Глава вторая ПЕРВЫЕ ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ. ВРЕМЯ СТАНОВЛЕНИЯ

Глава вторая

ПЕРВЫЕ ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ. ВРЕМЯ СТАНОВЛЕНИЯ

Морская обстановка 3 сентября 1939 г. во многом напоминала ту, которая преобладала 4 августа 1914 г. Британский флот был меньше, чем двадцать пять лет назад, но он все же превосходил, и даже больше, чем тогда, силы, находившиеся в распоряжении адмирала Редера — командующего германскими ВМС. Поэтому немцы и думать не могли о том, чтобы бросить вызов блокаде, введенной Англией без промедления. Гитлер обещал Редеру, что войны с Англией до 1944 г. не будет. Выполни он это обещание, положение могло бы быть совсем иным. Редер разработал план «Z», который давал бы ему к тому времени поистине могущественный флот. Но при сложившихся обстоятельствах он мог делать только одно: защищать собственное побережье и вести боевые действия подводными лодками, надводными кораблями, торговыми судами-рейдерами и минами против английского судоходства в Северном море и Атлантике.

Некоторые факторы серьезно осложняли задачу королевских ВМС и существенно уменьшали степень их превосходства, казавшегося подавляющим. До войны начальники штабов вооруженных сил предупреждали правительство: с Францией в качестве союзника Англия будет иметь необходимую военно-морскую мощь, чтобы противостоять Германии; если же Италия присоединится к своему партнеру по оси, то ситуация станет намного труднее — Англия не сможет помериться силами одновременно и с Японией, и с двумя другими державами. Даже по отношению только к Германии многие английские корабли периода первой мировой войны устарели. Ведь немцы заново перестроили весь свой флот до последнего корабля и, игнорируя установленные ранее договорные ограничения, далеко превзошли разрешенный тоннаж по кораблям основных классов, поэтому они во многих отношениях изобрели ряд преимуществ даже перед современными английскими кораблями тех же классов, не говоря уже о ветеранах двадцатилетней давности, таких, как «могущественный» линейный крейсер «Худ».

Во-вторых, существование Англии в то время полностью зависело, как зависит и по сию пору, от ее способности поддерживать нормальный, бесперебойный ход заморской торговли. Почти ежедневно в 1939 г. в море одновременно находилось более 2500 английских судов, совершавших «правомерные функции», и, кроме них, несколько сотен иностранных кораблей, перевозивших грузы из портов и в порты Соединенного Королевства. Инициатива принадлежала противнику: стоило ему обойти английские патрульные суда и выйти в Атлантику, не будучи обнаруженным, как он приобретал возможность вести боевые действия на коммуникациях Англии в любом океане земного шара.

В межвоенные годы проблемам защиты коммерческих коммуникаций уделялось очень мало внимания. Безмерная вера в эффективность «Асдика» [26] в сочетании с отсутствием тщательного изучения уроков неограниченной подводной войны, которую вел имперский германский военно-морской флот, породила у английского штаба ВМС уверенность в том, что главная опасность для торговых судов будет исходить от надводных рейдеров. Эта угроза действительно материализовалась, но ее в конце концов оказалось легче преодолеть, чем удары подводных лодок, которые во второй раз за двадцать пять лет поставили Англию на самую что ни на есть грань катастрофы. У королевских ВМС было слишком мало эскадренных миноносцев и других кораблей с такой дальностью и продолжительностью действия, какие были необходимы для обеспечения хотя бы минимально надежной защиты наших океанских конвоев от подводных лодок.

Вторая серьезная слабость порождена длительной тяжбой с королевскими ВВС из-за того, в чьем ведении будет находиться военно-морская авиация. В результате этого двадцатилетнего спора ни одно из ведомств как следует не продумало роль и возможности самолета в действиях на море и не уделило достаточного внимания стратегическому и тактическому применению морской авиации, а также созданию нужных типов машин и наиболее действенного оружия для их оснащения. Понадобилось более двух лет войны, чтобы наверстать упущенное, что стоило жизни тысячам моряков и летчиков.

Но все это произойдет в будущем. В сентябре же 1939 г. Франция оставалась союзником. Ла-Манш был непроходим для немцев, и снова небольшая армейская группировка Англии была переброшена во Францию без каких-либо помех со стороны противника. У немцев имелось только два пути для входа в Атлантику и выхода из нее: один — между Шотландией и Исландией, второй — через Датский пролив между Исландией и Гренландией. Английский боевой флот или, как его стали называть, флот метрополии снова базировался в Скапа-Флоу. Еще раз была срочно создана северная патрульная служба из крейсеров и крупных вооруженных торговых судов для перехвата немецких судов, пытавшихся прорвать блокаду побережья, и для обнаружения любых попыток германских «карманных» линкоров, специально предназначенных для нарушения английского судоходства, прорваться в открытое море. Северная патрульная служба действовала исключительно успешно по поддержанию коммерческой блокады Германии, но английский командующий адмирал Форбз потребовал точной и срочной разведки, чтобы осуществить развертывание флота метрополии на позициях, обеспечивающих перехват крупных военных кораблей противника. Возникла точно такая же ситуация, как во времена Джеллико и Битти, только теперь позиция перехвата передвинулась значительно дальше на север.

