Из воспоминаний полковника А. М. Алова
В одной из бесед с фронтовиком, военным контрразведчиком с первых дней войны до ухода на пенсию в 1980-х годах, участником многих чекистских операций против агентуры немецких спецслужб, сослуживцем автора по Лубянке полковником А. М. Аловым он назвал схватки «…с молчаливым врагом опасными и сложными спектаклями».
Так вот эту главу автор и решил начать с его рассказа об одной такой операции.
В кабинете руководителя одного из подразделений УКР Смерш Ленинградского фронта подполковника Петра Алексеевича Соснихина было тихо. На столе лежала стопка прочитанных оперативных материалов. Он их быстро читал, накладывая синим карандашом размашистые резолюции. Однако когда очередь дошла до последнего документа, Соснихин вцепился в него зорким взглядом. Перед ним лежал русский перевод заявления немецкого перебежчика Рудольфа Фукса на имя начальника контрразведки Ленинградского фронта (ЛФ). Резолюция генерала обязывала подполковника Соснихина разобраться в истинной причине перехода немца на нашу сторону. Он внимательно прочитал заявление Фукса и приложенные к нему документы, потом, поднявшись со стула, подошел к окну и посмотрел на пасмурное небо. Он часто таким образом давал глазам отдохнуть.
Теперь Соснихин находился в другой теме. Он стал задавать себе вопросы: «Так кто же такой этот Фукс? Зачем он прибыл к нам? Можно ли ему верить?»
Соснихин еще раз прочел донесение по Фуксу. В нем указывалось, что 24 сентября 1943 года в районе Саблина на сторону советских войск перешел немецкий солдат. В его личных документах значилось: радист узла связи 24-й пехотной дивизии Рудольф Фукс, уроженец Дрездена.
В разведотделе штаба фронта он заявил, что является антифашистом, как и его родители, и об этом знает его земляк Карл Крюгер, перешедший десять дней назад через линию фронта на нашу сторону. Проверка показала, что Крюгер действительно знает Фукса как противника Гитлера и единомышленника. После того как Фукса отправили в лагерь, там он встретился с Крюгером, а в общении с земляками-военнопленными не скрывал своих антигитлеровских убеждений. Более того, на предложение выступить под своим настоящим именем с антифашистским обращением к немецким войскам он дал согласие, заявив при этом, что ему нечего бояться — родители его погибли. А вот Крюгер отказался…
Смелость Фукса с выступлением по радио заставила подключенного к изучению материалов чекиста оперативника майора Александра Федоровича Канатникова спросить себя: «Фукс, кто ты?»
Через некоторое время контрразведчики решили сообщить Фуксу, чтобы он готовился к отправке в глубокий тыл — в новый лагерь.
И вдруг появилось заявление Фукса на имя начальника УКР Смерш Ленинградского фронта генерала А. С. Быстрова. Старший лейтенант-переводчик вместе с Канатниковым стали читать текст. В заявлении говорилось:
«За время пребывания в плену я воочию убедился в лживости геббельсовской пропаганды о якобы бесчеловечном обращении советских властей с немецкими военнопленными. Я укрепился в своем решении не участвовать в борьбе против СССР и всей антигитлеровской коалиции. Более того, считаю необходимым заявить, что я прибыл в расположение советских войск как агент отдела 1Ц штаба 18-й армии с разведывательным заданием. Но к выполнению его не приступал. Уверен, что мое чистосердечное признание принесет пользу советской контрразведке. Смею надеяться, что в силу изложенного ко мне будет проявлено милосердие».
Было над чем задуматься контрразведчикам. С санкции Быстрова майор и старший лейтенант решили провести глубокий повторный допрос Фукса, в ходе которого прояснились некоторые детали. Оказалось, что за три дня перед переброской через линию фронта с ним беседовал офицер разведслужбы 18-й армии лейтенант Кинель.
— Почему же вы не рассказали нам всего этого сразу, когда пришли к нам? — спросил майор Канатников.
— Лейтенант Кинель запугал меня… Он внушил мне, что русские морят немецких военнопленных голодом, а признававшихся разведчиков расстреливают без суда и следствия.
— Какое задание вы получили?
