6 ТИРАЖИ КРАСОТЫ

6

ТИРАЖИ КРАСОТЫ

Кроме комбината пуховых платков есть в Оренбурге и фабрика, где платки вяжут с помощью машин. Много лет работала здесь Александра Зотовна Апарина. Ей есть что сказать о своем ремесле и о том, когда и почему пришли на помощь пуховницам механизмы, кому и какая польза от них.

— Вот слушают люди песню об оренбургском платке и, небось, думают о нас так: сидят пуховницы в светлой горнице, вяжут да песни распевают. Такая легкая и красивая работа, что только песни пой… Эх-ма, какую обработку пуху даешь, пока вязать сядешь! Тут и пыли наглотаешься, и руки стиркой оборвешь. Вот, бывало, и думаешь: кто бы подсобил, выручил, какое бы приспособление подыскать, применить… Теперь-то много легче. На фабрике нашей самую грязную и пыльную работу машинам отдали. Распрямились спины у вязальщиц, болеть поменьше стали. А то, бывало, у подружек то астма, то катар, — рассказывала мне при встрече старейшая вязальщица.

— Ныне часто говорят о технике: хороша она в нашем ремесле или вредна, — продолжала Александра Зотовна. — По-моему, тут мера нужна. В одном месте она- — добрый помощник, а в другом… Словом, за нею догляд нужен. Главное, не переборщить, не перекласть на ее плечи то, что в пуховязании только руке человеческой под силу…

— На фабрике стремятся как можно больше ручных операций передать механизмам. Нет ли тут угрозы, что техника постепенно вытеснит живое творчество мастериц? — спросил я у Апариной.

— На то человеку ум и душа даны, чтобы стоять над техникой, — ответила Александра Зотовна. — О пуховом платке я так скажу: слишком бояться ему механизмов не надо. Спросите у любой старой вязальщицы, и она вам то же скажет: на станке серединка обычного, не ажурного платка получается лучше, ровнее и красивее, чем при ручном вязании. И не только лучше, но намного раз быстрее. Так зачем же вязальщице неделю сидеть с серединкой, когда это время можно с пользой на что другое употребить?.. Она ведь без узоров и рисунков, серединка-то, однообразная и утомительная работа. Вот тут самый раз машине подсобить…

До встречи с Апариной я несколько дней провел на фабрике пуховых платков. Длинное, двухэтажное, окруженное молодыми елочками здание стоит на окраине города. Построено оно в 1965 году. До этого вязальщицы ютились в старом тесном помещении. В 1939 году в артели было всего двести мастериц. Нынче на фабрике их более тысячи, ежегодно они вяжут свыше 800000 платков! Однако хороший платок трудно приобрести даже в самом Оренбурге. Спрос очень велик. Кустарным способом удовлетворить его нелегко. На помощь мастерицам пришли машины.

Не сами, конечно, пришли…

Однажды на собрании артели имени 1 Мая, где говорили о кадрах, слово взяла Хания Галиуллина:

— Чтоб платков дать много, вязальщиц просим много. Давайте, говорим, вязальщиц. Кадров не хватает… А где у нас механизация? Кто из нас пробовал облегчить, ускорить свою работу?!

В 1952 году Галиуллина впервые связала художественную кайму платка не руками, а с помощью обычной плоскооборотной машины. До этого на машине пробовали вязать лишь серединку платка. Новшеству сразу же открыла двери соседняя артель имени Парижской коммуны. Молодая вязальщица Екатерина Кургина не только освоила метод Галиуллиной, но и приспособила машину для одновременной вязки каймы и середины. Отпала нужда вручную привязывать кайму к середине. Теперь для создания платка из готовой пряжи вязальщице требовалось всего десять часов.

Однако вязка каймы на машине быстро утомляла мастерицу, петли она перебрасывала руками. За смену приходилось делать десять тысяч перебросов, держа в памяти весь расчет рисунка.

Как уменьшить это зрительное и умственное напряжение?

Фабричные рационализаторы нашли выход. Петли стали перебрасывать механически с помощью жаккардового приспособления.

Сегодня фабрика пуховых платков — это светлые и просторные пролеты цехов, ряды машин — торжество современной пуховязальной техники.

