26. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
26. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
Он всегда выглядел таким пареньком, которому хотелось присоединиться к кому-то или чему-то… Но я не думаю чтобы кто-нибудь жаждал принять его в компанию.
Вильям Вулф, одноклассник Освальда
По прибытии в Далласский аэропорт вместе с женой и ребенком в июне 1962 года Освальд был заметно разочарован отсутствием корреспондентов и фоторепортеров. Брат Роберт утешил его, рассказав, что в местной прессе уже была большая статья о его предстоящем возвращении, снабженная портретом.
Освальды прожили несколько недель в доме брата, потом еще несколько недель у матери — Маргариты Освальд. Но и там, и там отношения складывались тяжелые. В августе они сняли квартиру в Форт-Ворте, неподалеку от того места, где Освальд получил работу.
Русские эмигранты старались помогать им, снабжали одеждой, мебелью, посудой. Однако Освальд обращался с ними грубо, требовал от жены, чтобы она не принимала помощь, грозил ей, даже бил. Был единственный русский в этом окружении, к которому Освальд отнесся чуть не с благоговением, чьи советы выполнял почти беспрекословно.
Звали его Джордж Де Мореншильд.
Это был красивый, атлетического вида мужчина лет пятидесяти, имевший сотни влиятельных друзей, объездивший полмира, говоривший на многих языках, увлекавшийся теннисом, плаваньем и прочими видами развлечений на открытом воздухе. Подстать ему была и жена его Джин Де Мореншильд. Что общего было у этой пары с бедными и малообразованными Освальдами? Почему Де Мореншильды приняли такое участие во вновь прибывших, регулярно встречались с ними в течение восьми месяцев, занимались их жизнеустройством, вплоть до улаживания домашних ссор?
Впоследствии разные исследователи безуспешно пытались выяснить, как произошла первая встреча между этими супружескими парами. Сам Де Мореншильд заявил, что их познакомил некий полковник Орлов. Но Орлов уверял, что в тот единственный раз, когда он заезжал к Освальдам с Де Мореншильдами. те были уже хорошо знакомы. Другому собеседнику Де Мореншильд представил иную версию знакомства — но и она на поверку оказалась несостоятельной.
Вообще, все, что касается жизни Джорджа Де Мореншильда, изобилует неясностями, противоречиями, белыми пятнами. Неясно даже, где и когда он родился. Давая показания Комиссии Уоррена, он заявил, что появился на свет в 1911 году в городе Мозырь, Российской империи, что отцом его был богатый землевладелец, предводитель дворянства в Минской губернии. Зять его считал, что местом его рождения была Грузия. Но когда Де Мореншильд был задержан при попытке зарисовать береговые укрепления в Техасе (1942 год), при нем обнаружили два резюме с краткими автобиографиями, в одной из которых было сказано, что он происходит из шведской семьи, в другой — что из семьи греко-католического вероисповедания и что рожден в 1914 году. А подавая заявление на работу в нефтяную фирму в Колорадо (1946 год), он заявил, что отец его был русским инженером-нефтяником. работал на нефтеразработках в Румынии, что советская армия арестовала и казнила отца, а сам он якобы дослужился в Польском сопротивлении до чина подполковника и провел почти всю войну в Лондоне в качестве офицера по связи.
Так же расплывчата информация и о других этапах жизни Де Мореншильда. Он прибыл в Америку в 1938 году, но, по его словам, в 1939 году возвращался в Польшу, чтобы служить в армии, но в том же году возвращается в Америку. (Никто не пытался уточнять даты и цели этих разъездов.) В США он принимает участие в разных операциях, проводившихся — он, видите ли, не уверен, но так ему казалось — французской разведкой, не уточняя при этом, кому та подчинялась в тот период — Де Голлю, воевавшему с немцами, или маршалу Петэну, сотрудничавшему с ними. Из досье ФБР, заведенному на него в это время, стали известны его контакты со многими немецкими агентами.
