Глава Х

Глава Х

— Вы меня на рынке выбросьте, — Катаев постучал по боковому стеклу, — посмотрю подошёл пассажир или нет…

По-быстрому насытившись жареным мясом, опера уже подъезжали к ПВД. На секунду остановившаяся машина, высадила Костю у палаток и, весело фыркнув, потарахтела к воротам Центра. Оперативник неторопливо прошёл вдоль рядов. Поравнявшись с Зал пой, он посмотрел ей в лицо и, также неспеша, пошагал дальше. Когда ряд закончился, он развернулся и увидел, что около её полотенец стоит Тимур и жизнерадостно лыбится в его сторону. Костя зашёл за лотки, возвращаясь к палатке с полотенцами.

— Можна паздыравить, — улыбаясь, Тимур протянул руку.

— Тебя тоже, — хмыкнул Костя, отвечая на рукопожатие.

Тимур нахмурился и тревожно взглянул на Катаева:

— В смысле?

Он явно нервничал, улыбка казалась вымученной, акцент опять округлился.

— Ну как бы всё срослось, мы должны…

— А-а-а… — улыбка стала шире, — у тебя с сабой?

— Конечно, нет… Заныкано там, — Костя кивнул в сторону комендатуры, — в надёжном месте.

— Я что-то тачки твоей не увидел, — продолжил он, — ты пешедралом или на метро?

— Нэт, с Бэкханом, на «дэвятке», — чуть раздвинув завесу полотенец, ткнул пальцем Тимур.

— Чего с рукой-то? — Костя обратил внимание, что кисть левой руки, которую до этого парень держал в кармане, забинтована.

— Да-а… Разборки на базарэ с акинцами, — беззаботно ухмыльнулся тот.

— Короче, давай я тебе завтра скажу где игрушка будет, — Костя решил не рисковать на личной передаче, — а ты заберёшь, когда посчитаешь нужным… И я не подставлюсь, и ты без претензий.

Тимур, на пару секунд улыбаясь, застыл, потом махнул рукой:

— Дагаварились! Я завтра к Залпе с абэда заеду, ты ей скажи…

— Доверяешь ей? — перебил его Костя.

— Там, кароч., — Тимур замялся, — давэряю, в общем… Проста скажи где… А я, там, найду, кароч…

— Договорились, — буркнул Катаев, слово офицера сдерживалось через усилие.

— Ещё-то темы какие есть? — отпускать «барабана» просто так не хотелось.

— Ну, завтра, кароч… Стрэлка с одним там, — что-то неопределённое изобразил забинтованной рукой, Тимур, — можэт что интэрэсное и праскочит…

Костя понял, что разговор закончен и продолжаться будет только после того как Тимур убедится в оперской честности. Слишком откровенно тот бил копытом на отход. Пока информации не будет.

— Я всё понял, — коротко бросил он и протянул руку для прощания, — послезавтра я тебя жду…

— Ну, там… Залпа, карочэ, скажэт тэбе всё… — пожимая руку ответил Тимур.

Костя вышел из-за лотка и, ссутулившись, пошёл к воротам. На душе лежал тяжёлый камень. Делать то, что пообещал, забетонированное офицерским словом, никак не хотелось. Автоматически отметил, юркнувшего на пассажирское сиденье светло-зелёной «девятки», Тимура. Машина, стоявшая около шашлычной с незаглушенным двигателем, сразу сорвалась с места. Понтовитые литые диски — «арбузы» прощально сверкнули на солнце.

Костя не успел дойти до КПП, как из ворот выехал их УАЗик. Чуть не вывалившись в открытую дверь, Рябинин заорал ему:

— Пацанов наших взорвали!!! Давай в машину!

Катаев, не понимая о чём идёт речь, понёсся к автомобилю. Перепрыгнув бетонные блоки ограждения, автомат больно ткнул в колено, он, рывком открыв дверцу, ввалился в кабину:

— Кого!? — разом охрип Костя.

— Тару… Капусту, по ходу… Бл… ь! — нервно вскричал Сергей, пугнув сигналом, зазевавшегося перед машиной подростка.

— Давно?! — Костя, решив не отвлекать Рябинина, повернулся к Бескудникову и Долгову.

— С час где-то. Там почти все кто на базе был, — сквозь шум бешено летящей машины, кричал Бес, — двое «двухсотых», три «трёхсотых».

— Кто «двухсотый»?! — холодея, окончательно севшим голосом, спросил Костя.

— Хер знает! — Бес отвёл глаза на дорогу. — Там вообще ты в списках на выезд прошёл… В дежурке…

Когда они приехали на место, обгоревший остов УАЗа грузил в кузов «Урала» военный автокран с эмблемой ВВ на дверях. Чёрное пятно на обочине и россыпь осколков вокруг красноречиво говорило о разыгравшейся трагедии. Два БТРа, один в начале Садовой, другой метров через сто после места происшествия, перегородили дорогу, заблокировав возможность дальнейшего проезда. По обочинам стояли «Уралы» и БРДМ, дальше, перед БТРом уткнулись в кусты УАЗики и «буханки». Весь личный состав, прибывший на место засады, прочёсывал территорию таксопарка и близлежащие развалины. У одного из УАЗов с ноги на ногу переминались Жоганюк, Кутузов и Лавриков.

Вплотную подъехав к БТРу, Рябинин остановил машину и все опера направились к руководящему кружку.

— Катаев?!! — Потерялся Николай Иванович. — Ты, ты… что… живой?!

Кутузов и Лавриков также оторопело уставились на шедшего впереди всех Катаева. Ситуация к юмору не располагала, но Костя еле сдержал улыбку, глядя на их вытянутые рожи.

— Я с Таричевым подменился, товарищ полковник, — упредив в ненужные вопросы, сказал он, — с утра тренировка была, вот он и поехал… Он… он жив? — сглотнул конец фразы.

Кутузов и Жоганюк переглянулись, качнув головами, как китайские болванчики. Лавриков стоял молча, поджав губы. Опера застыли, надеясь не услышать то, что они уже поняли.

— Значит Таричев… М-да… Он сгорел в машине… Обгорел до неузнаваемости… — нечётко ответил Кутузов, — Капустин контужен и ранен. Его в Северный увезли. Ещё Крылов погиб. Попов и Окунев тяжёлые, тоже в госпитале…

— Бл… ь… — за всех протянул Рябинин. Остальные молчали.

