ВЕТРЫ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ

ВЕТРЫ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ

Отданы швартовы. «Челябинский комсомолец» уходит в море.

Командует кораблем капитан 2 ранга Игорь Григорьевич Корнеев. Небольшого роста, взгляд у него цепкий, быстрый, голос суховат. Лицо почти всегда озабоченное.

Жизнь не баловала Корнеева ни в детстве, ни тем более в суровой юности. В 1942 роду в бою под Колпино погиб его отец. Жил Игорь с матерью в осажденном Ленинграде в холоде и в голоде. Получила Зинаида Михайловна «похоронку», схватилась за сердце. И без того чёрные круги под глазами, а тут свет, казалось, окончательно померк. Всю ночь не спала. Однако утром нашла силы встать и пойти на работу.

— Все равно мы должны выжить, сынок, — сказала мать. — Лишь бы не упасть, — и, помолчав, добавила: — Выживем!

В пятнадцать лет Игорь ушел на фронт.

Дело было морозной зимой. Надел теплое пальто, шапку-ушанку. Зинаида Михайловна всплакнула при расставании:

— Куда же ты идешь, сыночек, сгоришь как тростинка!

После долгих приключений паренек попал в батальон морской пехоты, которым командовал майор Степан Михайлович Бардин. Вначале майор и слышать не хотел, чтобы оставить подростка, хотел переправить на Большую землю. Но настойчивые просьбы в конце концов тронули сердце командира.

— Ладно, оставайся, — сказал Бардин. — Дадим тебе звание — сын полка.

— Разве есть такое звание? — спросил Игорь.

— Есть.

— А кто присваивает?

— Солдаты, вот кто.

Игорь всегда был под рукой у командира. Сбегать ли в подразделение, подежурить ли у полевого телефона — он тут как тут.

В конце 1944 года Корнеева направили в Ленинградское Нахимовское училище, где он встретился с Валентином Хрулевым. Мог ли Игорь тогда подумать, что пройдут годы, и ему доведется командовать подводной лодкой, которая будет носить то же название, что и «Малютка», на которой воевал в то время отец Валентина — капитан 3 ранга Виктор Николаевич Хрулев. Валентин, конечно же, рассказал своим новым товарищам и о «Челябинском комсомольце», потопившем к тому времени шесть транспортов, и о лунинской подводной лодке, на которой, он, юнга, служил.

После Нахимовского училища — высшее Военно-морское. Через два года Игорь перевелся в училище подводного плавания, окончил его в 1953 году. Служил на подлодках различных типов. Был штурманом, командиром боевой части, старшим помощником. Два года назад ему предложили стать командиром «Челябинского комсомольца». Подумал о трудностях, но согласие дал.

Лодка в то время стояла у причала. Пришло пополнение с Урала. Надо было помочь новичками как можно лучше подготовиться к сдаче зачетов. Это оказалось нелегким делом. И все-таки Корнееву удалось организовать занятия в плавказарме. Пополнение распределил среди старослужащих матросов и старшин, которые служили последний год и отлично знали боевые посты. Посланцы Урала в короткое время изучили устройство подводной лодки.

Нельзя было терять ни одного дня, и Корнеев вместе с замполитом, старпомом и другими офицерами начал подбирать и готовить экипаж прямо у пирса. После, когда пойдут в плавание, поздно начинать эту большую и кропотливую работу.

Провели беседы о боевом пути «Челябинского комсомольца» в годы войны, организовали социалистическое соревнование за отличное несение службы, за глубокое знание боевой техники.

Корабль несколько раз выходил в море, отрабатывал различные задачи. Корнеев радовался: слаженность у моряков день ото дня становилась все заметнее.

Подводная лодка плавала подо льдом. Однако называть ее пионером подводного плавания было бы неверно. Советские моряки ходили под холодным покровом на «дизелях» еще ранее.

Вскоре «Челябинский комсомолец» отправился в автономное плавание в Атлантику. И этот экзамен экипаж выдержал с честью, оставив позади тысячи миль. Вернулась лодка с отметинами океана, волны там и тут слизали краску с корпуса.

Длительный поход помог поднять мастерство моряков, старшин и офицеров. Вдвое увеличилось количество специалистов первого и второго класса, отличников боевой и политической учебы. В океане ни один день не проходил без занятий. Офицеры учили старшин, а те учили матросов.