Военные годы он провел под видом кинопродьюсера в нейтральной Мексике, которая кишела тогда шпионами всех мастей. В 1944 году, сменив фамилию с Фон Мореншильд на Де Мореншильд, он возвращается в Штаты, меньше чем за год получает диплом инженера-нефтяника и начинает работать в мире нефтедобычи — то выполняя заказы других фирм, то действуя на свой страх и риск. За все эти годы он не выпустил ни одного фильма, не открыл ни одного месторождения, но жил, явно не нуждаясь ни в чем, менял жен, путешествовал, имел многочисленных знакомых в самых разных кругах. Источники его доходов остаются большой загадкой, но известно, что нефтеразведка, которой он занимался, включала в себя аэрофотосъемку в разных частях страны.
В 1957 году он провел несколько месяцев в Югославии в должности геолога, включенного (после проверки Госдепартаментом) в группу, посланную американской организацией Ай-Си-Эй (Управление международного сотрудничества). За это время он дважды пытался приблизиться на лодке к острову, на котором находилась резиденция маршала Тито (опять делая зарисовки), и дважды был отогнан огнем охраны.
В 1958 году он отправляется в длинное путешествие по Африке (Того, Гана, Дагомея) под видом филателиста (мы знаем, что марки африканских колоний — самые красивые) и возвращается оттуда почему-то через Польшу. (В семейном альбоме Де Мореншильдов имелись фотографии, сделанные и в других коммунистических странах — Чехословакии, Югославии.)
В 1959 году он вместе с женой (кстати, тоже русской по рождению) разъезжал по Мексике, и однажды на официальном приеме жена перекинулась несколькими фразами с Анастасом Микояном.
В 1960 году супруги Де Мореншильд исчезли почти на год, заявив друзьям, что собираются пешком пересечь всю Южную Америку. Однако впоследствии выяснилось, что далеко они не ушли, что большую часть времени провели в Гватемале, вселившись без разрешения в пустующий дом, откуда вернувшиеся хозяева (дальние знакомые их знакомых) должны были выселить их чуть не силой. Еще одна деталь: дом этот находился в непосредственной близости от тренировочных баз, где Си-Ай-Эй готовило подразделения кубинских эмигрантов к вторжению в Заливе Свиней.
Бывший зять Де Мореншильда, Гари Тэйлор, заявил Комиссии Уоррена:
«Если убийство /президента/ было результатом заговора, то, я думаю, скорее всего, Де Мореншильды принимали в этом заговоре участие».
Но бравший показания следователь Комиссии Дженнер не проявил большого интереса к этому замечанию, хотя он имел в своих руках увесистую пачку материалов, собранных на Де Мореншильда ФБР и Си-Ай-Эй. Эти документы лежали перед ним во время допроса самого Де Мореншильда. Он постоянно сверяется с ними, подсказывает Де Мореншиль-ду правильные ответы, помогает обходить противоречия и несообразности. Запись допроса занимает 120 печатных страниц (Де Мореншильда расспрашивали дольше всех, если не считать Марину Освальд и Руфь Пэйн), но ни разу допрашивавший не попытался изобличить ложь свидетеля. У него явно другая задача. «Давайте мы вместе, с помощью имеющихся у меня документов, докажем всему миру, что вы честный американский бизнесмен, никогда не занимавшийся никакой предосудительной или, не дай Бог, шпионской деятельностью», — как бы говорит следователь.
ДЖЕННЕР: Так что это мероприятие в Гане не имело никаких
политических аспектов? ДЕ МОР.: Нет. ДЖЕННЕР: Как вы сказали, это была чисто деловая поездка.
ДЕ МОРЕНШИЛЬД: Бизнес на сто процентов.
ДЖЕННЕР:…И когда вы ездили в Югославию, цели поездки были исключительно деловые?
ДЕ МОР.: Совершенно верно.
