2.4. Неолиберальные концепции открытого, справедливого, хорошо организованного общества

Ф. Хайек (1899–1992), представитель чикагской школы политической экономии, является пропонентом либерализма [106] и конституционализма. Концепция господства права Ф. Хайека и ее отношение к индивидуальной свободе играют важнейшую роль в его конституционной теории. По Ф. Хайеку, идея свободы является краеугольным камнем развития Запада. Свободу не следует смешивать с равенством, как имущественным, так и политическим. Комбинация свободы и равенства ведет к статизму и рабству [107] . Поэтому, в интерпретации Ф. Хайека, свобода – негативный концепт, ее обеспечивает господство права [255].

В гносеологическом плане Ф. Хайек признает ограниченность человеческих знаний [108] . Знания рассредоточены среди членов общества, поэтому Ф. Хайек выступает за децентрализацию власти правительства и ее рассредоточение на локальном и даже индивидуальном уровне, что будет способствовать установлению «спонтанного порядка» или «космоса» [см. 262]. Ф. Хайек дифференцирует представление об обществе как «спонтанном порядке» (spontaneous order), олицетворяющем плюрализм мнений, эволюционирующий разум и «сконструированном порядке» (constructed order), который характеризуется наличием предвзятых идеологических установок касательно того, каким должно быть общество [258, Р. 5].

Ф. Хайек противопоставляет право (law) законодательству (legislation) [258, Ch. 2] [109] . «Позитивная свобода» и социальная справедливость присущи «сконструированному порядку», поэтому универсальному, абстрактному, независимому характеру права соответствует только «негативная свобода» и коммутативная справедливость (commutative justice) [см. 259, Ch. 7, 9; 332].

Ф. Хайек считает, что современное общество – сеть свободно взаимодействующих индивидуумов, соответствующая «спонтанному порядку», который не характеризуется наличием общих целей, поэтому планирование не в состоянии успешно координировать индивидуальные действия членов гражданского общества. Согласно Ф. Хайеку, оптимально регулировать жизнь современного общества может только право (law). Законодательство (legislation) неэффективно и имеет принудительный характер [110] , о чем свидетельствует опыт псевдосоциалистических стран. Более того, Ф. Хайек обвиняет и современные правительства стран Запада в отступлении от принципа господства права (rule of law) и подмене права законодательством. Цель конституционной концепции Ф. Хайека – устранить данное противоречие.

С одной стороны, в компетенцию правительства входит регулирование общественных отношений посредством законодательства в форме директив и постановлений, а с другой – обеспечение господства права и справедливости. Ф. Хайек полагает, что наделять один орган данными двумя взаимоисключающими функциями, значит способствовать нивелированию последней. У правительства появляется искушение управлять обществом директивно, что «обязательно ведет к постепенной трансформации спонтанного порядка свободного общества в тоталитарную систему, управляемую в интересах какой-либо коалиции интересов» [260, Р. 5].

Ф. Хайек подчеркивает, что правительство как орган не связанный ни традициями, ни собственными решениями, ни решениями предыдущих правительств, в компетенцию которого входит как реализация исполнительной власти, так и части законодательной в форме правомочия издавать постановления просто не в состоянии генерировать универсальные, абстрактные, справедливые правовые нормы [111] . Концепция Ф. Хайека направлена на разграничение данных полномочий в рамках соответствующих демократических процедур [112] .

Согласно Ф. Хайеку, либерал считает демократию средством обеспечения господства права и полагает, что она выработала процедуры мирной смены правительства, предотвращения деспотизма власти и предусматривает задействование аппарата принуждения только в целях «обеспечения соблюдения справедливых правил поведения, одобренных всеми или хотя бы большинством» [260, Р. 5]. Демократ считает демократию формой народного правления и считает, что она создает механизм агрегации интересов и наложения на общество воли большинства.

В трактовке Ф. Хайека, при демократии политические партии не объединены никакими общими принципами, а функционируют, как перманентно меняющиеся коалиции «организованных интересов» [260, Р. 13]. Демократия планомерно дегенерирует в «процесс покупки голосов, умиротворения и вознаграждения этих особых интересов» [113] , которые в более наивные времена именовались «зловещими интересами» [114] [260, Р. 32]. Подобное положение дел при демократии имеет три базовых недостатка. Во-первых, не все объединения обладают высоким организационным потенциалом, следовательно, те группы, которые характеризуются наилучшей организацией, будут иметь больший доступ к политической власти и выдавать свою волю за волю большинства [115] . Во-вторых, конкуренция между партиями за голоса электората способствует расширению функций государства по воле политиков, желающих обладать большим административным ресурсом и влиянием для того, чтобы склонить коалиции интересов в свою пользу на выборах. В-третьих, вследствие вышеизложенного, демократическое правительство разрабатывает комплекс мер государственной политики не только не желаемый кем либо, но даже неодобряемый любым рациональным существом по причине их глубокой противоречивости [260, Р. 6].

Согласно Ф. Хайеку, правительства склонны использовать свою власть для распоряжения «всеми ресурсами общества, включая индивидуальные, чтобы они служили партикулярным желаниям их избирателей» [260, Р. 16]. Постепенно правительства заменят «спонтанный порядок» Великого Общества на «сконструированный порядок», служащий объединениям влиятельных лиц, со всеми вытекающими последствиями.

По Ф. Хайеку, необходимо ограничить компетенцию правительства, чтобы оно не могло повсеместно использовать свои полномочия для редистрибуции ресурсов по дискриминационному признаку. В сущности, это означает поставить действия правительства в правовые рамки. Ф. Хайек является апологетом «минимального правительства», но признает, что существуют сферы, где чистая рыночная экономика не может заменить государственного регулирования – оборонная отрасль, транспортная инфраструктура [116] , велфер (welfare), образование. Но даже в данных сферах Ф. Хайек рекомендует исключить прямое государственное вмешательство и наделяет правительство лишь координационными функциями [117] .