Не сумев перед войной полностью оценить точный характер угрозы торговому судоходству Англии, которое имело тенденцию к расширению, флот, по крайней мере, не допустил ошибки в смысле недооценки полезности системы конвоев. В 1917 г. она неохотно была введена советом Адмиралтейства под давлением событий и под нажимом премьер-министра Ллойд Джорджа. В 1939 г» ее ввели в действие немедленно, но потребовалось несколько месяцев, чтобы все считавшиеся подходящими для этого суда могли включаться в конвой. В течение всей войны дело обстояло так, что корабли со скоростью свыше Определенного предела (большую часть времени — пятнадцать узлов, а в какой-то период — всего тринадцать) не вводились в состав конвоев и совершали переходы самостоятельно. Из-за недостатка эскортных кораблей с необходимой дальностью действия придававшиеся конвоям корабли противолодочного эскорта могли следовать только до какой-то точки примерно в трехстах милях западнее Ирландии. Дальше конвои шли с одним океанским эскортным кораблем — обычно это было большое вооруженное торговое судно, которое называлось вспомогательным крейсером. В это время освободившийся противолодочный эскорт поджидал для сопровождения другой конвой — следовавший в Англию. Но вначале надо упомянуть о том, что сами подводные лодки противника не могли уходить далеко на запад, поэтому действовавшая тогда система конвоирования и не имела столь уж большого значения. Здесь тоже точная информация о местонахождении подводных лодок и их намечаемых передвижениях являлась жизненно важной.

Следует сразу же признать, что в первые двенадцать месяцев войны ОРЦ не мог похвастаться слишком большими успехами в получении разведданных, ради которых он и был создан. Главная причина этой неудачи не столько в недостатках самой организации ОРЦ, сколько в несовершенстве всех источников информации того времени, за которое ОРЦ — и это надо помнить — ответственности не несет. Из Блечли-Парка действительно ничего существенного не поступало, кроме самого предварительного анализа серии германских радиотелеграфных сообщений. Развертывание сети РПС было еще далеко от завершения, к тому же характер и размах ведения войны надводными кораблями и подводными лодками был таков, что радиосвязь осуществлялась ограниченно, давая мало материала даже при многочисленных перехватах. Скудными были и сообщения агентуры. Наилучшие донесения поступали от одного торговца чулками на черном рынке: он поддерживал контакт с почтовым отделением германских ВМС и временами мог сообщить почтовые адреса некоторых кораблей, фрагментарно давая тем самым ключ к разгадке их местонахождения. Очень трудно, а иногда просто невозможно было отличить преднамеренно распространяемые слухи от подлинной информации. Провал в Венлоо, где английские агенты Бест и Стефенс были схвачены гестапо, сильно подорвал сеть секретной службы в Голландии и Германии.

Положение могла спасти регулярная обширная и эффективная авиационная разведка. Но она тоже блистательно отсутствовала. Воздушная разведка — дело, конечно, не новое. В первую мировую войну армия и флот, по существу, раньше всего стали использовать авиацию именно для этой цели. Разведка для флота остается главной задачей морской авиации и по сей день. В 1918 г. сотни самолетов занимались фоторазведкой на Западном фронте; искусство читать полученные снимки быстро развивалось. В межвоенные годы ВВС Англии, страдавшие от недостатка ассигнований, были поглощены мыслями о сохранении независимости от двух других родов войск.

Фоторазведка, если не была совсем заброшена, то почти полностью потеряла свой приоритет. В начале войны для нее применялся самолет «Бленхейм». Ни скорость, ни радиус действия его не позволяли проникать в глубь территории противника. Вскоре этим самолетам были нанесены тяжелые потери. Мало того, непригодными оказались применявшиеся фотоаппаратура и пленки, а современной техники, как и людей, натренированных на чтении снимков, которые удавалось получить, не хватало. Однако завидную прозорливость проявила секретная служба, которая незадолго до войны создала подпольную организацию во главе с выдающимся человеком — его звали Сидней Коттон. В задачу Коттона входило совершать челночные полеты в Германию и обратно на самолете «Локхид-12А», который фигурировал как частный. В самолет была вмонтирована скрытая фотокамера; подразделению Коттона удалось добыть много полезной информации, в том числе великолепные снимки германских кораблей в порту Вильгельмсхафен. Они были сделаны всего за два дня до объявления войны. Три недели спустя небольшое соединение Коттона влилось в ВВС, оставаясь строго засекреченным, что возбудило в некоторых отделах штаба ВВС зависть к нему и обструкцию, длившуюся месяцами. Коттон любил действовать в одиночку; он не выносил волокиты и обыденной, рутинной службы. Это был гений в своем роде, который быстро обнаружил, что ни его «Локхид», ни «Бленхеймы» ВВС не годились для фоторазведки в условиях войны. Тогда он решил, что единственный самолет из всех имевшихся разновидностей, способный при вести к цели, — это «Спитфайер», с которого будет снято вооружение. Их поступало, конечно, мало, так как каждая машина срочно требовалась командованию истребительной авиации. Однако после нескольких схваток с руководством ведомств Коттону удалось получить несколько самолетов этого типа. Наладилось дело и с фотоснимками, которые он добывал: их обработкой и прочтением стала заниматься «Эркрафт оперейтинг компани» в Уэмбли — небольшая частная фирма, до войны специализировавшаяся по фотоснимкам с воздуха, выполняя заказы торговых фирм. Лишь у нее одной имелось фотограмметрическое устройство для анализа и измерения деталей аэрофотоснимков местности.