ДЖЕННЕР: И вторая поездка в Югославию — тоже исключительно по делам?
ДЕ МОР.: Да.
ДЖЕННЕР: Никакой политики?
ДЕ МОР.: Нет.
ДЖЕННЕР: Были вы когда-нибудь хоть в какой-то степени агентом?
ДЕ МОР.: Никогда.
ДЖЕННЕР: Представляя какое-нибудь правительство?
ДЕ МОР.: Никогда, никогда.
ДЖЕННЕР: Никакое?
ДЕ МОР.: Вы можете повторить это хоть три раза…
ДЖЕННЕР: Я должен заметить, мистер Де Мореншильд, что в любой момент, когда вам покажется, что мои вопросы являются вмешательством в вашу частную жизнь или что нарушаются ваши конституционные права, вы вправе заявить об этом.
ДЕ МОР.: Пожалуйста, не стесняйтесь. Я никогда не был агентом какого-нибудь правительства и ни от какого правительства не получал плату.
Ах, как хотелось бы спросить тут, от кого же получал плату мистер Де Мореншильд в течение 25 лет его безбедной жизни в Америке. Но, повторяю, у допрашивающего были явно другие задачи.
Все члены русской общины в Далласе отмечали экстравагантные манеры Де Мореншильда. Он мог появиться в церкви в шортах, любил рассказывать при дамах непристойные истории. Многие инстинктивно сторонились его. Он любил быть в центре внимания, говорил громко и авторитетно. Его русский язык был безупречен. Новые эмигранты знают, что такой язык не сохраняется у русских детей, увезенных с родины в двенадцатилетнем возрасте. Некоторые считали, что и его дружба с Освальдами — просто очередная экстравагантность, причуда.
Вот как описывает эти отношения зять Де Мореншильда, Гари Тэйлор:
«Я думаю, они были гораздо ближе друг другу, чем казалось. Иначе Де Мореншильды не занимались бы так активно их благоустройством… Влияние их /на Освальдов/ было очень заметным. Мне кажется, что именно Де Мореншильд посоветовал им переехать в Даллас /из Форт-Ворта/, да и много других вещей делалось по его предложениям — например, где искать работу. Ли кидался исполнять любой совет Де Мореншильда — когда отправляться спать, где поселяться, с кем оставлять Марину /и ребенка/, пока он сам ночевал в дешевом мотеле.»
Видимо, не без влияния Де Мореншильда Освальд начал искать работу, связанную с фотографией. В октябре 1962 года он был принят в большую далласскую фирму Джаггар-Чилс-Стовал. Фирма эта готовила, главным образом, набор, фотографии и рекламу для разных газет и журналов. Но был у нее и контракт с картографическим отделом Военного министерства на набор названий городов для карт, выполнявшихся по данным разведывательных самолетов. Считалось, что эта работа должна была выполняться секретным отделом фирмы, но на деле никакого секретного или хотя бы закрытого помещения в фирме не было. Любой работник имел доступ в комнату, где набирались длинные списки названий русских, китайских, кубинских городов. В том числе, и бывший перебежчик Ли Харви Освальд, заявлявший всего лишь за три года до этого, что он отказывается от американского гражданства и при случае убьет любого американца (даже родного брата), если тот станет защищать американское правительство.
Работая в фирме, Освальд постепенно овладел различными приемами фотографических операций. Вскоре он использовал полученные навыки для того, чтобы изготовить себе поддельные документы на имя А. Хидель, а также водительские права на имя О. X. Ли. В январе 1963 года он воспользовался именем Хидель, чтобы купить по почте карабин манлихер-каркано с оптическим прицелом. По распоряжению Освальда, Марина сфотографировала его во дворе в полном вооружении. На одной из сделанных фотографий сохранилась надпись — «Готов на все». На другой: «Джорджу, от Ли Харви Освальда, 5 апреля 1963 года». На этой последней кто-то приписал внизу по-русски: «Охотник за фашистами — ха-ха-ха».
