Бегство «Гебена»
Бегство «Гебена»
Вообще-то этот эпизод практически во всех исторических работах назван гораздо более эффектно — прорыв «Гебена» и «Бреслау». Но при слове «прорыв» перед глазами невольно возникают поднятые стеньговые флаги, бешеная стрельба с обоих бортов, кипящий носовой бурун, шлейф густого черного дыма, стелящийся за кормой… И лихорадочное, напряженное ожидание: кто же первым попадет в цель? Преследуемый всадит снаряд под ватерлинию догоняющему, и тот будет вынужден сбавить ход, чтобы под напором воды не затрещали переборки, или догоняющий вобьет противнику снаряд в машинное отделение, и несчастная жертва остановится, окутавшись облаками пара… Однако при ближайшем рассмотрении эпизод, которым открывается война на Средиземном море, больше напоминает унылую прогулку сонных осенних мух по оконному стеклу. Туда, сюда, вправо, влево… Не спеша, вперевалочку, с остановками и раздумьями. А самое главное — бессмысленно и бесцельно, по крайней мере, для одной из сторон.
Вопрос о бегстве «Гебена» стал одним из самых обсуждаемых и в историографии, и, особенно, в популярной литературе. Упражняются в толковании виртуальной истории все, кому только не лень. Не обошли стороной сей вопрос и русские историки, благо нас проблема «Гебена» касалась впрямую. Очень рекомендую прочитать прекрасную повесть Бориса Лавренева «Стратегическая ошибка».
История эта началась в 1912 году, во время Первой балканской войны. Турция была наголову разбита коалицией балканских стран (Болгария, Сербия и Греция), падение Константинополя казалось вопросом дней. И тогда великий визирь обратился к основным европейским державам с просьбой прислать эскадру для защиты турецкой столицы. Страны, подписавшие в конце прошлого века Берлинский трактат, такую эскадру прислали. Император Вильгельм II неожиданно оказался провидцем, и отправил в Средиземное море 2 новейших корабля — линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» (Среди младших офицеров этого корабля мы встречаем будущего гросс-адмирала Деница), хотя можно было ограничиться каким-нибудь броненосным крейсером, который не ослаблял германский флот на его главном театре — Северном море. Командующим Средиземноморской дивизией 23 октября 1913 года был назначен контр-адмирал Вильгельм Сушон, известный среди коллег под прозвищем «дипломат».
Весной 1914 года «Гебен» совершил ряд походов, его машины требовали ремонта, также необходима была очистка днища. По утверждению германского историка Германа Лорея (С апреля 1915 по август 1916 года он командовал турецким броненосцем «Барбарос Хайреддин», а с ноября 1915 по июнь 1917 года — броненосцем «Торгуя Рейс») «Гебен» мог надежно держать не более 14 узлов и лишь на короткое время развивал 20 узлов. Поэтому после убийства австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, которое произошло в Сараево 28 июня, линейный крейсер был спешно отправлен в австрийскую военно-морскую базу Пола для ремонта. Полностью отремонтировать машины не удалось, но все-таки теперь «Гебен» мог развить до 24 узлов.
На совещании в марте 1914 года Сушон и командующий австрийским флотом адмирал Антон Гауе решили, что главной задачей морских сил Центральных Держав на Средиземном море является предотвращение перевозки французских войск из Алжира в метрополию. При выполнении этой задачи немцам должны были помогать австрийские и итальянские легкие крейсера и эсминцы. «Гебен» и «Бреслау» 2 августа прибыли в Мессину, но никаких австрийских или итальянских кораблей там не нашли. Более того, итальянцы не дали ему ни угля, ни провизии. Единственное, что смог сделать Сушон — принять уголь с германского парохода «Генерал», предусмотрительно вызванного в Мессину. 2 августа Адмирал-штаб сообщил Сушону, что начаты военные действия против России, и война с Францией стала неизбежной. Сушон самостоятельно решил нанести удар по алжирским портам Бон и Филиппвилль. В ночь со 2 на 3 августа германские корабли покинули Мессину.
А что же союзники? У них царил полнейший разброд, причем собственные политики делали все возможное и невозможное, чтобы сбить с толку своих же военных. Впрочем, сами военные тоже показали себя с нелучшей стороны. Англия имела на Средиземном море эскадру линейных крейсеров, базирующуюся на Мальту. «Инфлексибл», «Индефетигебл» и «Индомитебл» были вооружены 8 — 305-мм орудиями и имели проектную скорость 25,5 узлов. Их поддерживала 1-я эскадра крейсеров — «Блэк Принс», «Дифенс», «Дьюк оф Эдинбург» и «Уорриор». Эти 4 броненосных крейсера были вооружены 234-мм, 190-мм и 152-мм орудиями, но не могли ходить быстрее 23 узлов. Кроме них на Средиземном море Британия имела 4 легких крейсера типа «Таун» (152-мм орудия; скорость 25,5 узла) и флотилию эсминцев. Этими силами командовал адмирал сэр Арчибальд Беркели Милн, имевший твердую репутацию паркетного адмирала. Он добился своего звания и поста лестью, но никак не профессиональными качествами. И в ходе дальнейших событий Милн продемонстрировал полнейшую безынициативность и откровенную глупость. В 1912 году Фишер писал Черчиллю: «Назначив сэра Беркели Милна, вы предали флот. Ведь вам отлично известно, что он совершенно не способен быть командиром эскадры, однако вы дали ему этот пост». Несдержанный на язык Первый Морской Лорд ненавидел Милна и еще 5 лет назад публично назвал его «гадюкой самого гнусного толка». 1-й эскадрой крейсеров командовал контр-адмирал Эрнест Трубридж, потомок одного из лучших капитанов Нельсона. Он считался одним из лучших адмиралов Королевского Флота.
