РАКЕТНАЯ ДИНАСТИЯ

РАКЕТНАЯ ДИНАСТИЯ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Письмо инженера-ракетчика

«Помнишь Александра Ивановича (назовем его Носовым), бывшего ведущего испытателя, первопроходца и героя полигона, именем которого названа одна из улиц нашего города? Как-то мы шли с тобой по этой улице, ты спросил у ребятишек, знают ли они, кто такой Носов? Белобрысый паренек ответил: «Это — большой ракетчик». Устами ребенка глаголила истина.

Так вот какая новость. Был у нас один Носов. Теперь их двое. Сын Александра Ивановича Виталий — тоже ракетчик. Окончил военное училище и встал на смену отцу. Профиль у него иной, но суть не в том — мы ведь все в одной «ракетной державе». В то же училище поступил и младший сын Александра Ивановича — Юрий. Значит, будет трое ракетчиков Носовых. Почему трое, если старший Носов погиб? Для нас он остался живым.

Не знаю, как ты воспримешь эту новость, а наш брат ракетчик оценил ее очень высоко. Не как интересный жизненный факт, а как рождение новой традиции. И в нашем, самом молодом виде Вооруженных Сил появились свои династии, свои отцы и дети. Мы считаем: не случайно начало положено Носовым. Тут прямая закономерность. Детей вводят в свой мир отцы. Сыновья усваивают все лучшее, что есть в отцах, и шагают дальше, продолжая их путь.

Почему я пишу тебе о Носовых? Догадался? То-то же… Учти, это не только моя просьба. Всем нам, ракетчикам, кого ты знаешь и не знаешь, хотелось бы прочитать в газете историю рождения ракетной династии Носовых, как наглядную примету нашего времени, пример для нашего брата ракетчика…»

При свете ракет

РАССКАЗ МАТЕРИ, ИРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ

— С раннего детства дети жили на полигоне, вместе с нами, родителями. Отец всегда был, сколько они помнят, ракетчиком-испытателем. Раньше он воевал, прошел через огни и воды, но это происходило до них, не на глазах сыновей и, конечно, воспринималось подобно сказке или легенде. А что видели, знали сами, отложилось как свое, близкое. Они росли при отцовской опоре, при его постоянном влиянии. Вот из этих-то детских «запоминаний», которые целиком связаны с воздействием отца, и сложилось у них «ракетное убеждение».

Вначале, когда полигон только начинался и еще не успели выстроить большие дома, длинные улицы, мы жили во времянке, на краю поселка. Рано утром Александр Иванович выходил на крыльцо и ждал автобуса. Остановку в шутку прозвали «Носовкой». Виталий всегда его провожал, младший еще был несмышленышем. Посмотришь в окно: стоят вдвоем, обнявшись, ведут «мужской разговор». Подкатывал автобус, наполненный людьми, забирал Александра Ивановича. Виталий долго стоял, провожал его взглядом. Я чувствовала: очень хочется ему поехать с отцом, в этой братской компании ракетчиков, хоть одним глазком посмотреть на таинственные ракеты, что сверкают огнем, летят в небесные высоты, увидеть и загадочное отцовское «государство». Мальчишек всегда влечет тайна.

Нам дали ордер на квартиру в новом доме. Александр Иванович положил его на стол и сказал: «Давайте решать, как с ним поступить». Его мнение: ордер не надо брать. Он повторял упрямо: «Совестно мне». Совестно, как объяснил, смотреть в глаза многосемейным товарищам, какому-то Васе-технику, у которого только что родился сын, совестно перед подчиненными, которые еще плохо устроены. Он апеллировал к сыновьям: «Поживем пока здесь, правда? Вы же не маленькие». Сыновья целиком приняли сторону отца. Чтобы не остаться в «меньшинстве», и мне пришлось проголосовать «за».

Когда подрос Юрий, отца, они стали провожать вдвоем. Вдвоем и встречали. Как только взлетала ракета, они выбегали на дорогу. Раз взлетела ракета, то скоро приедет и отец — верная примета. Увидев его, опрометью кидались навстречу, повисали на его сильной руке. С лица Александра Ивановича слетала усталость, заботы. Ребята знали: сейчас он придумает что-либо увлекательное — то ли потянет на рыбалку, то ли будут возиться с приемником, то ли устроит плавание наперегонки. Он всегда создавал вокруг себя какой-то добрый, веселый, интересный мир.

Как-то приехал гость, старый друг Александра Ивановича. Увидел Виталия, Юрия и ахнул: вымахали, как дубки. Они росли крепышами. Оба по-своему внешне похожи на отца. Александр Иванович ответил:

— Растут… при свете ракет.