Джордж Де Мореншильд многократно пытался пристраивать Марину с ребенком на постой к кому-нибудь из добросердечных друзей. Одна из таких попыток заслуживает особого внимания.
Поместье, куда Де Мореншильды привезли Марину с ребенком в начале октября 1962 года, находилось в дачном пригороде Далласа. Сам Де Мореншильд познакомился с хозяйкой дома, миссис Брутон, всего за несколько месяцев до этого представившись другом бывшего владельца. («Проезжал мимо, нахлынули сентиментальные воспоминания, решил заехать взглянуть, как теперь здесь все выглядит…») Он даже рассказал, как помогал строить плавательный бассейн. Хозяйка любезно показала ему переделки в доме, пригласила навещать и пользоваться бассейном. В один из таких визитов Де Мореншильды и привезли Марину Освальд.
Хозяйка была тронута судьбой молодой русской красивицы. Де Мореншильды рассказали ей, что муж, привезший ее в Америку, обращался с ней жестоко, пренебрегал ею, а сейчас и вовсе бросил одну, без средств к существованию, без языка, без крыши над головой. Не согласилась бы миссис Брутон поселить бедную женщину на время у себя? У них, у Де Мореншильдов, где она временно живет, слишком мало места.
Вся эта драматическая история была далека от правды. Де Мореншильды в то самое утро заезжали за Мариной на ту квартиру, где она жила с Освальдом. Они прекрасно знали, что, несмотря на ссоры, ни о каком разрыве еще не было и речи. В довершение всего сам Освальд вдруг появился у ворот дома Брутонов, присоединился к компании, и Марина не проявила никакой враждебности к нему. Зато Де Мореншильды были явно возмущены его неожиданным появлением и разочарованы. Затея лопнула.
Но в чем же она заключалась? Если бы они, действительно, хотели найти приют для Марины, почему нужно было обращаться к малознакомой женщине, никогда с Мариной не встречавшейся и не говорившей по-русски? И зачем вообще Де Мореншильду понадобилось втираться в дом Брутонов? Не связано ли это каким-то образом с тем фактом, что мистер Брутон (который в те дни был в отъезде) являлся адмиралом в отставке и вплоть до 1960 года возглавлял отдел связи военно-морского министерства и участвовал в разработке глобальной системы контроля за перемещением всех подводных лодок, надводных кораблей и ракет? (Примечательно, что и предыдущий владелец дома, с которым Де Мореншильд был знаком, в прошлом служил в разведке военно-воздушных сил.)
В начале апреля 1963 года Освальда уволили с работы в фотонаборной фирме. В эти дни он часто исчезал из дома, захватив с собой ружье. Марине говорил, что ездит практиковаться в стрельбе. Однажды вернулся без ружья и сказал, что зарыл его в надежном месте. В среду, 10 апреля, он ушел на целый день. Марина не находила себе места от беспокойства. Было уже совсем поздно, когда, зайдя в его комнату, она обнаружила записку, написанную по-русски:
1. Эта key /ключ/ почтовый ящику почтам главный, находится городу, на улице Ervay тот же улице где апека где ты вседа стаяла. 4 блоков от апека на эту улицу к почтаму там найдешь наш ящику. Я платил за ящику прошем месяце так ты не переживаеш об этом.
2. Посылай посольстве информатии что со мной случились и тоже от резай из газета, /если в газета что-нивидь о мне пишет/ Я думаю что посольстве быстрее тебе поможит кодда знаю все.
3. Я платил за дом на 2-ой число так не переживаешь об эта
4. За води и газ тоже платил недавно.
5. возможно что денги с работу будет, они посылают нашу ящику на почтам пойдешь банк и по-менят шеск на деньги
6. Мои одежда. . ты можишь выбросить или отдат не сохраняй их но мой бумаги личны (воениа, заводской и т. д.) я предпочитаю ты дериш.
