Глава 8 Упадок средневековой конницы и возрождение пехоты, 1302 – 1494 гг.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

Упадок средневековой конницы и возрождение пехоты, 1302 – 1494 гг.

В предыдущей главе я рассмотрел кульминацию развития тактики средневековой конницы в XIII веке и причины ее упадка. В этой главе я прослежу действие этих причин и подъем в развитии пехоты. Несмотря на значительную роль, которую играл длинный лук, и на то, что всадники в сражениях имели обыкновение часто спешиваться, я буду рассматривать Столетнюю войну скорее как этап в упадке конницы, чем выход на передний план пехоты. Настоящая пехота, способная сыграть главную роль в наступательной операции, вновь появляется на исторической арене вместе со швейцарскими копейщиками. Рассказ о подъеме швейцарской пехоты будет кратким, она особенно проявила себя в XIV и XV веках. Закончу я рассказом о фортификационных сооружениях позднего Средневековья и становлении огнестрельного оружия, прежде всего артиллерии.

В то время как безрассудное презрение французской знати к своим собственным пехотинцам (а на самом деле ко всем пехотинцам) нарастало, англичане создали новое оружие для пехоты, длинный лук, и испытали его в войнах с шотландцами.

Длинный лук стал основным стрелковым оружием пехоты этого времени. Являясь усовершенствованной моделью простого короткого лука, он тем не менее соперничал с арбалетом, превосходя его в скорострельности. Что касается дальности стрельбы, то современные эксперименты доказывают, что точную стрельбу можно было вести на расстояние около 220 м по девятифутовой (2 м 74 см) мишени с диаметром «яблочка» 46 см. Ведя стрельбу под большим углом, хороший лучник мог выпустить стрелу на расстояние 275 или даже 320 м. Есть достоверные сведения о том, что в 1795 году один турецкий дипломат в Англии выстрелил на расстояние 482 ярда (440 м 74 см).

Длинный лук был изобретением уроженцев Уэльса. Еще во время осады Абергавенни стрелы валлийцев пробивали дубовые доски толщиной 10 см. В ту военную кампанию рыцаря убивала стрела, которая пробивала полу его кольчуги, затем кольчужные штаны, потом пронзала ему бедро и, наконец, впивалась в бок его коня. И все же этот лук медленно завоевывал всеобщее одобрение, так как мы видим, что еще в 1281 году арбалетчики в Англии по-прежнему получают жалованье в два раза большее, чем лучники.

Я уже говорил, что тактика использования длинного лука была разработана против шотландцев. Сила шотландской армии состояла в ее копьеносцах, построенных в плотные, глубоко эшелонированные боевые порядки. Бедность не позволяла шотландцам иметь доспехи, а также тормозила рост численности их конницы. Та конница, которая у них имелась, была хорошо обученной. Шотландские лучники были малочисленны и не особенно искусны. (В 1297 г. шотландцы разбили англичан при Стерлинге. – Ред.)

Ряд сражений, главным из которых было сражение при Фолкерке (1298), повторили урок сражения при Гастингсе, показав, что, достигнув превосходства в стрелковой мощи благодаря своей пехоте, конница могла уничтожить армию, состоявшую из одной лишь пехоты. Величайшая для англичан катастрофа при Баннокберне (1314) показала, что, если не поддерживать превосходство в огневой мощи, кавалерийские атаки на неподвижно стоящих шотландских копейщиков более чем бесполезны.

Сражение при Баннокберне было более масштабным, нежели сражение при Куртре двенадцатью годами ранее, и приказ, приведший к проигрышу, хоть и был плох, все же не был столь гнусным, как в более раннем сражении. Поэтому сражение при Баннокберне характеризует более продвинутый этап развития пехоты и заслуживает описания.

Шотландцы в 1314 году снова защищались во время осады ими Стерлинга, главного стратегического пункта Шотландии, куда позже подошла армия английского короля Эду арда II (примерно 20 тысяч, в том числе 2 тысячи тяжелой коннцицы). Шотландцы Брюса, провозглашенного в 1306 году королем (около 5 тысяч копейщиков, 500 конников, совсем немного лучников), заняли оборонительную позицию, прикрыв свои фланги лесистой и болотистой местностью. Перед фронтом своей позиции они вырыли рубеж из небольших скрытых ям, которые должны были стать ловушками для лошадей англичан. Конница англичан, наступавшая без соответствующей поддержки лучников, была, разумеется, отбита и понесла большие потери. На протяжении всего сражения английские лучники использовались главным образом в рискованной стрельбе по ведению огня поверх голов, благодаря чему несколько шотландцев получили ранение в грудь, зато многие соотечественники-англичане – в спины (от своих). Единственная попытка английских лучников начать стрельбу с фланга была быстро пресечена атакой нескольких сот легковооруженных шотландских конников, и вся английская армия в конце концов при натиске шотландцев рассыпалась на части и обратилась в бегство, но почти вся была уничтожена.

После Баннокберна такие сражения, как Халидон-Хилл (1333), показали англичанам, что они могут вести успешные оборонительные действия даже против превосходящих сил шотландцев благодаря тому, что вооруженные всадники спешиваются и получают поддержку от своих лучников. Как и в тех случаях, которые мы рассматриваем, пешая армия, стоящая в плотном боевом порядке, прочно уперев толстые концы копий в землю, обычно могла противостоять армии гораздо большей численности, которая должна была взломать ее ряды, двигаясь вперед прямо на «удары копьями». Тем временем лучники сумели наносить наступающим тяжелые потери. Когда шотландцы откатывались назад, всадники, снова вскочив в седло, контратаковали.