— Вам здесь делать нечего, — Жоганюк вновь сделался сух и официален, — мероприятия заканчиваются, скоро ОМОН и остальные поедут на базу. Вы поезжайте, всё обсудим в штабе… И ваше, Катаев, нарушение, и ваше, — жёлтый палец вытянулся в лицо Сергея, — Рябинин, отсутствие на ПВД… Свободны!

Дерзко посмотрев в глаза полковнику, Рябинин сплюнул в пыль, под ноги и, повернувшись, пошёл к машине. Остальные последовали за ним. Бескудников хотел ляпнуть, по обыкновению, какую-нибудь гадость, но в последнюю секунду передумал.

* * *

Траурная процедура утреннего построения напомнила Катаеву церковный ритуал. Три кадровика-штабиста с дежурно-печальными лицами профессионалов своего дела вышли перед строем, держа в руках, увеличенные со служебных удостоверений и, уже оформленные в рамочки, фотографии Таричева, Крылова и Карнаухова (ночью он скончался в госпитале Моздока).

Трагизм последних дней не нуждался в чьих либо комментариях, поэтому Жоганюк, выступивший с речью о вечной памяти и офицерском долге, не произвел на, враз осунувшийся, личный состав никакого впечатления. Лишь, произнесённая в заключение, фраза о приезде, в связи с ЧП, полковника Куликова, для назначения виновных, вызвала пробежавший по рядам шёпот.

Построение закончилось. Всё ещё ощущая послевкусие вчерашнего разговора с Жоганюком, Костя не мог решиться и оставить в «закладке» АПС для Тимура. После приезда с места происшествия, Жоганюк собрал участников гудермесского вояжа у себя в кабинете. В лучших традициях СМЕРШа, он учинил допрос Катаева на темы: Причины невыезда? Что за тренировка? Кто может подтвердить? Где согласование с руководством? И многое другое.

Рябинина и остальных он заподозрил в трусости, толсто намекнув, что они не выехали вместе со всеми на помощь опергруппе, потому что банально прятались в кубриках. Вскочившего было рамсить, потемневшего лицом, Беса Рябинин удержал за портупею и усадил обратно. Ненужная, ничего не изменяющая, свара могла повредить предстоящему обмену пленными. Поэтому получив порцию безответных угроз, опера с, и без того тяжёлым, сердцем, свалили из кабинета. Желание с горя нажраться отсутствовало напрочь. Тихие вечерние поминки на оперской кухне только усугубили чувство вины. Костя одним из первых вышел из-за стола, стараясь не смотреть на товарищей, хотя ни у кого и в мыслях не было как-либо попрекать его этой дурацкой заменой.

Побродив в темноте, под аккомпанемент ночной стрельбы по территории Центра, Костя присел на скамью опустевшей курилки. Минут десять посидел, пытаясь раскачать душевные загоны. Голова была абортно пустой, тело неприятно слабым, мышцы, словно не зная физических нагрузок, мертвенно стыли. Представил себя со стороны. Скривился от киношности декораций — ночь, стрельба, погибшие друзья, силуэт ЗУ-шки на крыше. От позёрства главного героя — усталая сутулость, грязный камуфляж, опущенная голова, пистолет в набедренной кобуре, — зло сплюнул и ушёл спать.

* * *

А утром, ещё до планёрки-поверки, к Рябинину приехал Сулейман и сообщил, что родня задержанных к обмену готова.

Долг красен платежом. Зайдя в импровизированный спортзал, сооружённый омоновцами в одном из складов, пользуясь тем, что в утренние часы спортсменов нет, Катаев подошёл к старому, изодранному боксёрскому мешку, валяющемуся в углу и развязал затягивающие шнурки. Рука, прорвавшись сквозь требуху внутренностей нащупала тяжёлый свёрток. Вытащив его оттуда, Костя развернул грязную тряпку. Матово блеснувшее воронение магически притягивало взгляд. Катаев ещё раз, тщательно протёр поверхность оружия и запаковал его в специально прихваченный, непрозрачный полиэтиленовый пакет.

Хаос противоречий, царивший в голове из-за того, что придётся сделать, уткнулся в оправдательный тупичок:

«В конце концов жизнь двух солдатиков этого стоит…».

Стараясь более ни о чём не думать, он быстрым шагом вышел из спортзала и пошёл к воротам.

— Залпа! Привет! — панибратски, скрывая трясучку, почти вплотную подойдя, обратился он к женщине.

Та, повернувшись к нему, отступила назад и как в первый раз, не мигая, смотрела затравленной волчицей. Очевидно, она только что пришла на рынок, под прилавком стояли баулы, и товар ещё не был развешен.

— Тимура нет? — не церемонясь спросил Костя.

— Нэт, пока… — немного растерялась Залпа.

Катаев обошёл прилавок, зыркнул вправо-влево и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, вытащил свёрток из-за пазухи. Резким движением сунул его в баул, стоящий под прилавком.

— Привет ему передавай!

И не оглядываясь, быстро пошагал обратно. На душе повисла тряпка абстрактной унавоженной жижицы.

* * *

— Где тебя носит-то? — вопросом встретил вошедшего на кухню Костю, сидящий во главе стола, Рябинин. Тут же присутствовал практически весь личный состав.

— В Караганде! — грубо ответил Костя и прошёл к своему месту.

Все удивлённо посмотрели на обычно улыбчивого, Катаева.

— Отдал? — понял причину его раздражения Рябинин.

— Отдал, — отходя и жалея о срыве, ответил Костя, налив в кружку остатки гуманитарной минералки.

— Ладно… Короче, тоже послушай, — продолжил, видимо прерванный Костей разговор, Сергей, — сейчас рассаживаемся по машинам, берём Турпала и Саламбека, везём их к Сулейману. В доме у него оставляем и обратно…

— А он не шваркнет? — вставил Бескудников.

— Нет, — коротко ответил Рябинин. — Продолжим… Скорей всего «стрелку» забьют на завтра-послезавтра, сообщат место передачи. Возьмём ОМОН, нет, лучше «Визирей» и сгоняем… Всё просто.

Серёга окинул взглядом всех присутствующих рыцарей прямоугольного стола. Те, в свою очередь, понимали, что простота изложенного не всегда соответствует действительности.

— Я дежурю сегодня, — обозначился Кочур.

— И я… — поднял руку, сидящий на самом конце скамьи, Липатов.

— Если есть желание прокатиться в Гудер, я могу подменить, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Катаев.

— Костян, брось, гонево это, — положил руку ему на плечо Долгов, — ты, сейчас, что вечным дежурным решил заделаться?

Никто не улыбнулся.