Деннинг, знавший все без исключения о действиях Коттона, сразу понял: именно здесь становилась реальной надежда обеспечить фотосъемку портов противника. Он оказал этой небольшой организации личную поддержку и добился того, что к ней стал относиться с интересом и оказывать ей покровительство военно-морской штаб. К сожалению, успехи Коттона повысили и требования к его работе. Многое из его несоразмерно малых возможностей пришлось пожертвовать на удовлетворение столь же неотложных, как и потребности флота, нужд частей армии и ВВС, находившихся во Франции. Прошло немало времени, пока удалось добыть второй комплект снимков Вильгельмсхафенa, но самолетов, как и людей, способных расшифровать снимки, оказалось слишком мало. Главным экспертом в «Эркрафт оперейтинг компани» считался Майкл Спендер, брат поэта Стефана и художника Хемфри. Он приветствовал любую помощь в опознании немецких военно-морских кораблей, которую мог оказать ему Деннинг, и последний вскоре сам стал большим знатоком в этом новом деле. Интересный случай, когда потребовались опыт и умение в этой области, произошел в начале 1940 г. Специалисты по чтению фотоснимков при командовании бомбардировочной авиации обнаружили сосредоточение подводных лодок в порту Эмден. Требовалось обратиться к военному ведомству за разрешением атаковать эту цель; и хорошо, что перед тем, как оно было дано, первый морской лорд запросил мнение РУ ВМС, так как Эмден казался маловероятным местом для базирования подводных лодок. Деннингу в спешном порядке поручили изучить фотографии, и он без труда установил, что пред полагаемые подводные лодки были речными баржами, а то, что принималось за боевые рубки, — всего-навсего белье, вывешенное экипажами на просушку.

Здесь уместно заметить, что своим становлением и последующим превращением в один из наиболее действенных компонентов военной разведки небольшое формирование Коттона во многом обязано поддержке Адмиралтейства, которое вселяло в него уверенность. Вначале штаб ВВС очень неохотно признавал непригодность своих методов и несколько месяцев отказывался признавать существование «Эркрафт оперейтинг компани», как и ценность ее технических приемов. Окончательно фирма вошла в состав ВВС только после того, как по тревожному сигналу ОРЦ об угрозе краха «Эркрафт оперейтинг компани», если она не получит официального статуса, Черчилль пригрозил передать это предприятие Адмиралтейству. Затем наступила полоса улучшения, но недостатки и трудности, осаждавшие каждую организацию в начале войны, выросли в такую проблему, что только в первые месяцы 1941 г. потребности ВМС в регулярной широкой фоторазведке могли найти достаточное удовлетворение. Примером подобных затруднений может служить случай, который произошел в начале 1940 г. На одном из ранних снимков Вильгельмсхафена был запечатлен линейный крейсер «Шарнхорст» в доке. Деннинг тут же сообщил об обнаружении корабля командующему флотом метрополии сэру Чарльзу Форбзу, обеспокоенному отсутствием информации о местонахождении крупных немецких кораблей, но не сказал ему, что «Шарнхорст» находится в доке. Вскоре, сопровождая начальника РУ ВМС Годфри, Деннинг отправился в Скапа-Флоу на совещание с Форбзом по поводу мизерного количества поступавшей к адмиралу информации. В ходе совещания Деннинг продемонстрировал упомянутые фотографии и получил в ответ замечание от командующего в резкой форме за то, что перед этим не доложил, что «Шарнхорст» был в доке и, значит, вышел из строя. Деннинг сослался на наличие у него только одного комплекта снимков; на них можно разглядеть, что док заполнен водой, но нет никакой возможности установить, входит крейсер в данный момент в док или выходит из него.

Снимки другой главной базы германского флота — Киля — не удавалось получить до 7 апреля 1940 г. Показанная на них гавань была до отказа забита судами, а окружающие ее аэродромы кишели самолетами. Слов нет, снимки показывали приготовления немцев к вторжению в Данию и Норвегию, начатому спустя два дня, но при отсутствии более ранних фотографий, с которыми можно было бы сравнить это доказательство, специалисты не могли сказать, нормальная это ситуация или нет[27]. Забежим немного вперед. Фоторазведка восточной части Балтийского моря стала возможной только после июля 1941 г., когда подразделение фоторазведки (ПФР) получило свой первый самолет «Москито». Сделать вывод о том, что все крупные корабли находились в территориальных водах Германии или один или несколько из них отсутствовали и потому должны были считаться действующими в открытом море, можно было лишь при достаточно подробных и неоднократных съемках каждого порта противника.

Но от нехватки пригодных для этого самолетов страдало не одно ПФР. Адмиралтейство с самого начала было встревожено тем, что германские «карманные» линкоры могут проскользнуть в Атлантику. В совместных довоенных планах Адмиралтейства и Берегового командования ВВС предусматривались меры по регулярному воздушному наблюдению за участком между Шотландией и Норвегией. Когда же разразилась война, радиус действия самолетов, предназначенных для выполнения этой задачи, не разрешал совершать полеты до норвежского побережья, и образовавшийся разрыв пришлось заполнить патрулированием подводных лодок. Но если бы даже и были самолеты дальнего действия, все равно вскоре выяснилось бы, что трудности обнаружения судов и даже просто полетов в плохую погоду осенью и зимой были явно недооценены.