Ф. Хайек разработал новую трикамеральную конституционную схему для обеспечения господства права и ограничения власти правительства. Согласно Ф. Хайеку, органы власти включают в себя:

1. «Правительственную Ассамблею», в компетенцию которой входит реализация исполнительной власти и издание нормативно-правовых актов – хайековского «законодательства».

2. «Легислативную Ассамблею», в компетенцию которой входит совершенствование законодательной базы или хайековского «права».

3. «Конституционный суд», в юрисдикцию которого входит изменение конституционных норм и разрешение конфликтов между вышеперечисленными ассамблеями [260, Р. 38].

Ф. Хайек полагает, что его схема подходит как отдельным государства, так и мировому сообществу – федеративной глобальной системе, в которой «Легислативная Ассамблея» и «Конституционный суд» будут международными органами, а «Правительственные Ассамблеи» – локальными «квази коммерческими корпорациями, конкурирующими за граждан» [260, Р. 132–133, 146, 149].

Цель концепции Ф. Хайека – разграничение правления и законотворчества, подчинение правительства легислатуре [118] . Ф. Хайек верит, что его конституционная схема обеспечит ограничение власти и свершение политики с престола более эффектно, чем традиционная либеральная система сдержек и противовесов [260, Ch. 18] [119] .

Ф. Хайек разработал теорию рынка как «спонтанного порядка» или «catallaxy», предусматривающего право независимых индивидов производить обмен товаров и услуг на взаимовыгодной основе [257, Р. 162; 258, Р. 36–37]. Ф. Хайек полагает, что центральное планирование в экономике непродуктивно. Во-первых, правительству недоступна та информация, которую индивиды и организации скрывают и оставляют для личного пользования, например, в интересах бизнеса. Поэтому, ввиду недостатка данных правительство не может создать оптимальный план экономического развития страны [120] . Во-вторых, концентрация экономической власти неминуемо ведет к концентрации политической, что создает базис для тоталитаризма. Тем не менее, сам Ф. Хайек недвусмысленно признает, что без вмешательства государства в жизнь гражданского общества в целях обеспечения функционирования оборонной промышленности, транспортной инфраструктуры, противодействия негативным эффектам, продуцируемым вследствие нерегулируемой жизнедеятельности социума «спонтанный порядок» превращается в беспорядок [260, Р. 41–44]. Поэтому Ф. Хайек предусматривает возможность легитимного государственного вмешательства в целях защиты индивидуальной свободы граждан [260, Р. 152] [121] .

Консерватизм Ф. Хайека заключается в том, что он рекомендует правителям ничего не менять, пока они сомневаются в обоснованности своих решений, и возлагает «бремя доказательства на тех, кто желает проводить реформы» [261, Р. 20], что приведет к тому, что большинство предложений реформаторов о государственном вмешательстве в жизнь гражданского общества будет отклонено. В своем последнем исследовании Ф. Хайек оправдывает либерализм и капитализм как нечто необходимое для эволюции человеческого общества, а не направленное на защиту свободы [261].

Ф. Хайек являлся пропонентом чистого рынка, «спонтанного порядка» и выступал против преднамеренных структурных изменений или «конструктивизма». Тем не менее, он был апологетом политической интервенции в псевдосоциалистические страны Восточной Европы, что в его собственной терминологии означает стремление установить там «сконструированный порядок». Налицо двойные политические стандарты Ф. Хайека, считает М. Форсайт [210, Р. 235–250].

Дж. Грей полагает, что концепция Ф. Хайека косвенно является утилитаристской в том отношении, что инкорпорирует индивидуальные права и свободы и характеризуется стремлением к максимизации человеческого благосостояния [233, Р. 59–61]. С. Кукатас считает, что антирационалистическая предзаданность концепции Ф. Хайека, его критика конструктивизма исключают возможность классифицировать его учение как утилитаристское, так как он не наделяет правительство правом суждений касательно того, что способствует счастью индивида, а что нет [314, Р. 191–201].

Ф. Хайек, безусловно, является либералом, апологетом чистой рыночной экономики, признает приоритет гражданского общества над государством, функции которого в его концепции сведены до минимума. Правительство не только не в праве заниматься централизованным планированием экономики, но даже не может судить о том, что хорошо или плохо для отдельного индивида. Более того, используемый Ф. Хайеком для характеристики свободного общества, базирующегося на естественном неравенстве людей термин «спонтанный порядок» подразумевает самоорганизацию индивидов, их способность на рациональные суждения и действия. В концепции Ф. Хайека поощряется конкурентная борьба, индивидуальная инициатива и креативность, а социальную стабильность обеспечивает рациональная интеграция индивидов, преследующих свои частные интересы и соблюдающих традиции, чья деятельность «негативно» регулируется правительством, подотчетным легислативной ассамблее в рамках права с большой буквы.

Учение К. Поппера (1902–1994) [122] хорошо известно в России и за рубежом. На идеи об открытом обществе К. Поппера опираются европейские политики. X. Спиннер подчеркивает, что некоторые политические партии апеллируют к идеалам открытого общества сугубо в политических целях, так как они обладают громадным демагогическим потенциалом [426]. После распада коммунистической системы, политические воззрения К. Поппера приобрели популярность в Восточной Европе [374, P. 3–16] [123] .

С одной стороны, понятие «открытое общество» [124] является лишь политическим лозунгом, данью политической моде, а с другой – чрезвычайно важным для социального развития, длительного процесса преодоления закрытости общества о чем свидетельствуют исследования X. Спиннера, Р. Дарендорфа, Я. Джарви и С. Пралонг [426; 183; 374]. По свидетельству Е. Доринга, монография К. Поппера «Открытое общество и его враги» [373] обязана своей популярностью страстной, полемической защите демократических ценностей [194, Р. 8].