Лишь после полувека использования англичанами длинного лука против шотландцев король Эдуард III в 1346 году вторгся во Францию и начал военную кампанию, закончившуюся битвой при Креси.

Эдуард III имел некоторые права на французскую корону. (В 1328 г. династия Капетингов (по прямой линии) прекратилась, так как ни один из сыновей Филиппа IV не оставил после себя мужского потомства. Поэтому французские феодалы избрали на королевский престол представителя новой династии – Валуа, младшей линии рода Капетингов. Вот тогда Эдуард III, внук Филиппа IV по материнской линии, и предъявил свои притязания на французский трон. – Ред.) На протяжении Средних веков – даже в период упадка – беззаконный захват земель был немыслим среди христиан – всегда нужны были обоснования. Притязания Эдуарда III не признавались большинством французов, за исключением тех, что населяли юго-запад Франции, которая принадлежала Плантагенетам на протяжении двухсот лет. Тем не менее притязания Эдуарда III послужили предлогом для развязывания самой длительной в истории войны – Столетней войны 1337 – 1453 годов.

Задача, стоявшая перед Эдуардом III, была непростой. Франция была более богатой и населенной страной, чем Англия, так что даже при равных транспортных условиях французы могли выставить на поле боя более многочисленную армию. К тому же условия не были равными, поскольку английскую армию нужно было везти на кораблях по морю, то есть через Ла-Манш. Вопрос о наборе в армию добровольцев, как во времена Вильгельма Завоевателя, не стоял. Времена изменились, и солдатам нужно было платить. С финансовой точки зрения было невозможно перевезти и содержать армию, которая была бы даже приблизительно равной по численности французской, с которой ей предстояло сразиться.

В такой ситуации было ясно, что Эдуард III должен постараться компенсировать качеством то, чего ему недоставало в количественном отношении. Поэтому в 1346 году он начал применять новый метод набора в армию – контрактную систему. В предыдущей главе читатель уже отметил возросшую роль, которую играли наемные солдаты. Теперь Эдуард III стремился соединить преимущества войск, состоящих из добровольцев, получающих жалованье, с изначальной лояльностью феодальных армий. Он сделал это, заключив контракт с некоторыми своими подданными о наборе для него войск: подрядчик должен был командовать своим подразделением, содержать его в боевой готовности в течение определенного времени, а за это – получать оговоренную сумму из королевской казны. В правовой теории все это не имело никакой связи с феодальными обязательствами. На практике подрядчиками являлись главным образом крупные вассалы короля, а их солдаты (особенно на этом раннем этапе развития контрактной системы) были самыми воинственными и безрассудно смелыми людьми из числа их собственных вассалов.

Благодаря этой контрактной системе Эдуард III собрал войско численностью 6 или 7 тысяч тяжеловооруженных всадников плюс около 10 тысяч лучников и 3 или 4 тысячи человек валлийской пехоты. Если добавить к этим цифрам сквайров и вооруженную прислугу всадников, то мы получим в общем итоге цифру приблизительно 35 тысяч человек. Обслуживающие подразделения, то есть кузнецы, оружейники и т. д., имели свою четкую организацию; к тому же в армии имелось пять небольших пушек.

Очевидно, такая армия была недостаточно велика, чтобы завоевать Францию. Имея на вооружении мощный длинный лук и учитывая недостаточную дисциплину и организованность в армии французов (что показало сражение при Куртре), у Эдуарда III по-прежнему был выбор: либо попытаться закрепиться на плацдарме на французском берегу, либо совершить большой рейд в глубь страны. Ввиду того что Эдуарду была свойственна театральность периода средневекового упадка, он принял решение в пользу вторжения в глубь страны. Высадившись на побережье Ла-Манша, он мог ослабить давление французов на свои земли на юго-западе Франции (в 1337 г. Англии еще принадлежали Сентонж, запад Гюйени и Гаскони – то есть широкая приморская полоса от Рошфора до Байонны и испанской (тогда здесь было королевство Наварра) границы. С точки зрения стратегии в этом что-то было. Он мог награбить достаточное количество добра и получить немало денег на выкупах, чтобы его военная экспедиция оправдала себя; во всяком случае, он получил бы шанс совершить рыцарские подвиги. (В начале войны английские войска совершили два похода на континент на северо-восток Франции. В 1339 г. англичане пытались овладеть крепостью Камбре в Артуа. Крепость взять не удалось, зато удалось заключить договор с фламандцами против французов. В 1340 г. англичане организовали второй поход в этот же район и осадили крепость Турне. Одновременно английский флот разгромил французский флот (усиленный генуэзцами) при Слейсе в устье Шельды. Однако крепость Турне выстояла. Эдуард III вынужден был снять осаду и заключить перемирие до 1346 г. – Ред.)

Даже простая цель, совершение вторжения, не преследовалась им активно или разумно. Высадившись неподалеку от мыса Аг (Ла-Хог) на полуострове Котантен в Нормандии 12 июля, Эдуард III стал медленно продвигаться на восток через эту богатую провинцию, пока 7 августа не был остановлен у Сены. Красноречивым примечанием к притязаниям Эдуарда III на французскую корону является то, что по мере своего продвижения он грабил города и опустошал все направо и налево. Тем временем в Париже медленно собирались крупные силы французов. Особенно французское командование хотело дождаться прибытия войск, которые ранее воевали с англичанами во владениях Эдуарда III на юго-западе Франции (где также были высажены английские войска). Таким образом, никакая боевая армия серьезно не препятствовала поначалу его медленному продвижению на восток. Французы уничтожили мосты через реки Сена и Сомма и заставили англичан совершать обходное движение.

