Западный фронт (ЗапОВО)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Западный фронт (ЗапОВО)

Согласно донесению уполномоченного 3-го отдела 10-й смешанной авиадивизии Леонова от 27 июня, «в 12 часов ночи 22 июня 1941 г. со стороны Германии в районе Бреста (крепости и полигона) были даны германскими военными частями сигналы ракетами: красного, белого и зеленого цвета.

Я впервые сталкиваюсь с информацией о сигнальных немецких ракетах вечером 21 июня 1941 г. И не могу расценить их иначе, как сигнал советским войскам – мол, готовьтесь, начинаем. Но это же бред, ведь нападение немцев было внезапным. Прочтите следующую фразу, написанную особистом через 5 дней после 22 июня 1941 г., тогда, возможно, это предположение покажется вам не столь уж бредовым.

Начсостав и члены их семей в крепости считали, что происходит учение германских войск, никаких мер предосторожности командованием Брестского гарнизона предпринято не было.

Командиры и члены их семей думали, что это учение в германской армии проводится так же, как и в нашей армии, которое предполагалось якобы провести в 20-х числах сего месяца.

Вполне вероятно, что намечавшиеся в одно время с двух сторон границы учения могли быть совместными, а значит, и наши, и немецкие войска могли перебрасываться через границу. Тогда вполне возможна подача световых сигналов.

После сигналов на стороне противника в 1–2 часа ночи в городе Бресте была нарушена всякая связь, видимо диверсантской группой».

[С. 49]

А это тоже большой вопрос: как это удалось диверсантам почти на целый день 22 июня 1941 г. прервать все виды связи в нашей армии, включая проводную и радио, в том числе международную из Москвы, ибо в военном дневнике начальника генштаба сухопутных войск генерала Гальдера за 22 июня имеется такая запись: «12.00 – поступили сведения о том, что русские восстановили свою международную радиосвязь, прерванную сегодня утром. Они обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел». Кстати, кое-где к 12 часам дня, а в основном к вечеру 22 июня многие виды связи были восстановлены.

Согласно спецсообщению 3-го Управления НКО № 36701 от 5 июля, «3-й отдел Западного фронта сообщил ряд фактов, оказавших отрицательное влияние на ход боевых операций наших войск в первые дни войны на Западном фронте.

Военный Совет Западного Особого военного округа, командование армий и отдельных воинских соединений в подготовке частей к боевым действиям с противником проявили неорганизованность.

Части округа к началу военных действий не были полностью обеспечены материальной частью, вооружением, боеприпасами, питанием и другими видами снабжения.

21 июня командующий 3-й армии Кузнецов вместе с генерал-лейтенантом из Генерального штаба Красной Армии Карбышевым смотрели части, расположенные на границе. Заместитель командира артполка 56-й стрелковой дивизии майор Дюрба доложил, что происходит большая концентрация немецких войск на границе, что наши укрепленные точки боеприпасами не обеспечены и в случае нападения окажутся небоеспособными. На этот доклад Дюрба Кузнецов ответил: “Ничего страшного нет и не может быть”. Никаких мер к обеспечению точек боеприпасами Кузнецов не принял. После вторжения фашистских войск Дюрба среди комначсостава заявил: “Кузнецов и командование 3-й армии нас продали”».

[С. 52]

Несмотря на столь жесткую оценку 3-го Управления НКО, генерал-лейтенант В. И. Кузнецов никак не был наказан, более того, 25. 05. 43 г. ему было присвоено звание генерал-полковника, а в 1945 г. – звание Героя Советского Союза. Из чего можно предположить, что 21 июня 1941 г. он высказывал не свою точку зрения, а самого Сталина. Возможно, и Карбышев в точности выполнил указания вождя, недаром из нескольких геройски погибших в немецком плену советских генералов Героем Советского Союза стал один он.

444-й тяжелый корпусной артполк, находившийся на границе, боеприпасов не имел (видно, тоже готовился к погрузке или переходу границы своим ходом для погрузки в составы на немецкой железнодорожной станции. – А. О.), в то время как боеприпасов на складах Гродно и Лида было достаточно <…>

Части 38-й танковой дивизии 23 июня вышли в направлении гор. Барановичи не обеспеченными материальной частью, боеприпасами и оружием, в частности, мотострелковый полк вышел без артиллерии, которая был сдана в ремонт.