И опять молодое пополнение, и кропотливые занятия с новичками.

Тренировки, выходы на полигон. И опять автономное плавание.

Лодка отошла от причала. На мостике — командир, вахтенный офицер, сигнальщик. Море встретило штормом. Корнеев долго стоял на мостике, наблюдая, как накатывается волна. Наконец сказал:

— Ну, смотрите в оба.

И, не торопясь, стал спускаться по трапу.

На мостике остались помощник командира, капитан-лейтенант Евгений Коновалов и старший матрос-сигнальщик Владимир Тятюшин. Оба привязаны к ограждению мостика. Шатается море, качается небо, кидается из стороны в сторону рубка. Вахтенных бросает то вправо, то влево. Откуда-то сверху сердито заглядывает в рубку белый гребень волны, зло шипит и, потеряв силу, сползает.

Евгений Коновалов из семьи моряков. Отец его — Владимир Константинович — контр-адмирал, Герой Советского Союза. Брат — Марк — офицер-подводник. Кому, как не помощнику, доверить первую вахту. И дело не только в том, что за плечами Евгения опыт. На вахте он внимателен, собран. Вот увидел приближающиеся огни, спокойно скомандовал «право пятнадцать» и, дождавшись, когда покатившиеся влево огни встречного судна остались за кормой, лег на прежний курс.

Вахтенного офицера, несущего ходовую вахту, связывает со всеми постами переговорное устройство. Он обязан знать, что происходит вокруг и внутри корабля. Акустик доложил, что слышит шум винтов, назвал пеленг и дистанцию. Быстро проанализировать и принять решение — задача вахтенного офицера. Многими качествами должен он обладать. Тут и безупречное знание устройства корабля, и быстрая реакция, и хладнокровие.

На мостик доходят доклады с боевых постов. Коновалов следит за тем, чтобы личный состав смены нес службу бдительно и исправно. Офицер командует спокойно, будто в походе они уже давно, и он только тем и занимался, что стоял на вахте.

Удивительного тут, впрочем, ничего и нет, ему не раз приходилось ходить на подводном корабле в автономном плавании. Умеет самостоятельно всплыть и погрузиться, выйти в атаку. Команды отдает голосом твердым и решительным.

В полночь — смена вахты. Евгений Коновалов и штурман Михаил Коростышевский доложили о сдаче и приеме вахты, командир задал им по два-три вопроса, кивнул головой:

— Добро.

И сразу же по кораблю разнеслась команда Михаила Коростышевского: «Второй боевой смене заступить!»

Коростышевского называют бессменным штурманом. Давненько он на «Челябинском комсомольце». За это время почти все офицеры сменились. Прекрасно знает и несет службу. С ним можно поговорить о литературе, музыке, искусстве. Чувствует себя всюду как рыба в воде. Начитан, образован, воспитан. Окончил курсы иностранных языков. Одним словом, эрудит. Во внеслужебное время Корнеев нет-нет да и назовет Михаила умницей, и тот удивленно вскинет брови. Слово необидное, даже совсем наоборот, теплое, хорошее оно. Но вот что-то такое сердитое сверкнет во взгляде Коростышевского.

Не хочет, чтобы его называли умницей. Скромность ли тому причиной, нотка ли не та слышится, кто его знает.

Командир доволен экипажем: и матросами, и офицерами.

Старший помощник командира — капитан 3 ранга Юрий Николаевич Даньков. Подводник с большим стажем. Заместитель по политической части — капитан 3 ранга Леонид Александрович Толстов. Голос у него негромок, даже тих. На лодке Толстов уже два года. Лучшего заместителя, кажется, и желать не надо. В нем есть все, что необходимо политработнику: строгость и чуткость, принципиальность и отзывчивость, требовательность и доброта. Командир «БЧ-5» Виктор Иванович Науменко, инженер-капитан 3 ранга. Хочешь вытянуть из него слово — бери щипцы. Удивительный молчун. Технику знает великолепно. К тому же мастер на все руки. Любую небольшую деталь выточит. Отлично рисует, чертит. Окончил высшее Военно-морское инженерное училище имени Дзержинского.