С 7 по 25 августа целью Эдуарда III было ускользнуть. Он любой ценой должен был избежать сражения с численно превосходившей его армией французов, пока у него не будет свободного пути отхода. Никакое место на нормандском побережье не годилось, так как он уже отправил свой флот домой. Таким образом, ему нужно было обязательно форсировать Сену и Сомму и отступать во Фландрию.

Единственный мост, расположенный по течению реки ниже Эльбефа, находился у Руана, крупного города, который был слишком грозен, чтобы на него нападать. Поэтому Эдуарду III необходимо было двигаться вверх по течению, выискивая возможность переправиться на другой берег и все время перемещаясь все ближе к собирающейся в Париже французской армии. Это была отчаянная игра, которая вполне могла закончиться катастрофой, так как все мосты были разрушены. И не раньше, чем Эдуард III дошел до города Пуаси, расположенного более чем в 80 км вверх по течению реки от Эльбефа и всего лишь в 21 км напрямую от Парижа, он обнаружил не до конца разрушенный мост, который его мастера (инженеры, как сказали бы мы) смогли починить. 15 августа Эдуард III перешел через реку.

Поход на Креси

Пока англичане были на переправе, они получили формальный вызов от французского короля, который приглашал их сразиться под Парижем. Эдуард III отправил сообщение, что будет сражаться южнее, а затем спешно направил свою армию на север форсированными маршами и в результате этой уловки выиграл полтора дня.

Даже при таких обстоятельствах переправа через Сену не дала ему безопасности, так как вскоре он оказался прижатым к реке Сомме, а большая французская армия (по численности она ненамного превышала английское войско, но рыцарей в нем было больше. – Ред.) наседала ему на пятки. Только второй, еще более замечательный, счастливый случай помог его армии переправиться через Сомму у устья этой реки 24 августа. При этом он потерял свой обоз и награбленную добычу. Получив, наконец, свободный путь к отступлению в направлении Па-де-Кале, 26 августа Эдуард III развернул свое войско на удобной позиции и стал ждать наступления французов.

После такого бессистемного военного похода можно с облегчением считать проведение англичанами самого сражения блестящим. Во-первых, Эдуард III выбрал хорошую позицию. Позиция англичан растянулась почти на 1500 м на продолговатой высоте, которая имела пологий скат в сторону противника. Крутой обрыв и густой лес надежно обеспечивали правый фланг. Для обхода левого фланга потребовался бы фланговый марш, что было невыполнимо для рыцарского войска. Английский король приказал своим рыцарям спешиться и отправить своих лошадей за обратный скат – в обоз. Спешенные рыцари должны были служить опорой для лучников, и поэтому в боевом порядке стояли с последними, чередуясь. Группы лучников (всего 7 тысяч) построились в шахматном порядке в пять шеренг, чтобы вторая шеренга могла стрелять в интервалы между стрелками первой шеренги. Третья, четвертая и пятая шеренги являлись линиями поддержки первых двух шеренг. Французское войско под командованием короля Филиппа VI перед боем ночевало у Абвиля в 20 км от расположения англичан. Утром 26 августа шел сильный дождь, но французы продолжали марш. В 15 часов Филипп VI получил донесение, что англичане находятся в боевом порядке у Креси и готовятся дать бой. Французский король, учитывая усталость войска, совершившего длительный марш под дождем, хотел отложить атаку противника до следующего дня. Но французские рыцари рвались в бой и уже по своей инициативе продвинулись вперед. Тогда Филипп VI, видя, что их не остановить, приказал выдвинуть вперед 6 тысяч арбалетчиков, чтобы под прикрытием их стрельбы развернуть рыцарскую конницу для атаки. Однако арбалеты (прежде всего тетивы) французских арбалетчиков отсырели под дождем, и под обстрелом английских лучников арбалетчики понесли большие потери и начали отступать. Филипп VI приказал рубить отступавших. Затем группы французских рыцарей, потоптав многих из уцелевших арбалетчиков, двинулись вперед.

На уставших лошадях, по грязному полю, да еще в гору рыцари двигались медленно, что благоприятствовало стрельбе английских лучников (при Креси английские лучники выпускали от 10 до 12 стрел в минуту, тогда как стоявшие на службе у французов генуэзские арбалетчики 3 – 4 стрелы в минуту).