Юрий повел плечами: когда ему что-то не ясно, всегда так делает. Паренек он любопытный и прямой.

— Как это… при свете ракет? — спросил он.

— У тебя, кажется, глаза на затылке, сынок, — сказал Александр Иванович. — Живешь при сиянии ракет и ничего не замечаешь. — Он попросил Виталия: — Растолкуй брату.

На лице Виталия — раздумье. Он еще в затруднении, не разобрался целиком в отцовской фразе. Но отец ждет, все ждут. Нам, взрослым, понятен ход Александра Ивановича: пусть «старшой» сам осмыслит, найдет свой ответ. К чему отцу разжевывать? Он все время побуждал детей думать самостоятельно, вырабатывать собственное отношение к окружающей жизни. Это был его нерушимый принцип. И Виталий нашел свое объяснение:

— Мы видим, как взлетают ракеты. Днем и ночью. Ночью светло от них, как днем. Можно читать книги. На высоте ракеты встречаются с солнечным светом. Там, наверху, еще день. Льются синие, голубые, желтоватые краски… Удивительно красиво. Мы это часто видим. А другие ребята, что живут далеко от нас, не видят. Нам очень повезло. Мы живем при свете ракет.

Отец похлопал сына по плечу. Виталий заулыбался, точно получил пятерку. Гость сказал:

— Добрый будет ракетчик. Я бы с удовольствием послал к нему своих детей… на стажировку. Возьми, Александр Иванович, его на стартовую площадку.

— Зачем водить за ручку? Сам придет. Своей дорогой, — ответил Александр Иванович.

Александр Иванович больше «возился» с Виталием. Он старший, должен больше понимать? Не только. Отец видел: у Виталия более мягкий, уступчивый характер, чем у младшего сына, бархатный, что ли, характер. Вот и делал его прочнее, надежнее. Помню такую мелочь. Впрочем, есть ли в воспитании «мелочи»?.. Приемник, который они создавали втроем, испортился, «Виталий наладит», — сказал Александр Иванович. И Виталий, не самый сильный радиотехник в семье, принялся чинить его один. Увлекся. Под конец и Юрий примкнул к нему. Возились до полуночи. Я не выдержала: «Когда же спать?» Сыновья упрашивали: «Ну еще полчасика…» Александр Иванович подмигнул мне: мол, ладно, пусть закончат. Он приучал детей любое дело доводить до конца.

Помню еще случай на озере. Отец попросил Виталия разведать бухточку на противоположной стороне. «Старшой» поплыл, ну а вместе с ним и Юрий — он всегда следовал за ним. Уплыли далеко, еле видно. Я забеспокоилась: не случилось бы чего. Александр Иванович сказал уверенно: «Доплывут, не маленькие». Он не боялся пускать их в неизвестность.

Они еще были школьниками, когда отца не стало… Мы узнали: Александр Иванович готовил к пуску ракету, но не успел дать ей старт — погиб при исполнении служебных обязанностей. Обидная смерть. Конечно, она потрясла семью… Виталий как-то сразу сник, словно потерял какую-то пружинку. Отец для него был все. Но не сломался, не потерял себя — сказалась отцовская закваска. Судьба заставила его выбирать жизненный путь и решать самому, не опираясь на сильные плечи отца. Но все отцовское было с ним, и он сказал мне:

— Буду ракетчиком.

Я знала: это не мальчишеская прихоть, не мимолетное веяние, а твердое убеждение. Он выбрал ту дорогу, по которой шел его отец.

Я пришел…

РАССКАЗ ВИТАЛИЯ НОСОВА

— Отцовские ракеты раньше я видел издали, в полете, а тут, в училище, а потом и в части разглядел их вблизи. Они стояли спокойно на земле, выстроившись в ряд, как солдаты на смотре — по ранжиру, одна другой выше. Самая большая выделялась на правом фланге, задрала свой любопытный нос к небу. На вершине ее играли солнечные лучи. Солнце — старый друг ракет.

Ракеты захватили меня красотой и мощью. Вспомнилось, как отзывался о них отец: «У ракет общечеловеческая красота». Тогда я не понимал его определения. Точнее, этого слова — «общечеловеческая». Не увязывалось оно с ракетами. Отец смотрел на них, как на живые существа. А что у них живое?

Потом я, кажется, начал понимать: пропорции, формы ракет — все на высшем, гармоничном уровне, как у самых совершенных созданий. Вряд ли что вокруг сравнишь с ними по красоте. Конструкторы, создав эти прекрасные творения, поднялись, может быть, до самой большой высоты. Общечеловеческой, как говорил отец. Не знаю, возможно, есть и другое объяснение, я не претендую на абсолютную точность. А сила, мощь… Они угадывались с первого взгляда. Как бы неуловимо проступали через серебристую оболочку.

