КАМЕНЬ, ГОРА И ПЕЩЕРА

КАМЕНЬ, ГОРА И ПЕЩЕРА

Он сам все объяснил: «Сказы мои уральские, вот в чем главное», те есть кровно связанные с этой землей и с ее древней корневой символикой: КАМЕНЬ, ГОРА и ПЕЩЕРА, где камень — крепость и ключ, пещера — земное чрево, смерть и воскресение, а гора — ось, связующая три мира: верхний, средний и нижний.

Мы можем видеть эту мировую гору на глиняных сосудах каменного века, а также на скалах-писанцах, где все три мира представлены наглядно: солярные знаки наверху; изображения человека, лося, оленя, водоплавающих птиц и охотничьих ловушек — в средней части. Нижняя часть уходила в воду; под землю: там жали злые духи, принадлежащие царству смерти и охраняющие нижние бездны…

Сходная модель мира существовала в индуистской мифологии и космографии: там гора Меру расположена в самом центре Земли, точно под Полярной звездой, и окружена океаном; на трех ее вершинах живут боги. Под влиянием той же Великой Горы складывались представления о мироздании у народов Алтая и Центральной Азии.

Мировая Гора не совпадала с конкретной горой, однако священные и даже обожествляемые горы были едва ли не у всех народов. Мифологические функции горы во всем мире чрезвычайно разнообразны и богаты: всюду с ними связаны боги, духи, титаны, богатыри, небесные прародители, чудовища, змеи, драконы и несметные сокровища, прямо по Н. Рериху: «Горы многое помнят», и здесь Урал исключением не является. А здешние люди, не просто живущие возле гор, но постоянно пребывающие в горе, ежедневно уходящие в гору и ежедневно возвращающиеся из горы, так и находятся как бы разом на том и на этом свете.

Ведь все наши шахты и рудники, ямы, колодцы и закопушки — это уже земное чрево, сени подземного царства, пещера. Самое древнее и самое распространенное истолкование Пещеры как воплощения женского начала и даже конкретней, материнского лона, существует со времен матриархата. Оно и поныне кажется совершенно естественным, поскольку вытекает из восприятия Земли как матери — родительницы и кормилицы. В Древнем Китае пещера считалась одним из воплощений женского начала — Инь, а гора — мужского — Янь. Весьма популярные нынче знаки: треугольники вершиной вниз — Ми треугольники вершиной вверх — Ж — прямо восходят к рисованному изображению Горы и Пещеры.

Пещера с древнейших времен была местом захоронения и местом посвящения, переходом от жизни к смерти и от смерти к жизни: обряд инициации подразумевал уничтожение человека в старом качестве и возрождение в новом, смерть и другое рождение, нахождение в чреве и выход из него. Пещера — ворота между жизнью и смертью, полое нутро и сердце Горы, поэтому она тоже образ мира и ее свод — тоже свод небесный.

С древнейших времен под эти своды допускались только посвященные: так, мы до сих пор ничего не знаем об Элевсинских таинствах Древней Греции, и сам Гомер сказал, что «о них ни расспросов делать не должен никто, ни ответа давать на расспросы…» Только предания и мифы, имеющиеся в нашем распоряжении доступные источники, позволяют предполагать, что подземные мистерии особым образом утверждали торжество жизни над смертью: умиравшие и воскресавшие боги непременно рождались в пещерах.

Идея Пещеры, тайны и части мира, одновременно горы и антигоры, настолько богата в художественном отношении, что литература восприняла ее с благодарностью и творческим энтузиазмом: в пещерах жили волшебники и феи, прятались благородные и неблагородные разбойники, спали заколдованные принцессы и таились клады.

Христианство осветило пещеру новым содержанием: по апокрифическому Евангелию от Фомы, Иисус родился в пещере; в пещере, это не подлежит сомнению, он воскрес, а до того три дня лежал в ней, «во гробе, высеченном в скале», а вход был завален большим камнем.

Символика Горы и Пещеры настолько серьезна, ассоциативные связи так обширны и основательны, что совершенно невозможно предположить, будто П. П. Бажов забыл об этом: «войти в гору» и «войти в избу» — действие решительно не одно и то же, несмотря на могущество грамматики.

Бажовская география непременно тащит за собой геологию, а это принципиальный момент: геологии, имеющей целью не описание, а познание (графио — пишу, логос — слово, речь, смысл), понадобилось понятие геологического времени, что вносит серьезные коррективы в наши представления о мире. Можно сказать, что науке о камне художественная логика не чужда и Медной горы Хозяйка (Каменная девка) — явление отчасти геологическое.

Бажов освобождает свою Малахитницу от обязательной агрессивной сексуальности, свойственной фольклорным хозяйкам гор (так, в алтайских преданиях горные девы преследуют мужчин, появляются перед ними обнаженными, закинув за плечи огромные груди); наша Хозяйка — горный дух, а не жаждущее тело, она — царица подземного мира, владычица камня.

Мы безоговорочно признаем за Камнем какую-то основополагающую роль, говоря: «краеугольный камень», «опорный камень», «камень преткновения», «нашла коса на камень», «время разбрасывать камни и время собирать камни»… Девнегреческий миф утверждает, что сам человек создан из камня: уцелевшие после всемирного потопа праведные старики Девкалион и Пирра, согласно воле богов, шли по пустой земле и бросали за спину камни, которые превращались в людей. Из камней, брошенных Девкалионом, возникли мужчины, из камней, брошенных Пиррой, — женщины. Именно с камнем мы связываем идею превращения: волшебный камень, философский камень, наконец, могильный — последний привет и пограничный знак. Развращенные метафорическим мышлением, мы запросто видим наши кладбища похожими на каменный лес. Между тем реально существующий каменный лес действительно похож на настоящий, и даже строгая наука размещает его на границе живого и неживого, таким образом соглашаясь с тем, что камень — особая суть.