Капитан-лейтенант Валерий Юртин — ленинградец. Влюблен в море. Командует подразделением «БЧ-3». С обязанностями справляется неплохо. Только, может быть, иногда слишком «накоротке» держит себя с подчиненными. Правда, подводная лодка — не учебное подразделение. Но в ней должна быть та же строгость, хотя в тесном отсеке не козырнешь, не вытянешься в струнку. Да и надо ли вытягиваться? И офицер, и матрос несут одинаковые тяготы. И обращаются друг с другом чуть проще. Но четкость… четкость необходима. Даже, может быть, больше, чем на берегу. И требовательность тоже. На борту ошибка, грубое упущение могут стать причиной непоправимого последствия.

В первый в своей жизни поход идет лейтенант Анатолий Козейко. Вскоре после того, как началась качка, его стало поташнивать. Прилег — еще хуже. Поднялся, нашел специально припасенную по такому случаю корочку черного хлеба, соль. Вошел командир. Взглянул, сочувственно спросил:

— Мутит?.. Да вы не стесняйтесь говорите.

— Мутит, товарищ капитан второго ранга, — признался Анатолий и неожиданно услышал:

— И меня тоже.

— Вас?

— А почему бы и нет… Но списываться из-за этого на берег не думаю. На диете сижу.

Насчет диеты Корнеев, видно, пошутил. Просто старается есть меньше. Вес в нем небольшой. Позже Анатолий убедился: действительно командир с трудом переносит качку. Другой бы на его месте давно подал рапорт о переводе на берег. Но Корнеев не из тех. Не может же он списываться с корабля из-за морской болезни!

Хотя ему и нет сорока, бороздит море уже пятнадцать лет. В походе он всегда на ногах: не только днем, но и ночью.

То обстоятельство, что ему доверено командовать именной лодкой, накладывает на Корнеева еще одну ответственность. Случись что — спросит не только командование, но и уральцы. Однако, если говорить откровенно, Корнеев доволен. Два года ни единого происшествия. Молодые челябинцы строго выполняют наказ земляков.

Федор Портнов вечно в поиске, в творческом горении. Станислав Калачевский старается держаться в тени, специалист 1-го класса. Выпадает свободная минута, он берется за книжечку стихов. Два Николая — Хоровец и Черкасов — оба электрики. Борис Рябоха — хозяин аккумуляторной. Работяга. Да и другие такие же, в вечных заботах и хлопотах.

Корнеев не спеша обходит посты, вполголоса разговаривает с подводниками, несущими вахту. Подбадривает, шутит. Кое у кого посерело лицо. Сказывается качка. Что ж, морской болезнью страдают все. Одни больше, другие меньше. Важно побороть ее, найти в себе силу воли. Так что выше голову, старший матрос Черепанов! Все будет хорошо. В дизельном Корнеев делает строгое внушение старшине команды: кто-то бросил на проходе ветошь, сейчас же убрать.

Воздух в лодке беспрерывно очищается. Да и сама она пока что находится в надводном положении. Позже, примерно через месяц или чуть больше, в каждом отсеке установится свой, присущий только ему запах. Корнеев может пройти по лодке с завязанными глазами и тем не менее ни разу не ошибется. «Пахнет овощами?» — кормовой отсек, там капуста, морковь, картофель. «Запах аммиака?» — центральный пост.

Жизнь на подводной лодке быстро вошла в четкий ритм. Экипаж поделен на три смены. Все теперь делается по часам: несение вахты, занятия, прием пищи, просмотр кинофильмов.

Дня через три командир обсуждал с Толстовым и секретарем комсомольской организации старшиной 2-й статьи Федором Портновым, как лучше организовать в экипаже социалистическое соревнование. Должность у Портнова — командир отделения трюмных машинистов. Был делегатом XV съезда ВЛКСМ. Выглядит крепышом. Говорит медленно, взвешивая каждое слово. Оказывается, он уже советовался на эту тему с активистами, членами бюро. Так вот, многие за то, чтобы вести соревнование между сменами и между собой. На первых порах — внутри боевой части. Так легче подвести итог. Ну, скажем, один моторист готовит двигатель к запуску за столько-то минут, второй затрачивает на полминуты меньше. Ясно, что при прочих равных показателях победил второй моторист. А вот сравнить дизелиста и акустика сложнее. Согласны?

— Но все-таки можно, — замечает Корнеев. — Содержать технику в исправном состоянии, не иметь замечаний от старшины, командира группы, командира боевой части — разве за это не стоит бороться?