Кочур, ближе всех сидящий к Косте, сказал:

— Давай поезжай, ты после Серёги второй человек в этой теме…

— Череповецкими будем доукомплектовываться? — прикинув количество свободных мест, спросил Рябинин, — а то нас пятеро всего… Капуста, кстати, неизвестно вернётся ли ещё с госпиталя?

— Может домой захочет, — поддакнул Гапасько.

— He-а, этот вернётся, — улыбнулся Бес, — чешежопица у него в постоянку…

— Ладно… К Луковцу надо идти, — продолжил планирование Рябинин, — одну машину ОМОНом забивать. Всё, собирайтесь по-тихому. Костян, сгоняй к Кутузычу, залепи его, мол, в город, на «стрелочку» надо…

— А если не залепится? — к Косте всё ещё не вернулась, после вчерашних смертей, присущая ему изящная наглость.

— Скажи, что по нашему УАЗику встреча…

— Ага, он на «хвоста» упадёт сразу, не знаешь что ли… — Костя почесал переломанный нос, — ладно, я ему про наркоту задвину, он один хрен героин от стирального порошка не отличит.

Костя встал и первым вышел из кухни. За ним по своим пунктам плана разошлись остальные.

К Мише Кутузову, в целом, Костя никаких отрицательных эмоций не испытывал. Пока ехали в поезде, как-то даже наладили отношения, но приезду, майор дистанцировался, но не насовсем, а вроде, как и нашим и вашим. Мог зайти в кубрик, по-свойски побазарить, засадить стакан, но в тоже время излишне преданно «тряс гривой» перед Жоганюком. Что, естественно, к доверию со стороны оперов не располагало. Вот и сейчас, когда Костя зашёл в их, с Лавриковым отдельную комнату, Миша чересчур приветливо и улыбчиво, хотя чего радоваться-то — у тебя опера «зажмурили», встретил Катаева:

— О, Константин! Заходи, дорогой. Чайку? Коньячку?

Костя сел на кособокую табуретку-самопал, посмотрел на заваленную каким-то радиобарахлом кровать Лаврикова и спросил:

— Спасибо, не пью с утра… А где Саня-то?

— В штабе кабеля прокладывает… Сегодня же, вроде, наших-то задержанных «нагоняют», вот он и решил пока камеры пустые «насекомых»[31] на «стационар»[32] влепить…

— А-а-а, понятно… — протянул Костя, отметив про себя «наших задержанных», — слышь, Анатольич, у меня тут в городе «человечек» есть, ещё с первой командировки. Мне б с ним словиться, он по наркоте тут ориентируется, да и про вчерашние события заодно спросить можно. Он у меня такой, информированный…

— Ты хочешь, чтобы я с тобой прокатился?

— Нет, нет… Не царское дело-то… Прикрой меня перед Жоганюком, я с парнями выскочу, а то я в опале вроде как, после вчерашнего…

— Ну не наговаривай на себя-то, — добродушно, в усы усмехнулся Миша, — Иваныч, сам понимаешь, не железный, ему сейчас «полпиджака»[33] выписать могут, а то и покруче чего…

— Вот я и не хочу под горячую руку попадаться, а если, что интересное проскочит, я к тебе заскочу, порешаем как реализоваться, — запустил последнее средство Костя.

— Лады, действуй, только аккуратней там, — покровительственно кивнул Миша.

— Мы с ОМОНом, обижаешь…

— А я, если что, скажу, мол, ты по моим «пирогам» выскочил…

«Или не скажу… — улыбнувшись, подумал Катаев, — старая школа…» Пожав в знак благодарности руку, он, молча, покинул начальственный куток.

* * *

Двумя бортами стартанули на Гудермес. Первым шёл УАЗ, набитый операми, во второй, к омоновцам, для краткого посвящения в детали, пересел Катаев. Ценным грузом в головной машине ехал Саламбек, в омоновской — Турпал. Оба «чеха» были обряжены в камуфляж, с традиционными мешками на головах. Их собственная одежда, свёрнутой котомкой, была всунута в закованные руки.

Выслушав план предстоящих мероприятий по обмену, ещё не отошедший после нападения на опергруппу, Луковец, чуть помолчав, без своих обычных хохм, рассказал про странные совпадения нынешней командировки:

— Ты, прикинь, Костян, какая тема нездоровая, — перегнувшись через спинку сиденья, когда автомобиль вырвался из гнетущей атмосферы города — были у нас перед командировкой учения… Ну, обычные… Вот… Отрабатывали оборону при нападении на колонну… Там по сценарию трое раненых и один, тьфу-тьфу, убитый… От него, кстати, отказались, никто не захотел… Ага… Надо было их героически с поля боя выносить. Ну, вот, ласту забинтовали Драгунцу, Зомби — руки и голову. А Горынычу — ключицу, вроде левую. Потом на носилки и на вынос. Теперь такая херня: Драгун в голень пулю словил, домой уже уехал, Зомби с ожогами головы и рук в кубрике валяется…

— Ну, а Горыныч? — спросил Костя. Действительно, мистика какая-то.

— А Горынычу я вообще запретил за периметр выходить, скоро брус привезут с гуманитаркой, он баню строить будет…

— Кино…

Луковец развернулся вперёд, а Катаев откинулся назад. Между ним и омоновцем, имя которого он не знал, тяжко, как Дарт Вейдер из «Звёздных войн», дышал зацеллофаненный Турпал. Пожалев его, Костя сдёрнул пакет с головы. Чеченец на секунду открыл глаза, но тут же зажмурился от света, бьющего через лобовое стекло.

— Продышись, Турпал, скоро всё кончится, — с интонациями сердобольной медсестры, подбодрил его опер. Тот осторожно открыл сначала один, за тем второй глаз.

— А… вы меня… куда? Я же… всё… — неправильно оценив жест доброй воли, начал заикаться Турпал. Костя его тут же перебил:

— Всё нормально, я же тебе ещё в самом начале сказал. Дома будешь… Скоро…

Остаток пути до Гудермеса проделали практически не разговаривая. Вроде как не о чём.

В этот раз Сулейман вышел встречать дорогих гостей уже не один. Следом в калитке показался его сын. Высокий, мощный чеченец с обязательной небритостью, наглым взглядом и золотыми «Картье» на запястье.

Машины заехали в распахнутые ворота и во дворе, скрытно, исключая посторонние взгляды, по одному вывели задержанных. Каждому из них Сулейман вполголоса, что-то сказал по-чеченски, после чего те, не оглядываясь на стоящих вдоль УАЗа бойцов, прошмыгнули в дом. Решив не тратить время на чайные церемонии, Рябинин и Сулейман, отойдя в сторону, о чём-то недолго пошептались. Через десять минут опера и омоновцы, попрощавшись с отцом и, не проронившим ни слова, сыном за руку погрузились обратно в машины.