В каменном лесу Аризоны стоят деревья, стволы которых достигают 30 м в высоту и 1,5–2 м в поперечнике. По свидетельствам очевидцев, они выглядят как живые: кристаллы кварца приняли форму древесных клеток, и получились каменные дерева из аметиста, агата, сердолика и оникса. Точная причина таких превращение неизвестна, иногда ее связывают с проявлением плазменной энергии Земли: при определенных условиях (например, планетарная катастрофа) возможна такая реакция от живого к мертвому.

Для объяснения этого феномена можно было найти серьезные научные обоснования, но много интересней самые популярные, применительные к уровню молвы, ибо они достаточно легко доходят до притягательных конструкций мифологического сознания. Здесь обычной констатации: «Кварц — жизненесущий компонент Земли» — вполне достаточно для того, чтобы упомянутая реакция от живого к мертвому возымела обратную силу — от мертвого к живому — и таким образом подтвердила не только целебную силу окаменевших деревьев, но и спасительную мощность кварца вообще: розовый — укрепляет здоровье, оранжевый — сердечную привязанность, лиловый — укрепляет ДУХ…

Выражение «мифологическое сознание» никакого негативного значения не содержит, как раз напротив: именно оно все еще бесстрашно и представляет мир цельным. Магический реализм, одно из самых пленительных и востребованных направлений литературы XX века, потому и очаровал всех, что, закрыв глаза на пышное цветение бумажных метафор, полной грудью вдохнул допотопный и чистый воздух мифа.

И то, что человек во все времена, с эпохи мегалитов до нынешнего дня (от Стоунхенджа и Карнака до священного камня Каабы), в центре своего цельного мира помещает именно камень, подтверждает, что мы верили и верим в его магическую силу. Культ священных камней существует не только у аборигенов Австралии и островитян Океании, но и в практичной, цивилизованной Европе. Знаменитый Сконский камень считается самым могущественным талисманом Англии. Камень этот представляет собой 200-килограммовую глыбу красного песчаника; он помещен под сиденьем трона для коронации в Вестминстерском аббатстве. Существует предание, что библейский Иаков спал, подложив эту глыбу под голову, в то самое время, когда увидел во сне лестницу, ведущую в небо. Потом камень был увезен в Испанию, еще позднее в Шотландию: шотландские короли сидели на нем во время коронации. Теперь на нем коронуют английских королей.

Подобный королевский камень имеется и в Ирландии: находится в середине древнего, плоского и зеленого холма, в 32 км от Дублина; называется Лиа Файл. Возле него короновали ирландских королей; в том случае, если король был истинным, камень издавал звуки одобрения.

С огромным почтением относятся к камням в Индии, в Норвегии, в Непале, у нас в Сибири. В Японии рядом с подушкой новорожденного ставят чашку риса и кладут камень, призванный оберегать младенца. Мансийский оленевод в Северном Приобье, уходя со стадом на летние пастбища, уносит с собой камень из очага и держит его за пазухой до возвращения — знак дома, одновременно родного чума и Великого Каменного Пояса.

О невероятной и совершенно искренней привязанности человека к камням цветным, поделочным и драгоценным написаны горы книг; толкования волшебных и защитных свойств камня существуют с древнейших времен; сегодня таблицы с указанием, кому, когда и какие камни носить, лежат во всех ювелирных магазинах, но даже грубое вмешательство коммерческих интересов не мешает верить в чудодейственную силу камня, в то, что он живой и, стало быть, по естественному праву может быть зрелым и незрелым, мужским и женским, добрым и злым, то есть завистливым, мстительным, спасающим, врачующим и т. д. И каждый раз, выбирая камни месяца или зодиакального знака, успокаивающие или отводящие порчу, каждый раз становясь под защиту камня, мы сами стеной становимся на его защиту, решительно готовые стоять до конца.

Может быть, самым удивительным аргументом в пользу таинственной природы камня является отношение к нему художественной литературы, точнее, великой поэзии.

Ученые литературоведы, рассуждая о принципах художественной убедительности, говорят об аллитерациях, синонимах и паронимах; сами поэты — о тяжести и легкости, кристаллических структурах и движении слоев — в конце концов, о геологии. А. Блок отмечает безусловное сходство актов творения стиха и камня: «катятся звуковые волны. Там идут ритмические колебания, подобные процессам, образующим горы, ветры, морские течения…» И если верить Блоку (а как ему не верить?), явление поэзии похоже на пейзажную яшму, необъяснимым образом запечатлевшую собой лик Земли во время ее (яшмы) творения. Не случайно они, и стихи, и камни, живут одинаково: разом во всех временах.

Практически то же самое говорит О. Э. Мандельштам: «Структура дантовского монолога, построенного на органной регистровке, может быть хорошо понята при помощи аналогии с горными породами, чистота которых нарушена вкрапленными инородными телами. Зернистые примеси и лавовые прожилки указывают на единый сдвиг или катастрофу, как на общий источник формообразования».

Интересно, что даже поэты, выполняющие социальный заказ (не боги, но работники), вскрывая технологию своей работы, прибегали все-таки к геологическим аналогиям: «Поэзия — та же добыча радия: в грамм добыча, в год труды, изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Пристальное внимание Гете к геологии (и конкретно к кристаллографии) было для него, поэта, абсолютно профессиональным. А пылкое восклицание О. Э. Мандельштама: «Поэзия, завидуй кристаллографии, кусай ногти в гневе и бессилии! Ведь признано же, что математические комбинации, необходимые для кристаллообразования, невыводимы из пространства трех измерений. Тебе же отказывают в элементарном уважении, которым пользуется любой кусок горного хрусталя!» — давно пора признать руководством к действию, ибо наука о строении камня действительно похожа на всеобщую поэтику.