Справедливости ради укажем, что стратегическая ситуация на Средиземном море сложилась крайне запутанная. Французы имели 3 дредноута, из которых 2 пока еще не были полностью боеспособны, и 10 броненосцев. Им противостояли 3 австрийских дредноута и 3 броненосца. Если к австрийским кораблям добавятся 2 итальянских дредноута и 6 броненосцев, то шансы соединенной англо-французской эскадры станут довольно сомнительными. Впрочем, у британского главнокомандующего на Средиземноморье хватало забот и кроме борьбы с итальянскими и австрийскими дредноутами. Как говорил еще Наполеон: «Главный вопрос: кто владеет Константинополем?» За влияние на султана Мех-мед-Решада V соперничали многие державы, Британия послала военно-морскую миссию под руководством контр-адмирала Артура Лимпуса для обучения турецких моряков. Германия отправила свою миссию под командой генерала Лимана фон Сандерса для обучения турецкой армии.
Основная часть сил Милна находилась в восточном Средиземноморье, пока 27 июля Адмиралтейство не передало:
«Европейская политическая ситуация делает войну вполне возможной. Будьте готовы преследовать корабли возможных противников. Возвращайтесь на Мальту на обычной скорости и оставайтесь там со всеми кораблями, завершая бункеровку».
Эта телеграмма вернула Милна в Ла-Валетту, где он 30 июля получил новое распоряжение:
«Позиция Италии не определена. Чрезвычайно важно, чтобы ваша эскадра не вступала в серьезные бои с австрийцами, пока итальянцы не сделают это же. Вашей первой задачей является помощь французам в перевозке их Африканской армии путем конвоирования. Если возможно, навязывайте бой отдельным германским кораблям, особенно «Гебену», который может помешать перевозкам. На этой стадии не вступайте в бой с превосходящими силами. Скорость вашей эскадры вполне достаточна для выбора подходящего момента. Будьте сдержанны поначалу, мы надеемся позднее усилить Средиземноморский флот».
Следует отметить, что в дальнейшем Мили будет жаловаться на малый ход своих линейных крейсеров, которые тоже требовали очистки днища. Но отметим, что, в отличие от Сушона, Милн не сделал никаких попыток привести свои корабли в порядок. Инструкции Адмиралтейства сфокусировали внимание Милна на французских войсковых конвоях из алжирских портов в Марсель. Они не содержали даже намека на то, что германские корабли могут пойти на восток. Но ведь британский посол в Константинополе сэр Луис Малле предупреждал, что Оттоманская Империя все больше склоняется на сторону Германии. Дело в том, что германский посол фон Ван-ген гейм убедил турецкого военного министра честолюбивого Энвер-пашу (ему было всего 33 года) передать армию под командование энергичного фон Сандерса.
Но только к вечеру 2 августа Милну разрешили установить контакт с потенциальным союзником и коллегой французским вице-адмиралом Лапейрером. Он попытался сделать это по радио, а когда это не получилось, вышел на легком крейсере «Дублин» в Бизерту с письмом. Он не знал, что французское правительство боялось шелохнуться, чтобы только не спровоцировать развязывание войны, и до утра 3 августа флоту было запрещено покидать Тулон. Наконец поступил приказ: «Следить за «Гебеном» и прикрыть перевозку французских войск», но их погрузка так и не началась до прибытия Лапейрера в Бизерту 5 августа, когда Сушон уже нанес первый удар. 3 августа Милн получил новый приказ:
«Гебен» должны преследовать два линейных крейсера. Подходы к Адриатике должны охраняться крейсерами и эсминцами. Сами оставайтесь возле Мальты».
Не имея более свежих новостей о «Гебене» и «Бреслау», кроме сообщения, что в конце июля они принимали уголь в Бриндизи, Милн отправил легкий крейсер «Чатам» сторожить Мессинский пролив, а «Индомитеблу», «Индефетигеблу», 1-й эскадре крейсеров, легкому крейсеру «Глостер» и 8 эсминцам приказал крейсировать в Отрантском проливе. Эти довольно значительные силы находились под командой человека, носившего имя одного из самых прославленных капитанов Нельсона. Однако контр-адмирал Эрнест Трубридж, поднявший флаг на броненосном крейсере «Дифенс», не слишком долго чувствовал за спиной прочную опору — 2 линейных крейсера. Когда «Чатам» сообщил, что в Мессине никого нет, в Адмиралтействе отсутствие сведений о кораблях Сушона вызвало серьезную тревогу. Было решено, что они могут попытаться прорваться в Атлантику, и Милну приказали отправить «Индомитебл» и «Индефетигебл» в Гибралтар. Как себе представляли Их Лордства прорыв германских кораблей через узкий пролив, догадаться трудно.
«Чатам» разминулся с германскими кораблями всего на несколько часов. Зная, что его страна воюет с Францией, Сушон утром вышел из Мессины и на большой скорости пошел на запад, намереваясь помешать погрузке французского XIX корпуса. На рассвете 4 августа германский линейный крейсер появился у Филиппвилля, а его спутник — у Бона. С 6.08 до 6.18 линейный крейсер обстреливал порт из 150-мм орудий, выпустив 43 снаряда. В это же время «Бреслау» выпустил 60 снарядов по Бону. По мнению немцев, они нанесли серьезный ущерб портовым сооружениям и задержали отправку французских войск. На самом деле это было не так. Французский адмирал Буэ де Лапейрер сразу решил перевозить войска только конвоями под прикрытием главных сил флота, игнорируя распоряжение морского министра. 1 августа адмирал получил телеграмму из Парижа:
«В ночь с 31 июля на 1 августа «Гебен» и «Бреслау» пришли в Бриндизи. Снимайтесь с якоря, и если вам будет сообщено о начале военных действий, задержите их. Кроме того, совет министров постановил, чтобы войсковые перевозки осуществлялись одиночными транспортами. Военное ведомство идет на связанный с этим риск».