7. Некоторый мой документы находятся в синей маленкий чемодане.
8. Аддрессавая книга на мои столе кабинету исли тебе нада
9. Тут ест у нас друзей и Красный Крест тоже тебе поможят. (Red Cross по-английски)
10. Я оставил тебе деньги как много так я мог. 60 д. на 2-ой число, и ты и Джун можит жит на 10 д. недели еще 2 месяты.
11. если я жив и взят мне плеником, городской тюрмы находится на конце тот мост через который ты вседа ежалили, когда ехала в городу (самая начала городу через мост)
Освальд появился только в половине двенадцатого — задыхающийся, бледный, в поту.
— Я стрелял в генерала Уокера, — сказал он.
Генерал Уокер к 1963 году стал признанным лидером ультра-консерваторов Далласа. За пропаганду крайне правых идей в армии его вынудили подать в отставку. В Далласе он возглавил общество имени Джона Берча. За слишком активное участие в демонстрации против приема негра в университет штата Миссисипи он был заключен в тюрьму, послан на психиатрическое обследование, затем выпущен под залог в 50 тысяч долларов. Для Освальда он был символом «фашизации» Америки. И Де Мореншильд, и его приятель Шмидт признали впоследствии, что, возможно, своими комментариями они «невольно» разжигали в Освальде ненависть к Уокеру.
Пуля Освальда, пробив окно, прошла в дюйме от головы генерала и ударила в стену. Следствие не сумело обнаружить покушавшегося. Однако, когда три дня спустя после покушения Де Мореншильды нанесли визит Освальдам, первыми словами Де Мореншильда были:
«Эй, Ли, как же вышло, что ты промазал?»
Впоследствии Де Мореншильд заявил, что он сказал эту фразу наобум, связав два известных ему факта: что у Освальда было ружье с оптическим прицелом и что он ненавидел генерала Уокера. Трудно сказать, что двигало им на самом деле. Хотел ли он выразить таким образом недовольство самоуправством Освальда и показать, что в случае чего не побоится выдать его властям? Или просто он не смог в очередной раз удержаться от экстравагантной и эффектной выходки и наслаждался испугом на лицах Освальда и Марины?
Уокер был не единственным политиком, вызывавшим ненависть Освальда. Ричард Никсон в те дни призывал к более жесткой политике в отношении Кубы. Марина Освальд уверяла, что ее муж однажды повесил на пояс револьвер, спрятал его под пиджаком и собрался «пойти взглянуть» на приехавшего в Даллас Никсона, но она не пустила его, заперев в ванной. Правда, Комиссия Уоррена, обычно принимавшая на веру слова Марины, тут выразила недоверие: во-первых, резонно заявил один из членов, на дверях ванной не бывает запоров, которые можно запереть снаружи, а во-вторых, Никсон не приезжал в Даллас в те дни. Однако нет сомнения в том, что кубинские дела Освальд принимал очень близко к сердцу.
В середине апреля он соорудил плакат «Руки прочь от Кубы» и стал на углу двух улиц в Далласе, раздавая прокастровские листовки, присланные ему организацией «За справедливое отношение к Кубе». Все, кто встречался с Освальдом во время Карибского кризиса и после, отмечали, что в разговорах он многократно обрушивался на «американский империализм» за его «агрессию против Острова свободы».
Через две недели после покушения на Уокера Освальды переезжают а Новый Орлеан. Решено было, что на первые недели, пока Освальд будет подыскивать работу и жилье, Марина с ребенком останется в Ирвинге, в доме Руфи Пэйн (о ней см. выше, стр. 152).
Примерно в те же дни покидают Даллас и Де Мореншильды. У Джорджа, по его словам, был после долгой подготовки заключен контракт с правительством Дювалье на разработку полезных ископаемых в республике Гаити. Зная «Папу Дока» и его стиль руководства этой нищей страной, трудно поверить, что он согласился оплачивать твердой валютой услуги американского геолога, в то время как вездесущие советские специалисты сделали бы это для него бесплатно, за одно лишь разрешение прислать ему «военных советников».
