О животных и людях

О животных и людях

Мы ехали по узкой дороге, вокруг тянулись загородки частных владений, за ними дома в стиле ранчо, каждое владение – не меньше двух-трех акров. Деревья, поля. Через пару миль поворот на хайвей, но я притормозил, когда увидели лист картона, прикрепленный на дереве, и надпись большими буквами: «Комната внаем. Бесплатный завтрак».

До кемпинга, где мы хотели устроиться, еще далеко, а солнце уже было готово упасть за холмистый горизонт. Прервать сегодняшнее путешествие и остановиться где-нибудь на ночлег, – удачная мысль. Рита не возражала, я свернул на узкую дорогу. Справа изгородь, слева смешанный дикий лес. Остановил машину перед воротами из двух продольных и двух поперечных досок, посигналил.

С моего места был виден одноэтажный дом с открытой летней верандой, флигель и сенной сарай, большой, как ангар для самолетов, а за ним конюшня. Чуть поодаль от дома загон, за загородкой я насчитал двенадцать лошадей, совершенно одинаковых, – и ростом и весом – все серой масти. Лошади немолодые, выглядят неважно. Заметно выпирают ребра, спины провисли. Три лошади подошли к загородке и с интересом наблюдали за машиной.

Появилась женщина лет шестидесяти пяти, в бордовой кофте на больших пуговицах и длинной синей юбке, она подошла и сказала, что катание на лошадях только по выходным. Можно приехать в субботу с утра и кататься хоть целый день.

– Мы хотели комнату снять, мэм, – сказал я. – Переночевать.

– А, комнату… Давно, еще с весны, не было желающих. Я уж забыла про то объявление на дереве.

Женщина открыла ворота, пропуская машину. Я оставил «Крайслер» на асфальтированной площадке возле дома и наблюдал со стороны за тем, как Рита и хозяйка, ее звали Линда Дорн, о чем-то разговаривают. Затем Линда провела нас в дом, показала две спальни. Комнаты в доме мне не понравились: там жарко и душно, а кондиционер сломался. Но есть комнаты в сенном сарае, можно переночевать там. Весной и осенью здесь путешествуют байкеры из северных штатов и даже из Канады. Они часто останавливаются на ночлег в сарае.

– Хотите посмотреть?

Зашли в сарай. Действительно, добрую треть помещения выгородили, оборудовали там двухярусные кровати, тут же, под лампой стоял длинный самодельный стол и несколько стульев. Рядом в комнате туалет и душ. Пахло старым сеном и свежей травой, сушившейся за перегородкой. Под потолком пара окошек, дававших немного света.

На второй этаж сарая поднимается прямая лестница с высокими ступенями. Сверху слышны звуки радио. Линда объясняет, что в комнате на втором этаже живет некий Генри, он хороший человек, помогает ей по хозяйству. Я сказал, что буду ночевать здесь, принес из машины сумку с вещами.

Через час хозяйка пригласила меня в дом на ужин. По дороге я встал у загона. Лошади бродили за загородкой, одна подошла ко мне, за ней другая. Они внимательно разглядывали меня, видимо, ждали угощения, но у меня ничего не было. Земля была вытоптана, трава, там, где она еще оставалась, ощипана под корень. Вблизи лошади выглядели еще хуже: худые старые клячи с большими печальными глазами. Кажется, они уже давно не ели досыта.

Дом Линды обставлен старомодной мебелью, полы поскрипывают, стены оклеены вылинявшими обоями (обычно в домах и квартирах стены красят, обои считают источником вредной пыли, их сегодня чаще всего увидишь в домах, где живут старики). На стенах много черно-белых фотографий. Здесь давно не делали ремонта.

* * *

Мы втроем сели на кухне, окна которой выходили на загон. Разговор все время возвращался к лошадям. Их завел Берт, покойный муж Линды. Он сам любил прокатиться и по воскресеньям разрешал всем желающим, детям и их родителям, ездить на лошадях. В лесу много широких троп, по которым можно кататься. Всадники поднимаются на ближайший холм, спускаются вниз с другой стороны, там делают большой круг и возвращались обратно.