3 августа главные силы французского флота вышли из Тулона. Группой А командовал вице-адмирал Шошпра. Она состояла из броненосцев «Дидро» (флагман), «Дантон», «Кондорсе», «Вольтер», «Мирабо» и «Верньо», 4 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Эти корабли должны были следовать в Филипвилль. Сам Лапейрер командовал группой В, которая состояла из дредноута «Курбе», броненосцев «Верите», «Демократа», «Жюстис», «Патри» и «Републик», 3 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Лапейрер направился в Алжир. Группа С, которой командовал контр-адмирал Гепратт, состояла из старых броненосцев «Жоригиберри», «Сюффрен», «Сен-Луи», «Голуа» и 4 миноносцев. Она получила приказ следовать в Оран. Как Сушон намеревался атаковать французские транспорты при наличии таких сил прикрытия, остается неясным. Он ведь не мог знать о безобразной подготовке французских артиллеристов. Германский адмирал, решив добиться мелкого тактического успеха, поставил свои корабли в опасное положение.
Радиостанции Бона и Филиппвилля открытым текстом передали сообщение об атаке немцев и их отходе на запад. Лапейрер приказал группе А как можно скорее перехватить «Гебен» и навязать ему бой. Однако скорость эскадры была ограничена 15 узлами, больше не позволяли развить текущие котлы «Мирабо», и она опоздала на 2 часа. Кроме того, Лапейрер был введен в заблуждение ложным маневром Сушона и повернул свои силы на запад. С этого момента французский флот можно было списать со счета. А ведь если бы не злосчастные котлы, если бы не странный поворот… Впрочем, история не знает сослагательного наклонения.
Завершив обстрел, немецкие корабли соединились, чтобы продолжить свой путь. Утром 4 августа Сушон получил радиограмму из Берлина:
«Заключен союз с Турцией. «Гебену» и «Бреслау» немедленно следовать в Константинополь».
Адмирал не знал, что, отдавая этот приказ, Тирпиц немного опережал события: интриги фон Вангенгейма еще не возымели полного результата, и Энвер-паша не был до конца убежден, что союз с Германией — в интересах младотурков, которые почти полностью управляли страной. Однако эти тонкости мало беспокоили адмирала, ведь чтобы совершить предложенный переход, его кораблям следовало сначала заправить бункера. Поэтому Сушон решил снова зайти в Мессину.
Но немцам не удалось проскочить туда незаметно. 4 августа в 10.30, вскоре после их ухода от Филиппвилля и Бона, они были замечены «Индомитеблом» и «Индефетигеблом», надо добавить — совершенно случайно. Накануне вечером линейные крейсера отделились от эскадры Трубриджа и направились в Гибралтар. Они разминулись с «Гебеном» на контркурсах на расстоянии всего 8000 ярдов. Британия и Германия не воевали, и орудия были развернуты на ноль. Капитан 1 ранга Ф.У. Кеннеди, командир «Индомитебла», командовавший соединением, воздержался от обычного салюта адмиральскому флагу, хотя такое нарушение международных обычаев могло быть превратно истолковано. Он знал свой долг: линейные крейсера развернулись и начали преследование, держась поодаль на каждой раковине. В 10.36 Кеннеди отправил радиограмму Милну, сообщив, что встретил «Гебен» и «Бреслау». Немецкий легкий крейсер немедленно увеличил скорость и ушел на север. Эта новость восхитила Черчилля. «Отлично. Держим их. Война неизбежна», — ответил он Уайтхоллу, а позднее написал, больше поддавшись чувствам, чем желанию воспроизвести детали:
«Весь долгий летний вечер три огромных корабля, преследуемый и преследователи, вспарывали прозрачную воду Средиземного моря, храня тягостное, напряженное молчание. В любой момент «Гебен» мог быть сокрушен огнем 16 — 305-мм орудий, выпускавших втрое больше металла, чем он сам. В Адмиралтействе мы испытывали муки Тантала. Около пяти часов вечера принц Луи заметил, что до темноты еще достаточно времени, чтобы потопить «Гебен».
«Я не мог промолвить и слова», — завершает Черчилль, потому что кабинет не разрешил бы никаких действий до истечения в полночь срока ультиматума Германии. Адмиралтейство еще за 2 часа до предъявления ультиматума Германии настаивало на разрешении атаковать «Гебен», если он нападет на французские порты. Когда пришло известие об обстреле Бона, такое разрешение было дано, но Милн получил его только в 17.00. С другой стороны, возникали сомнения: так ли уж легко будет справиться с «Гебеном»? Пока что он поддерживал скорость 22,5 узла, временами развивая 24, несмотря на неисправности в котлах, которые так и не удалось устранить. Британские линейные крейсера не выдерживали этой гонки. Они давно не были в доке и имели кочегарные команды, укомплектованные по штатам мирного времени, то есть уменьшенные. К 15.36 Сушон так оторвался от преследователей, что Кеннеди сообщил о потере контакта с противником. Более быстроходному «Дублину», примчавшемуся из Бизерты, удавалось продержаться на хвосте у немцев чуть дольше. Командир «Дублина» запросил разрешение открыть огонь по «Бреслау», но получил отказ. В результате после 21.00, когда до истечения срока ультиматума оставалось менее 3 часов, «Дублин» тоже потерял немцев из виду. Здесь нужно сделать небольшое отступление. Известный британский историк Вильсон рассказывает сказку, что «Гебен» после ремонта в Поле мог развить скорость на 2 узла больше, чем показал на испытаниях, то есть 30 узлов. В то же время, дескать, британские линейные крейсера не могли дать более 22 узлов. Но как при этом Кеннеди удерживался на хвосте Сушона целых 5 часов? Ведь за это время «Гебен» должен был оторваться на целых 40 миль!