Меня поначалу насторожил стрекот механизмов в цехах. Он как бы распугивал привычные представления о неспешном песенном труде пуховязальщиц. Потом я поборол в себе эту неоправданную неприязнь к механизмам.

Вот посмотрите, какую гигантскую работу они выполняют.

В год фабрика потребляет 250 тонн пуха.

Сорок тысяч мастериц понадобилось бы, чтобы обработать его и приготовить пряжу вручную. При помощи машин с такой трудоемкой работой управляются всего сто человек. Выглядит это так.

Сперва неочищенный пух попадает в когтистое нутро трепальной машины, где он разрыхляется и освобождается от пыли. Машину обслуживает одна работница и обрабатывает до семисот килограммов пуха в смену.

Далее пуховое волокно направляется в волосоотбойные машины. Они похожи на два больших комбайна. С одной стороны в них загружают неочищенное сырье, а с другой медленно выползают широкие серые ленты пушистого волокна. Одна работница на двух машинах очищает более ста килограммов пуха в смену. А возьмись она за это дело вручную — затратила бы больше года!

Из очищенного от примесей пуха надо приготовить смесь. Ровную пряжу можно получить лишь из однородной по качеству, цвету и длине пуховой смеси. Ее подают на чесальные аппараты, похожие с виду на типографские ротационные машины. Три аппарата обслуживают шесть работниц. В смену они вырабатывают до четырех центнеров пуховой ровницы.

Чтобы прочесать за восемь часов столько волокна вручную, понадобилось бы несколько тысяч работниц.

Хорошо помогают пуховницам вязальные автоматы типа «Лиум». В них имеется программное устройство, позволяющее задавать машине любой самый сложный рисунок и узор. Созданный мыслью, фантазией и рукой вязальщицы рисунок наносится в цифровом выражении на жаккардовую бумажную карту, которая строго обеспечивает создание заданного рисунка уже в материале.

«Лиум» — машина сложная по конструкции и внушительная по величине.

— Вот освою ее хорошенько и буду вместо двух платков в месяц вязать восемьдесят, — рассказывала мне мастерица Ираида Григорьевна Обухова. Она сидела возле машины за операторским столиком и что-то рисовала на бумаге.

— А не опасаетесь, что эта скоростная вязка слишком увлечет вас и вы перестанете творчески относиться к ремеслу?

— Наоборот.

При ручной вязке, ради ускорения ее, мастерице иногда приходилось упрощать узоры и рисунки. Проще орнамент — меньше времени и хлопот для его вывязки. А машине можно задать программу самого сложного рисунка, она выполнит его точно и почти в сто раз быстрее, чем руками…

Ираида Григорьевна показала несколько больших листов бумаги, на которых были карандашом нанесены геометрические рисунки. Из них мастерица компоновала новый орнамент будущего платка-образца для многосерийного производства его на станке-автомате. Надо точно знать и предвидеть наиболее удобные варианты цифровой записи орнамента платка на жаккардовую карту, все технические осложнения, связанные с воплощением его в материале… То есть, если вручную мастерица «образ» будущего платка создавала и совершенствовала уже во время вязки, не пользуясь предварительными рисунками и эскизами, то теперь ей необходим четко продуманный и зафиксированный на бумаге расчет орнамента. Он должен быть как проект, готовый и законченный; запущенная машина-автомат уже не примет никаких уточнений в рисунках, что было допустимо при ручной вязке.

— Думать сейчас приходится больше. Машина как бы советует мне: а ты не спеши, создай рисунок-то получше, покрасивее, а в остальном положись на меня — исполню. Теперь я платок вяжу не одна, а словно бы вот с ним на пару, — поглаживая блестящую станину автомата, рассказывала Ираида Григорьевна. — С таким трудолюбивым и исполнительным помощником, конечно же, легче и веселей работать. Тут и быстрота, и красота, и качество.

Разумеется, не все фабричные изделия поднимаются до уровня художественных. Чего греха таить, стандарт хорош, но не в творчестве. Однако в пуховязальном деле стандарт не шаблон, а выбор лучшего, образец для подражания, своего рода эталон, плод долгих исканий многих талантливых мастериц. Красоту их изделий тиражирует машина.