По мнению К. Поппера, общество развивается от закрытого к открытому. Закрытое общество базируется на фиксированных предписаниях, не обсуждаемой системе ценностей, на непосредственных межчеловеческих и межгрупповых контактах [125] . По мере усложнения общества связанного с переходом от локальных социальных систем к большому обществу межчеловеческие связи могут успешно регулироваться только надличностными и надгрупповыми нормами. Диверсифицированное общество может стабильно функционировать только если оно становится открытым [58, С. 29] [126] .

Закрытое общество относится к открытому как коллективизм к индивидуализму, уверенность в достоверности теории к продолжающимся научным поискам, всепоглощающее планирование к эволюционным изменениям, сущность перемен к процедурам реформ [см. 357, Р. 307–329].

Согласно Дж. Холу, исследование К. Поппера [373] содержит три фундаментальных положения. Во-первых, представление об индивидуальной свободе [127] противостоит идеям о предопределенности будущего, влиять на формирование которого индивиды не могут и о приоритете сообщества над индивидом. Во-вторых, идейную базу подавления свободы создают интеллектуалы. К. Поппер считает Платона, Г.В.Ф. Гегеля и К. Маркса идейными предвестниками тоталитаризма. По мнению К. Поппера, тоталитаризм – это не обязательно доминирование угнетателей с низким уровнем умственного развития, это скорее политическое устройство, разработанное и поддерживаемое усилиями интеллектуалов. В-третьих, периоды социальных перемен провоцируют нестабильность, которая может уничтожить свободу. Это не значит, что статика и стагнация предпочтительнее перемен, просто свобода всегда находится под давлением трудностей, которые она сама продуцирует [244, Р. 24–38]. К. Поппер полагает, что индивиды склонны жертвовать своей индивидуальной свободой в обмен на гарантию стабильности и безопасности, чтобы не сталкиваться с этими трудностями. Демократия, то есть голос большинства может помочь сохранить свободу, но не способна создать свободу, если отдельного гражданина она не интересует [76, С. 85; 77, С. 93].

По К. Попперу, члены открытого общества, свободно избирая свою власть, доверяют ей сохранение государства и управление им; государственные же институты призваны обеспечить реализацию установленных законов и оборону государства, а равным образом и защиту прав демократии [48, С. 54]. В открытом обществе граждане сознательно вовлечены в социальную и политическую жизнь и отказываются бездействовать «переложив всю ответственность за управление миром на долю человеческих и сверхчеловеческих авторитетов» [87, С. 26]. По мнению К. Поппера, «государство должно существовать во имя человеческой личности, во имя свободных граждан и их свободной общественной жизни, то есть во имя свободного общества, а не наоборот» [Цит. по: 77, С. 92].

Согласно К. Попперу, базовыми характеристиками открытого общества являются: мирная смена правительства [128] [48, С. 54; 58, С 29] контроль политическими институтами друг друга и контроль властных структур В трактовке К. Поппера, открытое общество – общество «высвобождающее критические способности человека» [373, Р. 1]. Если в обществе не существует традиции рационального критицизма, традиции обсуждения принимаемых и подготовляемых правительством решений с позиций надличностных и надгрупповых рациональных норм, самые умные и достойные правители могут допустить ошибки в управлении государством, так как в соответствии с эпистемологическим принципом фаллибилизма К. Поппера безошибочного знания не бывает [58, С. 31].

Открытое общество преследует две главные цели. Во-первых, это борьба индивидов, органов местного самоуправления и государственных институтов с проблемами конкретных людей и преодоление конкретного зла. Во-вторых, это рациональное и мирное исцеление недугов демократии [48, С. 54]. Дж. Хол подчеркивает, что общество в концепции К. Поппера должно развиваться эволюционно и поэтому оно должно быть открыто переменам [244, Р. 34]. Индивидам следует избегать революций и разрешать частные проблемы в духе «социальной инженерии» [см. 406, Р. 281–306], действующей по принципу постепенных улучшений [77, С. 93].

К. Поппер является апологетом процедурного подхода к демократии. Традиционный политический вопрос: «Кто должен править?», К. Поппер заменяет на вопрос о том, как ограничить приход во власть неподходящих людей, создать институциональные способы контроля власти гражданами и обеспечить мирную смену правительства [48, С. 54; 58, С. 29] в рамках соответствующих демократических процедур [см. 159, Р. 528–556; 48, С. 52; 5, С. 37], которые, по мнению автора, создают иллюзию ограничения власти правящего режима [129] .

В концепции К. Поппера, открытое общество характеризуется рассредоточением власти, наличием мультиполярной системы без единого центра [244, Р. 32]. По мнению К. Поппера, проблема власти – проблема бюрократии [130] . К. Поппер особенно осуждает так называемую тиранию мелкого бюрократа [373, Р. 4]. Как организовать гражданское общество так, чтобы сохранить приоритет свободы, как сделать так, чтобы обезличенные правила существовали ради граждан, а не ради самой бюрократии? Эта проблема остается неразрешенной, подчёркивает М. Ноттурно [77, С. 103]. Авторитет, сообщество, бюрократия – реальные враги открытого общества [77, С. 91].

Согласно К. Попперу, политическая демократия – единственный известный способ удерживать правителей великодушных, или нет, от того, чтобы делать все, что они пожелают [76, С. 77]. Хотя К. Поппер считал демократию наилучшим из известных человечеству фундаментом открытого общества, он, тем не менее, дифференцировал демократию и открытое общество [77, С. 92]. По К. Попперу, принципы открытого общества никогда и нигде не были реализованы в полном объеме. Вместе с тем, современное западное общество наиболее близко подошло к практическому воплощению идеалов открытого общества [58, С. 32].