Битва при Креси

Начало боя напоминало начала боя при Куртре в 1302 году. Земля хоть и не была болотистой или изрезанной канавами, как у Куртре, но была скользкой и вязкой от сильного летнего ливня. Фронт атаки рыцарей был с самого начала неровный, а наезд на несчастных генуэзцев спутал его еще больше. Даже при самых благоприятных обстоятельствах тяжелые кони в XIV веке, обремененные, помимо рыцарей в полном вооружении (110 – 140 кг и больше), 140 фунтами (63,4 кг) железа, не могли быстро преодолеть полосу размокшей земли. Их предшественники в XII и XIII веках имели значительную примесь крови арабских скакунов и носили на себе всадников, отягощенных лишь стегаными куртками и сравнительно легкими кольчугами. К тому же еще ни одна армия на континенте до этого не сталкивалась с такой мощью стрельбы. Многие кони падали, а люди иногда получали ранения в стыки доспехов. Некоторые рыцари могли получать ранения и через пробитые доспехи. Позднее в ходе сражения сам король Франции был легко ранен в шею стрелой. Небольшие пушки (бомбарды) англичан добавили суматохи , 15 или 16 стихийных атак не сломили сопротивления англичан. Большая часть этих атак стихийно была направлена на правый фланг англичан, где французам удалось несколько потеснить противника. Но Эдуард из центра направил 20 рыцарей на усиление правого фланга, и это позволило восстановить здесь положение и отразить атаки французов. Когда поражение французского войска стало очевидным, Филипп VI со свитой ускакал с поля боя, и французское войско в беспорядке отступило, потеряв убитыми 1500 только рыцарей. Эдуард III запретил вести преследование противника, так как меньшие числом английские рыцари были сильны только во взаимодействии с лучниками. Эдуард продолжил свое прерванное отступление к Кале и 11 месяцев осаждал этот город, пока не взял его. (Филипп VI пытался деблокировать осажденную крепость, но англичане увеличили свое войско до 32 тысяч человек, и французское командование не решилось атаковать англичан.) Это был единственный долговременный итог кампании.

В 1356 году, спустя десять лет после сражения при Креси, поход на Пуатье во многом повторил черты сражения, состоявшегося в 1346 году у Креси. Каждому из этих сражений предшествовало отступление английского войска после того, как оно провело наступательные действия, грабя и разоряя земли Франции. Когда же французы собирали большое войско, англичане поспешно отступали перед превосходящими (при Креси – в рыцарской коннице) силами французов, а затем наносили французам поражение в ходе умелого оборонительного боя и, после Креси, продолжали свое прерванное отступление.

Командующим войском в сражении при Пуатье был Эдуард Черный принц, сын Эдуарда III. Как и его отец, он был хорошим тактиком, но ему не хватало умения планировать военную операцию. В отличие от Эдуарда III он был упрямым, иногда тратил бесценное время, сидя на одном месте, иногда требовал от своих людей совершить такой длинный марш-бросок, что они потом отлеживались несколько дней.

Принц обосновался в Гаскони – в провинции, расположенной между Гаронной и Пиренеями, население которой было в основном предано Плантагенетам. Его войско было небольшим, больше, чем 10, но меньше, вероятно, чем 13 ты сяч человек. У него было до 1800 рыцарей, 2 тысячи лучников и несколько тысяч копейщиков, передвигались верхом на лошадях, и 1 тысяча легковооруженной пехоты. Французские войска, которые были позднее мобилизованы для сражения с ним, были гораздо малочисленнее, чем в сражении при Креси. Мы можем предположить, что «черная смерть», чума – ужасный мор, который пронесся по Европе в 1346 – 1351 годах, так потрясла экономику в то время, что собирать большие армии стало трудно.

Со своим небольшим войском принц Эдуард выступил из Бержерака. На протяжении августа он двигался на север через Лимузен и Берри, грабя по дороге окрестности. Он поддерживал скорость приблизительно 16 км в день, и даже такой темп продвижения вперед был частью его строгого метода перемещения. Достигнув Вьерзона на реке Шер 28 августа, он вскоре повернул на запад. В тот же день, что, разумеется, было неизвестно принцу, король Франции Иоанн прибыл в город Шартр и начал стягивать туда войска.

Вскоре после ухода из Вьерзона Черный принц совершил свое единственное за эту кампанию нападение на укрепленный город. Это был Роморантен («Ромо», как называли его наши американские летчики во Франции в 1918 г.), где крепость удерживал отряд французов.

Англо-гасконская армия действовала на вражеской территории в 300 с лишним километров от мест своего базирования. С самого начала ее командующий понимал, что рано или поздно он будет атакован превосходящими силами противника. Тем не менее, узнав о подходе французского войска, Черный принц, бросив Роморантен, вместо того чтобы повернуть на юг, предпочел повернуть на запад. Возможно, он надеялся переправиться через Луару и присоединиться к армии Плантагенета, осуществлявшей боевые действия севернее этой реки. Но ему донесли, что мосты отрезаны. Он должен был знать о том, что уровень воды в реке будет слишком высоким, чтобы было возможно перейти ее вброд. Понять поведение Черного принца трудно, ведь он нацелился на Тур, слишком большой и хорошо укрепленный город, чтобы планировать напасть на него. Хуже всего то, что, когда пять из его каждодневных 16-километровых переходов привели его 8 сентября из Роморантена к Туру, он просто встал лагерем пред городом и ничего не предпринимал до 11-го числа.

Тем временем, хотя Эдуард и не знал об этом, каждый час усиливал опасность для него. Когда он достиг Тура, Иоанн переправлялся через Луару у Блуа, а другой отряд французов готовился переправиться через нее у самого Тура.

Когда, наконец, 11 сентября принц узнал об опасности, он немедленно начал двигаться форсированными маршами на юг. В начавшейся гонке у него было преимущество – небольшая величина его войска. С другой стороны, против него был тот факт, что он предпочел держаться вместе с обозом повозок, груженных награбленным во время его рейда добром, а также то, что сравнительно легко вести разведку во время продвижения вперед и трудно вести ее в своем тылу во время отступления. Англичане и гасконцы передвигались быстро, но французы делали это быстрее. Вечером 13 сентября преследуемые достигли Декарта, а их преследователи вошли в Лош, расположенный на расстоянии менее 20 км. 14-го принц прошел около 20 км и достиг Шательро, но и король прошел 20 км и переночевал в Декарте.