127-й отдельный саперный батальон 4-го стрелкового корпуса к началу военных действий имел только 30 винтовок. Батальон потерял до 70 % личного состава <…>

Воинские соединения 4-й армии на 26 июня противником были разбиты. Для отражения натиска противника и для поддержки действий стрелковых частей 4-я армия авиации и танков не имела. Артиллерия была уничтожена противником.

Управление войсками со стороны руководящих штабов с началом военных действий было неудовлетворительным.

В связи с частыми бомбардировками гор. Минска штаб ЗапОВО из города эвакуировался в лес, в район Уручья. Эвакуация отделов штаба проходила беспорядочно, работники штаба группами по 20–30 человек в течение 10 часов и больше разыскивали новое дислоцирование штаба. Руководящие работники отделов вместо организации эвакуации занялись вывозом своих семей из города, допустив панику и растерянность.

Из-за отсутствия связи с частями Артснабжение округа не знало расхода и потребности боеприпасов в действующих частях, в результате не обеспечивало их боеприпасами (это возможно лишь в случае временного расположения войск и их подготовки к последующей транспортировке. – А. О.).

22—23 июня Артснабжение округа должно было отправить действующим армиям 3 эшелона боеприпасов (боеприпасы хранятся в эшелонах только в случае, если армия в других эшелонах готовится куда-то ехать! – А. О.), но по вине работников Артснабжения боеприпасы отправлены не были <…>

[С. 53–54]

…Противник с провокационными целями пользуется нашим кодом 16 ч. РАП (?). Получены две телеграммы провокационного характера без адреса и подписи, зашифрованные указанным кодом.

Интересно, почему не излагается содержание провокационных телеграмм? А вдруг потому, что в них говорится о советско-германских действиях по совместной транспортировке – проходах в границе для перехода ее соединениями и частями своим ходом и погрузке на ближайших железнодорожных станциях; о графике движения не перегружаемых на границе железнодорожных эшелонов с личным составом, техникой, боеприпасами, горючим; о перелетах авиасоединений с обеих сторон и выделенных для их посадки аэродромах.

Генеральный штаб дал распоряжение о замене кода 16 ч. РАП» (неужели для общения на время Великой транспортной операции НКО по команде сверху передал немцам коды для общения по срочным возникающим вопросам? – А. О.)

Как указывалось в спецсообщении 3-го Управления НКО № 4/37175 от 8 июля, «по сообщению 3-го отдела Западного фронта по состоянию на 1 июля имелись следующие существенные недочеты.

Отсутствовало достаточное количество артснарядов и других боеприпасов.

Снабжение частей фронта боеприпасами с начала военных действий проходило с большими перебоями.

Со стороны Артуправления фронта в лице генерал-лейтенанта Клич действенных мер к упорядочению обеспечения частей боеприпасами не принималось.

Имеющиеся в 28-м стрелковом корпусе снаряды в боевую готовность приведены не были (недовернуты взрыватели); большинство поступивших в части мин не имели взрывателей (они ведь готовились не к немедленным боевым действиям, а к транспортировке! – А. О.) <…>

…56-я стрелковая дивизия к бою подготовлена не была – минометный взвод не имел мин, полковая школа 37-го стрелкового корпуса не имела винтовок и патронов. Части дивизии вступили в бой с оружием и боеприпасами мирного времени.

27-я стрелковая дивизия была введена в бой тоже неподготовленной – не хватало снарядов и патронов.

Находившиеся на границе передовые части вооружением и боеприпасами обеспечены не были, в результате при первом появлении противника бежали, создавая панику в основных частях 3-й армии.

Снабжение частей 85-й стрелковой дивизии горючим, боеприпасами и продовольствием было поставлено исключительно плохо <…>

24-й отдельный минометный батальон к началу военных действий винтовками был обеспечен наполовину, гранат и мин не имел вовсе <…>

Из 12 имевшихся в округе складов с боеприпасами уничтожено путем взрыва 6, что составляет 24,5 % общего запаса <…>

Завезенные 26 июня снаряды оказались без взрывателей. Часть 3-й армии в районе Молодечно – Крулевщины боеприпасов не имели.

Находящийся в районе Барановичи и оторванный от фронта 6-й мехкорпус боеприпасами обеспечен не был.

С начала военных действий в работе отдела ВОСО наблюдается большая нечеткость.

