Александр Струнин НИ НА КАКОГО ЗЕМНОГО ЧЕЛОВЕКА УПОВАТЬ НЕЛЬЗЯ

Александр Струнин

НИ НА КАКОГО ЗЕМНОГО ЧЕЛОВЕКА УПОВАТЬ НЕЛЬЗЯ

За какое время Вы съедаете с человеком пуд соли? За месяцы, годы или через несколько минут Вы составите обо мне впечатление?

— Меня интересуют не цифры, а слова. Все зависит от ситуации.

— Скажите, на сколько ступенек по лестнице надо взобраться, чтобы считать человека другом?

— Снова Вы меня толкаете к цифрам. Я могу рассуждать лишь о цифрах, какие упоминаются в Священном Писании. Ну, хорошо — на шесть ступенек. Это апокалиптическое число упоминается Иоанном в Апокалипсисе. Также Соломон получал каждый год 666 талантов для строительства храма. Это число, от которого люди озверевают. Но бывают разные ситуации. Бывает, когда попав в экстремальную ситуацию, Вы чувствуете — рядом друг.

— За последние десять лет кто-нибудь стал Вашим другом?

— За последние десять лет, пожалуй, нет.

— И все же Вы допускаете, что мы поднимемся хотя бы на первую ступеньку? Или даже не найдем лестницы?

— Говоря о дружбе, подразумевают разное. Есть такие понятия, как симпатия, расположение, приятельство. Я считаю, что друг — одно из важнейших понятий среди драгоценностей жизни. Это человек, на которого можно всецело положиться. Ваше «второе я». Дружбу, как и любовь, ниспосылают свыше.

— Вы еще верите в чудо, что встретите друга?

— Да, верю. Я встречаю людей с открытой душой, и надеюсь, что вот, наконец-то, Бог пошлет мне друга или ученика.

— Друг — больше, чем жена?

— Есть три добродетели: вера, надежда, любовь. Но любовь выше всех других добродетелей. Помните, что в Писании сказано: «Из них Любовь в наиглавнейшая». Жена — главный мой друг.

— А Вы не беситесь от жиру, говоря, что мечтаете о друге?

— Вовсе нет. Недавно у меня появился знакомый, который приходил ко мне и беседовал, многое в наших вкусах совпадало. И вдруг он исчез. И отнял у меня надежду… Человек многогранен…

— Есть люди, у которых есть джип, особняк. Большинство из них купят еще один особняк, еще один джип. И есть среди них единицы, которые предпочитают лишние деньги отдать нищим. Видите разницу между ними?

— Я плохо отношусь ко всем без исключения глупцам. Не люблю их и не собираюсь между ними производить градацию. Они сами посадили себя в тюрьму. Сами ставят себе железные двери, прорезают в них глазки, нанимают вертухаев, ставят себе на окна решетки. Но при плохом к ним отношении, я их жалею. Вот стихотворение. Оно короткое, не бойтесь. «Богатому». // «Купец-богач, скажу любя // Хоть ты весь мир скупил, // Поверь, я не сужу тебя, // Хочу, чтоб Бог простил // К блестящему тянулся ты, // Как малое дитя, // И душу в море суеты // Ты опустил, шутя».

— В молодости я злился, когда в картинной галерее видел людей, стремящихся прежде прочитать табличку, а не рассмотреть картину. Мне они казались дураками. Вы видели таких людей?

— Вероятно, таких большинство. Но точнее назвать их любителями ярлыков.

— Но в зрелом возрасте я стал ловить себя на том, что, когда слушаю прекрасную музыку, мучаюсь оттого, что не знаю композитора. Я как бы оказался похож на тех людей, в галерее. Вы, слушая любимую музыку, переживаете, если не знаете композитора?

— Если музыка любимая, то композитора я знаю. А если не знаю, постараюсь узнать, но переживать не буду.

— А в картинной галерее Вы вначале прочтете имя художника, а потом будете разглядывать картину?

— Дело в том, что надпись на картине мельче, чем сама картина, поэтому сначала я смотрю на картину. И к картине подойду, если пойму, что она мне нравится. У меня есть знакомый художник. Я однажды спросил, почему он назвал одну их картин «Вечные ценности»? А он ответил, что вообще-то это картина называется «Белый охотник». Но потерялась этикетка и нашлась другая, похожая по шрифту с такой надписью. Так что надпись иногда ничего не значит.