С Бертом Линда прожила всю жизнь, у них был единственный ребенок Питер, он утонул в одиннадцать лет. Здесь много мелких речушек, мальчишки удирали из дома, плавали… Все кончилось плохо. Других детей супруги иметь не могли. Линда надолго замолкает.

– Муж много работал в компании, которая строила мосты, – сказала она. – В выходные копался в гараже. Видимо, ему не хватало общения с детьми. Однажды, это когда дело уже шло к пенсии, он сказал, что хочет завести лошадей, ну, чтобы дети катались.

Вместе со своим старшим братом Берт начал строительство сенного сарая. В следующем году они построили конюшню и загон, по случаю недорого купили лошадей. Муж был счастлив, – он осуществил свою давнюю мечту. С тех пор по субботам и воскресеньям здесь полно детей. Даже в плохую погоду.

Муж скоропостижно умер шесть лет назад. У Линды осталась его пенсия, на эти деньги как-то можно сводить концы с концами.

* * *

Мы пьем кофе и через окно смотрим на двор. Высокий сутулый мужчина лет пятидесяти, одетый в грубые штаны и рубаху с длинными рукавами, это и есть Генри. Его лицо кажется печальным, задумчивым. Он открывает ворота загона, перегоняет лошадей в конюшню. Линда понижает голос до шепота, хотя кроме нас ее никто не может услышать. Она говорит, что у Генри проблемы с выпивкой. Поэтому он развелся с женой, потерял работу.

Он пришел сюда четыре года назад, ему негде было жить. Она разрешила Генри спать в сенном сарае. У Линды нередко останавливаются люди, которым негде жить. Она пускает их в сарай, там хорошие комнаты, даже кормит обедом и ужином. В прошлом месяце здесь жила беременная женщина, сбежавшая от мужа, который ее бил. Разумеется, Линда не брала с нее денег. Вроде, с мужем все наладилось, женщина к нему вернулась.

Так и Генри жил здесь некоторое время бесплатно. Оказалось, он неплохо разбирается в лошадях. Линда предложила ему работу, платит семь долларов в час (в штате минимальная зарплата десять долларов), но без сверхурочных. Плюс к тому кормит завтраком и ужином. Она поняла, что сама не сможет управиться с этим хозяйством. Как-никак двенадцать лошадей, накорми, напои… Есть много работы в доме, в конюшне и сарае. Без помощника нельзя.

Из заработанных денег она выдает Генри половину, остальное, – они так договорились, – он получит, когда вздумает уйти. Генри человек молчаливый, замкнутый, у него нет друзей. Он работает целыми днями. Он хороший человек, старается держаться подальше от бутылки, но все-таки иногда срывается. Когда начинает пить, не выходит из своей комнаты в сарае. И тогда его работа достается Линде. Через несколько дней Генри приходит в себя и опять берется за дело.

Вообще хозяйство отнимает все деньги без остатка. Линда загибает пальцы: корм лошадям, зарплата Генри… Налоги на недвижимость и землю для пожилых людей снижены, но все равно около трех тысяч долларов в год приходится платить. Плюс счета за свет, воду, питание. А иногда лошадям нужен ветеринар.

Помогают деньги, которые платят за постой мотоциклисты. Но ведь они приезжают далеко не каждый день. Кое-кто из знакомых советовал избавиться от лошадей. Но это было бы предательством по отношению к мужу. Когда пришел его смертный час, он просил Линду не продавать лошадей, и она не пойдет против его воли. Да и с лошадьми она расстаться не сможет, это же большая часть ее жизни.

Я вспомнил одного знакомого из Калифорнии. От родителей ему досталось несколько лошадей. Это наследство оказалось очень обременительным, лошади требовали ухода и питания, – а это немалые деньги. Этот человек тоже не решился избавиться от животных. Он стал прототипом героя одной из моих книг. Вот и с Линдой та же история.