По мнению автора, философ должен ставить во главу угла человека, а не процедуры, это более глубокий подход. Господство права, разделение властей, система сдержек и противовесов, конституционализм и парламентаризм – это замечательно, они способствуют совершенствованию самой системы государственной власти. Но даже в рамках этой системы, правители умудряются злоупотреблять властью. Следовательно, нужно выбирать тех правителей, которые будут злоупотреблять меньше, а не больше и хорошо относиться к подвластным. Вопрос: «Кто должен править?» сохраняет свою актуальность, несмотря на его полное или частичное игнорирование в модных концепциях К. Поппера, И. Берлина, Ф. А. Хайека и Дж. Ролза.

Оксфордский теоретик либерализма [131] , представитель еврейской интеллектуальной традиции, И. Берлин (1909–1997) подобно К. Попперу занимался политической философией и историей политических идей [132] . И. Берлин бился над вопросом, как прогрессивная и оптимистичная Европа XVIII века создала почву для печальных событий XIX и XX веков, допустила создание фашистских концлагерей и ГУЛАГа? [322, Р. 33]. Еврейский интеллектуал назвал этот «величайший сдвиг в сознании Запада» [149, Р. 1], произошедший в конце XVIII и начале XIX вв. «Контр-Просвещением» [Подробнее см. 286], которое явилось предвестником появления «новой расы деспотов» [322, Р. 34]. И. Берлин обвиняет Гельвеция [см. 216, Р. 11–26], Руссо [см. 216, Р. 27–49], Фихте [см. 216, Р. 50–73], Гегеля [см. 216, Р. 74–104], Сен-Симона [см. 216, Р. 105–130] и Мэйстра [см. 216, Р. 131–154] в разработке идейной базы тоталитаризма и считает их шестью главными врагами человеческой свободы [133] .

И. Берлин дифференцирует позитивную и негативную свободу. Позитивная свобода предусматривает господство человека над самим собой [4, С. 140]. В рамках представления о негативной свободе, подчеркивает И. Берлин «… я свободен в той степени в какой ни один человек или группа людей не вмешивается в мою деятельность» [147, Р. 122]. Согласно И. Берлину, политическая свобода – «пространство, в котором человек может без препятствий со стороны других заниматься своими делами» [147, Р. 122]. Без свободы нет выбора, а значит, и нет возможности остаться людьми [4, С. 18]. Должно существовать пространство, где индивида никто не ущемляет. Никакое нормальное общество не подавляет полностью свободу своих членов [4, С. 172].

И. Берлин подчёркивает, что совесть западных либералов тревожит не столько то, что свобода, которую желают индивиды, различается в зависимости от социального или экономического положения, сколько то, что «меньшинство, обладающее ею, обрело её за счёт эксплуатации тех, у кого её нет, или, по крайней мере, пренебрежения к ним» [4, С. 129]. По И. Берлину, если человек слишком беден для того, чтобы позволить себе нечто, не запрещённое законом – сделать покупку, объехать мир, оплатить услуги адвоката – он также несвободен, как если бы его ограничивал закон [4, С. 126]. И. Берлин констатирует: «Если же я полагаю, что не могу что-то получить из-за того, что какие-то люди так устроили, и у них достаточно для этого денег, я в праве считать себя жертвой принуждения или порабощения» [4, С. 126]. Более того, если индивид убеждён, что в нужде его держит особое социальное устройство, которое он считает несправедливым, можно вести речь об экономическом угнетении или порабощении [4, С. 127].

И. Берлин полагает, что разумным или свободным государство будет в том случае, если в нём будут править законы, свободно принятые всеми разумными людьми [4, С. 152] [134] . С точки зрения либералов, конечной целью является индивидуальная негативная свобода [4, С. 177]. Оксфордский философ подчёркивает: «В идеальном случае свобода совпадает с законом, автономия – с властью» [4, С. 157]. Согласно И. Берлину, «неограниченная власть в чьём бы то ни было распоряжении непременно рано или поздно кого-то уничтожит» [135] [4, С. 174]. Демократия способна разоружить олигархию, привилегированное лицо или группу лиц, но «может при этом так же беспощадно крушить людей, как и любой прежний правитель» [4, С. 175]. В трактовке И. Берлина, вечная идея совершенного общества, где «истина, справедливость, свобода, счастье, добродетель сливаются в их совершеннейших формах» [4, С. 202], не просто утопична, но и внутренне противоречива, так как если некоторые из этих ценностей несовместимы друг с другом, то они не могут, просто не могут слиться воедино [4, С. 202].

Следует учредить общество, где границы свободы не дозволено пересечь никому. Правила, определяющие эти границы, могут именоваться «естественными правами, словом Бога, законом природы, требованиями пользы или постоянных интересов человека» [4, С. 176]. По И. Берлину, очевидно, что свобода не так уж много получит от правления большинства, ведь демократия, как таковая логически ей ничем не обязана, а исторически редко умела её защитить. Немногим правительствам, как показывает исторический опыт, было так уж трудно «побудить своих подданных выразить именно такую волю, которая этим правительствам нужна» [4, С. 176]. Согласно И. Берлину, и политическое равенство, и эффективная организация, и социальная справедливость не совмещаются даже с малой долей индивидуальной свободы, не говоря уже о неограниченном laissez – fair [4, С. 179]. Более того, в существующих обществах справедливость и равенство – «идеалы, которые всё ещё требуют определённой толики насилия» [4, С. 153], ведь если преждевременно снять социальный контроль, более сильные, способные и наглые станут угнетать слабых [4, С. 153], что несовместимо с тем правом на достойное существование, которое имеют слабые, менее состоятельные и способные [4, С. 18].

И. Берлин разработал либеральную концепцию плюрализма ценностей. Ценности сами по себе несравнимы, в мире не существует объективных или рациональных критериев, которые могли бы соизмерить радикальные отличия в ценностях [38, С. 249]. И. Берлин подчёркивает: «Плюрализм человечнее, потому что во имя отдалённого и непоследовательного идеала не лишает людей много из того, что сами они считают в своей жизни незаменимым» [4, С. 184]. Этот идеал – свобода выбирать цель, не претендуя на её вечную значимость и связанный с ней плюрализм ценностей – поздний плод западной цивилизации [4, С. 184] [136] . Апология мультикультурализма И. Берлина, превознесение различий в характерах, культурах, ценностях выглядит привлекательно, кроме того, оно актуально для современных западных стран и отвечает господствующим там настроениям, ведь западные общества стали более диверсифицированными вследствие притока иммигрантов [38, С. 249].