Считается, что во время убийства президента Де Мореншильды находились на Гаити. (Впрочем, никто, кажется, не пытался проверить это алиби.) Они возвращались в Америку на время, чтобы дать показания Комиссии Уоррена в 1964 году, а затем вернулись в Даллас окончательно в 1967-ом. Два года спустя Джордж Де Мореншильд начинает работать в Бишоп-колледже, преподавая русский и французские языки. Впервые мы видим, как и чем этот человек зарабатывает деньги. Возможно, добропорядочная служба была настолько не по нему, что он впадает в тяжелейшую депрессию. По словам его жены, он четыре раза покушался на самоубийство. С трудом удалось уговорить его лечь в Паркландскую больницу, где он прошел курс шоковой терапии.
Это были как раз те дни, когда начиналось второе (или третье) официальное расследование убийства президента — расследование Комитета Стокса. В середине февраля 1977 года Де Мореншильда навестил голландский журналист, Уильям Олтманс, который обычно проживал в Брюсселе и который впоследствии заявил, что он является старым другом Де Мореншильда.
Дальнейшие события можно восстановить лишь пунктирно.
1 марта 1977 года Де Мореншильд берет трехдневный отпуск в колледже, якобы чтобы навестить свою дочь в Новом Орлеане, но на самом деле летит вместе с Олтмансом в Голландию, где проводит около 10 дней, и возвращается в Нью-Йорк 14 марта.
15 марта Олтманс заявляет Комитету Стокса в Вашингтоне, что Де Мореншильд сказал ему в середине февраля, что Освальд действовал с его ведома, когда покушался на жизнь президента.
29 марта следователь Комитета Стокса посетил Де Мореншильда в доме его дочери во Флориде, но не застал и сказал, что придет позже. Дочь, вернувшаяся домой в 3.32, обнаружила труп отца, застрелившегося из охотничьего ружья. Эдвард Эпштейн пишет, что он взял интервью у Де Мореншильда за 3 часа до его самоубийства.
1 апреля, выступая перед журналистами, Олтманс заявил, что Де Мореншильд сознался, что он и Освальд были наняты антикастровцами и далласскими нефтепромышленниками убить Кеннеди и что Освальду причиталась крупная сумма денег. Он покончил с собой, боясь разоблачения. Еще он якобы сказал Олтмансу, что на самом деле президента убил не Освальд, а антикастровцы.
Впоследствии один репортер заявил, что в комнате, где Де Мореншильд покончил с собой, было найдено написанное им письмо, из содержания которого делалось ясно, что Олтманс угрожал ему, заставлял признаваться в поступках, которые он не совершал, давал наркотики и затем интервьюировал. Он привез его в Брюссель, где у него была встреча с работником советского посольства. «Возможно, — заканчивает свой рассказ Майкл Эддоус, — что Де Мореншильд поехал в Европу в надежде, что КГБ поможет ему исчезнуть; но ни русские, ни поляки не захотели принять его».
Люди, встречавшиеся с Освальдом в жизни, в основном характеризуют его одними и теми же словами: замкнутый, молчаливый, часто грубый и неприятный, часто неряшливо одетый, с немытыми и нестриженными волосами, но при желании умеющий произвести и хорошее впечатление, представиться рассудительным, спокойным, подтянутым, владеющим собой, контролирующим свои мысли, слова и поступки. Однако в его характере было одно свойство, которое не могло быть замечено случайными свидетелями, но которое проступает как доминирующий фактор, когда мы смотрим на его жизнь в целом: патологическая ненависть к рутинному существованию, неприятие упорядоченности, дисциплины, нежелание подчиняться чьим бы то ни было приказам, жажда вырваться из-под контроля любой ценой и проявить собственную волю, даже если это грозит ему серьезными осложнениями.