Ведь как вологодские кружевницы, так и оренбургские пуховязальщицы пользуются не очень большим традиционным, можно сказать, типовым набором геометрических рисунков и узоров. Каждый общеизвестный узор — это, в сущности, стандартный элемент, штамп. Но благодаря умелому использованию этих типовых штампов, благодаря искусной вариантности стандартных деталей, типических рисунков и узоров, рукодельницы достигают богатства формы, красоты орнамента, оригинальной композиции. То есть из стандартных частей создают нестандартное целое, уникальное и самобытное.

Орнамент пухового платка — тоже своего рода стандарт, состоящий из художественных элементов, которые повторяются в разнообразных вариантах и сочетаниях. Эта технологичность процесса и дает мастерице-пуховязальщице возможность часть своего труда перекладывать на плечи машины, ставить перед ней разные задачи.

Дерзновенной поначалу казалась мысль — поручить машине вязать не только теплый серый платок, но и ажурный, такой, при создании которого приходилось делать до тридцати тысяч перебросов петель. Анна Васильевна Вершинина одна из первых связала ажурный платок на машине. Большую помощь в работе ей оказали технолог Минибика Шамсивалеевна Минимулина, мастера Евгений Константинович Рожков и Иван Филиппович Костомаров, вязальщицы Раиса Николаевна Януш и Зинаида Ивановна Еременко.

Таким образом, вязание ажурных платков и палантинов на усовершенствованных оборотных машинах — смелое новшество, живое коллективное творчество рядовых мастериц, инженеров и техников фабрики.

Всего пять дней, вместо двадцати, стала затрачивать вязальщица на создание одного белого ажурного платка.

Однако беспокоятся на фабрике не только о том, как бы больше платков изготовить. О качестве, о красоте их, пожалуй, еще больше забот. Есть в третьем цехе бригада вязальщиц, изготовляющих ажурные и теплые платки вручную. Их изделия и служат образцами для серийного выпуска платков на машинах. Дипломами Выставки достижений народного хозяйства СССР отмечены платки Марии Никитовны Серенковой, Александры Константиновны Дорохиной, Анны Васильевны Вершининой, Ульяны Яковлевны Чечеткиной, Раисы Федоровны Майоровой.

Изделия многих мастериц удостоены Знака качества. Любопытно то, что эта аттестация пухового платка ведется своеобычно. Тут важно не создать почву для копирования. Будь Знак качества присужден одному-единственному платку, орнамент его стал бы тиражироваться машинально и бесконечно. А это стеснило бы фантазию и энергию мастерицы, постоянно стремящейся к самобытности и оригинальности. Поэтому Знак качества присваивается ажурному платку того или иного артикула за его прекрасный пух, искусную отделку, за высокую культуру и оригинальность художественного решения. Говорят, что пуховый платок, связанный не руками, а с помощью станка, — это уже не творчество, не искусство, поскольку здесь нет уникальности. В этом есть доля правды. В самом деле, можно ли считать платок, связанный на машине, уникальным, то есть единственным в своем роде? Уникален он лишь в момент начальной стадии, когда находится в руках вязальщицы. Она создает узор, орнамент, вяжет красивый незаурядный платок-образец, который затем с помощью машины тиражируется в тысячах экземпляров.

Но именно эта изначальная степень участия ручного труда в изготовлении платка и дает право считать изделие художественным. Почему? Да потому, что техника, которая ныне приходит на помощь пуховязальщице, не вносит больших качественных перемен в ее своеобразный труд, не подрывает специфику ее творчества. От вязальщицы-мастерицы по-прежнему требуется художественный вкус. Она должна создать и воплотить в материале художественный образ, платок-прототип, с которого машина снимет тысячи копий. Техника вторгается в ее индивидуальный творческий процесс лишь только на этой операции тиражирования. Таким образом, мастерица участвует лично на всех этапах создания и размножения своего изделия. Она старается, чтобы и уникальный образец для многосерийного производства, и копии с него были в равной мере художественными изделиями.