Первыми двумя германскими военными кораблями, оказавшимися в Атлантике, были линкоры «Граф Шпее» и «Дейчланд». Им удалось провести эту операцию незаметно благодаря тому, что война еще не была объявлена, а Англия не была способна вести фоторазведку (или фактически разведку визуальную) их баз на территории Германии.

До 1 октября Адмиралтейство не знало о присутствии немцев на морских коммуникациях. Прошло еще три недели, прежде чем донесения с воплями отчаяния жертв этих линкоров и сообщения оставшихся в живых очевидцев с уверенностью могли убедить ОРЦ, что тут замешан не один рейдер, а два. Но до того, как этот факт стал известен ОРЦ, «Дейчланд» в действительности находился уже несколько недель в Германии. В случае с «Графом Шпее» у ОРЦ не было практической возможности содействовать его обнаружению и потоплению.

Радиопеленгаторных станций в Южной Атлантике и в Индийском океане еще не существовало. Сеть станций радиопеленгования не могла перехватить крайне редкие сигналы с этого корабля. Единственный признак для определения его местонахождения — это сигналы бедствия с атакованных им судов. Королевские ВМС на самом деле были отброшены к временам Нельсона, когда Адмиралтейству оставалось только одно: расположить поисковые группы своих кораблей в наиболее вероятных стратегических районах и предоставить командующему флотом или одному из командиров этих групп оценивать обстановку на месте и действовать исходя из нее. Эта система срабатывала неплохо: за сто сорок лет морские офицеры не утратили военно-морской интуиции. Коммандер Харвуд точно предугадывал направление движения корабля кептена Лангсдорфа и, когда тот 13 декабря 1939 г. появился возле Ла-Платы, он поджидал его.

Второй выход немцев, на этот раз линейных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», в конце ноября того же года выявил еще одну слабость в системе сбора сведения британской разведки. Немцы намеревались атаковать крейсеры и крупные вооруженные транспортные суда северной патрульной службы. Ни единого намека на их присутствие в море не было, пока они не встретили в Датском проливе вооруженный транспорт «Равалпинди». Несмотря на стойкое сопротивление этого корабля, он был потоплен, но сумел перед тем передать донесение о противнике, точно опознав, что это линейный крейсер. К сожалению, вслед за этим «Равалпинди» внес поправку, назвав его «кар манным» линкором, что совпало с ошибочным мнением в ОРЦ, где подумали, что это «Дейчланд», возвращавшийся в Германию, а он вернулся фактически за восемь дней до этого. Ошибка «Равалпинди» с опознанием объяснима: силуэты тяжелых германских кораблей весьма сходны, — но она усугубила путаницу и помешала командующему флотом метрополии перехватить врага. Ближайший к «Равалпинди» английский крейсер «Ньюкастл», прочитав донесения с этого корабля, приблизился к нему. Он увидел «Шарнхорст», когда тот, застопорив ход, подбирал людей, находившихся в воде. Явно под влиянием второго донесения с «Равалпинди» «Ньюкастл» тоже принял его за «карманный» линкор. Когда немцы стали отходить, он старался следовать за ними по пятам, но в то время на английских кораблях еще не было радаров, и в штормовой ливень «Ньюкастл» потерял из виду немецкие корабли. Так и не будучи опознанными, они благополучно проскользнули в Германию. Позже начальник морской разведки писал: «Очень важно было узнать название или хотя бы класс корабля, который потопил его («Равалпинди»). Единственным источником наших сведений были оставшиеся в живых. Старшего из них, главного морского старшину, направили в Адмиралтейство, несколько раз допросив его в пути. У адмирала Паунда ему был задан ряд важных вопросов. Когда же старшину доставили в РУ ВМС, он все перепутал и как объективный свидетель был бесполезен. За это время ему внушали столько разных предположений, что в голове у него остались расплывчатые впечатления об очертаниях и размерах немецкого корабля» [28]. Могут спросить; почему первый морской лорд при всей его занятости решил лично заняться тем делом, с которым намного лучше мог бы справиться младший сотрудник разведуправления? В общем, с точки зрения ОРЦ адмиралу плохо удалась эта роль. Выхода в море германских кораблей мы не заметили, дважды опознали их неправильно, преследовавший крейсер потерял их из виду, и в довершение из-за допроса очевидца «с выкручиванием рук» мы упустили и последний шанс правильно опознать их.

Пока ОРЦ спотыкался из-за отсутствия надежных источников информации, адмирал Редер получал добротную информацию от своего разведуправления. Германские военно-воздушные силы не волновало, как это вскоре случится, большое количество заявок на их услуги. У них было несколько видов разведывательных самолетов даль него действия, вполне приспособленных для выполнения задачи по наблюдению за флотом метрополии в тот момент, когда королевским ВВС все еще трудно было выделить нужное количество истребителей, чтобы сбить или отогнать самолеты противника. Адмирал Форбз горько жаловался на то, что все его передвижения, по-видимому, в точности сообщаются противнику, в то время как сам он блуждает почти с завязанными глазами. Для таких претензий у Форбза были справедливые основания, но здесь дело не только в германских ВВС. За период между двумя войнами ВМС Германии осознали значение роли Комнаты 40 и того огромного преимущества, которое она давала Джеллико и Битти. Немцы организовали свою чисто военно-морскую криптоаналитическую службу — «В. Dienst», которая повела решительную атаку на британские морские коды и шифры. В этом большую помощь оказывало ей английское Адмиралтейство, проявлявшее, как всегда, консерватизм. Оно отклонило предложения лорда Луиса Маунтбеттена о принятии на вооружение ВМС шифровальной машины, как это сделали немцы и собирались сделать королевские ВВС и ВМС США.