— Может быть, сделаем так? — вступает в разговор Толстов. — Развернем индивидуальное соревнование внутри боевых частей, затем — по нарастающей — между различными специалистами. Как вы смотрите, Игорь Григорьевич, а? — спрашивает Толстов.

— Это было бы неплохо, — отвечает командир после некоторого раздумья. — Но тогда пойдемте дальше. Объявим соревнование и за то, чтобы к концу похода каждый матрос и старшина стали классными специалистами.

— Я согласен, — говорит Портнов. — Но разрешите дополнить. Борьба за повышение мастерства идет на всех лодках. И это хорошо. А нам надо бы придумать еще что-то свое, особенное. Я разговаривал с ребятами. Предлагают — знаете что? — бороться каждому комсомольцу за право называться последователем комсорга лодки военных лет Николая Хомутова.

— Как ты понимаешь — «называться последователем?» — спросил Толстов.

— Отлично служить — раз. Активно участвовать в общественной жизни — два.

Командир кивнул головой.

— Условия подходящие, никто с тобой не спорит. Но не лучше ли все эти детали обсудить еще и на комсомольском собрании?

— Мы так и намечали.

— Как смотришь, замполит?

— Непременно обсудим.

— Вот и отлично.

Собрание решили провести в комсомольских группах — общее собрать было просто негде. Матросы, старшины дополняли то, что было ранее задумано.

Вот некоторые высказывания выступающих.

Новиков: Я впервые иду в дальний поход. Даю слово вернуться классным специалистом. Кто хочет взять надо мною шефство? (Отозвались двое старшин). Спасибо. Надо бы так же создать группы повышения квалификации. Как на заводе. Можно ли это сделать?

Корнеев: Почему же нет? Непременно создадим.

Песси: Надо бы попросить Никифорыча провести с нами беседу. Ведь он служил на лунинской лодке! Мичмана Шашлова, то есть! Нам, молодым, хотелось бы послушать. Как вы на это смотрите, товарищ мичман?

Шашлов: Можно побеседовать.

Бурдин: Я бы тоже охотно стал учиться. Впервые попал в океан. Знаю только свой боевой пост, а другие слабовато.

Глушков: Вот-вот. Взаимозаменяемость эта самая мучает меня. Нарекания слышу. Не поздно, думаю, учиться и в походе.

(Новиков, Песси, Бурдин, Глушков — новички. Но выступали и те, кто прослужил уже год).

Дюкарев: Учиться надо всем. И акустикам в том числе. А знаете что? Не организовать ли нам корабельный клуб веселых и находчивых, то есть КВН? Ну, устраивать состязания в знании техники, команд, наставлений.

Черкасов: Скучно будет, если состязаться только в знании техники да команд.

Портнов: Продумаем. Введем вопросы по истории русского флота, морских сражений. Музыкальные номера. Стихи. Нет, скучно не будет.

Лапшин: КВН так КВН! Можно подготовить, кроме того, и диспут. Или техническую конференцию. А? Взять такой, скажем, вопрос — таблица непотопляемости? Или плавучесть лодки? Разве не интересно?

Калачевский: И все это поможет глубже узнать устройство корабля, взаимодействие систем. Заслужить класс. Вспомните-ка, что мы обещали землякам?

Да, экипаж теперь больше чем наполовину укомплектован из посланцев Урала. И каждому хочется, что называется, покрепче встать на ноги, заслужить благодарность командира. Домой, конечно, и без того пойдет письмо. Жив, здоров. Что еще нужно родителям? Для них это главное. Но не помешает написать, как бы между прочим, и о том, что встал молодой матрос на ступеньку выше, в совершенстве овладел боевой техникой.

Лодка погружается. Слышно, как бурлит забортная вода. Через каждые десять метров боцман докладывает глубину. Включены электромоторы. Подводная лодка неслышно скользит вперед. А там, наверху, шторм раскачал океан, и бегут, бегут куда-то высокие и бесконечные водяные холмы.

В центральном посту изредка щелкает рукоятка манипулятора — боцман Шашлов выдерживает «горизонт». Вахтенный на механизмах погружения и всплытия Федор Портнов перекачивает воду, уравнивая лодку. Корнеев любуется Портновым. Ни одного лишнего движения. То же и во время срочного погружения, с той лишь разницей, что старшина 1-й статьи повторяет и отдает команды, успевает следить за показаниями приборов и быстро, только видно, как мелькают руки, крутит красные кружочки клапанов.