Согласно И. Берлину, применяющему философский подход к исследованию социума, в котором автор замечает сильное влияние платонизма [см. 85, С. 404, 449, 452, 470], правительству стоит уяснить, что в гражданском обществе должен господствовать разум, так как во-первых, у всех людей есть одна и та же настоящая цель – «разумное самонаправление» [4, С. 163–164]. Во-вторых, устремления всех разумных индивидов должны непременно складываться в единое и всеобщее гармоничное целое. В-третьих, все конфликты и, следовательно, все трагедии происходят исключительно из-за столкновения разума с неразумными элементами жизни, индивидуальными или групповыми; таких столкновений в принципе можно избежать, а среди полностью разумных индивидуумов они невозможны. И, наконец, в-четвёртых, когда все индивиды станут разумными, они будут соблюдать законы своей собственной натуры, одинаковые в них всех, а значит и совершенно законопослушными и свободными [4, С. 164].

X. Штайнер является автором и соавтором ряда исследований, посвященных правам индивида и левому либертаризму [см. 311; 319; 428; 443]. Деонтологическая либертарная концепция справедливого общества X. Штайнера глубоко индивидуалистична. Согласно X. Штайнеру, ни государство, ни общество не играют какой либо значительной роли в обеспечении правосудия и защите прав индивида. В концепции X. Штайнера естественные индивиды наделены естественными правами. Юстиция касается взаимоотношений индивидов как естественных существ, а не членов общества или государства. В трактовке X. Штайнера, свобода – «владение вещами», а права – основания на владение имуществом [428, Р. 39]. Права базируются на принципах справедливости [428, Р. 2], они имеют первостепенное значение и не могут быть умалены никем и ничем [428, Р. 198], они абсолютны, даже если их соблюдение приведёт к моральной катастрофе [428, Р. 199–201].

В концепции X. Штайнера государство наделено минимальной компетенцией, в его функции входит лишь поддержание правопорядка, но не само правотворчество. Переход права собственности от одного индивида к другому происходит с согласия владельца на условиях установленных собственником единолично в каждом конкретном случае, то есть общегосударственное законодательство в справедливом обществе X. Штайнера de facto отсутствует.

Индивидуализм X. Штайнера не характеризуется антипатией к коллективным формам жизни людей. Собственнические права не выше индивидуальной морали, поэтому граждане могут добровольно брать на себя неимущественные обязательства, в качестве примера которых X. Штайнер приводит дружбу, солидарность, интимные отношения, патриотизм [428, Р. 262]. По X. Штайнеру, дети являются собственностью родителей до достижения ими совершеннолетия. Не только репродукция, но и выращивание ребёнка являются условиями возникновения права собственности на него [428, Р. 246].

Согласно X. Штайнеру, изначально все индивиды имеют равные права на природные ресурсы. В результате предоставленной свободы действий одни обогатятся больше, другие меньше, поэтому собственность умерших граждан не переходит по наследству к их детям или другим родственникам, а поступает в общественный фонд, на который каждый гражданин имеет равное право [428, Р. 256–258]. В этом концептуальном положении содержится колоссальный редистрибутивный потенциал, призванный сглаживать имущественное неравенство индивидов.

Концепция справедливого общества X. Штайнера не является целостной и порой не выдерживает критики, более того, она направлена на коренное переустройство западного социума, что является рефлексией набирающих силу негативных тенденций имманентно присущих постиндустриальному обществу. Это осознают в Оксфорде, где опубликована монография X. Штайнера [428] и содействуют генерации любых рациональных идей направленных на моделирование совершенного общества.

Деонтологическая теория справедливости профессора Гарвардского университета Дж. Ролза (1921–2002) является частью «теории рационального выбора» [96, С. 30] и альтернативой утилитаризму [96, С. 15]. В её рамках Дж. Ролз разработал концепцию «хорошо организованного общества» (well-ordered society) [137] . Его концепция имеет договорную природу [96, С. 109]. В ней исходное положение равенства индивидов [138] соответствует их естественному состоянию в теории общественного договора [96, С. 26].

Проблема оправдания необходимости существования государства [139] решается Дж. Ролзом посредством апелляции к идее благоразумия. Благоразумные индивиды осознают, что вне государства жить невозможно или очень трудно. Тогда перед ними встаёт вопрос: В каком государстве им стоит жить? [386, Р. 144–145]. Дж. Ролз полагает, что индивидам, несмотря на их различные воззрения, следует прийти к соглашению касательно наилучшей концепции справедливости и наилучших политических институтов [см. 386, Р. 144–145].

Изначально индивиды должны сформулировать базовые принципы справедливости, регламентирующие реформирование основных социальных институтов, затем индивидам на конституционном собрании следует разработать конституцию [140] [96, С. 178] и выбрать представителей законодательной ветви власти для реализации законов в соответствии с изначально принятыми принципами справедливости. Далее, индивиды должны определить конституционную компетенцию правительства, зафиксировать основные права граждан [96, С. 178] и разработать новую конституцию [141] с учётом природных условий страны, её богатства природными ресурсами, её уровня экономического развития, политической культуры населения, удовлетворяющую принципам справедливости [96, С. 179] [142] .