В этот момент, когда лишь 20 км отделяли его от врага, принц вообразил, что оторвался от погони. Он, соответственно, просидел в Шательро полных два дня, 15 и 16-е! Тем временем Иоанн действовал гораздо более энергично, но очень необычно. Напрягая каждый нерв в погоне за англичанами, он теперь находился всего лишь в 20 км от них. Он решил не преследовать их дальше, а постараться добраться до окрестностей города Пуатье, расположенного впереди них, то есть южнее, сделав большой крюк. Возможно, Иоанну II было известно, что англичане и гасконцы уже сильно устали. Если ему это было известно, то этот его маневр был разумным. С другой стороны, если он опасался вступать в бой до соединения с подкреплением, которое, как он знал, ожидало его в довольно большом городе Пуатье, зачем он так упорно преследовал англичан? Если бы преследуемые были способны и полны желания продолжать свой марш, то обходной маневр Иоанна стоил бы ему предмета его охоты.

Два дня интенсивного походного движения привели французов в Шовиньи. Они прошли восточнее англо-гасконского войска, которое все еще находилось без движения в Шательро, и обе стороны теперь были приблизительно на одном расстоянии от Пуатье: французы к востоку, а англичане и гасконцы к северо-востоку от города. На третий день, 17-го, два войска столкнулись друг с другом.

Игра Иоанна была довольно проста. Ему нужно было добраться до Пуатье, соединиться со своим подкреплением и после этого найти Черного принца и сразиться с ним. У принца была более трудная партия. Пуатье, который лежал на его пути отступления, был для него слишком большим и хорошо укрепленным городом, чтобы справиться с ним, даже если бы у него было много времени. Поэтому он должен был сделать по крайней мере небольшой обходной маневр и пройти мимо. К тому же ему нужно было держать ухо востро относительно возможности подвергнуться нападению на марше, ведь он был обременен огромным обозом с награбленным добром. Он решил оставить главную дорогу Париж – Бордо, которая идет вдоль левого берега реки Клен между Шательро и Пуатье. Он хотел переправиться через Клен у Шательро и идти дальше по старой римской дороге в направлении Пуатье по правому берегу этой реки. В нескольких километрах от Пуатье Черный принц хотел сделать крюк на восток, по боковым дорогам обойти город и выйти снова на большую дорогу на Бордо к югу от города. Этот план был бы отличным, если бы Иоанн шел с севера на юг. Но дела обстояли так, что Иоанн шел на запад из Шовиньи, и две армии были обречены пройти близко друг к другу. В такой ситуации, когда обе армии шли вслепую, не производя дальнюю разведку, англо-гасконский авангард неожиданно наткнулся на французский арьергард, когда последний был приблизительно в 4 км к востоку от Пуатье.

Схематическая карта действий противников, предшествовавших сражению при Пуатье

Встреча, неожиданная для обеих сторон, совершенно опрокинула расчеты принца. И хотя арьергард французов вскоре отступил к Пуатье, Эдуард III знал, что лишился возможности скрыться, избежав сражения. Его войско было уже уставшим после более чем 20-километрового перехода, но он тем не менее гнал его вперед еще на 3 – 4 км, чтобы быть уверенным, что у него есть по крайней мере немного свободного времени на следующее утро. Разведка в сторону Пуатье уверила его, что перед ним действительно был король Иоанн II с основными силами французского войска. На заре 18-го Эдуард послал разведчиков еще на 3 км вперед, обнаружил оборонительную позицию, на которую привел свое усталое войско, и там стал ждать наступления французов.

В положении Иоанна современный командующий вполне мог отойти на юг от Пуатье по большой дороге на Бордо. Благодаря такому маневру французы с легкостью могли оказаться к югу от войска принца, даже если бы тот бросил свой обоз, так как англичане были бы вынуждены двигаться по узким дорогам и тропам сельской местности вне большой дороги. Оказавшись к югу от захватчиков, французы могли бы тогда вынудить его сражаться в том месте, которое они выбрали сами. С другой стороны, такой путь противоречил обычаю немедленно вступать в сражение, порожденному коротким сроком службы феодальных войск. Это могло бы потрясти тогдашние представления о рыцарской чести. Безусловно, это показалось бы неестественным, учитывая энергию французской крови. Очевидно, Иоанн II не думал ни о чем, кроме того, как найти своего противника и атаковать его.

Один день, однако, прошел в переговорах (англичане начали вести переговоры о перемирии). Для Средних веков даже в период упадка характерно то, что посредником в них выступал кардинал. Ради беспрепятственного отступления принц был готов освободить своих пленников без выкупа и сделать другие уступки, но переговоры потерпели неудачу, когда французы стали настаивать на том, чтобы он и сто указанных рыцарей сдались в качестве заложников. Тем временем англичане и гасконцы, которые накануне прошли более 30 км, были, без сомнения, слишком уставшими, чтобы ускользнуть в южном направлении. А французы, которые делали по 24 – 25 км в день трое суток подряд, также были слишком утомленными, чтобы наступать. Утром 19 сентября французы выдвинулись, чтобы атаковать позицию принца.