Что же касается куска горного хрусталя, то его прекрасные достоинства по справедливости должны быть названы поэтическими: с древнейших времен он считался камнем магов, открывающим «третий глаз», способствующим ясновидению и выявлению скрытой информации, и, кроме того, проводником, с одной стороны — для энергии космоса, с другой — для энергии ушедших предков. Шаман австралийского племени Упраджери и сегодня говорит, что в состоянии озарения он словно «набит отвердевшим светом, то есть кристаллами кварца». Несерьезное отношение к магическим свойствам хрусталя уже исключено: пластинки из монокристаллов горного хрусталя используются в современных приемо-передающих устройствах, действительно предназначенных для космической связи…

Но еще за много веков до того, как наука открыла эти замечательные и полезные свойства, жители Мадагаскара устанавливали на дорогих могилах чистые кристаллы хрусталя, обеспечивая тем самым связь умершего с космосом, и сами подключались к этой связи. В Средневековой Европе с горным хрусталем связывали возможность чтения мыслей на расстоянии; в многочисленных сказках разных времен и народов многочисленные колдуны и волшебники в хрустальных шарах разглядывали прошлое и будущее; в древних захоронениях на Южном Урале находят кристаллы хрусталя, ясным острием направленные в то место, где под лобной костью находится всевидящий «третий глаз». Кстати, до самых последних лет на Урале хрусталь в кольцах не носили: это считалось неправильным…

Сама форма кристалла считалась всесильной.

В конце XIX века, когда прокладка телеграфного трансатлантического кабеля вызвала бурный интерес к Атлантиде и разом возникла целая литература о ней (исследования, гипотезы, романы, поэмы), очень популярным был сюжет о Большом энергетическом кристалле, якобы концентрирующем энергию космоса. Согласно этой легенде энергонасыщенность кристалла была настолько велика, что все малые кристаллы во всех частях света показывали направление на Большой: поэтому мореходы Атлантиды никогда не сбивались с курса, капитаны имели при себе указующий кристалл.

Неустрашимые викинги знали про ведущие кристаллы, в исландских сагах говорится о камнях-водителях; молва утверждает, что в некоторых северных семействах подобные камни до сих пор сохраняются в качестве родовых талисманов.

Некоторые исследователи всерьез полагают, что на вершине Великой пирамиды когда-то находился огромный кристалл, безусловно связанный с космосом…

Свойства кристаллов используются все шире и на рубеже тысячелетий слава о них, как говорится, перешагнула земные пределы. На конференции Европейского космического агентства, прошедшей в 2001 году в Мадриде, было заявлено о создании новой науки — астроминералогии. Начало ей положило открытие кристаллов силикатов (самого распространенного минерала на земле) в больших количествах вокруг старых звезд и планетарных дисков. И если кристаллическая звездная пыль действительно является сырьем, из которого создаются планеты, то все наши магические хрустали, цветные кварцы и глазковые шпаты являются исполненными поистине неземной силой.

Особое внимание Бажова к кристаллам нельзя не заметить: ключ-камень, медные изумруды в мертвой степановой руке (слезы Хозяйки), камушки, падающие на стол в пророческом видении Басенки, Синюшкин клад, самоцветы, летящие в снег из-под серебряного копытца, — все не простые, но указующие камни.

Камень, где бы он ни стоял: в центре святилища или храма, на развилке дорог или у входа в пещеру, на вершине холма или на могиле — всегда находится на границе дозволенного, на стыке миров и энергий: небесной и земной, земной и подземной; он и представляет собой разом замок и ключ, преграду и ворота, дверь, открываемую с помощью тайного кода, диктуемого из-под камня.

Камень, носимый в кольце, исключением не является. Существует легенда, объясняющая, что кольцо — это звено цепи, которой титан Прометей, укравший у богов огонь и подаривший его людям, по приказу обиженных богов был прикован к горе, к камню. Со временем боги смягчились, цепи стали чисто символическими, гора уменьшилась до размеров камня, но мы все равно скованы навеки.

Камень-вход так часто упоминается в сказках, что уже не удивляет: стоит произнести заветное «Сезам, откройся», как он (камень) отодвигается и пропускает нас в гору. В преданиях и бывальщинах камни закрывают входы в пещеры и горы, скрывая в них клады и приставленных к ним богатырей. На Урале таких историй много. Много и кладов. Впрочем, это общее положение: уж если «Камень лежит у дороги», то непременно «Под этим камнем клад».

О кладах существует целая наука: чаще всего он связан с темными силами, положен на определенного хозяина и с определенным зароком, потому их и охраняют страхи и привидения — сторожа, следящие за тем, чтобы клад не ушел к чужому. Хотя любому, позарившемуся на клад, все равно не поздоровится: либо он сразу умрет, либо потом — сопьется, зачахнет, но пропадет непременно.

По преданию, тайные знания: мудрость атлантов, древних египетских, шумерских и прочих жрецов — тоже закляты, укрыты в земле (в горе, пещере, подземелье) и тоже под камнем. Самый известный кладезь древних знаний находится в Египте, возле великих пирамид, в подземной камере, скрытой под лапой Большого сфинкса, как известно, высеченного из цельного монолита. Научные изыскания уже подтвердили наличие камеры и подземного тоннеля, ведущего к пирамиде… А есть еще Анкгор, Стоунхендж, Теотиуакан, и всюду тайны и камни. К ним без особой духовной подготовки, без разрешения, без наставника подступаться нельзя.

Тем не менее, их давно ищут. По приказанию Наполеона ученые исследовали египетские пирамиды и определенные горные районы Италии и Испании; Сталин и Гитлер посылали тайные экспедиции в Тибет; Н. Рерих, ни от кого не скрываясь, искал Шамбалу и не сомневался в ее существовании.