При отправлении транспорта с боеприпасами нумерация и станция отправления транспорта зачастую отсутствовала, что приводило к срыву своевременной подачи боеприпасов на линии фронта.

Управление Военных сообщений Красной Армии не сообщало номера отправляемых с центрального склада эшелонов с боеприпасами <…>

Снабжение частей фронта горюче-смазочными материалами проходило крайне неорганизованно <…>

[С. 55–57]

…13 июля 1941 г., выйдя из окружения, начальник 3-го отдела 10-й армии полковой комиссар Лось направил на имя начальника 3-го Управления НКО рапорт, в котором писал: “Согласно Вашего приказания докладываю обстановку, в которой начались события и их развитие. 21 июня в 24 часа мне позвонил член Военного Совета и просил прийти в штаб. Прибыв в штаб армии, командующий 10-й армией генерал-майор Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряженная и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений не отходя от аппарата.

В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.

Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по «ВЧ» и приказал привести войска в полную боевую готовность и сказал, что подробности сообщит шифром. В соответствии с этим были даны указания всем командирам частей. Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи (никаких подтверждений этого не приводится, так что это не более чем предположение, объясняющее отсутствие связи или запрет пользования ею. – А. О.).

К 10–11 часам утра шифровка прибыла (как же она прибыла, если были «выведены все средства связи»? – А. О.), точного содержания ее сейчас не помню, но хорошо помню, что в ней говорилось привести войска в боевую готовность, не поддаваться на провокации и государственную границу не переходить. К этому времени уже войска противника углубились в нашу территорию местами на 5—10 км. Шифровку подписали – Павлов, Фоминых, Климовских (почему-то Лось забыл, что в этой шифровке было еще две подписи – наркома Тимошенко и начальника Генштаба Жукова. Или их не было? – А. О.). <…>

В 8 часов утра командный пункт переместился близ дер. Старосельцы в лес, что северо-западнее Белостока в 5 км. Сразу же командованием были приняты меры к установлению связи между соединениями, и уже к 12 часам связь с ними была восстановлена делегатами. Радиосвязь была восстановлена к исходу 22 числа как с округом, так и со всеми соединениями. Проволокой же связи во время действий армии не восстановлено.

Ну как диверсанты могут одновременно нарушить всю радиосвязь? Только забив ее радиопомехами. Но, во-первых, об этом нет нигде ни единого упоминания, а во-вторых, это создало бы серьезные проблемы и для радиосвязи немцев. Скорее всего, просто была команда сверху, запрещающая 22 июня советским войскам пользоваться радиосвязью – очевидно, тоже для того, чтобы не было провокации, а потом в конце дня ее отменили и радиосвязь заработала.

22 и 23 числа все части вели усиленные боевые действия против противника. В отдельных местах (86-я, 113-я стрелковые дивизии) переходили в контрнаступление. К вечеру 22 числа, не помню сейчас от кого, то ли от заместителя командующего ЗапОВО Болдина лично, то ли из штаба ЗапОВО, было получено приказание отступить и закрепиться на рубеже реки Нарев (это, кстати, важный элемент водного пути в Польшу и Германию через Августовский канал. – А. О.) <…> В связи с тем, что отступление велось и днем, авиация противника действовала совершенно безнаказанно, так как ни одного нашего самолета не было, бомбили и расстреливали из самолетов отходящие части. Все последующие дни авиация противника совершенно безнаказанно расстреливала бомбами разных калибров и пулеметным огнем самолетов как передовые части, так и все войска армии, не давая нашим войскам поднять голову. Кроме того, наступающие войска противника вели усиленную стрельбу из огнеметов, которых у нас совершенно не было.

Самолеты противника взяли под контроль все шоссейные дороги, расстреливали машины, а впоследствии охотились даже за отдельными людьми, что создало большую панику, и большое количество людей разбежалось, бросая на ходу оружие, материальную часть и боеприпасы.