Луковец, бросил напоследок недоверчивый взгляд на закрывающиеся ворота:

— Вот так вот, да? Просто отдали и всё? Он возьмёт и кинет, а «чехов» за зря отпустили.

Катаеву не хотелось объяснять про сложившуюся практику обменов и про стопроцентный выход задержанных по завтрашнему утречку, поэтому он коротко ответил:

— Не кинет. Схема отработана.

Хотя сам абсолютно не был в этом уверен. И сейчас, глядя на мелькающие окраинные домишки, он полагался исключительно на опыт Рябинина в подобного рода мероприятиях. С другой стороны, «чехи» всё равно назавтра выходят на свободу, почему не рискнуть…

Когда, спустя час машины завернули к комендатуре, Костя машинально осмотрел прилегающую к ПВД площадь. Ни зелёной бекхановской «девятки», ни бежевой «шестёрки» Тимура не было видно. Понимай как хочешь. Где-то добывает новую информацию. Убили или повязали. «Побородил» и больше не появится. Короче, выбирай, но осторожно.

Не тревожа водителя остановкой по требованию, Костя вместе со всеми заехал на территорию Центра. Приехавшие за пять минут до них, Кочур и Липатов, рассказали, что выезжали на центральный рынок, где прямо средь бела дня какой-то ублюдок расстрелял в спину трех старушек. Естественно, русских. Естественно, никто ничего не видел.

— Из чего валили? — отломив кусок лаваша, прихваченного по дороге, спросил Рябинин.

— Из «макара», — Кочур посмотрел на Липатова. Тот кивнул:

— Гильзы точно «пээмовские»…

— И до этого тоже пээмовские были, — подал голос Ваня Поливанов, раньше выезжавший на похожее убийство, — там по информации «Стингер» светился.

Лавриков, зашедший в кубрик выбрать видеокассеты, услыхав тему разговора, зашёл в помещение кухни:

— У меня бумаги подошли… Наши «усээмовские»… Если интересно, там анализ радиопереговоров, вроде новые позывные мелькают.

— Какие? — прекратив жевать, заинтересовался Рябинин.

Опера тоже подтянулись поближе. Липатов, чтоб не шуметь, прекратил возню с липучками бронежилета.

— Из новых… «Сейфулла», «Баграт»… Ну, остальных вроде, знаете… «Стингер», «Старый», не помню больше.

— Чего же ты молчишь-то? — укоризненно покачал головой Гапасько.

— Так вы же Рэмбы, крутые… Зайти-то ко мне в падлу, — и демонстративно продолжил перебирать стопку видеокассет.

— Да хорош гнать-то! Санчес! — Костя, по-хрущёвски, потряс кулаком, — я сегодня у Вас был утром, ты где-то с кабелями ковырялся…

— Ну, вот я же говорю раз в сто лет! — засмеялся Лавриков, незаметно тусанув меня двумя «Рокки» древнюю западногерманскую порнуху, — заходи после обеда, если меня не будет, Миша покажет…

* * *

— Мне кажется, пора выдернуть Ису, — не отрывая глаз от «Усээмовской» справки, сказал Костя Рябини-ну, — на, вот, почитай…

Они сидели в курилке, Серёга жмурился на солнце, дожидаясь Беса с сигаретами после обеда, Костя только что вернулся от Лаврикова.

— Думаешь, подскажет чего? — пробежав текст, спросил Рябинин, — а твой-то где кореш по бизнесу?

— Сейчас на рынок выйду, может нарисовался… До обеда не было…

— Ну, ты пока на рынок ходишь, мы тебя подождём здесь, покурим… Заодно пельмени ленивые в ливере уймутся.

— Какие пельмени? — не понял Катаев.

— Ну как какие… Макароны по-флотски, это месиво теста и тушенки по другому не назовёшь, — улыбнулся Сергей.

— Пельмени говоришь… Хе! — по-суховски крякнул Костя и, спрыгнув с пандуса, пошёл к воротам.

Тимура не было. Залпа ответила, что его не видела. На вопрос, где не видела, здесь или вообще, она с маниакально-несгибаемым упорством, пробурчала: «Нэ видэла». Не уточняя.

Пройдясь вдоль рядов и никого не узрев, Костя, с резко ухудшившимся настроением, вернулся на базу. Неужели кинет, в который раз сам себе задавал этот вопрос Катаев, не логично как-то… Подождём, как сказал один китайский деятель про Французскую революцию, рано делать выводы…

Когда он вернулся в кубрик, то чуть не столкнулся с выходящим, собранным по полной боевой, Рябининым. В его спину вагончиками стопорнулись Бескудников и Долгов.

— Слышь, Кость, останься здесь, пока мы на Первомайку сгоняем, маячок Нее дадим, — уступил Сергей Катаеву место для прохода, — вдруг Сулейман нарисуется.

— Не вопрос, — легко согласился Костя, — я заодно в прокуратуру схожу, по «нашему» УАЗику бумаги отксерокопирую.

Кроме Рябинина, Бескудникова и Долгова в разведрейд ушли Поливанов и Кочур. Проводив их напутственной фразой: «Не щёлкайте хлебалом», Костя, взяв с собой папку под бумаги, пошёл в прокуратуру.

Дело по факту убийства Крылова и Таричева и покушений на убийство Капустина, Окунева и Попова находилось в производстве, прикомандированного из Архангельской области, следователя Якова Бовыкина.

Отыскав его кабинет на первом этаже, Катаев, не стучась, зашёл. Обмахиваясь, как институтка, кожаной папкой, он с улыбкой приблизился к прокурорскому столу. Яша, недовольно сдвинув брови, что-то сосредоточенно печатал на компьютере. Было от чего. Вдоль стены, справа от входной двери, стыло вытянувшись, лежал труп мужчины. То, что это именно труп Катаеву подсказала оперативная смекалка — на испачканном грязью лице, над бровью и в нижней челюсти он разглядел два запекшихся пулевых отверстия.

«Жмур» был в одном кроссовке, спортивный костюм покрывали, чередуясь, шанкры запёкшейся крови и лишаи усохшей земли.

— Домашнее задание? — мотнул головой в сторону покойника, одновременно пожимая руку следователю, Катаев.

— Да, нет… — Бовыкин скривился, — выехали, понимаешь, на осмотр, а тут стрельба какая-то рядом, ну, я от греха подальше и решил свалить… Думал потом осмотреть, так местные дебилоиды, недолго думая, тру-пешник в «буханку» свою закинули и сюда привезли… Типа, чего два раза-то ездить?