О тайных знаниях говорят все чаще и громче: вспоминают Платона, Нострадамуса, Данте… Его современники полагали, что он был в преисподней и собственными глазами видел все, что описал в своей поэме. О. Э. Мандельштам видел в «Божественной комедии» «строжайшее стереометрическое тело, одно сплошное развитие кристаллографической темы»… Так что мнения итальянских обывателей XIII–XIV вв. и величайшего поэта XX в. переплетаются корнями в общей геологической темноте.

B. C. Соловьев, русский историк и писатель, в свое время записал рассказ знаменитого графа Калиостро, тоже причастного к тайным знаниям: «В сопровождении старого иерофанта среди глубокой ночи мы отправились из древнего Мемфиса…

Иерофант ударил молотом в один из древних камней… и камень поддался, перед нами оказалась маленькая дверца. Мне завязали глаза и повели меня. Я знаю, что мы спустились вниз по ступеням лестницы и спускались долго. Когда мне развязали глаза, я был в обширном зале, ярко освещенном откуда-то сверху». Потом ему снова завязали глаза и снова повели вниз по ступеням.

«Я слышал, как отперлась тяжелая дверь и заперлась за нами… Тот, кто вел меня за руку, остановил меня и сказал: „Стой, ни шагу, иначе ты полетишь в бездонную пропасть! Эта пропасть окружает со всех сторон храм тайн и защищает его от вторжения непосвященных“».

Все наши, ныне фольклорные, великаны и гномы, все герои киноужастиков: вампиры, привидения и мстительные покойники — появляются из-под камня. «В двенадцать часов по ночам из гроба встает император…» — та же история: он тоже встает из-под камня. «Лежит на ней (могиле) камень тяжелый, чтоб встать он из гроба не мог…»

Конечно, можно пренебречь киношными страшилками и не поверить графу Калиостро…

В 2000 году, как раз на рубеже тысячелетий, вышла книга Эрнста Мулдашева «От кого мы произошли?» (М., АРИА — АиФ, 2000). В предисловии автор (хирург-офтальмолог, делающий 300–400 сложнейших операций в год) называет себя типичным ученым-исследователем, плохо переносящим «общество людей, имеющих склонность к потусторонним мыслям, экстрасенсорике, колдовству и прочим странностям». Книга представляет собой отчет о научной экспедиции и ее сенсационных результатах. Э. Мулдашев утверждает, что открыл существование генофонда человечества, что в потаенных, недоступных пещерах Гималаев находятся «законсервированные» (находящиеся в состоянии «сомати») представители древних — предыдущих — цивилизаций, способные, в случае необходимости, дать ростки новой жизни… Об этом члены экспедиции разговаривали с Бонпо-ламой, человеком многознающим, в высшей степени достойным и уже в силу своего положения в мире абсолютно не способным лгать. Вот короткий диалог из этой книги:

«— А почему вы сказали, что очень древних людей в состоянии сомати в пещерах найти очень трудно? Они закрыты камнями?

— Да.

— Предположим, пещерный грот, в котором находится атлант в состоянии сомати, наглухо закрыт каменной плитой. Как же он выйдет оттуда, когда оживет? — спросил я.

— Для них камень не преграда, — ответил Бонпо-лама».

Беседа с Бонпо-ламой была серьезной и долгой; под конец речь зашла с тем, можно ли попасть в тщательно оберегаемую пещеру.

«— Неужели не сработает система защиты генофонда человечества?

— Для того, чтобы увидеть его, надо иметь доступ.

— Какой доступ? Кто его дает?

— Те, кто в сомати».

Очень интересно само объяснение состояния сомати: тело не умирает, но становится как камень.

Далее выясняется, что доступ — из пещеры, из горы, из тайного убежища — дается только особым людям, избранным: чистым душой, не имеющим никаких мирских помыслов, совершенно бескорыстным, для которых деньги вообще ничего не значат и которым легче умереть, чем изменить себе. Тем, кому дается доступ в пещеру, камень тоже не помеха…

О таинственных существах, находящихся в состоянии сомати, мы узнали еще в 1993 году из книги Т. Лобсанга Рампы «Третий глаз»: они находились глубоко в земле под храмом Поталы, и вход в тайные покои был закрыт скалой, которая раздвинулась перед посвященными. «Третий глаз» — книга в высшей степени интригующая, полная совершенно конкретных деталей и слишком красивых тайн; кстати, сам автор ее — фигура загадочная и не расшифрованная до сих пор, так что вероятность мистификации остается.

Книга Э. Мулдашева, хоть и является отчетом научной экспедиции, отчасти тоже воспринимается как рассказ о чудесах. Сторонники трезвого взгляда на мир в таких случаях вспоминают Дидро, справедливо заметившего, что чудеса чаще всего появляются там, где их больше всего ожидают. Впрочем, это замечание не отменяет чудес, но перемещает внимание на время и место.

В данном случае место традиционное — Гора и Пещера, а время роковое — смена тысячелетий: очередной взрыв интереса к неразгаданным тайнам и эзотерическим знаниям; огромное количество литературы разного достоинства — от серьезных научных и научно-популярных книг до брошюр и журналов почти бульварного уровня. И всюду тайны кристаллов, теория полой Земли, жизнь после смерти, смена цивилизаций, тонкие энергии… И все это вычитывается в «Малахитовой шкатулке». И не без оснований, ибо про время и место литература узнает всегда прежде и верней науки.

У Бажова, в полном согласии с мировой традицией, камень — тоже тайный вход и ворота под землю, он тоже помещается на границе живого и неживого, земли и подземелья, жизни и смерти. Механизм проникновения в гору описан достаточно подробно: «камень качнулся», «по всей стороне щель прошла», ящерка показала, «в котором месте заходить, в котором выходить», «под камнем лестница открылась»… Герой-избранник попадает в пещеру легко: «нажал на камень — да и туда»; других она не признает и не пропускает.