Позиция была выбрана Черным принцем с намерением вести арьергардный бой, прикрывающий отступление войска на юг. Во время этого боя небольшую речку Миоссон можно было перейти вброд и по мосту, который позже могли перекрыть небольшие отряды – с целью остановить преследование. В условиях того времени эта позиция была длинной для войска, которое должно было удерживать ее, – почти 900 м, – но тем не менее она была чрезвычайно сильной для отражения фронтальной атаки. Перед ней был откос и лощина глубиной около 9 м с водой на дне, южный склон лощины густо зарос виноградом. В этой части Франции виноградную лозу выращивают на крепких кольях высотой около 1 м 20 см, расставленных достаточно далеко друг от друга, чтобы между ними мог проскользнуть виноградарь, но слишком близко для того, чтобы между ними могли пройти лошади или пехотинцы в боевом порядке. На вершине склона виноградные лозы ограничивала изгородь, а чтобы пройти через них, имелись лишь две протоптанные деревенские тропинки: одна около центра, а другая слева от защищающейся стороны. Крутые склоны долины реки Миоссон вместе с небольшим болотцем в нижнем конце лощины защищали левый фланг. Единственная слабость этой позиции состояла в том, что не был прикрыт правый фланг.

В расположении своего войска Черный принц сделал все возможное, чтобы исправить этот недостаток, прикрыв открытый фланг повозками. Он выстроил вдоль изгороди и тропинок лучников, а других лучников расставил среди виноградных лоз для ведения небольших стычек. Они стали идеальным прикрытием для войска, численность которого была весьма мала. Для поддержки лучников Эдуард III предложил своим всадникам спешиться, оставив небольшой конный резерв в тылу своего открытого правого фланга.

Я уже упоминал, что принц не собирался сражаться, если этого можно было избежать. Рано утром, когда не было видно никаких признаков того, что французы собираются нападать, он отослал часть повозок с самой ценной добычей под сильной охраной назад, для переправы через реку Миоссон вброд в тылу своего левого фланга. Сам он со своим огромным знаменем поехал туда, чтобы наблюдать за переправой. Несомненно, если бы его оставили в покое, он собирался отвести назад и остальную часть своего войска. Если бы французы отложили свою атаку до той поры, когда все англо-гасконское войско построилось бы в походную колонну, то, возможно, Иоанну досталась бы легкая победа. Фортуна повернулась так, что атака началась, когда большая часть солдат Черного принца все еще стояли на выбранных для них позициях, а сам он все еще находился поблизости.

У Иоанна было почти в два раза больше всадников, чем у принца, – до 3 тысяч против 1800 у англичан. Было также значительное количество пехоты. Против 2500 английских лучников у французов имелось 2 тысячи арбалетчиков и 1 тысяча наемников, вооруженных метательными копьями.

Опыт Креси склонил французов к тому, чтобы поискать какую-нибудь новую тактику, которую можно было бы противопоставить тактике англичан. Диспозиция, которая в конце концов была принята, была предложена одним шотландцем, давно знакомым с тактикой Плантагенетов. Иоанн разделил свою армию на четыре части, эшелонированные в глубину. Первая состояла из всей пехоты, вооруженной метательным оружием, и небольшой группы конных рыцарей. Последние должны были нанести сокрушительный удар по английским лучникам, в то время как пехота навязывала им состязание в стрельбе. Затем должна была начаться главная атака, в которой должны были участвовать три других дивизиона, которые состояли – и вот здесь-то и было нововведение! – из спешившихся тяжеловооруженных всадников и других спешившихся конников. В основе этого лежала такая идея: лошадь более уязвима для стрел, чем человек. Трудно было защитить ее доспехами так же тщательно, как ее всадника; будучи раненной стрелой, она становилась неуправляемой. Почему тяжеловооруженный всадник не может атаковать пешим, как он привык это делать при ведении осадных войн?

Эта мысль была здравой теоретически, но в ней было слабое звено – пренебрежение весовым фактором. Бойцы, одетые в тяжелые доспехи, чтобы сражаться небольшими отрядами и свободно маневрировать, сидя в седле, не могли пройти пешком большое расстояние, чтобы затем успешно биться с полными сил людьми, которые отдыхали или стояли на месте. Они также не могли слезть с лошадей вблизи вражеской позиции, боясь контрудара во время незнакомой для них процедуры спешивания и построения в пеший порядок.

Когда в поле зрения англо-гасконской позиции показался авангард французов, французы увидели большое знамя принца, движущееся в сторону реки Миоссон и вскоре исчезающее вниз, спускаясь по крутому склону долины. Из этого командиры авангарда сделали правильный вывод о том, что начался отход войск. Зрелище было слишком красноречивым, чтобы они могли правильно оценить ситуацию. Один из них, который возражал, что вражеская позиция сильна, а первый из их дивизионов поддержки еще далеко позади, оказался в меньшинстве и был обозван трусом. Около девяти часов авангард французов пошел в наступление.

Всадники верхом на лошадях могли наступать только по четверо в ряд по двум заглубленным дорожкам. Им пришлось выдержать ужасающе плотный огонь с обоих флангов, и в таком боевом порядке их атака была сорвана после первых потерь. Почти все рыцари были убиты или ранены, но, приняв на себя стрелы англичан, они дали французской пехоте шанс приблизиться. Маневрируя между подпорками для виноградных лоз, арбалетчики и копейщики вступили в бой с защитниками оборонительного рубежа. Но в этот момент правое крыло нападавших было окружено и обстреляно с близкого расстояния новым отрядом защитников. Это были войска, которые были выделены для сопровождения передового отряда повозок. Принц приказал им быстро возвращаться назад, и они, естественно, вошли в бой, удлинив левый фланг первоначальной линии обороны у изгороди. Их неожиданное появление имело решающее значение. Все остатки авангарда французов – его пехота – были разбиты.