Усидчивая работа не по нему. Он пропускает больше половины дней в школе, он однажды засыпает во время дежурства у радарной установки, он работает спустя рукава на заводе в Минске, он не способен овладеть необходимыми навыками в фотонаборной фирме в Далласе, он пропускает половину рабочих часов в кофейной фирме в Новом Орлеане. Его сослуживцы по Техасскому распределителю учебников если и разговаривали с ним, то чаще всего — чтобы указать ему на ошибки в работе. И там, в ТРУ, он часто уходил, не дожидаясь конца рабочего дня.
Трагикомическая особенность его судьбы заключается в том, что каждый раз, делая прыжок из тяготящей его рутины, он оказывается в ситуации, требующей еще большей степени подчинения. Он всей душой рвется из семейно-школьной кабалы, но не находит ничего умнее, чем сунуть голову в армейское ярмо. После бегства в Советский Союз он несколько месяцев упивается новизной ситуации, всеобщим вниманием, но после переезда в Минск все начинается сначала: рутина завода, рутина занятий в школе КГБ, общее убожество и скука советского быта. И по возвращении в Америку юный борец с мировым империализмом опять попадает в западню повседневности: надо ходить на работу, устраиваться с жильем, заботиться о семье, вообще притворяться нормальным обывателем.
Но ведь он не создан для этого.
Нетерпение, жажда известности — немедленно, любой ценой — сжигают его. И тогда он берет свой карабин и крадется к дому генерала Уокера.
В советском коммунизме Освальд разочаровался искренне — в этом сомневаться не приходится. Вместе с фальшивым «дневником» он вывез еще и рукопись, описывающую советский «рай» в весьма мрачных тонах, которую он перепечатывал в Америке с большими предосторожностями. (Машинистка рассказала, что он оставался в ее комнате, пока она работала, а потом забирал не только все экземпляры машинописи, но даже копировальную бумагу. В рукописи, между прочим, был большой раздел, посвященный Киеву, хотя о пребывании Освальда там нет никаких данных.) Однако такое уже случалось миллионы раз с западными поклонниками «безэксплуататорского» общества: разочаровавшись в советском варианте, они спешат перенести свое обожание на другие — китайский, албанский, камбоджийский. В случае с Освальдом новым объектом поклонения оказалась Куба и Фидель Кастро.
Если представить себе, что когда-нибудь будет опубликована «Энциклопедия мирового шпионажа в XX веке», то содержание двух последних глав можно было бы представить в виде короткой заметки для такой энциклопедии:
«ОСВАЛЬД, ЛИ ХАРВИ (1939–1963). Рано начал увлекаться марксизмом-ленинизмом. Во время прохождения военной службы в Японии на американской базе был завербован японскими коммунистами и начал через них поставлять сведения советской разведке. По окончании службы, в конце 1959 года, получив необходимую помощь и инструкции, перебежал в Советский Союз. В течение двух лет проходил там шпионскую подготовку, проживая в Минске под видом рабочего радио-завода. Женился на русской женщине МАРИНЕ ПРУССАКОВОЙ (см.). Вместе с нею вернулся в 1962 году в Америку и поступил в распоряжение видного резидента советской разведки ДЖОРДЖА ДЕ МОРЕНШИЛЬДА (см.). По его заданию устроился на работу в фотонаборную фирму в Далласе, выполнявшую заказы для американского военного министерства. Однако с марта 1963 года выходит из-под контроля советской разведки, начинает заниматься индивидуальным террором и открытой агитацией в пользу коммунистической Кубы. В апреле 1963 года, после неудачного покушения на генерала Уокера, уезжает в Новый Орлеан, где попадает под контроль кубинских агентов. О дальнейшей его деятельности см. «Энциклопедия мирового терроризма в XX веке».»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.