— И чего? Пропишете его здесь? Или сразу в штат? — слегка впечатлившись от идиотизма ситуации, уголком рта усмехнулся Костя.

— На хер он мне нужен! — порвал флегму Яша, — через час из седьмой горбольницы паталогоанатом приедет, осмотрит, да я этого «жмура» в морг выпихну…

— Понятно… Слышь, Яков Иваныч, — несмотря на мизерную разницу в возрасте, Катаев предпочитал прокурорских называть по имени-отчеству. На всякий случай, — Мне бы материалы по нашим глянуть, может отксерить чего-нибудь.

— Сейчас… Угу… — Яков нырнул в нижний ящик стола и порывшись, вытащил оттуда стопку бумаг, — держи, неподшито ещё.

— Я к секретарю схожу, копии сделаю, — поднялся со стула опер.

— Не вопрос.

Ещё раз посмотрев, на уже начавшего источать специфический запах, мертвяка, Костя вышел из кабинета.

С тихим шелестом, листы копий вылетали на полированную столешницу. Собирая их в свою папку, Костя бегло просматривал текст. Что-то задержало его внимание в показаниях Антонио, но стопка новых копий увеличивалась, не оставляя времени на раздумья, однако, маленький сторожок в голове остался.

Остаток рабочего времени Костя провёл в спортзале, справедливо рассудив, что физподготовка является неотъемлемой частью боевого распорядка. Сулейман так и не появился, а вернувшийся из города и подошедший на тренировку Долгов сообщил, что с Исой стрелка планируется на завтра.

— А если завтра обмен? — соскочив с брусьев, спросил Костя.

— Кто-нибудь из дежурных оперов сгоняет, — Саша завертел руками, разминаясь.

— Херня получится. С «людьми» так не работают.

— «Люди» — это когда информация идёт, а здесь какой-то футбол в одни ворота. Туда дуй, обратно…

— Хрен с ним. В конце концов, Рябины человек.

* * *

Вечером, когда как обычно, все опера собрались чаёвничать на кухне, зашёл Миша Кутузов. Немного задержавшись у койки Таричева, с лежащей на одеяле фотографией в рамке, он вздохнул и, переступив порог кухни, спросил:

— Парни, Сашкины вещи-то собрали?

— Собрали, — поднялся ему навстречу Рябинин, пожимая руку, — ждём с кем отправить…

— Ждать недолго осталось. Послезавтра здесь Куликов должен быть, — Миша по-свойски присел за стол.

— Если доедет… — мрачно пошутил Бес.

Остальные присутствующие в ожидании ещё каких-нибудь новостей, молчали.

— На следующей неделе, у нас в Центре будет совещание по ситуации в Грозном… Драть будут всех и Фабричных, и Староремесленских, и Куйбышевских… Нас больше всех… Наши показатели по подрывам, убийствам и нападениям равны всем остальным вместе взятым.

— А чего они хотели-то?! Если зона такая! А работать не дают! Гражданских машин нет, каждый выезд через согласование, агентура… А-а-а! — начавший было возражать Рябинин, махнул рукой.

— Вот Куликов приедет, поговорите с ним. А то, что я вам рассказал, это закрытая информация, имейте в виду. Кстати, что там с пленными-то? — ненавязчиво перескочил Кутузов, — если Жоганюк спросит, что ему говорить-то?

— Скажи, Анатольич, что работаем… Как результаты будут мы их тебе первому сообщим, — ухмыльнулся Серёга, ему как и всем стала понятна истинная причина захода на огонёк начальника ОУР.

— Ну ладно. Держите меня в курсе, а то кабы чего не вышло, — стушевавшись, почти по Чехову, заключил Миша.

— По полтиннику может? — Бескудников на пальцах показал меру.

— Давайте… Ребят помянем, — скорбно кивнул Миша.

Все задвигались, Бес сходил в спальное помещение и принёс литровую бутылку местной «Столичной». Долгов вскрыл, выставив на стол банки с тушёнкой, Гапасько, нырнув под нижнюю полку, вытащил кусок сала, завёрнутый в марлю. Через пять минут все атрибуты суровой мужской пьянки творческим беспорядком расположились на столе.

— Парни! Я хочу помянуть наших ребят, которые как настоящие офицеры, не согнувшись, сложили свои головы. В той или иной мере никого нельзя обвинять в их смерти. Они выбрали свой путь сами, ни минуты не колеблясь. Своим примером они показали нам, как нужно жить и умирать. Я никого не хочу призывать к мести, к оружию, ибо я уверен — ни один из тех, кто поднял руку на наших парней не уйдёт от возмездия… Сейчас я прошу всех вас не забывать Александра и Романа, их подвиг! Вечная память!

Миша истово опрокинул содержимое кружки в рот. Его примеру последовали все оперативники. Некоторая напыщенность Мишиных слов не отдавала фальшью, очевидно, годы работы в органах научили его выражать свои чувства, пусть даже искренние, применительно к обстановке.

Сейчас обстановка была траурно-торжественная.

Вторая пошла без тостов, молча и не чокаясь, затем без перерыва третья.

Курящие вышли, на кухне остались лишь Катаев, Долгов и Кочур.

— Сань, вы когда выезжали на наш УАЗик, там уже всё спокойно было? — Катаеву всё не давало покоя ощущение чего-то упущенного при просмотре уголовного дела.

— Там одновременно с нами «тушилы» приехали, — Кочур задумался, покручивая корочку хлеба, — они машину заливали… Стрельбы точно не было.

— Омоновцы из прикрытия кого-то успели пристрелить? А то я из их рассказов не очень понял…

— Антонио вроде видел одного… Стрелял даже, но тот сука живой остался. Убежал… Да «духов»-то, говорят не больше трёх было.

— Понятно… Что ни хрена не понятно…

Что-то важное, вертясь на виду, не отпускало мысли Катаева. А вскоре пришли курильщики, наполнив помещение табачным духом и пьянка продолжилась.

Выпивая, закусывая, мимоходом участвуя в общих разговорах о блядстве, войне, предательстве, бабах и государственной политике, Костя, наконец, в алкогольном тумане состыковал мозаику мыслей и фактов. И уже засыпая пьяным сном, он знал кого, как выражался один знакомый уголовник необходимо в первую очередь «пощупать за вымя».

Утром, вернувшись с планёрки в кубрик, Катаев разложил на своей койке отксерокопированные бумаги.