Тем временем первый из спешившихся дивизионов французов с трудом пробирался вперед и теперь был готов вступить в сражение. Всадники слезли с лошадей за 800 м до позиции англичан, так что усилия, потраченные просто на то, чтобы приблизиться к ней пешком, вероятно, были большими. Тем не менее спешившиеся всадники сумели неуклюже взобраться вверх по склону через виноградник и вступили в бой с противником у изгороди. Против спешенных французских рыцарей стрелы луков были практически бессильны. Вскоре принц понял, что необходимо вводить в бой свой резерв (оставив все же в запасе 400 человек). После прибытия этого подкрепления силы защищающихся стали по численности превышать нападающих. Тем не менее французы дрались так храбро, что только благодаря величайшим усилиям позиция была удержана. Было около десяти часов.

Теперь наступил решающий этап сражения. Фронт англичан и гасконцев подвергся серьезному испытанию, а второй спешившийся дивизион французов был уже готов вступить в сражение. Если бы они продемонстрировали ту же силу духа, что и их предшественники, победа, вероятно, была бы за ними. Вместо этого, когда остатки их первого героического дивизиона медленно отступали в их направлении, они нарушили боевой порядок и бежали, не нанеся ни одного удара!

Справедливо будет назвать это неправильное поведение решающим этапом сражения, так как оно помешало исходу сражения склониться в пользу французов, которые, казалось, должны были наверняка выиграть. За исключением своего небольшого резерва численностью 400 человек, англичане и гасконцы сильно устали. Некоторые относили раненых в тыл. Другие заменяли свои сломанные мечи или копья на оружие убитых. Лучники повсюду искали стрелы, даже вытаскивали их из тел убитых и раненых. И все-таки сражение еще не закончилось. Несмотря на неудачу своих передовых отрядов, король Франции повел в наступление последний и самый большой из своих трех спешившихся дивизионов. Люди спешились приблизительно в полутора километрах от позиции Черного принца, и усталость от такого долгого пешего пути в доспехах отчасти компенсировала еще большую усталость защищающейся стороны, которая теперь впервые имела численное превосходство.

Черный принц принял решение предпринять решительную контратаку. Он велел своим всадникам сесть на коней – они были еще совсем свежими – и поставил свой резерв в передний ряд. Выпустив свои последние стрелы, лучники должны были вступить в рукопашный бой. Небольшой конный отряд численностью менее 200 человек должен был обойти левый фланг французов, держась вне поля их зрения. Затем он должен был атаковать тыл противника после того, как начнется сражение по фронту.

Сражение при Пуатье

Составив такую диспозицию, принц выдвинул вперед свои основные силы. Французы выдержали удар хорошо, и в течение долгого времени удача склонялась то в одну, то в другую сторону. Затем в бой вступил отряд, стоявший на фланге, который внезапно напал из-за прикрытия, неся перед собой для большего эффекта знамя. Эта уловка – ведь это было едва ли больше чем уловкой – имела успех. Король Иоанн II, который мужественно сражался, был взят в плен, а остатки его войска были разбиты.

С точки зрения стратегии принц не воспользовался своей победой. Он просто продолжил свой прерванный отход на Бордо, забрав с собой своего пленника. Договор, заключенный в 1360 году в Бретиньи, в несколько раз увеличил владения Плантагенетов во Франции. Вернувшись из плена на условиях дальнейшего выкупа (то есть под честное слово) 3 млн золотых экю, Иоанн II не сумел внести в установленные сроки выкупной суммы, вернулся в Англию, где и умер в плену в 1364 году.

После сражения при Пуатье остальной период Столетней войны не демонстрирует нам дальнейшего развития военного искусства. Начиная с этого времени полководцы часто спешивали своих тяжеловооруженных всадников для того, чтобы те могли пойти в атаку. В 1364 году сражениях при Кошереле и Оре этот установленный порядок соблюдался, даже когда у защищающейся стороны было так мало лучников, что они не могли особенно помешать конной атаке. В 1367 году в сражении при Наваретте в Испании французские наемные войска кастильцев спешили своих всадников, и точно так же поступили англичане в войске их противников. В 1385 году в сражении при Альжубаротте, Португалия, англичане, служившие в португальской армии, и французы, служившие в армии кастильцев, вторгшихся в Португалию, сделали то же самое. Несмотря на то что спешившуюся конницу использовали так часто, настоящая пехота никогда не появляется в качестве главной надежды армий во время Столетней войны. Даже английский лучник считался не больше чем бесценным помощником тяжеловооруженного всадника.

Между тем, если долгая война не смогла вызвать возрождение пехоты в качестве главного рода войск, она все же сделала профессионального наемного солдата более значимой фигурой, чем раньше, по сравнению с солдатом феодального войска. Во всех сражениях, упомянутых в последнем абзаце, и французские, и английские армии почти полностью состояли из наемных солдат.