Предполагая, что германские корабли должны вернуться в Адриатику, Кеннеди должен был двигаться на восток и закрыть своими линейными крейсерами северный вход в Мессинский пролив. Однако он получил известие, что Италия покинула Тройственный Союз и объявила о своем нейтралитете. Она запретила кораблям воюющих держав подходить на расстояние менее 6 миль к своим берегам. Уайтхолл потребовал соблюдать этот запрет. В результате «Индомитеблу» и «Индефетигеблу» было приказано соединиться с «Инфлексиблом» и легкими крейсерами «Чатам» и «Веймут» к западу от Сицилии. Милн установил там зону патрулирования, чтобы помешать Сушону атаковать транспорты, перевозящие французские войска. Британский главнокомандующий, однако, допускал, что германцы будут гораздо меньше уважать итальянский нейтралитет, и приказал Трубриджу отделить легкий крейсер «Глостер» капитана 1 ранга Говарда Келли для наблюдения за южным входом в Мессинский пролив.
Сушон получил серьезное преимущество: германский морской атташе в Риме передал: «Несмотря на участие в Союзе, Италия останется нейтральной, но флотское командование не одобряет этого и расположено дружески к нам». Поэтому он не колебался, когда 5 августа в 5.00 повел свои корабли в Мессину. Итальянские власти не помешали ему заправляться с немецких угольщиков до 17.00, когда Сушон снисходительно согласился учесть международные правила, запрещающие кораблям воюющих стран оставаться в нейтральном порту более 24 часов. При этом он вел отсчет времени не с момента захода корабля в порт, а с момента получения ноты итальянских властей. С такой интерпретацией «дружески настроенные» итальянцы не спорили, поэтому «Гебен» и «Бреслау» оставались в Мессине 36 часов, до 17.00 6 августа. «Гебен» принял 1580 тонн угля, а «Бреслау» — 495 тонн. Кроме того, они пополнили команды моряками с угольщиков. Однако германскому адмиралу пришлось столкнуться с более серьезной проблемой, чем бункеровка. Фон Вангенгейм выступил категорически против попыток фон Тирпица склонить Энвер-пашу на сторону Германии путем посылки военных кораблей в турецкие воды. Этого оказалось достаточно, чтобы Адмиралштаб передал Сушону: «По политическим соображениям переход в Константинополь невозможен. Вы должны следовать в Полу или в Атлантику». Но оставались необоснованные подозрения, что Австро-Венгрия, которая сделала все для создания кризиса, поставившего мир на грань войны, последует примеру Италии и останется нейтральной. Поэтому распоряжение было немного изменено: окончательное решение должен был принять сам Сушон, причем подразумевалось самое простое решение — Адриатика. Сушон туда не собирался, но на всякий случай передал 5 августа по радио в Полу адмиралу Гаусу:
«Настойчиво прошу вас как можно скорее выручить «Гебен» и «Бреслау», находящиеся в Мессине. Английские крейсера держатся возле Мессины, французских кораблей здесь нет. Когда можно ждать вашего прихода в район Мессины, чтобы выйти вам навстречу?»
6 августа германский морской атташе телеграфировал из Вены, что австрийцы отказываются помогать, так как думают, что помощь опоздает. Хотя была сформирована эскадра, чтобы прикрыть прорыв германских кораблей в Адриатику, выходить в Средиземное море австрийцы не собирались.
Сушон должен был выкручиваться самостоятельно. Вряд ли можно найти более удачный пример предоставления свободы выбора. Германский адмирал был уверен, что Австрия не изменит Тройственному Союзу, и не видел смысла усиливать ее маленький флот, запертый в Адриатике. Он просчитал, что превратить Турцию в союзника более выгодно, чем попытаться нанести удар по французским конвоям в Средиземном море или по торговле союзников в Адриатике. Он потребовал выслать угольщики в заранее оговоренные точки на своем маршруте в Константинополь. Выйдя из Мессины 6 августа в 17.00, Сушон пошел на восток. Угольщик «Генерал» вышел из Мессины на 2 часа позже «Гебена» и самостоятельно направился через все Средиземное море. В пути он получил приказание адмирала идти не к острову Санторин, а в Смирну, куда благополучно прибыл во второй половине дня 9 августа. «Гебен» и «Бреслау» были замечены у южного выхода из Мессинского пролива «Глостером». Пылкие итальянцы представляли, как немцы попадут в когти британских линейных крейсеров, ожидающих за горизонтом. Они были уверены в скорой гибели немецкой эскадры.
Однако 3 линейных крейсера Милна не могли перехватить немцев, хотя Адмиралтейство спешно отменило свой запрет входить в Мессинский пролив. Мили писал:
«Первейшей моей заботой была защита французских транспортов от германских крейсеров. Я знал, что они имеют преимущество в ходе перед нашими линейными крейсерами не менее 3 узлов, и потому был вынужден занять положение, при котором можно было бы отрезать «Гебен», если он пойдет на запад».
Мили, очевидно, полагал, что 1 дредноута и 15 броненосцев недостаточно для защиты транспортов от «Гебена». Поэтому «Инфлексибл», «Индефетигебл», «Веймут» и «Чатам» бессмысленно мотались между Сицилией и Сардинией. «Индомитеблу» Милн приказал идти в Бизерту за углем. «Дублин» и 2 миноносца принимали уголь на Мальте. Если бы британский адмирал поменьше думал о французских транспортах (и если бы он сумел наладить нормальное взаимодействие с Лапейрером), он приказал бы всем кораблям заправляться на Мальте. Оттуда «Индомитебл» смог бы двинуться на соединение с Трубриджем. А так лишь 1-я эскадра крейсеров и флотилия эсминцев находились между Сушоном и его целью. Но Милн полагал, что 4 броненосных крейсера и 8 миноносцев, а также «Дублин» с 2 миноносцами сумеют преградить «Гебену» путь в Адриатику. О попытке прорыва на восток Милн даже не думал.