— Так… — перебирал он процессуальную шелуху, — где-то здесь… «увидел взрыв приказал остановиться».

Ага… Это Зомби… Не то… Вот! Антонио! «Когда я подошёл к машине, то увидел человека в маске… Выстрелил в него, показалось, что попал в руку. Он убежал… Я стрелял вслед ещё несколько раз, но куда не видел…»

В руку? Костя задумчиво почесал подбородок. У Тимура рука была забинтована, сказал, разборка была. Да ну бред, он же на рынке меня ждал, вроде как с утра.

Костя встал, сбросал все бумаги в папку и полубегом выскочил из кубрика. Антонио он нашёл на заднем дворе, наблюдающим за строительством бани.

— Бляха, вы опера такие вопросы задаёте… Я его и не видел практически. Да «маска» ещё… — сплюнул себе под ноги Антонио, когда они отошли в сторону и присели на ряды бруса. — Там кусты были между нами. Я шмальнул, он заорал и ломанул за забор.

— А чего заорал-то? Голос узнаешь? — нетерпеливо уточник Костя.

— Да ну на хрен! Там вообще всё резко было… А, вспомнил! — хлопнул себя по колену омоновец, — он рукой к машине тянулся… Вроде как взять чего-то хотел. Вот я его по движению руки и увидел.

— Так ты в руку ему попал?

— Ну скорей всего… Потому что если куда б в другое место он бы хрен убежал, сука… А что нашли уже кого-то?!

— Ищем, — самой избитой фразой уголовного розыска отмежевался Костя и встал с бруса, — Спасибо. Пока.

Он повернулся и пошёл в курилку, где должен был уже собраться утренний сходняк.

— Катай! — в спину позвал его Антонио.

— Да! — повернулся к нему Костя.

— Найдёте если этих… В живых не оставляйте. Если сами не сможете, нас позовите.

— Я понял…

Костя сам ещё не решил как поступать. В первую очередь со своими догадками. Если примерять Тимура, получается через час или даже раньше он уже тусил перед комендатурой. Схема, конечно, красивая, алиби железное. Может от недостатка, точнее полного отсутствия иной информации начинаешь всех подозревать?

Опять же зачем «чеху» светить простреленную руку? А я ведь схавал за чистую монету про разборки. Не факт, не факт… Слишком нагло. Надо как-нибудь его вытащить посмотреть руку. А если пулевое свежее? Тогда к «Визирям» общаться… Бляха-муха, вот только с «большой»[34] некрасиво получилось…

Временно для себя определившись, Костя решил никого не посвящать в свои гонки. Уж больно горячие они были, надо дать срок поостыть и устаканиться. Поинтересовавшись в курилке у дымивших там Поливанова и Гапасько (они дежурили в опергруппе) где остальной народ, Костя узнал, что все, за исключением всё ещё жравшего в столовой Беса, ушли на переговорник.

Прислушавшись к себе, выбирая между тоской по дому и желанием «качнуться» на турниках, Костя выбрал второе. Домой он звонил позавчера, а предстоящие в будущем мероприятия могли не оставить возможностей для занятий спортом.

Чуть позже к нему присоединился вернувшийся с переговорника, Долгов. Наподтягивавшись, отвертевшись — наотжимавшись они вернулись в кубрик. У самого входа, на пандусе царило непонятное оживление. Подойдя, опера увидели в общей тусовочной массе камуфляжных фигур двоих, утянутых в бронежилеты с автоматами за спиной, бойцов в «горке»[35].

Офицеры «Визиря» — Лёха и Андрей.

— Здорово! Здорово! — по-мужски обнявшись, «Визири» искренне улыбнулись подошедшему Катаеву.

— Вы какими судьбами? — обратился Костя к Лёхе.

— Да, вот, пацанам говорил уже. В городе работали, сопровождали до Северного… У нас вчера один «трёхсотый» нелепый получился… — Лёха улыбаясь, поигрывал чётками, — ну и решили на обратном пути к вам в гости заскочить… Идём, а Рябина у входа с дедом каким-то трёт… Кстати, рожа у него знакомая. Рябина, чего-то обрадовался, заскакал перед нами, сюда поволок…

— Так он там ещё? — вставил вопрос в его бойкую речь Катаев.

— Ну да с дедом базарит…

— Это, наверное, Сулейман…

— A-а, я же говорю, рожа знакомая. Давно не виделись.

— Тогда вы точно вовремя! Пойдём по «Чайковскому».

Опера дружно поволокли «Визирей» в прохладу своей хижины.

Чайник кипятился уже в третий раз, когда в кухню залетел возбуждённый Рябинин:

— Ваньки! Вали в дежурку! На выезд зовут! — с порога объявил он Гапасько и Поливанову, — Уф-ф, чего-то духота давит сегодня… Гроза, наверное, будет, — сел за стол и весело глянул на «Визирей»:

— Есть желание поработать?

— Кого — то надо «зачехлить»? — шутка Андрея не очень напоминала шутку.

— Сейчас объясню… Костян, подай кружку, — обратился он к Катаеву.

Долгов подвинул Рябинину чайный ассортимент — пакетики в цинке из-под патронов, Кочур передал сахарницу, обрезанную пятилитровую пластиковую бутылку.

— Куда Ваньку с Ванькой дёрнули? — спросил Бес Рябинина, пока тот не приступив к изложению основного, замешивал кипяток, чайный пакетик и сахар.

— Четырнадцатый блок обстреляли. «Двухсотый» вроде есть… — шумно хлебнув горячий напиток, ответил Рябинин.

— Не томи! Чего с Сулейманом? — не выдержал первым Костя.

Рябинин, отставив кружку, наклонился к столу:

— В общем, у него всё на мази. Солдатики заказаны, надо ждать. Вот только по времени точно сказать не можем. Либо, говорит, сегодня после обеда, либо завтра в течение дня.

— Так давай завтра к обеду к нему и поедем. — Костя посмотрел на сидящих рядом, потом снова на Рябинина.

— Стремается он около себя солдат держать. Мол, изменилось многое за год. С местными мусорами могут быть проблемы и опасается, если сам обратно повезёт, по дороге напасть могут, чтоб отбить для перепродажи. И такое может быть…

— Где передача? — коротко и профессионально спросил Лёха.

— Где-то в районе Шали…

— Шали… Шали… — Лёха посмотрел на Андрея, — тогда завтра с утра «шкурки»[36] выписывай. Часиков в шесть и выскочим.

— А если передача сегодня? — забыв про запрет на курение в помещениях, зубами вытащил сигарету из пачки, Рябинин.