На ракеты я смотрел с фамильной гордостью. Ведь их испытывал, выводил в свет, давал им путевку в жизнь мой отец. Конечно, не он один, вместе с товарищами, коллективом (в наше время ничего не создается в одиночку), но тут есть и его вклад. На серебристой обшивке не указаны даты выхода в свет, ракетные биографии. И все-таки у каждой из них — своя история, связанная с именем моего отца.

Вон та, на левом фланге, что поменьше, видимо, из разряда первенцев. Вполне возможно, она проходила испытания в то время, когда я провожал отца на остановке «Носовка». Вторая, вероятно, взлетала ночью — отец, помнится, двое суток не был дома, и мы не спали, ждали его. А этой, правофланговой, самой большой, отец, может быть, и не успел дать старт, пускали ее без него. Вся его послевоенная жизнь — в этих ракетах. Я смотрел на них и, не скрою, гордился. Заметный след на земле оставил отец.

«Сам придет. Своей дорогой», — когда-то сказал отец. Эти слова крепко врезались в мою память. Может быть, они стали моим указателем в жизни. Я пришел к отцовским ракетам уже не мальчишкой и не просто юношей, а человеком в военной форме, с курсантскими погонами. И сразу стал сопричастен ко всему, что создано годами его жизни.

Я познавал ракеты. Многое зависит от того, как познавать. Схемы, формулы, системы, механизмы сами по себе еще мертвы, если их не одухотворить. Так говорил отец. Теперь мне ясно, почему каждая ракета для него была живой, со своим «характером», «голосом». А для меня? Для меня они просто «родственники» — отцовское наследие. Пока безмолвные «родственники». Стояли молча, не открывали живую, ищущую душу отца. А он ведь оставил в них многое. Может быть, больше, чем я представлял. Мне надо было увидеть душу ракет.

Как переступить за грани невидимого, в тайный отцовский мир? Этот вопрос возник, когда я смотрел на ракеты. И опять мне помог отец. Вспомнил, однажды он советовал: «Проникай, сынок, сам в сложности жизни и смотри тройным зрением — глазами, умом и сердцем».

В училище обнаружились друзья отца. Одного из них, начальника, генерала, я знал давно. Когда-то называл его попросту — «дядя Толя». Теперь уж так не назовешь. Он — мой старший начальник. При первой встрече предупредил меня: «Смотри, отца не позорь. Спрошу с тебя вдвое строже, чем с других». Потом смягчился: «Какие будут вопросы, заходи…»

Об отце рассказали бывшие его подчиненные. Я узнал, что на стартовой площадке отца называли «двужильным» — он мог работать дни и ночи напролет, не показывая усталости, — что он сумел освоить весь ракетный комплекс, от начала и до конца, — был одним из немногих ракетчиков-универсалов.

Вспомнили и такой случай. Шел отец мимо гостиницы, слышит, гуляет какая-то компания. Заглянул из любопытства. Гуляли приезжие монтажники. Пригласили его за стол. Он сказал: «Перед работой никогда не пью. И вам не советую. Но раз вы выпили, не могу вас завтра допустить до испытательного корпуса. Работа у вас сложная, тонкая, можете и напортачить…» Ходили монтажники за ним всей компанией, упрашивали их простить, он остался непреклонен. Офицер-ракетчик, рассказавший мне эту небольшую историю, заключил: «Твой отец не проходил мимо ни плохого, ни хорошего — на все отзывался с душой, все оценивал строго, по большому счету».

Из всех воспоминаний друзей отца мне больше всего запомнилась эта простая история. И вот почему. Что-то похожее случилось и со мной. Справлял я один праздник в полузнакомой компании. Какой-то курсант-второкурсник, немного подвыпив, распетушился, поднял шум на весь дом. Я махнул рукой, отошел в сторону. Потом попало мне от генерала. Стоял перед ним весь в испарине, готовый провалиться сквозь землю. А он и не ругал, только сказал: «Забыл, что ты сын Носова». Вот что значит не слушаться отца, не смотреть на все в жизни так, как он советовал — глазами, умом и сердцем, в общем, тройным зрением. Да, так я и осваивал отцовское наследство. Одно утешало: понятые ошибки тоже шаг вперед. Они тоже обостряли зрение.

Смотри на отца

РАССКАЗ ЮРИЯ НОСОВА

— Виталий приезжал на каникулы. Мать не отходила от него. Я — тоже. Старший брат для меня вроде ведомого, часто следовал за ним. А как он надел военную форму, заметно постройнел, возмужал, еще и завидовал ему. Что-то в нем появилось новое. Не только внешне, а и в характере. Потом я разобрался — уверенность. Как будто он открыл что-то важное для себя. Формулу, что ли, или закон жизни.