— Я должен был, перейдя линию фронта, назваться перебежчиком-антифашистом, завоевать доверие русских военных властей, добиться зачисления в подразделение, ведущее радиопропаганду на немецком языке с переднего края обороны. Одновременно я имел задание, используя любые возможности, собирать различные сведения о ваших войсках, а затем при удобном случае перейти к своим.
И опять появились поводы для размышлений. Чекисты понимали, что руководитель отдела 1Ц майор Вакербард — мастер искусных оперативных комбинаций и умело разработанных легенд.
«А почему он не мог разработать план внедрения фашистского разведчика в наши органы?» — спрашивал себя Канатников и сам же отвечал: «Мог!» Появилось предложение детально изучить Крюгера. Расчет оказался точным.
При рассмотрении даты выдачи солдатской книжки Крюгера майор и старший лейтенант обратили внимание, что выдана она была год назад, а выглядела так, будто ее выписали только вчера.
Канатников заметил, что годичная окопная жизнь не позволила бы ей сохраниться в таком виде. Переводчик с этим доводом согласился. Изучение Крюгера показало, что его «антифашизм» никак не вяжется с фактами открытых и откровенных его заявлений о своей преданности Гитлеру в беседах с другими военнопленными. Кроме того, контрразведчики выяснили, что он ведет какие-то записи.
Кроме того, переводчик, окончивший филфак ЛГУ и специализировавшийся на немецкой филологии, заметил майору:
— Понимаете, Александр Федорович, меня настораживает такая деталь: по заявлениям Крюгера и Фукса, они земляки, саксонцы. Однако, если Фукс действительно говорит на саксонском диалекте, то в ходе беседы с Крюгером я убедился, что он не саксонец. В его речи явственно заметно северонемецкое произношение. Здесь что-то не так.
Это была очень важная деталь в изучении двух немцев. Канатников похвалил подчиненного за наблюдательность и доложил Соснихину.
— Как видите, мы оказались правы. Несомненно, что оба перебежчика связаны одной веревочкой. И надо полагать, не без участия Вакербарда, — оживился подполковник. — Теперь эту версию надо проверить до конца. Я думаю, Фуксу следует дать понять, что мы доверяем ему полностью и готовы отправить его с заданием через линию фронта. А затем посмотрим, как он поведет себя. Не будет ли пытаться встретиться с Крюгером.
После этого Канатников и переводчик в разговоре с Фуксом сообщили ему эту новость.
— Являясь антифашистом, я расцениваю ваше предложение как проявление доверия ко мне. Я согласен выполнить задание советской разведки, — не без пафоса заявил Фукс.
И тут же попросил отправить его в эвакопункт якобы для оказания помощи оперативникам в разработке фанатиков- нацистов.
«Клюнул», — решил Канатников. А вслух заметил:
— У нас возражений нет.
Фукса отправили на эвакопункт немецких военнопленных, обеспечив его плотным наблюдением. Не вступая ни с кем из военнопленных в контакты, через несколько дней он нашел Крюгера и, отведя его в сторону, о чем-то долго шептался с ним…
Вечером Фукса пригласили в кабинет начальника эвакопункта. Ожидавшие его контрразведчики в присутствии понятых произвели личный обыск и обнаружили у него записи, выполненные рукой Крюгера.
Вскоре Фукс и Крюгер сменили эвакопункт на нары в следственном изоляторе УКР Смерша фронта.
Первым допросили Крюгера — он «потек».
— Я окончил специальные курсы отдела 1Ц штаба 18-й армии. Там же обучался и Руди Фукс. Майор фон Вакербард дал мне задание после перехода линии фронта вести работу среди немецких военнопленных. С помощью верных фюреру людей выяснить, нет ли каких-нибудь признаков, говорящих о подготовке русских войск к наступлению, и узнать, как ведут себя немецкие перебежчики и другие антифашисты. Все эти сведения мне надлежало вручить Фуксу для Викербарда.
Фукс на допросе с вызовом признался:
— Да, я не антифашист. Я верный солдат фюрера. Майор фон Вакербард послал меня сюда с задачей любой ценой добиться вашего доверия. Я должен был вернуться к нему как ваш разведчик, попутно захватив сведения, собранные Крюгером… Жаль, что мы не смогли довести начатое дело до конца.
Все стало на свои места — как карточный домик рассыпалась легенда, со знанием дела созданная для агентов фашистской разведкой.
Жирную точку поставил на этой истории Военный трибунал фронта с учетом требований военного времени.