Тело у Портнова могучее, ладони широкие, мышцы твердые, как железо. На лице все меньше остается следов солнца и ветра. Идут дни, недели. Редко когда удается выйти на мостик и глотнуть порцию кислорода. Нет на мостике свободных мест. Можно лишь с разрешения командира постоять в рубке, ну, пять, десять минут, а там пора вниз, ждут дела.

Иногда же приходится скатываться по трапу — срочное погружение. По различным причинам: показался ли самолет, обнаружен ли корабль. Совсем ни к чему идти в это время на виду. Но когда горизонт чист, лодка находится в надводном положении. Через рубочный люк, вдувную и вытяжную вентиляцию врывается внутрь холодный поток воздуха. Он сквозняком проходит по отсекам, вызывая на теле озноб. Другое дело в южных широтах. Там гуляющий и теплый воздух свежит и ласкает. И море ведет себя куда тише. Не гремит и не беснуется. А, может быть, экипажу повезло, что волна оказалась не такой злой? Для острастки, правда, покачивала и, словно извиняясь, бормотала голосом тихим и полусонным. Хорошая волна!

Лейтенант Анатолий Козейко повеселел. В полночь он заступил на ходовую вахту — вторую в своей жизни. Первую провел во время шторма, качка, казалось, выворотила тогда всю душу. Однако он отстоял до конца. Лишь минут на десять отступил под козырек ограждения рубки, чего, конечно, делать не следовало. Просто хотелось малость передохнуть. Всего несколько минут. Кто увидит? Но его заметил Даньков, поднявшийся «покурить». Проверял, стало быть. В ту самую минуту, когда Козейко, успевший к тому времени передохнуть, вытереть лицо, хотел выйти из-за укрытия и шагнуть навстречу пронизывающему ветру, из люка показалась голова старпома. Нет-нет, он не подкрадывался, — этого еще не хватало — ступал по трапу громко, но море заглушало стук и поэтому Козейко не слышал его шагов. Даньков ни слова не сказал вахтенному, лишь кинул в его сторону удивленный взгляд. Молодой офицер сгорел от стыда. Теперь начнут, чего доброго, склонять на совещаниях. Пусть маленькое, но нарушение инструкции. Так думал он, принимая на мостике соленые ванны. Однако никто его не осуждал. Видимо, Даньков ни словом не обмолвился об этом, и Козейко был благодарен ему. Тогда же лейтенант дал себе слово никогда не пасовать перед штормом. А тем более на мостике. После этого случая Корнеев чуть ли не месяц не назначал лейтенанта на ходовую вахту. Анатолий мучился, гадал про себя: уж не сказал ли старпом? Гадать, впрочем, было не к чему. Даньков промолчал, не хотелось ему излишней придирчивостью бросать тень на молодого лейтенанта. Но дело же было вот в чем: командир решил доверять штормовые вахты наиболее опытным офицерам. Все считали это решение правильным и справедливым.

Анатолий родился и вырос в Иркутске.

В Ленинграде окончил высшее Военно-морское училище, практику проходил на подводных кораблях. Прибыл в соединение, получил назначение на «Челябинский комсомолец» и с нетерпением ждал, когда пойдет в автономное плавание.

Жарко. Даже солнце решило искупаться. Нырнуло в море, и весело пляшет на волне, словно дразнит, подзадоривает — ну что же вы, лейтенант, будьте смелее, ныряйте вслед за мной! Анатолий с удовольствием бы искупался, да нельзя.

Сменял он Коростышевского, и штурман, сдав вахту, еще добрый час стоял на мостике, рассказывая о том, как начинал когда-то службу, какие допускал на первых порах оплошности, в том числе при несении вахты. Анатолий слушал молча и внутренне улыбался, догадываясь, с какой целью капитан-лейтенант рассказывает об ошибках своей флотской молодости. Хочет, надо полагать, предостеречь. Смотри, мол, не допусти промах и ты.

Анатолий с благодарностью вспомнил, как офицеры помогли ему успешно подготовиться к зачетам, на допуск к самостоятельному управлению группой, на знание устройства подводной лодки. Ну, устройство, положим, он знает. Но здесь спрашивают, что называется, о каждом винтике. И для чего служит? И что необходимо предпринять, если испортится та или иная система?