— А сам-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Лёха.

— Сулейман, вон, около ворот мается, а сын его в Шали тусует, как только что определится, — сразу движуха пошла…

— И чего, так до вечера он и будет здесь кожу отирать? — уточнил Бескудников, кивнув в сторону выхода.

— Он предлагает к нему ехать, там переночевать, если завтра срастётся, оттуда выедем…

— Замануха какая-то… — Костя, вообще изначально не очень верил в успех мероприятия, а теперь ещё «чехи» в гости зовут.

— Его от себя отпускать не стоит, по крайней мере сейчас, — Рябинин задумчиво постучал пачкой сигарет по ладони.

— Слышь, мужчины, — по Лёхиному лицу было заметно, что он что-то придумал, — давайте так… Вы своего «чеха» берёте на борт и пилите к нему домой… Да погоди ты! — остановил он пытавшегося что-то сказать Рябинина, — мы вам дадим рацию на нашем канале, а сами рядом будем, где-нибудь на блоке около Гудера, а утром если у вас срастается мы по-тихому за вами двинем… По рации соориентируете.

— Нормально… Самое главное связь будет, — Катаеву идея понравилась, как и всем остальным операм.

— С полуслова понимаем друг друга, — рекламно улыбнулся Андрей.

— В принципе реально, — Рябинин бросил пачку на стол, взялся за кружку, — но в этом случае уже выезжать пора, — Сергей посмотрел на Костю. Тот всё понял и вздохнул:

— Мне опять идти договариваться с Кутузовым?

— Ну а кому же ещё? — со смехом ответил Рябинин, — ты же у нас начальник переговорного пункта.

Катаев поймал Михаила Анатольевича по дороге в прокуратуру. Руководство готовилось к приезду Куликова, за эти два дня пытаясь привести все бумаги, в первую очередь уголовные дела, в порядок. Для этого было необходимо заручиться поддержкой прокуратуры, исключив с её стороны нелицеприятные отзывы о совместной деятельности. Это сыграло решающую роль. Миша, желая побыстрей отвязаться от насевшего на него, сумбурно уверенно втирающего о необходимости выезда в ночь, опера, согласно покивал. По лицу было видно, что он ничего не понял. Косте это было безразлично — своей цели он достиг.

Забежав обратно, он увидел, что Рябинин, Долгов и Бескудников, облачённые в амуницию, ждут лишь его. Броня, разгрузка, автомат. Пока одевался, поведал о полученном разрешении, узнав в свою очередь, что «Визири» ждут на площади, а Рябинин стал счастливым обладателем «Моторолы» с их волной.

— Костян, мы в машину, а ты у ворот Сулеймана найди, скажи в гости к нему едем… — шагая по коридору на выход, сказал Рябинин Катаеву.

— Угу, — согласно кивнул тот и, отделившись от товарищей, пошёл к воротам.

Сулейман обрадовался ему, словно они были знакомы сто лет и вот, ещё сто спустя, встретились.

— Дарагой, как зыдаровие, как дэла? — двумя руками пожал он ладонь Катаева. Костя немного смутился от такого радушия, но, вовремя вспомнив о притцей во языцех, кавказском двуличии, спокойно изрёк:

— Добрый день! Сулейман, а мы к тебе. Гостей принимаешь?

Канэчно, канэчно… — засуетился он, не зная, то ли ехать накрывать стол, то ли ждать ещё каких-нибудь пожеланий.

— Ты тогда домой поезжай, мы через полчасика за тобой выедем, — Костя решил не светить «Визирей» перед чеченцем, Серёга как раз пропуск выпишет… У тебя и поговорим, добро?

— Дабро… Дабро… — кивнул Сулейман и, отойдя от деланного радушия, более естественно сказал:

— Толко я чэрэз Шали праеду, сына прэдупрежу, что дома будэм. Вы особа нэ тарапитэс…

— Давай… — Костя прикинул время, — часам к двенадцати будем в Гудермесе, нормально?

— Дагаварилысь.

Сулейман степенно вернулся к своей машине, оставленной за рыночной шашлычной. Попинав пыль, Катаев дождался выезда машины и залез на пассажирское сиденье.

— Всё путём? — спросил Рябинин.

— В целом… Ему в Шали надо, к сыну. Я на двенадцать забился, к дому подъедем… — открутив крышку, сделал глоток минералки Катаев, — так что часик-другой тусануть где-нибудь надо. Шашлыков пожрать.

— С пацанами скричись тогда, — Серёга бросил Косте на колени кирпичик «Моторолы» — узнай какие у них планы в связи с этим будут… Позывной «Ромашка-2».

После коротких переговоров с «Ромашкой» порешали, что опера тусуются где-нибудь в Гудермесе, находясь на связи, а «Визири» пошустрят в окрестностях, по своему плану. К вечеру договорились скорректироваться, если не будет форс-мажора. Тьфу-тьфу-тьфу.

Не доезжая до Гудермеса, где-то на въезде, Рябинин «срисовал» за серой массой блокпоста дымок курившегося мангала. Костя тоже заметил точку чеченского общепита и машина срулила с дороги.

Стандартная схема шашлык-бензин, деньги-пиво и опера присели на колченогие топчанчики, поставив бартерную жратву на закопченый стол. «Мебель» удачно располагалась за их УАЗом, так что их не было видно с дороги.

— Сколько у нас времени? — открыв поставленным на задержку затвором пистолета бутылку пива, спросил Костю Бескудников.

— Часа полтора, — с набитым ртом промычал тот.

— Хорошо, — глотнув холодной «Балтики», вытянул ноги Бес.

— Смотрю я на тебя, Бес и завидую, — Костю ещё не отошедшего от смертей, коробило вечно кайфующее состояние Бескудникова, — на балдеже постоянно, по хер всё.

— А чего загоняться-то? Костян? — Бес поставил бутылку на стол, — что изменится-то? Тара воскреснет? Или Крылов?

Он посмотрел на Долгова и Рябинина, рассчитывая на поддержку. Те, не желая ввязываться в назревающий спор, молча рвали зубами мясо.

— Бл… ь, хотя бы молча свой пофигизм демонстрируй, — Костя нервно вытер жирные пальцы о салфетку, — я до сих пор, когда на Сашкину кровать смотрю, комок у горла чувствую.

— Вот я тебе и говорю, не хер сейчас эмоциям волю давать. Загонишься и приплыл, работать не сможешь. Мне поверь, я тебя старше.

— Я с тобой спорить не буду, мудрый ты наш. В сопли, конечно, впадать ни к чему, но, бл…, вот эти яйца наружу, да бухалово пивное к работе тоже ни хрена не располагает.