Мы по-прежнему цеплялись за устаревшую громоздкую и, как выяснилось, ненадежную систему ручных табличных шифров. Сама по себе эта система могла быть еще не столь пагубной, но во время абиссинского кризиса не соблюдались элементарные правила шифропереписки, гарантирующие ее неприкосновенность. Немецкой службе «В. Dienst» удалось подобрать ключи к основным оперативным и административным шифрам ВМС Англии. Когда разразилась война, немцы читали очень многие шифродонесения, хотя этот процесс требовал времени и не всегда завершался с такой быстротой, чтобы можно было успеть воспользоваться результатами для оперативных целей. И все же перед тем, как в августе 1940 г. произошли перемены, немцам удалось расшифровать вполне достаточное количество радиодонесений английских ВМС, чтобы иметь полную картину большинства их передвижений в Северном море и на северных подходах к Англии. Изменения выбили их на время из колеи, но, как мы увидим, им и в дальнейшем сопутствовал успех, обеспечивавший вплоть до середины 1943 г. большие преимущества в битве за Атлантику. Надо, однако, подчеркнуть, что криптоанализ только тогда приносит реальную оперативную пользу, когда он осуществляется быстро. Применительно к этой задаче до немцев доходила с достаточной быстротой, по словам Деница, лишь сравнительно небольшая часть английских радиопереговоров, но все они помогали им изучать и понимать тактику и стратегию англичан. Конечно, к третьему году войны стали выявляться отчетливые преимущества Англии — и не только в деле дешифрования, но и в других сферах оперативной разведки. Однако в 1940 г. положение было совсем иным: ОРЦ ощупью блуждал в потемках, в то время как противник в течение длительного времени имел вполне ясное представление о том, что происходило «по ту сторону горы».

Пока адмирал Форбз и Адмиралтейство пытались преодолеть трудную проблему, создаваемую немецкими надводными кораблями, стала надвигаться другая, потенциально более серьезная угроза — подводная война, В тот момент в военно-морском штабе еще никто полностью не отдавал себе отчета в том, что, стремясь подорвать коммуникации Англии с внешним миром, чтобы уморить ее голодом и заставить сдаться, Германия, как и в первую мировую войну, больше всего уповала на широкое использование подводных лодок. Командующий подводными силами капитан первого ранга, а вскоре контр-адмирал Карл Дениц был человеком без иллюзий, но его взгляды не возобладали над энтузиазмом таких сторонников крупных кораблей, как Редер или Гитлер, ослепленных престижем от обладания тяжелыми линейными кораблями. Официально строительство германского подводного флота началось только в 1935 г., но уже в 1939 г. он почти сравнялся с английским. В строю находилось 56 подводных лодок. Дениц же считал, что для достижения его целей потребуется 300 подводных лодок, хотя даже в плане «Z» предусматривалось лишь 250. Дениц, не мешкая, приступил к ведению крупных операций в расчете на скоротечность войны с Англией, с которой, мол, не придется долго возиться. 3 сентября 1939 г. 39 из 56 подводных лодок заняли позиции в Северном море и в Атлантике. Они начали пожинать богатый урожай, главным образом в виде той части судов, которые еще не были в составе конвоев. Но развить успех немцам не довелось, и к январю 1940 г. число действующих в море подводных лодок сократилось до 32 из-за потерь и необходимости переподготовки экипажей. Из этих 32 от половины до одной трети отстаивались в портах и на базах в перерывах между боевыми походами. В свою очередь из оставшихся в море одна часть лодок следовала на позиции, другая — возвращалась на свои базы, таким образом, в назначенных районах подводных лодок в действительности было не более 6, а временами всего пара — жалкая горстка. И то, что им удавалось добиться некоторых результатов, говорит о масштабах неподготовленности Англии.

На протяжении всего этого периода подводные лодки вели боевые действия так, как тогда это считалось неким общепринятым и нормальным способом, то есть, действуя автономно друг от друга и атакуя свои жертвы, как правило, в погруженном состоянии. В первую половину 1940 г. подводные лодки ничем особенно не отличались от своих предшественниц 1918 г. Погрузившись, они зависели от емкости аккумуляторов, дававших возможность развивать на короткое время максимальную скорость в десять узлов и значительно меньшую экономичную скорость. На поверхности их дизели, заряжая одновременно батареи, развивали ход до 17, а в некоторых случаях и до 20 узлов. Именно в такие моменты подводные лодки становились наиболее уязвимыми для атак вражеских военных кораблей, самолетов и даже для орудий одиночных вооруженных торговых судов, приспособленных для самообороны. Поэтому подводным лодкам требовалась исключительно точная информация о месте нахождения их потенциальных жертв, чтобы выйти на удобные позиции для атаки в подводном положении. При такой малочисленности подводных лодок и вынужденных дополнительных ограничениях из-за длительного пути из Германии в Атлантику вокруг Шотландии и обратно Дениц принял решение использовать их главным образом в Северном море и на непосредственных подходах к Британским островам северо-западнее и юго-западнее Ирландии. Вести воздушную разведку возле островов было затруднительно для немцев, а их служба «В. Dienst» еще не могла питать Деница информацией в большом объеме. Однако и в начале войны немецкие подводные лодки могли с успехом поживиться судами, подходившими к определенным точкам, откуда они далее следовали без конвоя. Дополнительно к этому Англия стала нести большие потери от минирования вод сначала подводными лодками, а потом — с появлением новой, магнитной мины — и самолетами германских ВВС.