Росло мастерство и у матросов. Сказывалась кропотливая учеба, причем проходила она не только на занятиях, но и на технических конференциях, на КВН, первый выпуск которого состоялся через два месяца после начала похода. На лодке нет места, где можно собраться вместе хотя бы тем, кто свободен от вахты. В центральном посту всех не вместишь, в других отсеках тоже. Вопросы летели по переговорному устройству. Судейская комиссия во главе с командиром, находясь в центральном посту, оценивала ответы по пятибалльной системе, отдавая предпочтение не столько остроумию, сколько технической эрудиции, широте морских знаний, точности языка. Победителями стала команда «БЧ-5». Радисты и акустики были явно обижены. Многие заранее отдавали им пальму первенства, никто и не предполагал, что «мотыли» — так в шутку называют мотористов — покажут и эту самую эрудицию, и прямо-таки морской склад ума. На втором месте оказались трюмные машинисты во главе со старшиной команды Алексеем Барановым.

— «Интеллигенция»-то подвела, — говорили подводники. Так уж повелось издавна — на корабле акустиков и радистов называют «интеллигентами», и они воспринимают это как должное. Уши и глаза лодки — вот кто они такие.

Акустики и радисты показали хорошие знания сложной аппаратуры, тут к ним придраться было трудно. Но в трюмном хозяйстве чуточку путались.

— Обижаться надо на себя, — говорил в тот же день старшина команды Юрий Дюкарев.

— На себя и обижаемся, — отвечал старшина 2-й статьи Василий Черепанов. — На кого же еще?

К следующим состязаниям команда подготовилась основательно, и одержала заслуженную победу.

Юрий Дюкарев частенько вспоминает родной дом в Копейске, мать, отца. Пишут:

«Живы, здоровы, того, сынок, и тебе желаем. Гордимся тобою».

А гордиться есть чем. Юрий успел вырасти до главстаршины. Вместе со званием поднималась и должность. Теперь он является старшиной команды. Жесты у Дюкарева скупые, речь богата, ярка. Говорить, впрочем, много не любит. Одно время исполнял обязанности начальника службы наблюдения и связи. Голоса не повысит на подчиненных.

Скоро Юрий уйдет в запас. Есть кому его заменить. Хорошими акустиками стали Василий Черепанов, Михаил Новиков. Они расписаны по сменам, бдительно несут вахту. Рубка вся заставлена приборами. Вот на матовом стекле индикатора появилось пятно голубого цвета. Юрий быстро определяет источник, пеленг, дистанцию, предполагаемую глубину лодки и докладывает в центральный пост.

— Право семнадцать, — негромко говорит командир рулевому.

— Есть право семнадцать!

Щелкает манипулятор вертикального руля. Юрий слегка кивает головой, ага, шум начинает удаляться. Включив переговорное устройство, докладывает об этом в центральный пост.

Вся аппаратура не вмещается в рубке, часть установлена в каюте, отведенной замполиту. Потому, быть может, Толстов изучил Юрия, как говорится, до тонкости. Постучавшись, Дюкарев может войти в каюту и днем, и вечером, и глубокой ночью. В последнем случае ему хочется извиниться за то, что потревожил сон. Однако замполит машет рукой, ладно, мол, какие тут могут быть извинения, ты же на службе. Юрий включает у стены прибор, который помогает определить гидрологические особенности моря на данной глубине. Брови у главстаршины чуть ли не сходятся на переносице, широкому, скуластому лицу придают сердитое выражение. Какое-то время Юрий пристально смотрит на поскрипывающее перо самописца, потом читает ленту, раскрывает книжку с таблицами, формулами, начинает делать расчеты.

Наступил наконец ответственный этап плавания — «встреча с противником». Пока она еще не состоялась, — но вот-вот должна произойти. В каком именно квадрате — об этом только предполагают. Но где-то рядом.

Акустики теперь особенно внимательны.

— Ушки держите на макушке, — пошутил Корнеев.

Да и весь экипаж сосредоточен, подтянут. Коростышевский уже в который раз прокладывает курс на карте, стараясь обшарить все квадраты. В динамике послышалось два удара: сначала один, затем другой. Что бы это могло быть? Шум винтов? Нет! Опять удар, еще, еще… Гидролокатор? Ну придет же такая мысль… Гидролокатор работает иначе. Опять всплеск на экране — лихорадочный, быстрый. И снова удары. Где он раньше слышал такие? Постой, постой, да это же самолет, видно, ставит радиоакустические буи!