Шоссе Белосток – Волковыск было забито трупами людей, автомашинами, танками, боеприпасами, и пробраться через него было совершенно невозможно <… >

Положение еще усугублялось и тем, что по распоряжению штаба округа с 15 мая все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артиллерийские полки РГК были собраны в лагеря в двух местах – Червоный Бор (между Ломжей и Замбровым) 22-го полка 10-й армии и Обуз-Лесна артиллерийские полки[70] тыловых дивизий армии и других частей округа (может быть, их готовили к погрузке? – А. О.). Для поднятия этих полков был послан начальник артиллерии армии генерал-майор Барсуков, которому, как он мне рассказывал, удалось в 6 часов утра добраться до полков, разбудить их, поднять по тревоге и направить их в дивизии. Это было уже в то время, когда все пограничные дивизии вели бой с противником…”

Аналогичное положение было также с зенитной артиллерией. Все дивизионы и полки, во всяком случае весь основной начсостав и матчасть, были собраны для прохождения лагерных сборов, в м. Крупки, близ Минска, и до последнего времени в 10-ю армию не вернулись, и их судьба мне неизвестна. Таким образом, соединения, склады, города остались без зенитной артиллерии.

6-й мехкорпус, которым командовал генерал-майор Хацкилевич, был полностью укомплектован новой материальной частью, танками “КВ” и Т-34, держался командованием 10-й армии в резерве и намечался для нанесения контрудара. 22 июня прибыли заместитель комвойсками генерал-лейтенант Болдин, а 23-го маршал Кулик. Оба выехали в 6-й корпус и [он] ими [был] направлен на стык 3-й армии в район Соколки – Кузница, где противнику удалось прорваться. Из подчинения 10-й армии корпус вышел, им командовали Болдин и Кулик. Корпус попал в чрезвычайно тяжелое положение вследствие отсутствия горючего и снарядов. База снабжения горючим была в Волковыске, то есть за 100 с лишним км от корпуса. Были приняты все меры к снабжению горючим, но отправка затруднялась тем, что движение возможно только ночью, то есть в течение 4–5 часов. За это время нужно было расчистить дорогу от пробок после бомбежки <…>

Распространению паники и увеличению беспорядка в тылу способствовало следующее.

В ночь с 22 на 23 июня позорно сбежало все партийное и советское руководство Белостокской области. Все сотрудники органов НКВД и НКГБ во главе с начальниками органов также сбежали. Аналогичное положение имело место почти во всех районных и городских организациях…»

[С. 59–63]

Подводя итоги рассмотрения этого потрясающего документа, хочу отметить, что столь подробного и честного описания наших колоссальных потерь, поражений, беспорядка и сумятицы самых первых дней войны, с упоминанием важнейших фактов и мелких, но не менее важных для понимания происходящего деталей я никогда не видел. Интересно, что хотя армейские контрразведчики говорят обо всех докладываемых ими фактах как о конкретных просчетах, недоработках и ошибках отдельных лиц, случайных совпадениях и успехах противника, нарисованная ими картина первого дня и двух первых недель войны выявляет ряд общих особенностей:

1. В приграничных соединениях и частях не было боеприпасов и горючего, почти везде они хранились на значительном расстоянии от мест расположения частей и соединений (от нескольких десятков до сотен километров) на центральных складах и складах зимних квартир, почему-то часто в железнодорожных эшелонах либо на открытых площадках вблизи железных и автомобильных дорог.

2. Невозможно было быстро перебросить или вывезти в необходимом направлении боеприпасы и горючее, продовольствие и пр., в результате чего огромные их запасы уничтожались при отступлении или доставались врагу.

В самом полном источнике статистических данных о начале войны [56, c. 164] указаны (в тысячах вагонов) следующие потери первого месяца войны:

артсклады: 25 из 69 (41 %)

продовольствие: 30 из 52 (52 %)

вещевые склады: 10 из 16 (60 %)

ГСМ: 73 из 138 (53 %)

медицинские склады: 3 из 8 (38 %).

Конечно, большая часть захваченного находилась не в вагонах, а на складах и открытых площадках, а часть была уничтожена при отступлении, но все равно врагу достались фантастические трофеи.

3. Все происходящее в последние предвоенные дни по обе стороны границы объяснялось подготовкой к большим совместным учениям (свидетельством чему, в частности, является вывод к границе наших частей и соединений без боеприпасов и горючего, но с учебными пособиями).

4. Артиллерийские части были сосредоточены отдельно от пехотных в летних лагерях или на полигонах, что препятствовало их нормальному взаимодействию в первый день войны.

5. Зенитное прикрытие частей, аэродромов, железнодорожных узлов и других важнейших объектов оказалось слабым из-за нехватки зенитных орудий и пулеметов, отсутствия снарядов или наличия снарядов другого калибра и т. п., был даже прямой запрет сбивать пролетающие самолеты противника в первый день войны.