Справиться с такой ситуацией секции поиска подводных лодок [29] было не менее трудно, чем остальной части ОРЦ — с надводными кораблями. Характер операций подводных лодок не позволял им широко пользоваться радиосвязью, и потому у РПС было немного возможностей достаточно точно фиксировать их позиции. Английское Береговое командование все еще ощущало острую нехватку в нужных самолетах, а один из уроков предыдущей Кампании, а именно что конвои с приданным им воздушным эскортом становились поистине неуязвимыми для подводных лодок, пока по достоинству не был оценен. Причина заключалась в том, что штаб ВМС не занимался изучением документов и статистических данных, восходящих к 1918 г. Экипажи самолетов Берегового командования — в равной мере по недоработке и штаба ВМС, и штаба ВВС — не были обучены ведению боевых действий против подводных лодок. К тому же они не располагали и эффективным оружием для борьбы с подводными лодками. Успешные атаки лодок можно было сосчитать по пальцам. Экипажи самолетов, да и торговые суда, а также береговые посты наблюдения часто посылали ложные сообщения о появлении подводных лодок. Надводные силы, растрачивая энергию, бороздили пустое море и с восторженным оптимизмом сообщали о «поражении» целей. Все же Тринг начал войну, почти правильно оценив совокупную мощь немцев; необычайно скептический и практический ум этого человека не позволил долго водить его за нос сомнительными донесениями. Мнение Тринга тяжелой гирей легло на чашу весов во время заседания Оценочной комиссии [30], принявшей решение по сообщениям надводных кораблей и ВВС Англии о якобы уничтоженных ими подводных лодках. Из-за этого вскоре произошла прямая конфронтация между начальником управления по противолодочной войне кептеном ВМС Толботом и начальником РУ ВМС Годфри, с одной стороны, и первым лордом Адмиралтейства Уинстоном Черчиллем — с другой. Черчилль отказался признать достоверность их цифровых данных о потопленных подводных лодках и передал по радио свою до крайности оптимистичную версию об эффективности наших действий. Не согласился он и с прогнозом РУ ВМС в отношении дальнейшего роста германского подводного флота. Мы теперь знаем, что Годфри и Толбот были правы, а Черчилль — не прав. Внезапный перевод Толбота на корабль (что, в конечном счете, могло отвечать его интересам) наверняка объяснялся отчасти упомянутым расхождением во мнениях и является примером той участи, какая может ожидать каждого, кто отказывается склонить голову перед своенравными суждениями вышестоящего начальника. Что касается Годфри, то он не единожды вступал в баталии с Черчиллем. Это, верно, и послужило одной из причин поразительного, если не сказать — позорного, забвения всякого признания его огромных заслуг во время войны — ошибка, которая, между прочим, глубоко возмущала каждого сотрудника разведывательного управления. Черчилль, наложив запрет на распространение выводов Оценочной комиссии, не разрешал передавать их никому в штабе ВМС и на флотах, кроме себя, первого морского лорда [31] и заместителя начальника морского штаба — совершенно невероятный эдикт, который адмирал Паунд, по-видимому, не оспаривал[32].

Но Тринг продолжал строить свои расчеты в секции поиска подводных лодок на основе того, что он считал достоверным. При всей скудности поступавшей информации, при том характере и размахе операций подводных лодок ему и его пока еще недостаточно квалифицированным сотрудникам почти ничего иного не оставалось, как регистрировать происходившие события и по мере необходимости докладывать о них. Попыток прогнозировать последующие действия подводных лодок не предпринималось. Зато можно было давать хоть какую-то разумную оценку значения атак, которые осуществлялись в том или ином морском районе.

В апреле 1940 г. началась норвежская кампания. Оценивая неспособность Англии предсказать намерения немцев, надо восстановить в памяти три фактора. Во-первых, все внимание Англия сосредоточила на собственном плане минирования норвежских проливов и фиордов по всему побережью, вдоль которого регулярно следовали немецкие суда с железной рудой из Нарвика в Германию. Больше того, по всей видимости, англичане довольно бездумно отнеслись к реакции немцев на это минирование. Во-вторых, Адмиралтейство и флот метрополии все еще были поглощены мыслью о возможности прорыва немецких линейных крейсеров или «карманных» линкоров в Атлантику, и любые признаки их активности, обнаруженные с запозданием, связывались в понятии Адмиралтейства именно с этой возможностью, а не с операцией, которую даже приближенные профессиональные советники Гитлера считали до крайности безрассудной. В-третьих, всю зиму лавиной низвергался поток сообщений о неизбежности нападения немцев на Нидерланды, Бельгию и Люксембург или на Францию, который кончился ничем. Неудивительно поэтому, что разведывательные службы союзников воспринимали слухи о вторжении в Норвегию с некоторой долей скептицизма. В довершение всего ОРЦ удалось заполучить снимки Киля и Западной Балтики только за два дня до нападения; это лишило его возможности точно и достоверно установить, что же происходило на самом деле.