— Ну, определили источник шума? — спрашивает Корнеев.

— Определил, товарищ командир.

Старшина докладывает коротко, но аргументированно. Корнеев соглашается, конечно же, такие глухие удары производят обычно падающие с высоты буи.

Лодка круто изменила курс. В полночь всплыла. До утра шли в надводном положении. А как только рассвело и вдали послышался рокот самолетов, корабль погрузился. Милю за милей оставлял позади «Челябинский комсомолец», неслышно скользя в глубине. В акустической — напряженная, чуть нервная обстановка. Молчит динамик, молчит экран. Это хуже всего. «Противник», судя по всему, где-то поблизости. Не зря же самолеты набросали всюду буев. Плотно прижав головные телефоны, Дюкарев, кажется, весь превратился в слух. Глубины молчали. Лишь время от времени в головных телефонах потрескивало, шуршало. Юрий чуть сдвинул настройку. Чвиркнуло, свистнуло. В этом хоре для него не было ничего неожиданного: обычный голос океана.

Голубым светом мерцали индикаторы, мелкие точки, светясь, чертили на экранах замкнутые окружности.

Юрий не спускает глаз с приборов, еще крепче прижимает головные телефоны. Море молчаливым не бывает никогда. Вот и теперь оно разговаривает с акустиком на своем обыденном языке. Юрий хотел бы услышать не плеск волн, не игру дельфинов, а шум винтов. Лодка снова изменила курс. В головных телефонах — ничего нового. Уже три часа прошло, как он заступил на вахту. Скоро сменяться. Может быть, повезет Черепанову? Дюкарев, в который уже раз, кинул взгляд на экран. И вдруг увидел маленькое, пульсирующее пятно. В головных телефонах послышался слабый шум. Да это же…

— Противолодочный корабль!

Сыграли боевую тревогу. В отсеках все замерло. Командир приказал, чтобы посты наблюдения докладывали о данных каждую минуту.

— Центральный, по пеленгу сто двадцать, шум винтов, — доложил Дюкарев. — Предполагаем — еще один противолодочный корабль.

— Есть! — отвечает Корнеев.

Через минуту новый доклад:

— Шум винтов триста сорок. Противолодочный корабль.

Это уже второй. Потом поступило донесение о третьем.

«Ясно, — подумал Корнеев. — Корабли служат заслоном главной цели, которую лодка обязана «поразить». За второстепенной целью она, разумеется, не станет охотиться, необходимо прорваться». Корабли в два счета расправятся с подводным кораблем. Но как? Надо пройти неслышно.

Лодка, изменив курс, погрузилась на предельную глубину. Наконец командир нашел такое место, откуда можно попытаться прорвать кольцо окружения. Дюкарев не замечал, как идет время. Определял то и дело меняющийся пеленг и дистанцию целей. Корнеев изредка вытирал пот со лба, и, слушая данные, представлял в уме схему расположения сил «противника». Получая пеленги на цели и дистанцию, штурман наносил их на карту, получая изломанный курс «противника».

— Где там цель номер три? — спросил Корнеев акустиков.

Дюкарев доложил пеленг, расстояние. Столько-то градусов, столько-то кабельтовых. Шум стал удаляться.

«Ну, теперь надо подождать, а если шум окончательно исчезнет, попытаться пройти», — думал командир. Лодка на какое-то время снизила скорость. Тихо было и наверху.

«Горизонт чист», — сообщил Дюкарев. «Челябинский комсомолец» осторожно заскользил в безмолвной глубине. А вот, по всей вероятности, и главная цель. На экране индикаторов заплясало большое и рельефное пятно.

— Пеленг двести сорок. Шум винтов! — передал Дюкарев.

— Есть! — отозвался командир.

Через минуту в центральный пост поступили и другие данные: число оборотов, дистанция, предполагаемая цель, курсовой угол, скорость цели.

Лодка подвсплыла. Всего несколько секунд смотрел Корнеев на корабль «противника» в перископ. Потом он убрал прибор, боясь быть обнаруженным, и повернул влево. Старшина команды торпедистов Александр Юркин — весь внимание. Прозвучит команда, и в тот же миг торпеды — и на этот раз учебные — выйдут из торпедных аппаратов и воздух больно отзовется в ушах. Боцман Шашлов, как и всегда, сумеет удержать лодку на глубине, быстро, сменяя одна другую, последуют новые команды. Выполнив поставленную задачу, «Челябинский комсомолец» постарается как можно быстрее уйти.

