школу. То есть в том, что это должно произойти как можно скорее, для нее не было никаких сомнений вообще.
Я отдавал себе отчет: причина этого прежде всего в том, что она совершенно не представляет себе, что такое школа, но зато прекрасно понимает, что такое детский сад. Но все равно девочка была права.
Моя жена считает, что это – манипуляция неокрепшей психикой ребенка. Ведь я же понимал, что она скажет. Ну, может, и манипуляция. А Маша мной не манипулирует, что ли? Моей неокрепшей психикой? Когда гладит меня пальцем по руке и просит купить ей геймбой, например? Может, кстати, уронить слезу. Доходчивую слезу, если услышит, что геймбой она получит в день рождения, то есть недели через три. Дело в том, что Алисе-то геймбой (карманную такую игровую приставку) подарили еще на прошлый день рождения. А я что? Я маленький человек. Я таю, как снеговик под палящим весенним солнцем. Но в целом держусь.
В общем, решение было принято, я начал изучать рынок и пришел, конечно, в ужас от его состояния. Учиться в начальных классах приличной школы стоит дороже, чем в приличном западном университете. А главное, тяжело найти школу поблизости от дома. Но когда мы все же нашли, выяснилось, что там кроме того, что берут эти деньги, еще и проводят тестирование детей. То есть им за эти сумасшедшие деньги еще и не все дети подходят. А те, кто не подходит, автоматически получают психотравму на всю жизнь (я уж не говорю про их родителей). Если они не дураки, конечно, и понимают, почему они не прошли тестирование. Правда, если они тестирование не прошли, то, наверное, нельзя ведь утверждать с уверенностью, что они не дураки.
В общем, мы пришли на тестирование. Меня не пустили. Маша страдала одна. А я, сидя в коридоре, готовился получить психотравму.
Мне вот кажется, что Ваня уже сейчас прошел бы любое тестирование, и хоть в третий класс. Потому что не может не пройти тестирование человек, который говорит мне, когда я выезжаю на машине из двора и поворачиваю налево: «Папа, нам же надо на горку, кататься на санках, это направо! Папа, одумайся!» Он пройдет тестирование, конечно, не потому, что с первого раза и навсегда запоминает дорогу к любой горке и к любому роллер-дрому, а потому, что так уверенно и безошибочно пользуется непростым словом «одумайся!».
За Машу я не был спокоен. Она девочка очень толковая, без преувеличения, но у нее в голове слишком много всяких соображений, по которым она может, например, начать строить из себя дурочку. Например, ей учительница может не понравиться или просто запах духов учительницы.
Впрочем, с духами у учительниц этой школы было все в порядке.
Маши не было полчаса. Потом вышла учительница, которая брала ее на тестирование, и сказала, что готова показать школу. Я, с одной стороны, обрадовался, потому что это служило косвенным подтверждением того, что Маша, возможно, справилась. С другой – меня беспокоило, где моя дочь. Может, у них тех, кто не прошел тестирование, сразу выкидывают за ненадобностью в форточку? Я-то откуда знаю, какие у них тут порядки.
В общем, я, разумеется, раскаивался, что пришел сюда. При этом в школе я чувствовал какую-то поразительную робость. Ту же самую робость я чувствовал, когда сам учился в школе. И мне это не нравилось.
Учительница сказала мне, что Машу сейчас еще посмотрит логопед, а до этого она никакого заключения давать не будет. Смотрела она на меня как-то странно. Что-то там у них точно произошло за эти полчаса. Мне это тоже не понравилось.
Учительница показала мне школу, и выяснилось, что это хорошая школа. Потом вышла Маша. Мне показалось, что она устала.
– Мы примем ее, – сказала учительница. – Хорошая девочка.
– Читать умеет, – не выдержал я.
Она посмотрела на меня с состраданием.
– Нам это ни к чему, – сказала она.
– То есть как? – поразился я.
– Да мы и сами можем научить. У нас другие вещи имеют значение.
Она рассказала мне, какие тесты проходила Маша. Первый заключался в том, чтобы из десяти предложенных картинок составить внятный рассказ. Я потом спрашивал у Маши, что на этих картинках было и как ей это удалось.
– Ну, там заяц нашел снеговика, – неохотно рассказала она. – И он ему очень понравился. Они подружились. Потом заяц захотел есть. А у снеговика же морковка вместо носа. Но заяц не мог достать морковку. Он решил ждать. И он дождался, пока снеговик не растаял. Три дня ждал заяц.
– А потом что случилось? – спросил я. – Надоело ждать? Или нашел еду в другом месте?
– Да нет, – сказала Маша. – Снеговик растаял. Я понял, что тестирование я бы не прошел.
– И что, ты все правильно сделала? Расставила картинки?
– Да, – сказала Маша. – Только не в том порядке, как им было надо. У меня снеговик растаял. А у них-то нет.
– Подожди, – сразу запутался я. – Я ничего не понял. Ты мне что, рассказала историю со своим финалом?
– Ну да, – сказала она.
– А у них что получалось?
– Ой, я не знаю, – поморщилась она. – Но последняя картинка там такая. Заяц держит в руках морковку. Это точно. Это и у меня, и у них.
– А были картинки с тающим снеговиком?
– Нет, не было, – призналась Маша.
– Ну, может, яркое солнце было нарисовано? Она честно припоминала.
– Нет, – сказала наконец Маша. – Солнце было слишком высоко. Оно на одну картинку со снеговиком не поместилось.
– А тебе учительница сказала, как морковка снеговика оказалась у зайца? У них же, наверное, своя версия есть.
– Что-то говорили, я не помню, – беспечно сказала Маша. – Ты знаешь, снеговик и сам мог бы отдать. Он очень добрый. Пап, хватит со мной разговаривать. Можно, я уже в геймбой поиграю? До танцев еще успею два раза сыграть… Спасибо!
Ну конечно, купил я ей этот геймбой в тот же день, когда пообещал, что она его получит не раньше дня рождения, то есть недели через три.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.