«Глостер» неотступно преследовал немцев, постоянно донося об их курсе. Британский крейсер начал терять противника на фоне берега, поэтому Говард Келли решил зайти между берегом и германскими кораблями, чтобы лучше видеть их. Однако «Бреслау» пошел наперерез и вынудил «Глостер» отвернуть. Крейсера разошлись на расстоянии всего 20 кабельтов, так и не открыв огня.
Так как сначала германский адмирал взял курс на Адриатику, Трубридж предположил, что он направляется в Полу. Поэтому английская эскадра, находившаяся возле Корфу, направилась на север, чтобы перехватить германцев. Трубридж так и не понял, что неправильно оценил ситуацию, более того, когда Говард Келли сообщил, что «Гебен» и «Бреслау» идут к Матапану, он решил, что это ложный маневр. В 0.10 произошла стычка «Бреслау» с «Глостером», который продолжал следить за «Гебеном», идущим на SO. Сушон был вынужден вмешаться, дав пару залпов. Лишь тогда Трубридж понял свою ошибку и повернул на юг. Нехватка угля на эсминцах помешала выслать их вперед. Однако имелись еще эсминцы «Бигль» и «Бульдог», расположенные очень выгодно. В 14.00 они вышли с Мальты вместе с «Дублином», который принимал там уголь перед тем, как присоединиться к Трубриджу. В 20.30 Милн приказал этим трем кораблям атаковать «Гебен» торпедами, используя свет луны. Брат Говарда Келли, капитан 1 ранга Джон Келли повел «Дублин» и крошечные эсминцы на перехват. К 3.30 он рассчитывал выйти в голову германским кораблям и обнаружить их. Но… «Черт побери, мы пропустили их!» — рявкнул Джон Келли. Никто не заметил «Гебен». Получив предупреждение с «Бреслау», который обнаружил «Дублин», линейный крейсер сумел остаться незамеченным. Сушон отвернул и проскользнул по правому борту британских кораблей, экипажи которых ожидали его появления по левому! Джон Келли видел «Бреслау», но не атаковал его, так как его целью был «Гебен». События на борту «Дифенса» приняли другой оборот, когда после полуночи Трубридж повел 1-ю эскадру крейсеров на перехват к мысу Матапан. В 2.45 флаг-капитан Фосетт Рэй спросил Трубриджа, собирается ли он атаковать «Гебен»? «Да», — ответил адмирал и объяснил свое невыполнение приказа Адмиралтейства «не вступать в бой с превосходящими силами» так: «Я знаю, что поступаю неправильно, но не могу опозорить имя Средиземноморской эскадры». Через 45 минут Рэй сказал адмиралу, что не видит шансов на успех в предстоящем бою с таким мощным противником. «Я тоже», — ответил адмирал. Тогда Рэй добавил: «Я не вижу, что мы можем сделать, сэр. «Гебен» может кружить вокруг нас, держа эскадру под обстрелом, а сам находясь вне пределов досягаемости наших орудий. Это будет самоубийство эскадры». «Я не могу отвернуть, подумайте о моей чести», — возразил Трубридж. «Что может изменить ваша честь в сложившейся ситуации, сэр? На карту поставлено благополучие нашей страны», — убеждал Рэй. Это был довод, определивший судьбы целых наций, хотя связывать судьбу Великобритании с судьбой 4 устаревших броненосных крейсеров было слишком смело. Через 10 минут, в 3.55, когда 1-я эскадра крейсеров находилась возле Занте и в 70 милях от «Гебена», Трубридж прекратил преследование. Рэй так прокомментировал его решение: «Это самый отважный поступок в вашей жизни». Но адмирал плакал, уже наполовину осознав, что позволил убедить себя совершить самую страшную ошибку в своей жизни.
Теперь все зависело от «Глостера», который неутомимо преследовал врага. Сразу после полудня Говард Келли принял отважное решение навязать бой «Бреслау», чтобы притормозить бегство «Гебена». Он плюнул на приказ Милна, требовавший «держаться за кормой и избегать столкновений», и в 13.35 открыл огонь с дистанции 11500 ярдов. «Бреслау» начал отвечать. Немцы были убеждены, что стреляли отлично и нанесли «Глостеру» повреждения. Они даже видели черный дым, поднимающийся над палубой английского крейсера. Как и надеялся Келли, «Гебен» немедленно повернул назад, чтобы отогнать его огнем 280-мм орудий. В 13.47 перестрелка прекратилась. Чуть позднее Келли снова сделал вид, что ему неизвестен запрет Милна заходить к востоку от мыса Матапан, если это не позволяют запасы угля. Но, к величайшему своему разочарованию, в 16.40 капитану «Глостера» все-таки пришлось прекратить преследование, так как топлива действительно оставалось мало.
Милн, тем временем, привел свои 2 линейных крейсера на Мальту для заправки углем. Зная по опыту Кеннеди, что ему потребуется вся скорость до последнего узла, он не собирался бросаться вдогонку за Сушоном, пока не примет уголь. Поэтому лишь 8 августа в 0,30 эскадра покинула Мальту. Спустя 14 часов, когда Мили был на полпути к Матапану, судьба сыграла с ним скверную шутку. Клерк Адмиралтейства, вернувшись с ленча, увидел на конторке соседа пачку телеграмм, подготовленных для отправки. Предположив, что их случайно позабыли, клерк отправил все. Одна была адресована Милну: «Начать боевые действия против Австрии». Снова Мили повернул линейные крейсера на север для помощи Трубриджу в действиях против австрийского флота. Прошло 4 часа, прежде чем он сообразил, что это была ложная тревога. Но поскольку Адмиралтейство предупредило, что ситуация с Австрией остается критической, Милн не изменил своего решения. Только на следующий день 9 августа в 12.30 в Адмиралтействе разобрались, что происходит, и передали сигнал: «Войны с Австрией нет. Преследуйте «Гебен».