Линда не берет денег с детей и родителей за то, что те катаются на лошадях.

– Но, как же так, не брать платы? – удивилась Рита. – Содержание лошадей, как я понимаю, обходится дорого. Или у вас много лишних денег?

– Муж запретил брать деньги за то, что дети катаются, – сказала Линда. – А теперь я не могу с ним поговорить. Попросить его: разреши брать деньги. Не могу… Поэтому пусть все остается как есть. Пока я жива, дети будут кататься задаром. Да и к лошадям я привязалась. Я люблю их. У каждой есть имя, они разные по характеру. Хотя внешне такие похожие…

Утром Линда пожарила яичницу и сварила кофе. Мы сели в машину и помахали ей на прощание. В зеркальце я увидел согбенную фигуру Генри, он сидел на пороге сенного сарая и возился со сломанной газонокосилкой.

* * *

Однажды на дороге мы увидели табличку с приглашением посетить частный зоопарк, где живут тигры. Так мы оказались на ранчо семьи Джоусен. Обычный дом на невысоком холме, откуда открывается живописный вид на окрестности. На площадке перед входом машин нет. Мы вошли в дом, познакомились с хозяйкой, миссис Арлин Джоусен, очаровательной женщиной неопределенных лет и ее младшей дочерью четырнадцатилетней Хелен.

Заплатили по пять долларов за экскурсию. Если хотите увидеть, как тигров кормят буквально в двух шагах от вас, за утлой загородкой, – еще десять долларов. Хелен отвела нас в большую комнату, усадила за стол и прочитала получасовую лекцию о тиграх: какие виды существуют, где они живут и так далее. Несколько лет назад семья Джоусон взяла первого тигренка из городского зоопарка, затем появились другие тигры, в том числе два тигра альбиноса, белых в черную полоску красавца с голубыми глазами. Все тигры – амурские.

В общей сложности у Доусонов сейчас живет шесть тигров. Шестой родился в неволе. Семья написала письмо президенту России, который не раз высказывался в защиту тигровой популяции на Дальнем Востоке и Хабаровском крае. Написали, что дарят амурского тигренка В. Путину и надеются, что подарок будет принят. Доусоны готовы оплатить расходы по доставке тигра в Москву, в Кремль. Тому письму уже два года, тигренок вырос, он ждет встречи, но ответа пока нет. Понятно, у президента много государственных дел.

Вообще тиграм в неволе живется неплохо, да и альтернатывы нет, к жизни в условиях дикой природы они не приспособлены. Все тигры равноправные члены семьи, они не скучают, почти не болеют, за десять лет заболел и умер только один тигр. Хелен показала на самодельный стенд, прикрепленный к стене.

Здесь фотографии каждого тигра, а под ним имена спонсоров, обычных граждан, далеко не самых богатых, которые жертвуют деньги на зверей. Вот у тигра Линка – три спонсора. А долгожителю Тео повезло больше, – у него семь спонсоров.

Семье Джоусон содержание шести тигров не по карману, они люди со средним доходом, а туристы, готовые платить за билеты, сюда, в эту глубинку, заезжают не слишком часто. Посетители бывают, как правило, по выходным. Но доходы от продажи билетов не покрывают расходов на содержание тигров. Между тем тигр ежедневно съедает по четыре с половиной килограмма говяжьей мякоти. Спасибо, что находятся добрые люди, не толстосумы, обычные граждане, которые бескорыстно жертвуют деньги.

Мы посмотрели на тигров, резвящихся в трех вольерах. И убедились, что они в отличной спортивной форме. В стороне – могила умершего тигра, холмик из камней, стоит табличка с его фотографией, на которой висят разноцветные бусы, здесь же лежат детские игрушки.

– Могила фальшивая, – говорит Хелен. – Если раскопать, наткнешься на говяжьи кости. Только никому. Это секрет. Я сказала вам, потому что вы иностранцы. Уедите – и все… Могилу уже четырежды раскапывали и брали то, что там зарыто.