Кроме того, камень может быть вестью, но тоже только оттуда, из горы, — сюда, в человеческий мир. Именно так Катя истолковала появление камня с дивным рисунком (с птицами) — как послание от Данилы, ушедшего в гору.

С камня начинается путь превращения: место — знаковый камень — каменный лес — подземное пространство — Хозяйка горы (сила, стоящая за камнем).

И малахитовая шкатулка с разным женским прибором, которую Хозяйка своими руками Степану подала, вовсе не подарок Степановой невесте (она этих украшений носить не могла), но тоже знак, весть, малахитовая ниша, тайное пространство под каменным сводом — Камень, Гора и Пещера. И она (малахитовая шкатулка) стала символом Урала, и никто, никогда с этим не спорил.

Это для нас Урал — завод заводов и опорный край державы, но мы здесь живем недавно. Задолго до нас Урал был Камнем, Каменным хребтом и Каменным поясом.

Есть Крыша Мира, есть Пуп Земли, а Урал — Камень. Существует простой, на детей рассчитанный прием, даже в пересказе производящий должное впечатление: если Землю представить в виде крупного апельсина, то все наши океаны, моря, реки, ручьи, родники и все подземные воды, вместе взятые, будут только каплей на поверхности этого апельсина… Так что Земля именно камень, вернее, если учесть наличие раскаленного ядра в центре планеты, то самое бажовское «тело каменно, сердце пламенно». Стало быть, Урал полноправно представляет Землю и, можно сказать, перед нами предстательствует за нее.

Древние мифы и предания являют Урал как единое каменное тело: пояс Нум-Торума, брошенный в топкую молодую землю; каменный мост, по которому бык проходит с севера на юг, не замочив копыта… И легендарные подземные хребты, железный, медный, гранитный, золотой и хрустальный, и огромные, уводящие в другие каменные страны, подземные пещерные пространства утверждают то же самое — единство и цельность Камня.

Удивительные доказательства этой цельности объявились в работе археоастронома К. К. Быструшкина, изучающего проблемы Аркаима и Страны Городов. Он обратил внимание на сложную конструкцию сооружений Страны Городов и неочевидную мотивацию выбора места для поселений. Оказалось, что они выбирались не в соответствии с хозяйственными нуждами (как ранее предполагали), но согласно общеуральскому плану космологической архитектуры.

Дело в том, что Страна Городов, точно так же, как Аркаим, не складывалась стихийно, не прирастала по мере необходимости, но проектировалась целиком, после чего проект выносился в натуру и его элементы воплощались в архитектуре. Страна Городов является тысячекратным увеличением семантического поля Аркаима и Синташты, на котором исполняются космогонические сюжеты. А сама Страна Городов представляет собой только часть большой и сложной региональной геодезической структуры и сопрягается с ней при помощи выдающихся горных вершин Южного Урала.

На Южном Урале в силу имеющегося там производящего хозяйства имелись возможности и ресурсы для строительства огромных и трудоемких архитектурных сооружений. В более северных районах, где жили охотники и рыболовы, таких возможностей не было, так что космогоническая архитектура может иметь другие малые формы, например, географической мифологии.

В частности, очень интересны материалы мансийской мифологии, касающиеся священных гор, которые почти все расположены вблизи меридиана Геометрического центра южной части Страны Городов, при этом самая священная из них, играющая роль верховного хозяина всего Урала — Сосьвинский Ялпынг-Нер, — лежит точно на этом меридиане. Интересно, что Ялпынг-Нер имеет редкую подковообразную форму с двумя вершинами. Точно так же устроена на Урале только гора Иремель-Тау, а ее участие в космологической геодезии несомненно.

Идеей космологического комплекса Страны Городов является отражение Неба на Земле. Тут Аркаим не одинок: точно так же «зеркалами небес» были, к примеру, Теотиуакан в Мексике и комплекс Великих пирамид в Египте, где каждое земное сооружение соответствовало важному небесному событию. В обоих случаях путь, которым умершие уходят от живых, обозначен на небе (Млечный путь) и на Земле (Дорога мертвых в Теотиуакане и река Нил в Египте). Смерть — великая тайна, но идея воскресения, составная часть этой тайны, принятая как руководство к действию, требует определенной технологической четкости, строгого соблюдения ритуала и точности географических и астрономических координат. Так что вовсе не случайно основой тайных жреческих знаний были знания астрономические: тот же Дуат (преисподняя у древних египтян) располагался в строго определенной части неба, отмеченной присутствием конкретных звезд. И поскольку небо отражается на Земле, небесная «дорога к берегу божественных вод» в точности соответствует земной, скажем, от пирамиды к пирамиде или от горы к горе…

Урал на всем протяжении, даже Средний, лесной и местами почти равнинный, с незапамятных времен постоянно напоминает о том, что он — Камень. Каждая одиночная гора — Камень. Хойдыпэ, Няропэ — в переводе с ненецкого «пэ» камень. Даже Пэ Мал — «Конец Камня» или «Конец Урала»; Марункев, Лонгот-Етан-Тай-Кев — «кев» по-хантыйски тоже камень; каждая скала — камень (Девий, Отмятыш, Разбойник, Олений, Плакун…); наши горщики и гранильщики «работали камень», и, как по ягоды, ходили по камень, и собирали его (камень) в лесу и в поле: дождь пройдет, омоет пашню, он и заблестит… И людей здесь держит и кормит камень. П. П. Бажов так и объясняет: «У полевчан ведь это привычка: как есть нечего, так и пошел по огородам золото добывать». Не огороды, стало быть, держали, а то, что под ними, — камень.