Но 24 драгоценных часа были потеряны. 9 августа в 5.32 «Гебен» бросил якорь в пустынной бухте на восточном берегу острова Денуза. Вскоре туда же пришел «Бреслау». Лишь в 15.45 прибыл угольщик «Богадир». Началась погрузка угля, которая длилась всю ночь. Германские корабли двинулись дальше только 10 августа в 5.45. Как раз в этот день линейные крейсера Милна вошли в Эгейское море, и стало ясно: не задержись они для бункеровки на Мальте, либо не отреагируй на ложную тревогу, они захватили бы «Гебен» и «Бреслау» у Денузы. В полдень 11 августа Милн находился в 40 милях к северу от этого острова, когда получил разочаровывающее известие, что корабли Сушона еще в 17.00 накануне вошли в Дарданеллы. В последний момент германский адмирал засомневался в приеме, который его ожидал. Последняя радиограмма из Берлина гласила: «Чрезвычайно важно, чтобы «Гебен» как можно скорее вошел в Дарданеллы». За ней последовала радиограмма от фон Сандерса, которую 10 августа в 13.00 передал все тот же «Генерал»:
«Входите, требуйте капитуляции крепости и берите на борт лоцмана для прохождения минных полей».
Поэтому Сушон подходил к мысу Хеллес с дурными предчувствиями, корабли были подготовлены к бою. Но стрельба с фортов так и не началась. Подошел турецкий дозорный катер, который провел немцев через узости в Мраморное море. В 19.35 германские корабли стали на якорь возле Чанака. После наступления темноты в Дарданеллы проскочил и удачливый «Генерал». И когда на следующий день Милн послал «Веймут» к Дарданеллам, чтобы напомнить нейтральной Турции, что корабли воюющей страны могут находиться в порту только 24 часа, капитан 1 ранга С. Р. Друри-Лоу к величайшему своему изумлению узнал, что «Гебен» и «Бреслау» «проданы» Турции. 16 августа на них был поднят флаг с полумесяцем.
Плачевные последствия прибытия «Гебена» в Константинополь сразу стали ясны всем, кроме лордов Адмиралтейства. Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей телеграфировал в Каир: «Это означает, что Турция присоединилась к Германии и, возможно, бросится на Египет».
Но Адмиралтейство думало иначе. Британский официоз «Нэйвал энд милитари рекорд» писал:
«С тех пор, как строятся корабли, ни одно военное событие не было столь неожиданным, как бегство «Гебена» и его маленького спутника «Бреслау». При одном виде легкого крейсера «Глостер» германские корабли удрали под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие навсегда останется непонятным. Маловероятно, чтобы германский Морской Генеральный Штаб выступил, наконец, с разъяснениями и признался германскому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих кораблей в Средиземном море».
Вскоре и само Адмиралтейство заявило: «Распоряжения адмирала Милна и расположение сил, принятое им по отношению к германским крейсерам «Гебен» и «Бреслау», тщательно проверены Адмиралтейством, в результате чего лорды Адмиралтейства во всех отношениях одобрили принятые меры». Когда 12 августа Австро-Венгрия окончательно взяла сторону Тройственного Союза, Милн решил, что Сушон все-таки попытается прорваться в Адриатику. Поэтому он оставил 2 линейных крейсера в бухте Бесика, а сам на «Инфлексибле» отправился в Англию во исполнение соглашения с Лапейрером, который должен был стать главнокомандующим морскими силами на Средиземном море, но уступал в чине Милну. Когда Милн прибыл в Лондон, Черчилль и Баттенберг были вполне удовлетворены его объяснениями. 30 августа они формально одобрили его «диспозицию и действия», а потом сделали благодушное заявление, что он полностью преуспел в «решении главной задачи — помешать немцам сорвать перевозку французских войск из Африки». Милн ушел в отпуск, совершенно уверенный, что, как и было обещано в июле, он станет командующим военно-морской базой в Норе.
Но не все думали так. «Знать, что именно флот в первую очередь повинен в этом провале, для меня просто страдание», — писал Битти жене. Но не только он понял, как здорово Германский Императорский Флот натянул нос Королевскому Флоту в самом начале военных действий. Фишер заявил: «Лично я расстрелял бы сэра Беркели Милна за «Гебен». 30 октября он стал Первым Морским Лордом и получил возможность свести счеты с «сэром Беркели Гебеном». Он написал Черчиллю: «Разумеется, его нужно немедленно снять! Разумеется, его ни в коем случае нельзя назначать командующим в Норе после такой вопиющей бездарности! Мы должны сохранить Нор для Джеллико, когда тот вернется с одной рукой!!!» В результате Черчилль 19 ноября сообщил Милну, что он не получит вожделенного назначения, не утруждая себя какими-либо объяснениями. Милна перевели на половинное жалование, а в 1919 году вышибли в отставку.
Трубриджу повезло меньше. «Ни одно из его объяснений [нежелания навязать «Гебену» бой] не может быть принято. Эффективная дальность стрельбы 280-мм и 234-мм орудий отличаются не слишком сильно. Германский корабль является гораздо более крупной мишенью, чем противостоящие ему 4 английских корабля. Превосходство в скорости одиночного корабля можно нейтрализовать правильной тактической диспозицией 4 кораблей. Бегство «Гебена» остается самым позорным эпизодом войны», — написал Баттенберг на его рапорте. Черчилль с ним согласился.
9 сентября Трубриджу приказали возвращаться в Англию, чтобы дать объяснения следственному комитету, заседание которого состоялось 22 сентября. «Нежелание Трубриджа искать боя — прискорбно и противоречит традициям Британского флота», — решили адмиралы сэр Джордж Каллахэн и сэр Хедуорт Мьё [Meux]. Они не признали «Гебен» «превосходящим по силе соединением», на чем строились все объяснения Трубриджа.