Все так и произошло. Метким залпом лодка «потопила» судно и сумела избежать преследования, которое могло окончиться плохо.

Словно после настоящего боя, командир и замполит обошли отсеки и поздравили подводников с успешным завершением атаки.

В общем-то лодка показала себя в походе хорошо. Механизмы работали безотказно. Экипаж настойчиво учился умело обращаться с материальной частью, в совершенстве владеть техникой. Учения сменялись тренировками, занятиями по специальностям. Провели техническую конференцию, в которой принял участие весь экипаж.

Для сдачи экзамена на классность командир назначил комиссию в составе Данькова, Коновалова, Науменко, Юртина, Коростышевского. Конечно же, каждому матросу и старшине хотелось стать на ступеньку, а то и на две выше. А для этого нужны были глубокие, прочные знания. Раньше, до службы, они учились в кружках, на курсах и в клубах ДОСААФ. С зачетов начали и службу на лодке. А теперь вот новая проверка знаний.

Матросы и старшины готовились к экзамену основательно. Не успеют смениться с вахты, как садятся за учебники, штудируют схемы, еще раз повторяют устройство механизмов.

Партийное и комсомольское бюро провели викторину «Знаешь ли ты свой корабль?» Надо было видеть, с какой готовностью отвечали подводники на вопросы, порой даже самые сложные. На каждый вопрос желало ответить минимум пять-шесть новичков.

Матросам помогали командиры подразделений, старшины команд. Обычно задумчивый и молчаливый Науменко провел (ну кто бы подумал?) двухчасовую беседу об уходе за двигателями. Командир отделения Александр Жиделев — отличник боевой и политической подготовки — поделился с матросами своим богатым опытом.

Во всех отсеках, на боевых постах лежали книги, чертежи. Возле схемы находился офицер, либо старшина.

— Насос устроен так… — говорил наставник.

Или:

— В отсек начала поступать забортная вода. Что вы, матрос Песси, обязаны предпринять?

— А теперь вопрос к вам, матрос Глушков. Какая допустимая температура опорных подшипников?

— Приводного вала? — уточняет Глушков.

— Да.

Матрос называет допустимую температуру, Науменко, соглашаясь, кивает головой. Однако беседа еще не окончена.

— А если выше? — спрашивает Науменко.

— Если выше, — Глушков, чуть подумав, начинает перечислять, что вахтенный должен сделать, если температура опорных подшипников окажется больше допустимой. Рассказывает обстоятельно, не забыв ни одной «мелочи». Наконец, закончил. Науменко, не говоря ни слова, ставит в блокноте галочку.

Наступил день экзамена. Лодка шла в надводном положении. Через открытый люк врывался свежий морской воздух, доносился плеск волн. Слегка качало.

Матросы один за другим входили по вызову в центральный пост и докладывали:

— Старший матрос Бурдин. Прибыл для сдачи экзамена на специалиста второго класса.

— Старший матрос Малыгин.

— …Белоусов.

— …Песси.

Одни с ходу, другие, чуть подумав, но все отвечали на «отлично». На первый класс сдавали в основном старшины. На третий и второй — матросы. Чуть заморщил лоб Владимир Царев. Подбирает слова. В самом начале службы он допустил недисциплинированность.

Отец Владимира тоже был подводником. Он прислал в подразделение письмо:

«Подводную лодку «Челябинский комсомолец» знаю по войне. Отличный был экипаж. Вот мое отцовское слово: служи так, чтобы тобой могли гордиться не только командиры, но и родители».

Вот такой строгий наказ был вложен в письмо, поступившее на имя командира. Царев-старший подробно рассказывал так же о том, как североморцы топили врага во время войны, просил прочитать письмо перед строем.

С тех пор Владимира словно подменили. Появилось и рвение к службе, и исполнительность. Год минул с тех пор. Хорошо Владимир освоил дизель, стал специалистом второго класса. Назначен командиром отделения. И вот сдает экзамен на первый класс. Недолго он морщил лоб. Улыбнулся: «Разрешите отвечать?» Речь полилась плавно, без запинки.