Уральский роман с камнем — весьма таинственная история: сложнейшая система допусков и запретов в систематизированном и письменно оформленном виде никогда не существовала. Но всем было известно, что кричать и ссориться при камне нельзя; нельзя в присутствии камня считать его и делить; избави Бог связывать с ним корыстные расчеты… «А почему нельзя?» — «А потому».

Нельзя в лесу безобразничать: ветки ломать, разорять птичьи гнезда… Лебедя обидеть — последнее дело: по здешним законам горщику, убившему лебедя, удачи никогда уже не будет, земля своих кладов ему не откроет. Бажов про лебедей знал: «Поднимет лебедь правое крыло, как покажет на горку какую, либо на ложок», так и видно насквозь: «где какая руда лежит, где золото, где каменья». Он, будучи уже знаменитым писателем, однажды искал в Полевском знакомые ворота с резными украшениями: целы ли лебеди…

Интересно, откуда взялась эта наука: ведь камень на Урале начали добывать и обрабатывать достаточно поздно. В 1668 г. рудознатец Дмитрий Тумашев нашел «близ Мурзинской слободы цветное каменье: хрустали белые, фатисы вишневые, юги зеленые и тумпасы желтые». Академик А. Е. Ферсман считает эту находку началом культуры камня в России. Сапфиры открыли в 1823 г., аквамарины — в 1828-м, изумруды — в 1831-м. Даже малахит, знаковый уральский камень, стал широко известным и очень скоро невероятно модным в 30-40-е годы XIX века… Были времена: самоцветы плыли гуще моря и длиной в локоть, аметисты и турмалины в домах мешками стояли, драгоценные камни традиционно пудами мерили (вот, к примеру, статистическая справка: с 1831 по 1862 г. уральские изумрудные копи дали около 142 пудов изумрудов, 5 пудов фенакитов, 2 пуда александритов. Этот, последний, всегда был редкостью, сейчас его нигде и не увидишь), в отдельных районах Урала все сплошь «работали камень», а представления о нем странным образом отделены от понятия стоимости.

Вот свидетельства, записанные в Полдневой и в Липовке в самом конце XIX века:

«…Хризолитина была величиной с кулак. Бывало, вытащит он ее из сундука, посмотрит, полюбуется и опять положит».

«…Шерлы так туго набито, что не знаешь, куда ломок засунуть, кое-как засунешь… Прямо тарелками, шапками продавали…»

«Хризолиты и вовсе в ход не шли, так тогда они прямо на улице валялись, и никто их не подбирал: камень и камень, камней везде много всяких…»

«Два старика полдневских натыкались на хризолиты, намыли два мешочка небольших, повезли в Екатеринбург продавать ли, сдавать ли, а их не берут. Ну, они приехали да и бросили камешки в воду. Что с них толку!»

То, что камень можно продать, знали все. Но удачливость горщика измерялась не количеством нажитых капиталов, не уровнем жизни, но умением выйти на любой камень, степенью доверия земли. И тут Данила Зверев навсегда останется непревзойденным горщиком, и каждый рассказ о нем заново подтверждает это. Вот собрались однажды горщики, все бывалые, опытные люди, вот стали рассуждать, почему все камни на Урале есть, а алмаза нет. «Как нет? — вступился Зверев, — должен быть». — «А коли есть, так принеси». — «И принесу». И из дому вышел. А дело было зимой, снег кругом. Но он и зимой нашел, из-под снега вытащил: один в рукавицу сунул, другой за щеку. Из рукавицы по дороге вытряс. Зато другой принес: «На Урале все есть».

Существует тот же рассказ, записанный со слов самого Зверева:

«Искал я на Положихе рубины. Было это по осени, снег падал. Работал в рукавицах. Как камень найду, в рот положу. И вот попались два незнакомых камня… Один потерял по дороге…» Дальше понятно: пошел к скупщику, камешек оказался алмазом. «За червонец его продал. И тут же понял, что продешевил».

Поучительно проследить, каким образом молва поправила зверевский рассказ в нужную сторону и уточнила его стилистически: убрала рубины и Положиху — обобщила. Та же молва утверждает, что знаменитый горщик денег считать вообще не умел. Последние годы своей жизни (а жил он с 1854 по 1936 г.) Зверев был экспертом по оценке драгоценных камней, в частности, изумрудов (трудно представить, какие ценности проходили через его руки), а сам ничего не имел, жил в Екатеринбурге, на Коробковской улице, в маленькой квартирке, в полуподвале, в обстановке самой что ни на есть скромной. Он вообще своим домом считал Урал и отдельно от него себя не мыслил, а «дома все есть».

Последний раз наши особые отношения с камнем проявились в военные и послевоенные годы. С окончанием войны голод и нищета не кончились: во многих домах ничего уже не оставалось: ни ковров, ни одеял, ни посуды, ни приличной одежды. Частые случаи многомесячного безвыходного пребывания людей в рабочих цехах объяснялись еще и тем, что выйти было не в чем: забежали в брезентовых тапочках, а тут снег выпал… Все, что было в домах мало-мальски ценного, безоговорочно обменивали на хлеб и муку. Я помню чудовищный расклад цен: персидскую шаль уникального, музейного достоинства отдали за три стакана гороха, большой текинский ковер за мешок картошки…

И тогда в наших голых, обобранных войной жилищах осталось то, что по тогдашним меркам не имело никакой цены: каменные шкатулки, вазочки, подсвечники, Опечатки, пресс-папье, лоточки, олешки, собачки, горки, ножи для разрезания бумаги, панно, картинки и просто камни, друзы хрусталя, малахитовые плашки… За них не давали ничего.

Весь этот бесценный камень стал выбывать из жизни где-то в ранних 60-х, когда понемногу начали сносить страшные военные бараки и выносить старые вещи… Иной раз вместе с каменной мелочью. Вот тогда и кончились знаменитые уральские горки, собранные из разных камней, с непременной пещеркой внутри. А до того стояли чуть ли не в каждом доме, как знак принадлежности человека этой земле.