Следует отметить, что роль наемников в то время возросла не благодаря заметному росту совокупного богатства. Напротив, после ужасного бедствия, которое принесла с собой «черная смерть» (чума 1346 – 1351 гг.), совокупный достаток был не больше, а меньше, чем был на протяжении нескольких поколений. Наемные солдаты играли более заметную роль, потому что государственная централизация, особенно с финансовой стороны, была на подъеме.

Наемники в XIV веке откровенно рассматривали свою профессию как средство добывания денег. Их называли «свободными товариществами», и они жили в соответствии с этим названием. Часто у них была демократическая организация, подобно торговым гильдиям того времени, и своих офицеров они избирали на определенный срок подобно магистрам гильдий. Оказавшись без работы, они доставляли много неприятностей.

Перед сражением при Альжубаротте Столетняя война вошла в новую фазу. Между 1369 и 1374 годами, не проведя ни одного генерального сражения, французская корона сократила владения Плантагенетов во Франции до окрестностей Бордо и Байонны. По существу, причина такого большого успеха была в значительной мере политической. К северу от Гаронны к Плантагенетам не было доверия (автор весьма обтекаемо говорит о всеобщей ненависти французского народа к захватчикам, партизанской войне и готовности пожертвовать многим, если не всем, «для фронта, для победы». – Ред.).

С военной стороны возвращение французской короне такой большой территории произошло благодаря новому тактическому методу, связанному с именем Дюгеклена (Дю Геклена). Этот человек, будучи коннетаблем Франции и поэтому главнокомандующим, подчиняющимся королю, не был стеснен театральностью своего времени. Для него была важна победа, а не колоритная поза. К тому же он понял, что сила тактики англичан состоит в способности защищать подготовленную позицию. Он, соответственно, приложил все усилия к тому, чтобы не дать им разыграть такой сценарий сражения, в котором они были сильнее.

Способ Дюгеклена состоял в том, чтобы вести небольшую войну. Он превосходно умел проводить ночные атаки, устраивать засады и прибегать к другим военным хитростям. В ведении осады он был талантлив настолько, что его штурмы крепостей дали новый толчок искусству фортификации, как это будет видно в заключительной части этой главы, посвященной военному инженерному искусству. Он любил отсекать прикрытие и внезапно обрушиваться на отряды противника. Для него не было бесчестьем отступить, не сражаясь, перед превосходящими силами противника. В соединении с благоприятными политическими факторами такие методы достигали одного успеха за другим. (Больших успехов добился созданный Дюгекленом французский флот. – Ред.)

Следование строгому хронологическому порядку теперь заставляет меня рассмотреть достижения швейцарцев – я имею в виду возрождение пехоты как главного рода войск. Но для ясности я бы предпочел сначала описать заключительные этапы Столетней войны.

Новые крупные сражения снова начались в 1415 году, когда английский король Генрих V высадил тридцатитысячную армию в устье Сены и осадил Арфлер. Он обстреливал этот город из пушек и взял его через 35 дней. Тем временем дизентерия вместе с потерями в ходе осады уничтожила одну треть личного состава, оставив ему лишь 20 тысяч человек. Как обычно при Валуа, французы слишком медленно проводили мобилизацию и, как следствие, не смогли снять осаду.

Когда 18 сентября Арфлер, наконец, пал, время уже ушло. И хотя Генрих знал, что армия противника, превосходившая его армию по численности, скоро будет готова сражаться, напускная храбрость толкнула его на то, чтобы совершить марш через всю страну в направлении Кале – недальновидный поступок, который мог привести к уничтожению всей его армии.

Последовавшая за этим военная кампания показывает нам, что обе стороны скучно повторяют ошибки сражений при Креси и при Пуатье.

Сознательно следуя прецеденту, имевшему место в кампании при Креси 70 годами ранее, Генрих направился к броду у Бланшетака в устье реки Соммы. Но брод находился под сильной охраной, так что Генриху V пришлось идти вверх по течению Соммы и искать шанс перейти ее, но везде он видел, что мосты разрушены, а все дороги находятся под контролем французских войск. И только когда он дошел до района Перона, он сумел перейти реку по мосту, который никто не охранял. Затем английский король повернул на север к Кале и у Азенкура 24 октября обнаружил, что на его пути стоит армия французов. На протяжении 19 дней английская армия проходила в среднем более 22,5 км в день. Такое длительное напряжение, естественно, тяжело сказалось на солдатах. Несмотря на систематические грабежи, продовольственное снабжение было очень затруднено. К тому же грабежи так разозлили французских крестьян, что они стали убивать всех отставших солдат. Соответственно, боеспособная часть армии Генриха сократилась до 15 тысяч человек (в битве при Азенкуре у Генриха V было в строю около 10 тысяч человек, в т. ч. 1 тысяча спешенных рыцарей и 3 – 5 тысяч лучников. – Ред.). В его пользу был лишь тот факт, что его войско находилось у него под хорошим контролем.

Армия французов насчитывала около 60 тысяч человек. (Автор сильно преувеличивает. Французское войско насчитывало, по разным данным, от 5 – 6 до 10 тысяч человек, преимущественно спешенных рыцарей и арбалетчиков. – Ред.) Они медленно проводили мобилизацию. По-прежнему полный феодальной спеси, их командующий коннетабль Франции Шарль д’Альбре будто бы отказался взять с собой 6 тысяч арбалетчиков из парижского городского ополчения, которые добровольно вызвались участвовать в этом походе. «Что нам за нужда в этих лавочниках?» – говорили аристократы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.