Когда я был в гостях у Александры Зотовны Апариной, она показала мне два серых пуховых платка и с загадочной улыбкой спросила:

— Вот узнайте, который из них связан руками, а который с помощью машины. Сами видите, разница меж ними не столь велика, чтобы они могли соперничать на рынке. На тот и на другой одинаково большой спрос… Хорошо, когда такой выбор есть. Нужен тебе теплый хороший платок для постоянной носки — бери фабричный, не пожалеешь; хочешь заиметь особенный, так сказать, уникальный — делай его по заказу…

Мы долго беседовали с Александрой Зотовной о том, что принесла техника в пуховязальное ремесло, не снизит ли она художественной ценности пухового платка. Сколько промыслов перестало жить после неосторожных «оргмероприятий» с расчетом на «вал», на конвейер!

Взять уральский подносный промысел. О нем я наслышан от стариков да читал где-то. Александра Зотовна о чудесных расписных подносах кое-что с детства помнит.

Как процветал промысел! Началось все с мастерового человека Андрея Худоярова. Открыл он секрет уникального лака. Был тот лак прозрачен и тверд, как стекло. Вот этим «стеклянным» лаком и покрывались яркие золотые росписи на подносах. Худояровы, отец и три сына, открыли в Нижнем Тагиле промысел. Слава о чудо-подносах обошла всю Россию. Мастера дорожили и гордились своим ремеслом, каждый поднос расписывался долго и искусно и представлял собой оригинальный образец народного творчества. Шли годы, десятилетия. Промысел быстро расширялся. Подносы шли нарасхват. Такой успех побудил ускорить их выпуск. Поначалу упростили росписи. Но этой меры показалось мало. Ведь даже упрощенные, примитивные узоры рукой не скоро нарисуешь. Ввели трафарет. И давай штамповать! Лихо дело пошло. Подносов стало больше, а интереса к ним — меньше. Потом совсем пропал этот интерес. Худояровский поднос-картину теперь ищи в запасниках уральских музеев…

— Такое, пожалуй, может со всяким промыслом случиться, если уникальное дело склонить к штамповке, к упрощениям, к конвейеру. Поначалу и спрос, и прибыль будет. Потом стандартные обезличенные изделия не смогут подкрепить старую славу промысла. Но, потеряв славу, они потеряют и покупателя. А это конец… Не так ли?

— Да, — соглашается Александра Зотовна. — И об этом должны помнить все, кто за промыслы в ответе. Наше дело требует руки и души мастера. Машина только в подсобники годится, дальше пускать ее нельзя.

Слова Апариной созвучны мыслям старейшей мастерицы Натальи Андреевны Победимовой:

— Я не против, нет. Научились на машинах вязать — ну и дай бог. Лишь бы старались, душу вкладывали. И все ж, суди меня, сынок, не суди, я тебе так скажу: машина нашим рукоделием никогда всевластно не овладеет. Нет, — твердо сказала Наталья Андреевна, посидела в тихом раздумье, потом негромко заговорила: — Машины… Что ж, пускай. Но тут вот какая оказия. Недавно моя дочь, Клавдия, в Москве побывала. Зашла в ГУМ, на прилавке одном платки лежат. Надпись на них: платки из козьего пуха. Пуховые, значит. Дешевые, плохонькие. Нашим оренбургским они далеко не родня. А вяжут их на таких же оборотных машинах, какие у нас на тутошней фабрике. Я слышала, будто и в Пензе хотят такие же машины поставить и тоже платки стряпать… А как же их назовут тогда? Пензенские аль оренбургские?.. Ох, не затевали бы это, потому как наше рукоделие только тут, в краю оренбургском, корни пустило и выросло. Сколько веков вынянчивали его наши бабушки и прабабушки, сколько терпения, сноровки, сердца своего приложили! И моя жизнь, все восемьдесят годов, на платки ушла. Не просто сидела да вязала, а норовила и старое перенять, приспособить, и свои узоры, свою повадку показать… Да найдется разве такая машина, чтобы все это нашенское в себя вобрала и с собой в дальние края перенесла?!

Тревожится Наталья Андреевна, что оторванный от своей вековой «родной» почвы и лишенный привычного и здорового питания пуховязальный промысел может зачахнуть, утратить свою художественную ценность. Ведь вся его опора — это мастерица, впитавшая в себя накопленную веками творческую силу, традиции, художественный опыт.