На Урале отношения с камнем были сдвинуты в сторону нравственную, философскую и, в сущности, являлись тестом на человеческое достоинство. Это в полной мере распространялось и на искусственные (плавленные, выращенные и т. д.) камни: фальшивые камни — фальшивые люди. Знаменитый хит — незаконную добычу изумрудов — здесь воровством никогда не считали. То было мировоззрение, образ жизни, признание своего родства с землей и естественного права пользоваться ее дарами. Мало кто из хитников разбогател по-настоящему: не о том заботились. Писатели Д. Н. Мамин-Сибиряк и А. Шубин, много писавшие о добытчиках и обработчиках камня, подтверждают, что людей, сделавших большие деньги на камне, здесь не любили и не уважали. Бодрые «кожаны», совершено лишенные доблестей старых горщиков и торгующие камушками и на месте, и с вывозом от Екатеринбурга до Парижа, по мере обогащения как бы утрачивали свою уральскую сущность. Но именно на ней настаивал Д. Зверев, когда, продав в городе камни, возвращался в родные Колташи с подводами пряников: «Пусть у всех радость будет»; земля общая — и праздник должен быть общим.

В какой-то мере это живо и сегодня, и до сих пор здесь с гордостью говорят о тем, что на уральских изумрудах никому нажиться не удалось. Однажды, случайно услышав разговор двух деловых людей, в ходе которого настойчиво повторялось: «Кто же такие деньги в изумруды вкладывает — пропадет же все», я не утерпела и спросила, почему пропадет, и получила ответ, совершенно меня удовлетворивший: «А потому».

Если говорить об отношении к камню и каменным кладам, то «Малахитовая шкатулка» и впрямь энциклопедия уральской жизни, ибо объясняет все: где искать, что, как читать тайные знаки, чего опасаться, на что надеяться, сколько брать и — главное — брать ли… Встреча с кладом — дело одинокое, тайное, клад оставляет человека один на один с землей, и не всякий это вынесет. У Бажова клад — механизм отбора: клад достается человеку не просто хорошему, но способному выполнить все загодя оговоренные — условия, вплоть до последнего: брать только то, что подают прямо в руки. Клад — проявление тайной силы, порой откровенная демонстрация невероятных чудес и превращений: лесные ягоды оборачиваются самоцветами, самоцветы — смрадным прахом, сияющие камушки летят из-под козлиного копыта и уходят под снег; что же касается тайных знаков, филинов, змей, лисиц, болотных старух и черных кошек с зелеными глазами, то они естественно подвержены метаморфозам, поскольку изначально хозяева и слуги, стражники и поводыри.

Бывальщины про клады до сих пор живы, и количество их пополняется.

Этот рассказ записан в деревне Северной Верхне-Салдинского района в 1880 г. «Жило у нас два соседа. Один-от вот и был работный да удалой, а другой — скупой да ленивый. Надумали они клад вместе искать. День искали — не нашли, второй искали — не нашли, на третий-то приходит скупущий к соседу и зовет его клад искать, а тот говорит: „А не пойду. Бог захочет дать, дак домой принесет“. И не пошел. А скупущий-то побежал клад искать: жадность в ем заговорила. Да зря только и проваландался. А когда ворочался домой мимо соседского-то дома, и вспомнил слова, что бог-от сам клад принесет: нашел дохлую кошку на дороге да и кинул ему в окно, посмеялся еще: „На, дескать, клад!“ А кошка возьми да и рассыпься золотом. Вот как бывает».

Этот в Красноуфимске в 1885-м. «Вот какую штуку слыхивал от тяти. Май месяц был. Все цветет вокруг. А на заводе пыльно, да жарко, да душно. Пришел рабочий с завода, лег отдыхать. Подушку розовую на подоконник раскинул, лежит и покуривает. А красота кругом! Умирать не надо. Вдруг какой-то проходящий мужик, прилично одетый, спрашивает у него: „Слышь, а? Богатым хошь быть? Идем со мной“. Ну, рабочий подумал-подумал и согласился. Оно, конечно, кому же богатым быть не хочется! Собрался рабочий, сапоги свои рабочие большущие надел, пиджак. Идут они все в гору. Идут и молчат. Вскарабкались. В горе дыра. Проходящий-то мужчина знаком кивает: „Лезь!“ Влез рабочий, а там золота, серебра, брильянтов всяческих тьма-тьмущая. И все сверкает, а брильянты, как молнии, в глаза бьют. Рабочий полнющие голенища натолкал добра этого, в карманы, за пазуху и пошел домой. Вернулся, а дома нет. И никого уже нет, кого он знал и кто его знал. Ведь триста лет с тех пор прошло! Сошел с ума он с горя. Вот и богатство».

Любопытную и совершенно уральскую историю слышала я в Екатеринбурге в 1998 г. Заехал человек по делам в Асбест в Белоярский район — в старые изумрудные места — и там за разговорами узнал, что в войну здешними изумрудами расплачивались с Соединенными Штатами за пресловутую американскую помощь. В шахтах работали женщины, условия были тяжелейшие, оборудование самое скверное, поэтому в отработанной породе оставалась масса отличных камней. Этой самой породой подсыпали железнодорожное полотно, так что с войны и по сей день поезда ходят прямо по изумрудам. Оказавшись возле этого полотна, человек решил покопаться, посмотреть на изумрудную породу. День был жаркий, кругом ни души: отложил он портфель, снял костюм и начал случайной железкой ковыряться в земле. Примерно через час нашел небольшой зеленый камушек в породе, который вскоре отдал местному пацану. Через два года снова приехал по делам, теперь уже сам завел разговор про камни и услышал, что в позапрошлом году один человек приезжий нашел богатейший камень: «прямо голый из скалы вышел, и в руке изумруд величиной в стакан…» Правда, он потом куда-то подевался.