– А почему так? – интересуется Рита.

– Есть люди, которые верят, что кости тигра служат основой для создания каких-то уникальных лекарств, которые якобы лечат самые страшные болезни. И еще их добавляют в эликсир вечной молодости. Кости измельчают в муку, соединяют с какими-то травами. Ерунда, конечно, сказки. Тем не менее… Могилу-то раскапывают.

– И где останки умершего тигра?

– Этого сказать не могу. Есть у него секретная могила.

Первого тигренка Доусоны взяли из зоопарка, чтобы выходить. Он болел, нужны были лекарства и ежедневный уход. Когда тигренок поправился, администрация зоопарка разрешила им оставить животное у себя. Так был основан этот питомник, кстати, здесь ждут пополнения. Старшая тигрица беременна.

Сейчас популяция амурских тигров, живущих в Хабаровском и Амурском крае России, начитывается около пятисот особей. Они занесены в Красную книгу, их охраняет государство. В Америке тигры никогда не жили на воле. Их завезли сюда из Азии. Теперь в семьях, вроде семьи Доусонов или в частных зоопарках, насчитывается около двенадцати тысяч тигров. И, пока на свете есть добрые люди, вымирание тиграм не грозит. Это уж точно.

* * *

С бескорыстной любовью к животным, заботой о них, сталкиваешься на каждом шагу. Как-то мы подвозили женщину по имени Ирина, десять лет назад она вышла замуж за американца по имени Тимоти, или просто Тим, живут в штате Миссури. Проезжали пустырь, вдалеке заброшенный дом с окнами, забитыми листами фанеры. Ира, сидевшая впереди, вдруг воскликнула: «Останови машину». Выскочила и бросилась куда-то назад. Ира бегала кругами, потом метнулась к заброшенному дому и вернулась обратно.

Оказалось, она увидела кошку, видимо, брошенную хозяевами и одичавшую, выскочила, чтобы поймать ее. Но кошка бегала быстрее. Да, беспризорную кошку увидишь редко. Беспризорных собаки не попадались мне никогда. Оказалось, Ира состоит добровольцам в местной организации помощи домашним и диким животным. Есть железное правило: если заметил беспризорную кошку или собаку, постарайся поймать ее и доставить в центр реабилитации животных. Туда же поступают животные, ставшие жертвами жестокого обращения хозяев.

Сегодня, в воскресенье, у общества защиты животных ответственное мероприятие в местном парке. Выставка собак и их раздача.

– Может быть, заедем? – спросила Рита.

Крюк небольшой, мы свернули, через четверть часа оставили машину на бесплатной стоянке. Собственно, мы ехали посмотреть на собачек, а увидели еще одно проявление человеческой доброты и милосердия. Еще раз убедились в том, что здесь нет брошенных беспризорных собак, как нет беспризорных детей. А если собака осталась без хозяина, найдется человек с добрым сердцем, который возьмет ее.

Если ребенок остался без родителей или стал жертвой жестокого обращения в родной семье, – стоит очередь из людей, готовых взять его в свою семью. И пусть даже в этой семье пять своих родных детей, – всегда найдется место для шестого. И, можно не сомневаться, он станет еще одним родным ребенком. Его будут кормить, лечить, о нем будут заботиться, как о родном. Очередь за детьми – это большая длинная очередь, в которой можно стоять годами, но так ничего и не дождаться, – слишком много желающих.

Авторы, бравшиеся за путевые очерки об Америке, – еще со времен Ильфа и Петрова или Маяковского, – никогда не забудут отметить, особо подчеркнуть, что Америка – это страна желтого дьявола, сухих индивидуалистов, расовой сегрегации, бессердечных дельцов с Уолл стрита, делающих деньги из воздуха, нищеты и роскоши, страна контрастов…

Все это правильно. Но лишь отчасти. Душа Америки – это не желтый дьявол, душа живет в небольших городах, в таких вот парках, где собираются люди с добрым сердцем. Простые люди, с не самыми высокими доходами, рабочие, клерки, продавцы супермаркетов, трудовая Америка. Сказать, что жизнь у этих людей сладкая, – большое преувеличение. Половина зарплаты традиционно уходит на жилье, за которое выплачивают в течение тридцати лет, плюс медицинское страхование, учеба детей, погашение множества кредитов…

Здесь неохотно подают нищим, считают, что человек может сам о себе позаботиться. Но почему-то в кошельке всегда находятся деньги на помощь бездомному или больному ребенку, брошенной собаке… Наверное, душа народа – это его отношение к детям, братьям меньшим и старикам.