5 ноября на борту броненосца «Бульварк» в Портленде Трубридж предстал перед судом военного трибунала, состоящим из 9 адмиралов и капитанов 1 ранга. Председательствовал адмирал сэр Джордж Эгертон. К этому времени негодование против Трубриджа разгорелось настолько сильно, что обвинитель, контр-адмирал Сидней Фримантл, был вынужден обвинить его в постыдной трусости. Однако практическая невозможность доказать такое обвинение заставила Фримантла поменять формулировку на «небрежение или невыполнение своих обязанностей, которые помешали преследованию «Гебена», являющегося вражеским кораблем». Он отметил два ключевых момента: Трубридж имел четкий приказ, в котором «Гебен» определялся как его главная цель; он не был «превосходящим по силе соединением». Милн, вызванный в качестве свидетеля, заявил, что Трубридж не должен был прекращать погоню. Однако Трубридж ответил, что 2 августа во время встречи на Мальте он сказал Милну: «Я считаю линейный крейсер превосходящим меня по силе соединением», на что получил ответ: «Этот вопрос не возникает, так как вы получаете «Индомитебл» и «Индефетигебл». После этого он немедленно сообщил своим капитанам, что не будет вступать в бой с «Гебеном», так как тот имеет заметное превосходство, если не будет иметь поддержки линейных крейсеров. Трубридж считал, что либо Милн сам будет преследовать «Гебен», либо пришлет линейные крейсера.
Адмиральский салон на броненосце «Бульварк» был выделен суду, чтобы он спокойно мог выработать свой приговор, шел уже пятый день заседаний. Когда Трубриджа пригласили в салон, он поспешно посмотрел на свой кортик, лежащий на столе председателя, и с облегчением увидел, что тот повернут эфесом к нему, а не клинком. Уже немного успокоившись, он слушал, как Эгертон читает приговор:
«Учитывая инструкции Адмиралтейства главнокомандующему, подтвержденные его приказами и радиограммой от 4 августа, суд считает, что обвиняемый был прав, полагая «Гебен» «превосходящим по силе соединением» по отношению к 1-й эскадре крейсеров. Хотя имелась возможность навязать «Гебену» бой у мыса Матапан или в проливе Черви, суд считает, что обвиняемый, имея приказ охранять вход в Адриатику, был прав, отказавшись от преследования, так как не было никакой возможности выделить ему подкрепление. Поэтому суд считает обвинения, выдвинутые против обвиняемого, недоказанными и считает его с честью оправданным».
Совет Адмиралтейства возмутился на эту неприкрытую критику своих инструкций. Третий Морской Лорд адмирал Тюдор заявил, что Трубриджу дважды указали, что его главная цель — «Гебен», после чего должно было стать совершенно ясно, что Адмиралтейство не считает линейный крейсер «превосходящими силами», и Трубридж должен дать бой «Гебену». Тюдор утверждал, что «Гебен» никак не мог уничтожить эскадру Трубриджа, ведя бой на дальних дистанциях. Процент попаданий будет слишком мал, и германский корабль просто расстреляет весь боезапас. Второй Морской Лорд адмирал Гамильтон заметил, что если Трубридж полагал преследование «Гебена» несовместимым с охраной входа в Адриатику, он должен был запросить указаний Милна. И хотя Совет не пошел так далеко, чтобы отвергнуть приговор и потребовать отставки Трубриджа, тому пришлось-таки проглотить горькую пилюлю — больше он в море не выходил. Его тоже перевели на половинное жалование. Хотя потом он был назначен главой британской морской миссии в Сербии и прекрасно справился со своими задачами, а в 1919 году получил звание полного адмирала, это было слабым утешением. Милн и Рэй также пострадали, но даже не получили возможности ответить на обвинения. Совет устроил повторное разбирательство действий командующего, после чего Черчилль сообщил Милну, что он не получит ни поста командующего в Норе, ни какого другого. Флаг-капитану Трубриджа капитану 1 ранга Рэю было остановлено продвижение по службе за совет, который он дал своему адмиралу, и за поддержку решения прекратить преследование «Гебена». Его перевели командиром на совсем древний крейсер «Талбот», который вдобавок был вдвое меньше «Дифенса».
Каков же приговор истории? В начале 1915 года Трубридж сказал Рэю, что должен был, несмотря на его совет, навязать бой «Гебену». Рэй ответил, что его неправильно поняли, что он сам «был удивлен, когда Трубридж объявил, что прекращает погоню». Но ответственность никогда и не возлагали на Рэя, решал адмирал и только он, какие бы советы ни давали подчиненные. То, что Милн — и Адмиралтейство — поставили адмирала в крайне трудное положение, не отрицал никто. Но совершенно ясно, что, отказавшись от преследования «Гебена» и вернувшись к входу в Адриатику, Трубридж совершил страшную ошибку. Австрия еще не воевала, да и после того, как она вступила в войну, ее линейный флот не сделал ни единой попытки прорваться в Средиземное море. С другой стороны, если бы Сушон принял бой, 4 броненосных крейсера могли атаковать «Гебен» с двух бортов. Это вынудило бы его разделить огонь, и англичане имели все шансы нанести ему такие повреждения, которые заставили бы «Гебен» укрыться в ближайшем порту. В итоге Сушон не достиг бы своей цели, пусть даже это и стоило бы потерь эскадре Трубриджа. Решение коммодора Харвуда атаковать с 2 легкими и 1 тяжелым крейсерами германский карманный линкор, вооруженный 280-мм орудиями — прекрасный пример того, как следовало действовать. С другой стороны, если бы Сушон решил уходить, «Гебен» мог израсходовать боеприпасы в напрасной стрельбе на предельных дистанциях (разве что было бы очень удачное попадание…), и таким образом был бы обезврежен. Именно так и произошло при стрельбе эскадры Стэрди по кораблям Шпее.