Рассказы будут, пока не иссякнут клады, так что уроки «Малахитовой шкатулки» до сих пор актуальны.

Омагических и мистических свойствах камня писали древние ассирийцы, индусы, персы, арабы; целые страницы Библии посвящены камню; о камне размышляли великие ученые древности (Плиний Старший, Плиний Младший, Теофраст, Витрувий) и других времен, тут список имен необъятен…

Но все эти интригующие сведения, уже подтвержденные фактами, украшенные поэтами и обкатанные молвой, на Урале долго не были популярными и только в середине XX века стали входить в наш культурный обиход.

У нас ни добрых, ни злых камней не было: камень, он и есть камень. Добро и зло возникает только тогда, когда камень встречается с человеком. Поэтому наши уральские бывальщины и легенды весьма отличаются от всех остальных. Европейская каменная история обязательно и многократно фиксирует величину камня и его стоимость; и развитие сюжета (часто криминального и кровавого) сводится к смене владельцев сокровища.

Бриллиант «Питт» (он же «Регент») был найден в 1701 г. в Южной Индии. В первоначальном виде он весил 410 каратов. Для того, чтобы вынести находку с территории рудника, раб-индус нанес себе глубокую рану и спрятал туда камень. Добравшись до берега океана, раб договорился с английским шкипером, что тот вывезет его в страну, где можно продать сокровище, и обещал моряку половину выручки. Но шкипер убил раба, камень продал индийскому купцу, деньги пропил и с тоски повесился.

Вильям Питт, губернатор Мадраса, купил алмаз уже у другого персидского купца за 20 400 фунтов. Судьба прежних владельцев алмаза пугала Питта, и, даже вернувшись из Индии и поселившись в Лондоне, он не знал ни минуты покоя и часто переезжал с места на место, спасаясь от грабителей. Наконец он нашел ювелира, и алмаз огранили, вес ограненного камня равнялся 140,5 карата, огранка обошлась в 5000 фунтов.

Но страх не проходил, и в 1717 г. Питт продал камень герцогу Орлеанскому за 3 750 000 франков (это 135 000 фунтов). Камень был вправлен в королевскую корону. В 1791 г. в сумятице революционных событий бриллиант украли и дело разматывал знаменитый Видок, человек поистине выдающийся: сначала преступник, таинственным образом выходящий из любых ловушек и тюрем, потом шеф секретной парижской полиции, сохранивший старые деловые связи. Итак, республике необходимы были деньги, и революционное правительство решило тайно продать за границу часть королевских сокровищ. По пути к границе карета, охраняющие его люди, лошади и шкатулка с драгоценностями бесследно исчезли. Как выяснил Видок, в придорожном трактире людей из конвоя опоили отравленным вином, дверь кареты выбили пороховым зарядом, всех, сидящих в карете расстреляли в упор, а карету угнали в лес. Там один из угонщиков (он же хозяин придорожного трактира) был убит своим более ловким напарником. Его-то и выследил вездесущий Видок. Кстати, у них были свои старые счеты… Республиканское правительство заложило камень московскому купцу Трескову. Наполеон Бонапарт выкупил бриллиант и вставил его в эфес своей шпаги: существует древнее поверье, будто бы бриллиант защищает своего хозяина от врагов. Но «Регент» Наполеону не помог… Через некоторое время камень был выставлен в Лувре. В годы второй мировой войны, когда Париж был занят немцами, камень прятали в замке Шамбор за мраморной панелью камина. Теперь «Регент» снова в Лувре.

Восточные истории всегда красочны и волшебны, там рубин — окаменевшая кровь дракона, бирюза — кости людей, умерших от любви; там камни помнят, судят и мстят. Как раз такую историю рассказывает Ю. Липовский в книге «Найти свои камень» (М.,1997), причем ручается за ее достоверность.

Старый, опытный старатель-китаец нашел жилу с богатейшими самоцветами. Он ни с кем не поделился своей удачей, извлек все камни из подземного погреба, спрятал в своей хижине и стал ожидать надежного перекупщика. Однажды, вернувшись домой, старатель увидел, что жена его убита, а камни украдены. Обезумев от горя, он схватил ружье и выбежал из дому, надеясь догнать убийцу. Его остановил другой старатель, более старый и мудрый. С помощью кристалла горного хрусталя он успокоил несчастного и погрузил его в гипнотический сон. Сам же, взяв в руки шар из дымчатого кварца, стал всматриваться в него и делал это до тех пор, пока не увидел убийцу. Мудрец нашел его и посоветовал покаяться и вернуть камни законному владельцу. Злодей отказался и в ту же ночь убежал из города.

Но мудрец и не думал бежать вдогонку: он знал, что камень накажет злодея. Так все и случилось: камни не давали беглецу покоя, высасывали из него живую энергию и мутили разум; в конце концов убийца не вынес мучений и повесился — камень пересилил человека.

После таких романтических сюжетов рассказ нашего Д. Зверева выглядит совсем по-домашнему.

«Была охота у Адуя… Шибко богатое место шло. Поболтал я с одним стариком — поехали, словно по ягоды. Накопали бериллов, продавать пошли в Мурзинку. Вечером невыдержка была, сболтнули любителю одному. А тот возьми да заявку в горное управление сделай. Будто его находка. Нас, дураков, всегда на этом обхаживали…

А дальше так: ушел камень, совсем пропал, осталась „галь одна в собак кидать“. Любитель повинился, пришел к Звереву за помощью. Зверев в шурфе полазил: знаки верные, значит, будет камень. Так и получилось: дней через пять выпал фарт — с одного места пудов тридцать зеленого камня выбрали».