Несмотря на отмеченные моменты, некоторые ключи к разгадке были налицо. В донесениях, полученных секретной службой и Форин офис, указывалось на готовящееся нападение на Норвегию и Данию. Однако внутренняя координация между разведывательными службами была настолько плохой, что ни одно заинтересованное министерство не отнеслось к этим донесениям с серьезным вниманием. Студент выпускного курса Кембриджского колледжа Гарри Хинслей, незадолго до этого поступивший в морской отдел БП, стал изучать поступавшие серии немецких военно-морских радиотелеграфных депеш. Он заметил небывало активное использование основной «балтийской» радиочастоты и введение в действие совершенно новой частоты. Ему не пришло в голову, что это было предзнаменованием вторжения в Норвегию, хотя казалось, что там происходит что-то из ряда вон выходящее. Хинслей переговорил по поводу обнаруженных им новых явлений с группой связи из БП, прикомандированной к ОРЦ во главе с Сандерсом, где тоже занимались вопросами радиоразведки, однако твердых заключений сделано не было и делу, видимо, не был дан ход. Если бы находки Хинслея сопоставили с другими донесениями, с результатами фотосъемки Киля и с тем известным тогда фактом, что после необычайно суровой зимы проливы Большой Бельты и Малой Бельты в конце концов освободились от льда, то, возможно, пришли бы к правильному заключению и прозвучал бы сигнал всеобщей тревоги.

Верно, конечно, что в полдень 7 апреля на флоте узнали о получении сообщения по поводу намерений немцев. Достоверность его подтвердилась, но на беду этот сигнал сопровождался разъяснением, что «ценность всех таких сообщений сомнительна: может быть, это был просто еще один ход в войне нервов» [33]. Штаб ВМС и флот метрополии не предприняли никаких специальных мер. Труднее понять, почему в свете упомянутого сигнала ОРЦ не смог разглядеть значение обстановки, обнаруженной на снимках Киля, когда они были получены разведцентром.

Истина в этой истории кроется, возможно, в том, что при определении достоверности поступавших в ОРЦ дипломатических донесений и сообщений секретной службы разведцентру оставалось немногое: придерживаться оценок, произведенных другими организациями. Ему еще не хватало той уверенности в себе, которая позволяет формировать независимые суждения и бить в набат, чтобы поднять общую тревогу. Его постигла неудача, но в ней он не был одинок. Ни одна разведывательная служба союзников не сумела предсказать замысел немцев столь убедительно, чтобы верховное командование могло поверить в это; да и сами норвежцы, располагая, быть может, более весомыми доказательствами о готовившейся против них операции, отказывались поверить в происходившее даже тогда, когда немецкие войска уже вторглись на их территорию. Неудача с предварительным оповещением о начале десантной операции германского флота, а без нее не прозвучал и сигнал всеобщей тревоги, серьезно отразилась на ходе всей кампании. Это значило, что флот метрополии не вышел на позицию для нанесения удара по противнику в тот момент, когда он был наиболее уязвим, когда его суда были битком набиты войсками и боевой техникой или когда производилась высадка десанта в норвежских портах без достаточно хорошо организованного прикрытия с воздуха. И хотя в последующие два месяца объем и быстрота передачи развединформации флоту возросли, Англия по-прежнему страдала от неспособности ОРЦ заблаговременно оповещать о движении германских крупных боевых кораблей. Это привело к серьезной катастрофе — потере авианосца «Глориес» с несколькими эскадрильями истребителей ВВС Англии на борту. Их эвакуировали из Норвегии. Немцы на этот раз не знали, что англичане фактически уходили из страны, и готовились нанести удар по Харстаду, а также по направлявшимся в этот порт конвоям судов. «Шарнхорсту» и «Гнейзенау» снова удалось незаметно выйти из Киля. Флот метрополии об этом оповещен не был. В этот момент прослушивание германских радиопередач навело Хинслея на мысль, что немецкие тяжелые корабли, скорее всего, находятся в открытом море. Он докладывал об этом Клейтону и Деннингу, но его выводы были весьма ориентировочными, а возможность подтвердить их другими источниками не представилась. Сам же по себе радиоперехват лишь капля в море. Поднимать тревогу по такому несущественному и непроверенному наблюдению и посылать тем самым флот метрополии, быть может, в совершенно ложном направлении, значило идти на слишком большой риск. В общем, снова решили ничего не предпринимать. «Глориес» шел в сопровождении всего лишь двух миноносцев — решение, которое можно критиковать сколько угодно. Как только линейные крейсеры обнаружили этот авианосец, его судьба была решена. Рядом находились конвои судов с войсками и крейсер с королем Норвегии, направлявшийся в Англию. Им крупно повезло, что они избежали той же участи. Все эти корабли, несомненно, получили бы более надежную защиту, если бы возникли подозрения о пребывании немецких крупных соединений флота в открытом море.