— Так мы ж работаем! — Бес усмехнулся, — или тебя цепляет, что я пива засадил?

— Проехали… — буркнул Костя.

Он уже понял бессмысленность и бесполезность затеянного спора. Да и Беса все видели насквозь, под напускной бравадой тот просто старался скрыть свои страхи и, те же, сопливые эмоции. Вот только делалось это с излишними понтами.

— Серёга, как думаешь, у Вани встреча с Исой даст чего? — решил заполнить возникшую паузу Саня Долгов.

— Главное, чтобы Ваня ему задачу поставил, макнул в солонку пучок зелени Рябинин, — а там я сам с Исой буду общаться… Твой-то не объявлялся? — повернулся он к сидящему рядом Катаеву.

Костя молча помотал головой. Настроение окончательно испортилось. Мало того, что «человек» на встречи не является, так его, пока правда только он, подозревают в нападении на опергруппу. Ещё и «волыну» ему отдал. Совсем тошно.

— Дай Бог если тема срастётся, — имея в виду обмен, покрутил указательным пальцем в воздухе, Рябинин, — сразу же плотно садимся на нападение на наших…

— Массовые обыски, повальные аресты, — усмехнулся Катаев, — есть у меня одна мысль, пока не сформировалась…

— Какая? Сказать не можешь? — Долгов нетерпеливо встал, мясо он уже смолотил, всматривался в цены на чебуреки и хычины.

— Неа… Боюсь вспугнуть, — полив последний кусок мяса кетчупом, Костя отправил его в рот.

Саня пожал плечами и пошёл к шашлычнику. Определился — пара разогретых хычин с собой. Бес допил пиво, деликатно рыгнул и подмигнул Катаеву. Мол, не дуйся:

— Пойду ещё одну закину.

— Не нажрись опять, — послал шпильку ему в спину Рябинин.

— Я сам не пью, а пьющих презираю, — не оборачиваясь, ответил тот.

Катаев, чувствуя в животе сытую тяжесть, вспомнил чьё-то изречение: «Сытость располагает к покою, а покой ко сну». Самое время.

— Я на полчасика, кемарну, — для порядка пробормотал он и полез на заднее сиденье УАЗа, — когда поедем, разбудите.

В гости ехать не пришлось. Сами приехали. Возвращавшиеся из Шали Али с Сулейманом, приметили оперской УАЗ и, немного проскочив по инерции, развернувшись, подъехали к шашлычной. Сулейман сообщил, что сегодня обмена не будет, а вот завтра с утра он едет в Шали, рассчитывая всё закончить. Смысла возвращаться на базу не было и Рябинин, подстраховавшись «Визирю» по рации, решил ночевать, согласившись на приглашение к Сулеймана.

Катаев проснулся, когда УАЗ, бренча составными, переезжал мост, ведущий в район Гудермеса, именуемый Западный Берлин. Увидев, что Костя перешёл из горизонтального положения в вертикальное, Долгов коротко рассказал ему новости, «порадовав», предстоящей ночёвкой у «трупоеда».

* * *

— Машину за автобус загоняйте! — распорядился Сулейман, когда УАЗ вкатился в распахнутые ворота двора. Сын Сулеймана Али, оставив «шестёрку» во дворе, махал рукой, указывая направление заезда.

— Атдахнуть, навэрна, с дароги? — дождавшись, когда все покинут машину, спросил Сулейман.

— Девок нету? — нахальный Бес, наплевательски относившийся к мусульманским традициям, изобразил руками гитару.

Ни Али, ни Сулейман не повели бровью. Секунду помолчав, Али, цокнув языком, отрицательно помотал головой.

— Мы дыля выс в гостэвом домике всё приготовили, — взяв Рябинина под руку, повёл его Сулейман ко второму, под тип дачного, дому, — атдахнёте с дороги, паспите, видэо пасмотритэ… Жэнщины пока чай-май прыготовят… К вэчеру баранину прыготовят…

Домишко оказался уютным. Чистенький и аккуратный. Из-за широких оконных проёмов его комнаты, залитые солнечным светом, казались курортными номерами. Косте же этот дом напомнил летнюю дачу — две небольшие комнаты и, что-то типа гостиной с широкоэкранным телевизором, располагали к ленивому времяпровождению. А дурманящий аромат вишнёвого сада, создавал фон мирного и беспечного выходного дня. Опера замешкались при входе, не зная разуваться или нет. Ковры, пусть и не персидские, выстилали свежевымытый пол.

— Прахадитэ, прахадитэ… Можна нэ разуваться, — заметив заминку, сказал Али, — жэнщины убэрутся патом…

Сулейман, поручив распорядительные функции сыну, откланялся.

— Вот тут, кароч, фильмы всякие, — Али похлопал по стопке видеокассет в телевизионной тумбочке, — «Гыладиатор», там, «Шафт»…

— В халадильнике, — перешёл он на другую половину гостиной, — минэралка, сыр, там, зэлень…

— Пятизвёздочный уровень, — после серых бетонных стен, увешанных оружием и железных двухярусных коек, покрытых армейскими одеялами, Костю, как и всех остальных умиротворила обстановка гостевого дома.

— Если жарко будэт — окна, двэри аткрывайте, — продолжал Али, — во дворе пагуляйте, пакуритэ… Там у нас скамэйка и стол… Я пайду схажу, что с чаем узнаю.

Али ушёл. Бес, прислонив автомат к стене, первым делом, заглянул в холодильник.

— Погорячился ты, Катай, с пятью звёздами… Бухла нет…

— Вечером будет, — Рябинин прошёл через комнату и встал у окна, выходящего на коттедж Сулеймана, — приём у них всегда хлебосольный.

— Как бы нам это гостеприимство поперёк серёдыша не встало, — несмотря на радужный фон, Костя не мог избавиться от ощущения опасности.

Положение всё-таки неоднозначное, лично он ни Али, ни Сулеймана не знает, до ближайшего блокпоста далеко. Немного успокаивало наличие прямой связи с «Визирём».

— Серый, рация не сядет? — на всякий случай уточнил он.

Рябинин, отвернувшись от окна, добродушно усмехнулся:

— Не сядет, прекращай гонять. Я в Сулеймане уверен, подставы здесь не будет… Да и походу наши друзья, Саламбек с Турпалом у него гостят до сих пор… Такая постанова, пока мы солдат не получим. Он всегда так работает, не напрягайся.

Долгов, не поддаваясь катаевским настроениям, вовсю перебирал кассеты:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.