В интерпретации Дж. Ролза, общество – «совместное предприятие для взаимной выгоды, оно обычно отмечено как столкновением, так и совпадением интересов» [96, С. 453, 20, 85], оно регулируется «принципами, которые выбрал бы человек в исходной ситуации справедливости» [96, С. 42], и характеризуется типов социальных как «система кооперации между равными» [96, С. 336]. Согласно Дж. Ролзу хорошо организованное общество (well-ordered society) – «социальное объединение социальных объединений» [96, С. 458, 488, 102]. Хорошо организованное общество будет содержать бесчисленное множество различных объединений [96, С. 457], ввиду того, что справедливые институты деделают возможной и поощряют «разнообразие внутренней жизни ассоциаций, в которых индивиды реализуют их более конкретные цели» [96, С. 459]. Хорошо организованное общество предназначено не только для обеспечения блага своим членам, но и для эффективного регулирования общественной концепции справедливости [96, С. 20].

Склонность людей к преследованию собственных интересов заставляет их быть бдительными в отношении друг к другу, общественное чувство справедливости делает возможным их объединение во имя безопасности. Между индивидами с различными целями, общая концепция справедливости устанавливает узы гражданского сотрудничества [96, С. 21].

Согласно Дж. Ролзу, главный субъект справедливости – базисная структура общества [см. 409] или «способы, которыми основные социальные институты распределяют фундаментальные права и обязанности и определяют разделение преимуществ социальной кооперации» [96, С. 22]. По Дж. Ролзу, основные институты базисной структуры общества – институты конституционной демократии [143] . Целью хорошо организованного общества является укрепление институтов справедливости [96, С. 325]. В концепции Дж. Ролза правительство ограничивает свободу индивидов в обществе общим интересом [144] . Концепция Дж. Ролза «справедливость как честность» оценивает социальную систему с позиций равного гражданства и разных уровней доходов и богатства [96, С. 95].

Согласно Дж. Ролзу, политический процесс в лучшем случае – это процесс несовершенной процедурной справедливости [96, С. 178], он является «контролируемым соперничеством» [96, С. 203]. Политическая власть быстро аккумулируется, ставя своих обладателей в привилегированное положение [96, С. 203]. Поэтому политические партии должны быть независимы от частных или корпоративных интересов и финансироваться за счёт налогоплательщиков из общественных фондов [382, Р. 123]. Дж. Ролз подчёркивает: «Политическая власть должна принадлежать людям, имеющим опыт и воспитанным с самого детства в духе конституционных традиций своего общества, людям, чьи амбиции умеряются привилегиями и удобствами их обеспеченного положения» [96, С. 265].

Концепция Дж. Ролза «справедливость как частность» предусматривает:

1. Обеспечение защиты ценности политических свобод.

2. Обеспечение равенства возможностей в образовательной сфере и сфере профессиональной подготовки специалистов.

3. Обеспечение базового медицинского обслуживания всем гражданам [382, Р. 131].

4. Обеспечение режима конкурентной рыночной экономики.

5. Государственное вмешательство, направленное на устранение недостатков свободного рынка и реализацию принципов дистрибутивной справедливости [380, P. 270–274] [145] .

На первом этапе своей академической карьеры Дж. Ролз разработал универсальную философскую доктрину – теорию справедливости. На втором этапе, который автор связывает с публикацией исследования «Политический либерализм» [383], Дж. Ролз ограничил свой предмет исследования политической сферой общества, придав своей концепции практическую направленность. В монографии «Политический либерализм» [383], Дж. Ролз ставит проблему: «Возможно ли существование в течение длительного времени стабильного и справедливого общества, серьёзно разделённого разумными, но несовместимыми религиозными, моральными и философскими доктринами?» [383, Р. XVIII, XXV, 4, 47, 133]. Согласно Дж. Ролзу, характерной чертой современных демократических режимов, отличающихся «разумным плюрализмом ценностей» [383, Р. XIX], является наличие множества диверсифицированных концепций полезности. Дж. Ролз подчёркивает, что плюрализмом характеризуются не только конкурирующие концепции полезности, но также и всеобъемлющие доктрины [383, Р. 36–37, 59]. Даже в идеальном свободном обществе у граждан будут разные философские, моральные и конфессиональные предпочтения, что будет их разделять [387, Р. 765–766; 383, Р. 36–37]. Поэтому благоразумные индивиды возьмут на себя обязательства соблюдать правовые нормы [146] [387, Р. 782], в рамках которых будут решаться их диспуты касательно «основ конституции и вопросов базовой справедливости» [387, Р. 767], которые Дж. Ролз отождествляет с «вопросами фундаментальной политической справедливости» [387, Р. 767]. Ведь плюрализм предусматривает, что единственным возможным базисом социального сотрудничества является беспрепятственное развитие диверсифицированных концепций полезности в рамках действующего законодательства, при этом фундаментальные права человека и гражданина будут создавать оптимальные условия для их процветания [383, Р. 303–304, 308].

Согласно Дж. Ролзу, перед либерально-демократическим обществом стоит проблема поддержания стабильности [147] в условиях морального, религиозного и философского многообразия [383, P. XVI–XVIII]. Для обеспечения стабильности обществу необходимо решить две задачи. Первая – разработать разумную политическую концепцию. Вторая – склонить всех членов общества следовать ей [383, Р. 142] [148] . Как авторитарное подавление различий, так и насаждение государством либеральных ценностей являются нелегитимными [385, Р. 248]. Поэтому социальная стабильность может быть обеспечена при условии нейтральности политического либерализма, чтобы его могли воспринять различные группы населения [149] .

Либерализм Дж. Ролза, как он сам утверждает, не базируется ни на какой философской доктрине и претендует лишь на регулирование политической сферы общества, его базовой структуры. Таким образом, он обретает изначальный статус независимого, нейтрального и политического [383, P. 10]. Дж. Ролз полагает, что консенсус граждан в отношении базовых политических институтов обеспечит их мирное сосуществование, сотрудничество и толерантное [150] отношение друг к другу в условиях плюралистического общества [383, P. 9–14]. Дж. Ролз в ыводит основные положения политического либерализма из политической культуры [151] демократического общества.