Когда совершается столько ошибок на всех уровнях теми, кто несет ответственность за действия союзников, нельзя сваливать всю виду на несчастную разведку. Ведь, как уже отмечалось, источников разведданных было мало, координация между различными разведывательными службами была слабой, и ОРЦ не был одинок в неспособности предсказать ход событий. И все же, отзываясь с заслуженной похвалой о будущих достижениях ОРЦ, следует покритиковать его — и это будет вполне справедливо — за невыполнение им своих задач в тот период.

Контрастом служит материальное выражение той помощи, которую получили от первоклассной разведки дерзкие и хорошо исполненные замыслы Редера. Германская авиаразведка действовала великолепно, услуги, оказываемые «В. Dienst», были превосходны. «Их ценность для немцев превышала гору героических подвигов, отмеченных высокими наградами», — утверждал один германский историк [34]. «В. Dienst» каждый раз снова снабжала германский морской штаб точными сведениями о передвижениях и позициях британских военно-морских сил, безусловно, не единожды спасая противника от катастрофы.

Кампания в Норвегии была еще далека от окончания, когда гроза разразилась на Западном фронте. Танки стремительно продвигались в Нидерланды, Бельгию, Люксембург и Францию. После стольких потерь и повреждений у побережья Норвегии германские военно-морские силы были не в состоянии принять эффективное участие в сражении, полностью происходившем на суше. Вышли из строя не только все крупные надводные корабли и значительная часть флотилии сопровождавших их миноносцев, многие из которых были потоплены, но встали фактически на прикол и подводные лодки, когда обнаружилось, что их магнитные взрыватели торпед оказались с дефектами. Поэтому в действиях немцев на море наступило затишье. Внимание Англии в этот момент было приковано к Дюнкерку, к эвакуации войск из портов Атлантического побережья Франции, к вступлению Италии в войну, к капитуляции Франции и, наконец, к операции «Морской лев» — немецкому плану вторжения на Британские острова.

Проблема с разведкой в некотором смысле упростилась. Оперативные расстояния стали намного короче. Появилось больше самолетов-разведчиков. Фотографирование портов Голландии, Бельгии и Северной Франции по-прежнему оставалось крайне опасным занятием, но можно было получить хоть снимки Вильгельмсхафена или Киля, когда число полетов над этими портами увеличилось в десять раз. (Фотосъемки указанных двух германских портов все еще были столь редким явлением, что о подлинном размере ущерба, понесенного немецкими ВМС, мы узнали лишь несколько недель спустя.) Зато день за днем, неделя за неделей скрупулезно регистрировалось постепенное сосредоточение сотен буксиров, барж и мелких плавсредств в каждом порту от Эймендена до Гавра, что было невозможно скрыть.

Каждое утро в 11.00 в помещении ОРЦ заседал объединенный комитет из представителей разведок видов вооруженных сил под председательством коммандера Колпойза. Ему помогал Деннинг. Комитет занимался оценкой немецких приготовлений. Это был весьма благоприятный признак наступившего улучшения в сотрудничестве между видами вооруженных сил. Помимо материалов фоторазведки, которые анализировались теперь гораздо глубже, комитет пользовался более широкой информацией, полученной в результате дешифровки радиограмм немецких ВВС. С захватом немцами бельгийских и французских аэродромов интенсивность использования радиосвязи возросла, чем не замедлил воспользоваться БП.

В конце сентября, совсем немного времени спустя после того, как Гитлер действительно принял свое решение, комитет мог сообщить начальникам штабов, что вторжение, по крайней мере, до будущей весны, миновало. Но власти, как ни странно, казалось, неохотно соглашались с этим мнением, и меры предосторожности против вторжения оставались в силе более длительное время, чем это, как представляется теперь, оправдывалось необходимостью, что особенно относится к задержке в Ла-Манше и у Восточного побережья Англии эсминцев и крейсеров в тот момент, когда в них была острая нужда в других местах.

О причинах сравнительных неудач ОРЦ в первый год войны уже упоминалось в начале этой главы. Три основных источника, на которые рекомендовалось полагаться, по разным причинам не выдавали должной продукции. Ни криптоанализ, ни авиаразведка, ни радиопеленгаторные станции не приобрели достаточного опыта, чтобы поставлять необходимую информацию о намерениях и передвижении германских ВМС. И тем не менее в конце этого периода появились некоторые обнадеживающие проблески. Сотрудники ОРЦ, став более опытными, установили «нормы», как их называл Деннинг, на основании которых можно было оценивать каждое серьезное отклонение от них. ОРЦ приготовился переключить скорость своей работы на полный ход, как только в его «топки» начнет поступать больше «горючего» в виде первоклассной информации. У командующих флотами и в Адмиралтействе вошло в привычку иметь дело с ОРЦ: они признавали, что даже с учетом его ограниченных возможностей это был наилучший рабочий орган. Руководящие сотрудники ОРЦ стали принимать больше самостоятельных решений в своих секциях, сообразуясь с результатами обработки своих наблюдений и с рекомендациями Клейтона, Деннинга и Тринга. Наладились более тесные контакты с Береговым командованием, с командованиями бомбардировочной и истребительной авиации, а также с командующим подводными силами, то есть со всеми, на ком лежала ответственность за предотвращение вторжения. Продолжала расширяться сеть РПС, полное признание получил опыт изготовления фотоснимков германских портов, хотя потребность в них еще была далека от полного удовлетворения. Впереди лежал долгий путь, но уже понемногу стала ощущаться польза от довоенных планов Деннинга.