Однажды он принес альбом и разместил там семейные фотографии. Раньше они лежали где-то в глубине ящика, и никто к ним не прикасался — воспоминания об отце вызывали боль. Виталий подолгу рассматривал отцовские фотографии. На одной, большой, — вся семья, когда мы были вместе. В центре — живой, веселый, добрый отец, на кителе ордена. Золотая Звезда Героя. К нему прижались Виталий и я. Глядя на фотографию, я сказал:

— Теперь ты, Виталий, особенно похож на отца.

— А ты?

— Не знаю.

— Почаще надо смотреть на отца… тогда увидишь и себя, — сказал Виталий. — Увидишь, какой ты есть, что тебе не хватает, в чем еще слаб, неглубок… Будет ясно, как надо исправлять свой характер.

— Ты увидел?

— Да.

Я понял, откуда у Виталия эта уверенность в жизни — от отца, конечно. Живет по его примеру. Стал в семье первым и последовательным его преемником. А мама когда-то беспокоилась за Виталия: «Как бы не сбился с дороги». Он не собьется!

Каждый раз, когда Виталий приезжал на каникулы, я расспрашивал его об училище. Видно, уж очень дотошно выпытывал. Он догадался: неспроста. Спросил меня:

— Настроился туда же?

— А что, не советуешь?

— Советую… От всей души.

И уже сам начал рассказывать об училище, не жалея красок. Кое-что и обходил — не все мне положено знать. Но главное я уже представил, словно побывал там. Договорились: пока матери ничего не говорить. Узнает, расстроится — не весело жить одинокой. Но долго таиться было нельзя — я заканчивал десятилетку. И вот однажды, набравшись духу, я сказал:

— Мама, как ты смотришь… собрался я в то же училище, где и Виталий.

Она посмотрела на меня немного печальными глазами, но улыбнулась:

— Знаю… Давно уж навострился. Что с тобой поделаешь, поезжай…

— А ты как?

— Буду вас встречать и провожать. Обычная материнская судьба.

Виталий заканчивал предпоследний курс, я поступал. У обоих вместе экзамены: у него — очередные, у меня — приемные. Он сдавал по какому-то предмету (первый обычно отвечал) и бежал ко мне, стоял у дверей, тайком слушал. Как-то за этим занятием его застал преподаватель. Спросил грозно: «Что тут делаешь?» — «Слушаю, как Юрий отвечает». Оба они постояли, послушали. Преподаватель успокоил Виталия: «На пятерку тянет». Мне Виталий это рассказывал. А приемные экзамены я, и верно, в основном сдал на пятерки. Виталий тоже не подкачал.

Около года мы были вместе. Везде ходили вдвоем: в кино, на спортивную площадку, в бассейн… Оба увлекались баскетболом и плаванием. Одинаковые у нас интересы. Конечно, вместе смотрели и ракеты. Долго стояли, смотрели.

— Отец говорил: «Ракеты, как живые», — вспомнил я.

— Скоро и для тебя они будут живые, — сказал он. — Многое сам откроешь… И я, конечно, помогу. Только смотри сразу тройным зрением — глазами, умом и сердцем. Отец советовал, помнишь?

Я тоже теперь ношу военную форму. Я тоже в отцовской «ракетной державе».

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Письмо другого инженера-ракетчика

«Виталий Носов — не новичок в нашем «хозяйстве». Мы встретились с ним впервые года два назад, когда он готовил дипломный проект. Тему он выбрал сложную, неразработанную, можно сказать, со многими неизвестными. «Не рано ли взялся за нее?» — спросили мы. «Попробую, что выйдет. Писать о готовеньком, известном, по-моему, неинтересно», — ответил он. Нам это понравилось. Далеко не все идут по непроторенным дорогам. А он еще курсант училища. Только вступает в жизнь. И сразу берется за новое.

По мере возможности я помогал Виталию. Но как? Путем разъяснения некоторой специфики. А все остальное он осиливал сам — вникал в каждую мелочь, делал для себя определенные выводы. В общем, до всего доходил сам. Аналитический ум у парня! «У вас очень интересно работать», — говорил он с восторгом. «Приходи насовсем», — приглашали мы. «Я бы с удовольствием», — отвечал он.

Дипломный проект он написал, по-моему, с блеском. Пришел к нам после училища. Мы хорошо знали его отца. Многие работали вместе с ним. Незаурядная личность. И сын растет в него. Хорошо начал свой путь».

Вот пока и весь сказ о ракетной семье Носовых, о становлении братьев. Биография их продолжается. То, что не успел доделать отец, сделают сыновья. В полную силу зазвучит носовская ракетная симфония.