— Расскажите, как Вы берете Ваших свинок и с каким настроением идете на Пушкинскую площадь…

— У меня написана об этом статья, я Вам ее дам.

— Спасибо. И все же — такой независимый человек, как Вы, должен каждый день ублажать людей. Большинство читателей будут думать, что Вы несчастный человек, оттого, что у Вас такая вторая профессия.

— Если они придут ко мне на Пушкинскую, я их разубежу. Таких ко мне подходило множество и почти всех мне удавалось переубедить. Жалели и меня, иногда и свинку. И тогда я говорил, что это животное получает зарплату в зеленых, в отличие от вас. Зеленые — это травинки, которыми перевязаны мои стихи.

— А встречались ли Вы с хамством?

— Да, но мне легко удавалось хамов ставить на место. Например, кто-то матерился и я объяснял, что на Земле бывают разные источники. Бывают чистые источники, из них хочется пить, из грязных не захочет пить никто. Ко мне люди подходят, потому что я источник слов чистых. А хамов я так останавливаю. У тебя, говорю, представь, два тюбика — с зубной пастой и с гуталином. Если нажать на пасту, какой цвет ты увидишь? Белый. А тюбик с гуталином? Черный. Что у тебя внутри, то наружу и лезет. Вот так. «Кто злое слово припас для поэта, ждите ответа… Ждите ответа… Ждите ответа…»

— Всегда ли это срабатывало, Саша? Ни разу никто с кулаками не лез?

— Нет, такого не было. С властями сложные взаимоотношения были. Но никому из милиции я не плачу. А когда сталкивался с рекетом, то говорил примерно так: «Прежде чем гадать стать, мне дает урок рок, деньги мои красть — страсть, пастуха не тронь, волк. Колесо Фортуны верть, вправо — браво, влево — смерть. Кто у гадателя украл, отправится в вал. Готов ли ты взять деньги гадателя?»

— И они уходили?

— Уходили. Они суеверные. Это было пару раз. Подходили и говорили: «Мужик, надо делиться». Тем более, не знают, сколько с меня взять. И не объявляют цены. В конечном итоге, я думаю, настоящих бандитов интересуют торговцы.

— Саша, мы с Вами не похожи на персонажей рассказа Чехова — следователя и извозчика, которые друг друга боятся?

— У меня страха нет, а что надо бояться?..

— Ну, страха, что дружба не получится…

— Это судьба. Конечно, мне хотелось бы иметь еще одного друга в Израиле. Я к этой стране отношусь непросто.

— Кто, по-вашему мучается больше — кто уехал или кто не смог уехать?

— Я больше жалею тех, кто уехал и не может вернуться. Не случайна поговорка — «Где человек родился, там он и пригодился». Этот человек вырвал корни. Помните, чем наказал Бог Каина — неприкаянностью, а не смертью. Нас всех привязывают невидимые нити к одному месту. И когда человек рвет эти нити, уезжает в чужую страну, он чувствует холод, окружен невниманием. Раньше он грелся от всего — от дерева, растущего у ворот, кирпича, который был связан с его детством. Его питали соки этой земли. Земли, где он родился и вырос. Родины. И какую бы догму мы не выдвигали, но Родина для человека — одна.

— Уезжающий думает, что у него там будут друзья…

— Если друзей нет здесь, не будет и там. Это внутри человека, а не снаружи.

— Подберите три синонима для слов «жизнь» и «смерть».

— Для слова «жизнь» — «явление на свет», «воплощение души», «движение к совершенству». Для слова «смерть» — «разделение на душу и тело», «освобождение от тела», «приобщение к вечности», «предвкушение Суда».

— Я думал, Вы фальшивите, когда берете Библию, как костыли. Сейчас вижу, что это не так. Кто из поэтов XX столетия Вам наиболее близок, кем Вы восхищаетесь, кто Вас вдохновляет?

— Пушкина я воспринимаю вне времени, по векам не раскладываю. Есенин, Маяковский, Хлебников, Блок.

— Вот Блок говорит Вам из могилы: «Торопиться не надо. Уютно. // Здесь, пожалуй, надумаем мы. // Что под жизнью беспутной и путной разумели людские умы»… Восторг чувствуете?