Но, если это окончательный вердикт по делу Трубриджа, получается, что он совершенно правильно обвинял Адмиралтейство в некомпетентности. Лорды попали в капкан, которого избежал германский Адмиралштаб. Они решили — совершенно безосновательно — что радиосвязь позволит им взять на себя руководство операциями на заморских театрах, вместо того, чтобы предоставить это командующим на местах, находящимся в несравненно лучшей позиции. Во-вторых, поскольку Морской Генеральный Штаб был недавним нововведением, ни Первый Морской Лорд, ни начальник Штаба не знали, как его использовать. Баттенбергу и Стэрди, вдобавок, приходилось бороться с энергичным Первым Лордом Адмиралтейства, который не желал оставить руководство морскими операциями в руках профессионалов. Более того, все трое в эти первые решительные дни войны были настолько заняты проблемами импорта, что их решения часто оказывались непродуманными, их приказы — торопливо написанными и допускающими двоякое толкование. И то, и другое было принципиально ошибочным, как бы Черчилль ни отрицал это в своих мемуарах.
Остается доля ответственности Милна за уход «Гебена». Попросту говоря, он всегда на один ход отставал от противника. Он следил за прикрытием французских войсковых конвоев на западе, а «Гебен» шел на восток. Второй ошибкой была передача подчиненным, Трубриджу в частности, двусмысленных инструкций Адмиралтейства без малейших разъяснений. Но, если Милну не хватало качеств, необходимых для самостоятельного командования театром, он был далеко не единственным британским главнокомандующим, чьи планы были расстроены непродуманным вмешательством Уайтхолла. Как мы увидим далее, иногда такое вмешательство приводило к катастрофическим последствиям, хотя и не имевшим столь длительного воздействия на ход войны, как бегство «Гебена» и «Бреслау».
Сначала Адмиралтейство считало бегство «Гебена» чуть ли не собственным успехом, но потом и до него дошло, какие серьезные последствия будет иметь прибытие «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь. Это означало не только необходимость держать линейные крейсера в Средиземном море. По словам Черчилля: «Неотвратимое бедствие обрушилось на Турцию и Средний Восток». Турция присоединилась к Центральным Державам, англичане получили кровавые и унизительные кампании в Дарданеллах и Месопотамии, Россия была изолирована от союзников. Однако утверждение, что именно закрытие проливов привело к военному краху России, выглядит все-таки преувеличением.
В середине сентября Черчилль написал вице-адмиралу С. Г. Кардену, таланты которого более подходили для поста Суперинтенданта мальтийских доков, чем для командования флотом:
«Примите командование эскадрой возле Дарданелл. Вашей единственной задачей является потопление «Гебена» и «Бреслау», если они выйдут, под каким бы флагом они это ни сделали. Мы не воюем с Турцией, но адмирал Сушон командует турецким флотом, и немцы в большой степени контролируют его».
Странно: обжегшись на Милне, Черчилль снова нашел «подходящую» кандидатуру. Но Сушон был слишком крупной акулой, чтобы попытаться так просто кинуться в лапы мощного флота союзников. За два месяца он сделал гораздо больше, чем адмирал Лимпус совершил за много лет. Сушон сумел вернуть к жизни издыхающий турецкий флот, все 3 «линкора» которого были броненосцами, построенными еще в XIX веке. Он помог фон Вангенгейму и фон Сандерсу раздуть пламя ненависти к Черчиллю в сердцах турок. Ведь тот захватил почти законченные на британских верфях 2 турецких дредноута, которые теперь получили названия «Азинкур» и «Эрин». В последнюю неделю октября он выбил последние козыри из рук колеблющихся. По секретному соглашению с Энвером, Сушон ввел турецкую эскадру в Черное море, якобы для учений. Чуть позднее он сделал то, что в действительности явилось неприкрытым актом агрессии, как нападения японцев на Порт-Артур и Пирл-Харбор. На рассвете 30 октября «Гебен» открыл огонь по Севастополю, «Бреслау» — по Новороссийску, крейсер «Хамидие» — по Одессе. На следующее утро русский посол в Константинополе затребовал паспорта, почти сразу за ним последовал его британский коллега.
Практически вся русская историография единодушна в оценке эпизода с «Гебеном». Это не что иное, как гнусные происки британского империализма, который злонамеренно помешал доблестным русским воинам овладеть вожделенными проливами. При этом-де британское Адмиралтейство (истинный виновник странного «прорыва») пошло на прямое предательство интересов союзника. При этом мы видим довольно странное единодушие как марксистов, кричащих об «империалистических интересах», так и царских офицеров, для которых «англичанка всегда гадит». Но так ли это на самом деле?
Если бы англичане действительно желали усилить турецкий флот, то им просто не следовало захватывать построенные турецкие дредноуты. Появление в составе оттоманского флота «Султана Османа I» никак не меняло стратегическую ситуацию ни в Северном море, ни в Средиземном. Уже в 1914 году обычные дредноуты почти потеряли свое боевое значение. Адмирал Джеллико ничего не выиграл, получив «Азинкур», зато политические отношения между Великобританией и Турцией были испорчены очень серьезно. Поэтому конфискация, по крайней мере, этого конкретного корабля (мы пока не будем говорить об «Эрине») выглядит грубейшей ошибкой. Безусловно, не конфискация турецких линкоров предрешила вступление Турции в войну, однако она оказалась очень серьезным аргументом в пользу такого решения. И появление на Черном море «Султана Османа» изменило бы ситуацию ничуть не более, чем появление «Гебена», даже переименованного в «Явуз». Более того, этот корабль не имел превосходства в скорости над строящимися русскими линкорами.
Почему-то никому не приходит в голову более простое объяснение. Адмиралтейство в начале войны совершило столько ошибок, что их хватило бы на два — три года. Вспомним хотя бы подготовленную общими усилиями катастрофу при Коронеле, трагедию 7-й эскадры крейсеров и многое другое. На этом фоне эпизод с «Гебеном» выглядит почти незаметной мелочью. При этом не следует говорить о какой-то «стратегической ошибке», просто Адмиралтейство заблудилось в трех соснах.