…Вокруг нас царила праздничная атмосфера. По парку прогуливались люди с собаками, одетыми в маскарадные костюмы. Художник за небольшую плату рисовал портреты хозяев с их любимцами. Рядом расположились собачьи парикмахеры. Работали простенькие аттракционы. Клоуны показывали фокусы. Огромная черепаха, вокруг которой собрались человек двадцать, неторопливо жевала арбузную мякоть.

На лужайке стоял большой фургон, одна из стенок которого сдвигалась, выходило что-то похожее на эстраду. Это работал благотворительный аукцион. Юные девушки выводили собак, разного возраста и породы. Ведущий что-то рассказывал о каждой собаке, затем назначал символическую цену, скажем, пять долларов. Люди, сидевшие на лужайке, поднимали руки, перебивая цену. У всех или почти всех людей, сидящих здесь, есть свои собаки, и даже ни одна. Но люди готовы взять беспризорное животное, хотя его содержание и лечение – удовольствие не из дешевых.

– Двенадцать долларов, – выкрикивает ведущий. – Кто больше?

Люди поднимают руки. Собака в это время стояла на эстраде, поглядывала на публику, словно старалась угадать, кто станет ее будущим хозяином. Все собачки немолодые, непородистые. Что называется, собаки, как говориться, с трудной судьбой. У какой-то псины хозяин умер, с кем-то жестоко обращались… Теперь добровольцы проводят такие вот аукционы или «презентации» в магазинах, торгующих пищей для животных, парках, скверах. Интересно, что для взрослых, даже пожилых животных, как правило, находятся хозяева.

Наша спутница Ира все свободное время посвящает реабилитации собак и кошек. Животные, что были изъяты у жестоких хозяев, попадают в специализированные приюты. Там с ними занимаются врачи и простые люди, которые помогают животным увидеть в человека не врага, а доброго хозяина.

Затем собак и кошек забирают к себе домой добровольцы. Сейчас у Иры живет три кошки и собака. Плюс еще одна – своя. В течение трех-четырех месяцев, иногда полугода, животные пройдут полную реабилитацию, наберут вес, преодолеют страх. И тогда попадут на такой вот благотворительный аукцион, что мы видели сегодня. И, хочется думать, найдут друзей с добрым сердцем.

Ире, в России она кандидат биологических наук, и ее мужу Тиму не по карману держать сразу нескольких собак и кошек, поэтому общество охраны животных (а это организация общественная, существует на пожертвования населения), выдает корм и кое-какие медицинские препараты. Но главное не в этом. Люди вкладывают в дело помощи животным не деньги, а душу. И это не пустые слова.

Мы заночевали в придорожном мотеле в ста милях от Нового Орлеана. Без всякой причины у меня было плохое настроение. От ужина я отказался, заперся в номере и пытался читать. Завтра должна состояться наша встреча с колдуньей вуду, эта перспектива почему-то не радовала.

Я принял две таблетки «мелатонина» и кое-как уснул. Снилась безумная облысевшая старуха с крючковатыми пальцами, одетая в лохмотья. К иссохшей груди она прижимала банку с какой-то темной жидкостью, что-то говорила, но слов я не понимал. Проснулся в три ночи, на улице кричал мужчина. Затем раздались два сухих хлопка, все смолкло, я снова провалился в темноту. И увидел уже знакомую старуху, пожиравшую сухих пауков. Я решил, что это и есть колдунья вуду.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.