— Мне на эту тему нравится больше другое стихотворение. «Пускай умру, печаля мало. // Одно страшит мой ум больной: // Боюсь, чтоб Смерть не разыграла Обидной шутки надо мной. // Боюсь, чтоб над холодным трупом // Не пролилось горячих слез, / / Чтоб кто-нибудь в усердьи глупом // На гроб цветов мне не принес // Чтоб молчаливою толпою за ним не шли мои друзья, // Чтоб за могильною доскою // Не стал любви предметом я. // Чтоб все, о чем мечтал так жадно,// И так напрасно я живой, // Не улыбнулось б мне злорадно // За гробовой моей доской».

— Чьи же эти скверные стихи?

— Добролюбов.

— Строки Ходасевича: «Мне каждый звук терзает слух. // И каждый луч глазам несносен…» Это тоже не про Вас, не для Вас?

— Да, это не про меня. Каждый луч мне приносит радость…

— Есть у Вас стихотворения, которые выражают Вас лучше других?

— Я пишу стихи, чтобы выразить себя. Все мои стихи — это и есть я. В какой-то степени.

— Представьте, что Вы уже признанный, великий поэт…

— Я не стремлюсь быть знаменитым. Я говорил уже, «чтоб вызрел из певца пророк, для этого ведь нужен срок». Это не самая высокая стадия развития относительно слова.

— Представьте, «Литературная газета» рассылает анкету. Если Вы пришлете три фотографии, наиболее Вас верно выражающие, Вас премируют кругосветной поездкой. Как Вы сфотографируетесь?

— У меня есть уже любимые фотографии. На одной — я в мрачной избе, выгляжу строгим, за спиной — деревенский иконостас. На второй я сфотографирован рядом с лошадью, но очень необычно. Я похож на Стрельца — лошадь отвернула голову, и голова у лошади моя. Третья снята фотокорреспондентом «Московского комсомольца». На фото вокруг меня вся моя семья, морские свинки и крысы.

— Скажите, Саша, кто-нибудь из знаменитостей к Вам подходил погадать?

— Я же не спрашиваю фамилий, а только имена. Несколько раз у меня гадала Наталья Трауберг, известная переводчица с английского. Потом оказалось, что я знаком с ее сыном и даже был свидетелем на его свадьбе.

— Как правило, все люди охотно показывают дорогу, когда спрашиваешь. Немногие подают нищим и все бывают оскорблены, если милиционер требует предъявить документы. Приведите, пожалуйста, свои три примера того, что Вы делаете охотно, как вступаете в контакт, и отчего бываете оскорблены.

— Очень много ситуаций, когда я охотно вступаю в контакт. Например, с человеком, близким мне по духу. Я выхожу из храма, и он выходит из храма. У меня есть любимый священник, и я радуюсь, когда я его вижу. А если он ко мне обращается — сам я не смею — то я очень рад.

— Вы со мной беседуете — это похоже на случай, когда Вы выходите из храма?

— Нет, конечно.

— На что похож наш разговор с Вами? Какая это работа? Любимая? — Нет, я не люблю выставляться.

— Не знаете, от Бога я или от дьявола?

— В Бога я верю, но не в дьявола. Когда я смотрю на небо и вижу солнце, то воспринимаю его как источник света и жизни. Но сколько бы я на небо не смотрел, я не увижу там источника мрака. Вот почему я верю в Бога и не верю в дьявола. Дьявол — это человек, который сам себя низвел до животного состояния. А мог бы стать подобным Богу, потому что создан по образу и подобию Божию. Мог бы стать источником света, а стал подобием источника мрака. Низвел себя до зверского состояния.

— Какое знакомство, контакт Вас оскорбляет?

— Я действительно очень переживаю, когда меня называют «жидовская рожа», Некоторые шизофреники, проходя мимо, так говорят.

— Если бы Вы были евреем, это Вас больше оскорбляло бы?

— Думаю, что так же. Я ужасно не люблю все эти деления, а особенно национально-религиозные.

— Почему, не понимая результата нашей беседы, Вы готовы говорить со мной как угодно долго? Почему Вы стремитесь к этому?

— Я не стремлюсь. Вы просите, и я иду навстречу. Был такой пророк Исайя, очень жесткий человек. Он говорил: «Проклят тот, кто уповает на человека». Уповать следует только на Бога, но не на человека. Ни на какого земного человека уповать нельзя.