Дж. Ролз дифференцирует политическую, ассоциативную и лично-семейную сферы общества. Политическая сфера общества отличается от «ассоциативной, которая является добровольной» [383, P. 137] и от «личной и семейной, которые являются любящими» [383, P. 137] в противоположность политической. Согласно Дж. Ролзу, «политическая власть – всегда принудительная власть» [383, P. 68]. Из этого вытекает либеральный принцип легитимности власти: «реализация политической власти полностью справедлива только тогда, когда она реализуется в соответствии с конституцией, основы которой, можно ожидать, все граждане как свободные и равные могут благоразумно поддержать в свете принципов и идеалов, приемлемых для их здравого человеческого рассудка» [152] [383, P. 137].

Дж. Ролз предусматривает, что справедливые социальные институты будут способствовать тому, что граждане добровольно одобрят принципы справедливости разработанные им [383, P. 142–143] [153] .

В своей концепции политического либерализма Дж. Ролз отделяет идею свободы от частной собственности [383, Р. 291], но оставляет за гражданами право иметь «личную собственность» [383, Р. 298] и предусматривает, что либеральная конъюнктура в обществе будет создана в «результате проявления человеческого разума в рамках свободных институтов конституционного демократического режима» [383, Р. XVIII, 4, 36–37] [154] .

Экономическая деятельность в концепции Дж. Ролза будет регулироваться:

1. Базовыми правилами рыночной экономики.

2. Правилами, предусмотренными вторым принципом справедливости, направленным на обеспечение равных возможностей граждан и сглаживание имущественного неравенства [383, Р. 271].

М. Сэндел, Р. Белами и М. Холлис полагают, что концепция политического либерализма Дж. Ролза является «историцистской и антиуниверсалистской» [410, Р. 1175. см. также 135, Р. 14]. Действительно, Дж. Ролз перешёл от универсальной метафизической доктрины «Теории справедливости» к концепции, направленной лишь на регулирование политической сферы общества [см. 381, Р. 223–251]. Что касается историцизма, то он наиболее отчётливо проявился не в концепции политического либерализма Дж. Ролза, а в его исследовании «Закон народов» [384, Р. 41–82], в котором он предвещает создание глобального сообщества народов планеты и распространяет принципы политического либерализма в смягчённом виде на всё население Земли, предусматривая, что:

1. Народы свободны и равны, их свободы должны соблюдаться другими народами.

2. Народы равны и являются сторонами в своих собственных договорах.

3. Народы имеют право на самозащиту, но не на развязывание военных действий.

4. Народы должны соблюдать принцип невмешательства во внутренние дела других государств.

5. Народы должны соблюдать международные договоры.

6. Народы должны вести войны справедливыми методами (соблюдать конвенции о надлежащем содержании военнопленных и др.).

7. Народы должны соблюдать фундаментальные права человека [384, Р. 55].

Тиранические милитаристские режимы, которые откажутся соблюдать вышеперечисленные положения, будут критиковаться на международных форумах, «сдерживаться», а в особо тяжёлых случаях [155] им будет «брошен вызов» глобальным сообществом, и в отношении них будет применяться сила [384, P. 73–74]. В общем, глобальное сообщество должно толерантно относиться к подобным режимам. В своей концепции Дж. Ролз делает упор не на них, а на «хорошо организованных иерархичных обществах». Дж. Ролз дифференцирует понятие «либеральное общество» и «хорошо организованное иерархичное общество», последнее является вполне благополучным, но менее либеральным, базируется на концепции справедливости, направленной на общее благо [156] , является мирным, легитимным в глазах своих граждан и соблюдает лишь фундаментальные права человека [157] , а не весь спектр либерально-Ф. Тесон подчёркивает, что Дж. Ролз снизил стандарты своего политического либерализма для того, чтобы его концепция подошла большей части стран мирового сообщества. Политическая теория не может выжить при таком конъюнктурном подходе [437, P. 85].

Дж. Ролз исходит из веры в рациональность и благоразумие человека, поэтому он отдаёт приоритет свободе, а не принуждению. Дж. Ролз является апологетом конкуренции, способствующей прогрессивному социальному развитию, но вместе с тем, его принципы справедливости, разработанные на основе учения И. Канта, направлены на обеспечение равных возможностей граждан, сглаживание имущественного неравенства и предотвращение чрезмерной концентрации капитала и власти в руках меньшинства сообщества. Дж. Ролз выступает за равенство граждан перед законом, равные гражданские и политические права, но не имущественное равенство. Индивидуальная инициатива и предприимчивость должны вознаграждаться, в свою очередь государству следует перераспределить финансовые ресурсы в виде налоговых поступлений таким образом, чтобы учесть интересы наименее преуспевших членов общества. В концепции Дж. Ролза прослеживается влияние нового или социального либерализма, предусматривающего обеспечение базового медицинского обслуживания всех граждан, выплату социальных пособий, создание приемлемых условий жизни для малообеспеченных лиц, то есть реализацию принципов дистрибутивной справедливости.

Дж. Ролз дифференцирует политическую, ассоциативную и лично-семейную сферы общества. «Хорошо организованное общество» является социальным объединением социальных объединений, то есть оно конституируется «снизу» за счёт ассоциативной активности граждан. Согласно Дж. Ролзу, политическая власть должна принадлежать обеспеченным привилегированным лицам, воспитанным в демократических традициях своего общества. Политические партии должны быть независимыми и финансироваться из общественных фондов, а не за счёт частных лиц и корпораций. Дж. Ролз предлагает перенести конфликты индивидов, обусловленные их различными культурными, конфессиональными, философскими, этическими преференциями, в лично-семейную и ассоциативную сферы общества для того, чтобы создать условия для их консенсуса в политической, что будет способствовать стабильности хорошо организованного плюралистичного толерантного конституционного демократического общества.