Вот почему даже вооруженная различными машинами художественно-кустарная промышленность сможет развиваться, лишь опираясь на корни народного творчества, на те или иные местные национальные традиции.

Мы стали жить богаче. Я бы даже сказал — наряднее. И вполне объяснимо наше желание — иметь в быту произведения высокого художественного достоинства. Лаковая миниатюра, роспись по дереву, керамика, кружева, ковры — более двухсот традиционно народных промыслов «вырабатывают» красоту.

Спрос растет. Механизмы придали работе скорость. Но они бессильны вдохнуть в изделие тот огонь, что горит в душе художника. И нынешние мастера, как и прежде, в ответе за то наследство, которое досталось им от талантливых народных умельцев.

— Нам людей надо учить! Не только на фабрике, а раньше. В школе, — убежденно говорила Александра Зотовна Апарина. — И начинать не с девятого класса, как в Саракташе. Раньше! С младших классов… По телевидению и радио чаще об этом рассказывать. Вот слышу, проходят конкурсы молодых токарей, пахарей. А что бы затеять конкурс девушек-пуховниц, а? Да потом из лучших платков выставку в центре города открыть. Сколько бы народу туда привалило! А то в Москву только да на заграничные выставки платки наши возят. И еще скажу: по телевидению частенько идут веселые передачи «Алло, мы ищем таланты». Хорошее дело. Но таланты не только в танцорах да плясунах. Сколько у нас в дальних селах скромных девушек-пуховниц! Какие они платки вяжут! Вот и показать бы их с голубого экрана. Да так показать, чтобы многих девчат завидки взяли…

Из дальнего села приехала на фабрику Валентина Вялых. Девушке пригодились опыт и навыки вязания, полученные от матери. Молодая мастерица работала ловко и споро, ей доверили бригаду. Теперь эта комсомольско-молодежная бригада лучшая на фабрике, а ее вожак Валентина Вялых — депутат Верховного Совета СССР. Портреты ее подруг Натальи Ивановой, Нины Ханжиной, Валентины Проскуриной и Галины Павловой помещены на доске трудовой славы фабрики. Соревнование, хорошее трудовое соперничество умножают силу умелых рук, разжигают в душе каждой мастерицы благодатный огонь творчества.

В самом большом цехе — вязальном — широкие окна, веселые панели, цветы, до блеска вымытый пол, алые треугольнички вымпелов на станках — во всем особая аккуратность, женская забота. Недаром фабрике — коллективу коммунистического труда — вручены диплом «Предприятие высокой культуры», а за хорошую работу — Ленинская юбилейная Почетная грамота. Памятное Красное знамя Президиума Верховного Совета РСФСР, Совета Министров РСФСР и ВЦСПС вручено на вечное хранение.

Жить и трудиться в таком коллективе молодой вязальщице хорошо, интересно. Тут у нее и привлекательная работа, и друзья-подруги всегда рядом. Живут девчата в просторном многоэтажном общежитии. Каждый год на фабрике по сто свадеб играют…

Хорошие условия молодым вязальщицам можно создать и в районных центрах. Больших помех для этого нет.

Расставаясь, я спросил Александру Зотовну:

— В Оренбурге хотят открыть сувенирный магазин. В качестве сувенира какой платок лучше подошел бы: комбинатский или фабричный?

— И тот, и этот, — не задумываясь, ответила Александра Зотовна. — Кстати, не люблю я это слово «сувенир». Что такое сувенир? Пустячок, красивая безделушка. Вон соседская девочка ездила к морю, привезла из Крыма осколки камней какого-то древнего храма да деревянные мини-ложки, из которых только котят поить. Эти камушки и ложки она перекладывала с места на место, пока не выкинула… Я так скажу: в народе бытовая утварь никогда не была сувениром, не для забавы-утехи она изготовлялась, а на житейские нужды. Вот взять платок наш. Века идут, а спрос на него не снижается, оттого что не сувенир он, не забава. Он людям тепло несет, здоровье бережет, красотой веселит. Он, как хлеб и одежда, всегда нужен и никогда не надоест.