6. Боеспособность советской авиации была снижена в результате отправки в увольнение летчиков 21–22 июня, а также отсутствия необходимых боеприпасов. Есть информация из разных источников о проведении в эти дни регламентных работ на самолетах и демонтаже с некоторых из них пушек и пулеметов.

7. Наши летчики и зенитчики не могли отличить свои самолеты от немецких (или их этому не учили во избежание «провокации»?); у границы оказалось огромное количество никому неизвестных авиасоединений и частей, подчиненных Главному Командованию; в предвоенный период над расположением наших войск постоянно безнаказанно кружили немецкие самолеты; на наших военных аэродромах разрешалось приземляться немецким гражданским самолетам; вполне возможно, 20–21 июня в небе появлялись немецкие и советские самолеты с перекрашенными опознавательными знаками – все это стало в первые дни войны причиной того, что бомбардировщики со звездами на крыльях атаковались истребителями с такими же звездами. Не исключаю, что некоторые самолеты со звездами были немецкими (выше был приведен случай жестокой бомбардировки краснозвездными самолетами колонны советской пехоты, двигающейся к границе).

8. Повсеместно 22 июня была нарушена связь между управлениями и штабами, соединениями и частями, частично она была восстановлена к 12.00 (к началу выступления Молотова по радио), а в основном – к концу дня. Вполне возможно, что связь была прервана не диверсантами, а отключена повсеместно по указанию наркома обороны, «чтобы не допустить провокации», а также чтобы раньше времени не прошло сообщение о начале войны во избежание паники среди населения и несанкционированных руководством боевых действий.

9. Многочисленные случаи неожиданного появления немцев в тылу наших войск вызывали панику. Как правило, это объяснялось высадкой немецких воздушных десантников, хотя, по мнению руководства 3-го Управления НКО, никаких немецких десантов в наш тыл не было и никаких подтверждений их высадки не обнаружено. Похоже, что после высадки немецкого воздушного десанта на о. Крит, Гитлер запретил использовать элитные десантные войска во фронтовых операциях. Так что скорее это могли быть немецкие части из составов, пересекших 20–21 июня советскую границу по договоренности, которым после начала боевых действий самолетами доставили и сбросили на парашютах боеприпасы и горючее.

10. От представителей высшего, окружного и армейского командования 21 июня 1941 г. поступали непонятные и успокаивающие распоряжения, например: «вновь собрать выданные бойцам патроны», «разминировать заминированные участки перед границей», «вернуть направляемые в эвакуацию семьи командиров», «ничего страшного быть не может», «у вас от страха расширяются глаза» и т. п.

11. Отмечены случаи странного поведения немцев:

– в первый день войны все сбитые немецкие летчики были одеты не в военную форму – под летным комбинезоном у них были костюмы летчиков немецкой гражданской авиации, что косвенно подтверждает мое предположение об осуществлении транспортной операции; видимо, немецкие летчики одевались так на случай неожиданностей и вынужденных посадок;

– известен случай, когда в районе Бреста 21 июня в 24.00 немецкие части дали сигналы тремя осветительными ракетами разного цвета (возможно, это был условный знак советской стороне в рамках совместной транспортной операции);

– в ЗапОВО были получены две телеграммы провокационного характера без адресата и подписи, зашифрованные кодом Генштаба Красной Армии; в округе сочли, что их отправил противник, и, очевидно, сообщили об этом в Генштаб, который дал распоряжение о замене кода. Здесь возможны три варианта объяснения:

– немцы похитили или «взломали» код Генштаба, что маловероятно;

– немцам был выдан код для общения по вопросам совместной транспортной операции, они отправили два сообщения, но их по какой-то причине принял человек, не информированный о совместных действиях;

– эти шифровки поступили из Генштаба, но, поскольку их по ошибке принял неинформированный человек, они показались ему провокационными немецкими шифровками, из-за чего был поднят шум, и, чтобы положить конец скандалу, Генштаб дал команду сменить код.

Все перечисленные выше особенности обстановки в различных военных округах в первые дни войны косвенно подтверждают гипотезу о начале Великой Отечественной войны, впервые изложенную мной в книге «Великая тайна…», поскольку только она позволяет объяснить многие странности первых дней войны тем, что нашу армию готовили не к обороне от нападения немецких войск и не к удару по ним, а к совместной с ними транспортной операции для последующих боевых действий против Британской Империи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.