Таким образом, неолиберальным концепциям открытого, справедливого, хорошо организованного общества, направленным на дискредитацию идейного базиса марксизма-ленинизма свойственна аналогия рационального социального устройства, индивидуальной «негативной» атомистической свободы и прав человека, плюрализм мнений, ценностей, культур, процедурный подход к демократии.

А. Сэйлс выделяет три теоретические модели взаимоотношений частной и государственной сфер в XX столетии, определяя в каждом отдельном случае конкретное место и роль гражданского общества: дуалистическую модель «государство – гражданское общество», при которой последнее практически отождествляется с частной сферой (первая половина XX века); модель взаимосвязи этих сфер, где гражданское общество рассматривается как арена отношений между ними, призванная выполнять роль буфера (60-70-е гг. XX века); модель взаимной инфильтрации и проникновения друг в друга частной и государственной сфер, постепенно формирующую внутри себя общественную сферу (80-90-е гг. XX века).

Для информационной эпохи характерен процесс сращивания организаций гражданского общества и государства. Этот гибрид не создаёт условий для защиты интересов индивидов. Наибольшие препятствия индивидуальной свободе в постиндустриальную эпоху уже не создаются единственно в политической сфере общества. Согласно П. Хёсту, в самом гражданском обществе сейчас «доминируют крупномасштабные квазиобщественные и частные институты, обладающие правами, затмевающими власть до-современных государств» [158] [268, Р. 101]. Эти квазиобщественные и частные институты вместе с основными государственными институтами создают иерархическую, неподотчётную обществу, а, следовательно, недемократическую «бюрократическую монокультуру» угрожающую свободе и равенству [268, Р. 104]. Либералы не смогут противодействовать данным тенденциям, пока не преодолеют анахронистическую дихотомию гражданское общество / государство.

В либеральных демократиях развитие гражданских обществ разрушило традиционную границу между публичной (пространство почти исключительного действия гражданских институтов) и частной (пространство развёртывания гражданского общества, традиционно отождествляемое с рыночным) сферами [228, Р. 301–325].

Скептицизм в отношении дееспособности современных государств подкрепляется аргументами, связанными с коммерциализацией, всё глубже затрагивающей их структуры [см. 81, С. 137]. Данный процесс развивается в трёх направлениях. Первое – внедрение частного бизнеса в системы здравоохранения, образования и социального страхования, в результате чего государство всеобщего благоденствия (welfare state) утрачивает свой этатистский характер и обретает смешанную, государственно-частную форму (welfare mix) [см. 81, С. 138]. Второе – передача в ведение бизнеса государственных агентств и даже отдельных ведомств [159] . Третье – использование методов корпоративного менеджмента государственными службами [см. 81, С. 138].

Представители классического английского либерализма создавали свои учения в период господства монархического режима, боязнь всесильного государства способствовала концептуальной дифференциации государства или сферы законов и гражданского общества или сферы соглашений, обменов и добровольных объединений граждан. Интеллектуальные поиски теоретиков либерального учения были направлены на выявление четкой границы между сферами государства и гражданского общества, но наиважнейшим для них оставался вопрос о том, как лучше всего заставить государство уважать индивидуальную свободу и интересы подданных.

В классическом английском либерализме гражданское общество вполне рационально, благоразумно и дальновидно, в нем согласуются частные интересы и отсутствуют фундаментальные классовые противоречия.

В интерпретации Дж. Бентама, проблему гражданского общества можно решить посредством создания либерально-демократических институтов, надлежащего функционирования судебной системы, активности и бдительности публики и средств массовой информации. Это заставит правительство задумываться не только о своих интересах, но и об интересах подданных. По мнению Дж. Ст. Милля, проблему гражданского общества можно разрешить при соблюдении двух основных условий.

Первое – наделить суверенитетом значительное число членов сообщества. Второе – санкционировать управление обществом коллегиальными или единоначальными органами, состоящими из интеллектуалов, ярко выраженных индивидуальностей, от которых, как правило, исходит инициатива во всех мудрых социальных проектах. Задача ординарных граждан – развивать инициативы интеллектуалов, тогда можно рассчитывать на социальный прогресс.

Идеи и концепции классических английских либералов, шотландских и французских просветителей были восприняты и развиты Т. Пейном, Дж. Мэдисоном и Т. Джефферсоном.

Дж. Мэдисон видел гражданское общество состоящим из множества социальных, экономических, политических, религиозных, территориальных и иных групп или фракций. Он противопоставляет им социальный, политический и конституционный плюрализм.

Социальная стабильность возможна лишь при условии социального и политического контроля фракций. Т. Пэйн, Дж. Мэдисон, Т. Джефферсон признают приоритет гражданского общества над государством, выступают за минимальную компетенцию правительства, эффективную систему власти, являются пропонентами широкого спектра гражданских и политических свобод «конституционализма», парламентаризма, теории разделения властей, системы сдержек и противовесов, местного самоуправления, но их концепции направлены на защиту интересов высших слоев общества, это элитистские концепции, предусматривающие господство над массами меньшинства сообщества.

Новые либералы – Т. Грин, Дж. Хобсон, Л. Хобхаус, Дж. Дьюи выступали за активное вмешательство государства в экономику и «позитивную» свободу, создающую конъюнктуру для оптимального развития способностей каждого индивида. Органическая теория общества Т. Грина предусматривала гармоничное взаимодействие между личностью и социумом, стремление к общему благу сообщества, приоритет прав и свобод человека и гражданина. Новый либерализм был направлен на оправдание рыночной экономики, заставляя ее работать более справедливо и являлся попыткой рационализации капитализма, а не его замещения. Социальный либерализм способствовал реализации реформ, направленных на демократизацию западного социума, снял социальную напряженность и создал необходимую конъюнктуру для эволюционного общественного развития.

Неолиберальным концепциям открытого, справедливого, хорошо организованного общества свойственна апология рационального социального устройства, индивидуальной «негативной» атомической свободы и прав человека, плюрализм мнений, ценностей, культур, процедурный подход к демократии.