Речь Гитлера

Речь Гитлера

Эрнст Рем, казненный в конце концов. Кто же он – человек, предавший нацистов и фюрера? Или он сам был предан лицемером Гитлером, который окружил его вниманием только для того, чтобы не дать ему выскользнуть из западни, как в драмах Шекспира, где убийство, лицемерие и предательство составляют основу борьбы за власть?

Через две недели после убийства Рема, 13 июля, в пятницу, над немецкой столицей нависла удушающая жара. В тот день было назначено вечернее заседание рейхстага. К семи часам к зданию Кроль-оперы, расположенному в тихом, наполненном воздухом районе Берлина к западу от Кенигплац, между Тиргартеном и Шпрее, стали съезжаться служебные машины нацистских депутатов. Депутаты шли к зданию оперы, которое было построено в неоклассическом стиле в конце XIX века. Сюда после пожара Рейхстага 27 февраля 1933 года перенес свою работу парламент. Черные и белые мундиры перемешались, люди обмениваются партийными приветствиями. Это собрание энергичных людей, которым пошел пятый десяток. Все они коротко стрижены, разговаривают громким голосом и уверенно жестикулируют. 30 января 1933 года власть оказалась в их руках. А 30 июня 1934 года они пережили первую нацистскую чистку.

Когда появился Гитлер, окруженный эсэсовцами, и двинулся к трибуне, все встали и вытянули руки в нацистском приветствии. Андре Франсуа-Понсе заметил, что Гитлер был бледен и выглядел усталым. Геринг, в качестве президента рейхстага, в восемь часов вечера открыл заседание и тут же передал слово Гитлеру, который уже стоял на трибуне. В зале оперного театра, ложи и оркестровая яма которого были заполнены депутатами в форме, канцлер стоял, вцепившись в кафедру, установленную перед ним. Но вот он вытягивает руку в приветствии – только пальцы его сжаты в кулак.

«Депутаты! Члены немецкого рейхстага!» – начинает он.

Андре Франсуа-Понсе вспоминает, что голос Гитлера звучал резче, чем обычно, а слова сыпались, словно удары. Выступление с речью для Адольфа Гитлера всегда было актом насилия.

Он появился перед «самым представительным форумом нации», как он заявил в самом начале своей речи, «чтобы объяснить нашему народу события, память о которых, как я надеюсь, навсегда останется в нашей истории, а сама эта трагедия станет хорошим уроком для всех нас».

В Тиргартене, позади деревьев, окружающих Кениг-плац, стоят люди, слушающие речь Гитлера по репродуктору.

«Мой рассказ будет искренним и простым, – продолжает Гитлер, – я опущу лишь некоторые подробности, поскольку этого требуют интересы рейха и чувства приличия».

Берлинцы, слушавшие выступление Гитлера в ту пятницу 13 июля 1934 года, уже кое-что знали. Омерзительные сцены, о которых писал итальянский дипломат Алоизи, были вкратце описаны в некоторых газетах. Там утверждалось, что расстрелы были частично актом очищения нации – очищения кровью и смертью.

«Дело было не только в намерениях Рема, – продолжает рявкать Гитлер, – но и в его отношении к партии, от которой он все больше и больше отдалялся. Все те принципы, на которых основывается наше величие, стали для него пустым звуком. Поведение начальника штаба и некоторых других лидеров СА стало совершенно нетерпимым с точки зрения национал-социализма. И дело было даже не в том, что он и его друзья нарушали все правила приличия, но скорее в том, что разложение зашло слишком далеко и захватило уже даже самые далекие элементы».

Итак, капитан Рем, с которым Гитлер был на «ты», считая его самым старым и самым преданным своим другом, превратился в пугало, в «гнойник на теле нации», который требовалось удалить. Голос канцлера звучит все резче и резче. «Бунтовщиков судят по особым законам... – кричит он, – я велел расстрелять лидеров мятежа! Я приказал прижигать гнойник, порожденный внешним и внутренним ядом, до тех пор, пока не задымится живая плоть. Я также приказал расстреливать на месте всех тех, кто попытается оказать сопротивление при аресте».

«Расстрелять... пока не задымится живая плоть... расстреливать на месте». Слова Гитлера, словно пушечные выстрелы, характеризовали ту жестокость, которая сопровождала события той ночи, менее двух недель назад. «Операция завершилась ночью в воскресенье 1 июля, – добавляет канцлер, – и в стране восстановилась нормальная жизнь».

Вцепившись руками в кафедру, Гитлер продолжает говорить об очищении нации. Депутаты рейхстага встречают его слова долгими, бурными овациями. Заведенный страстями, которые он выпустил на свободу, фюрер говорит все быстрее и быстрее.

Его голос груб и резок. «Я готов перед лицом истории взять на себя всю ответственность за решения, которые мне пришлось принять, чтобы спасти то, чем мы больше всего дорожим, – немецкий народ и немецкий рейх».

Аудитория в едином порыве встает и разражается бурной овацией. Нацистские депутаты в большом зале, залитом ярким светом, громкими криками приветствуют решения, которые Гитлер перед лицом истории назвал своими собственными.

На улице толпы людей, наблюдающие, как депутаты покидают здание оперы, заметив высокопоставленных чиновников рейха Гитлера, Геринга, Гиммлера и Гесса, приветствуют их аплодисментами и вскидывают руки в нацистском салюте. Вскоре город погружается в ночную тишину. Верховный суд немецкого народа сказал свое слово.

Но решения, которые привели к расстрелам и убийствам, явились результатом долгого процесса, достигшего своего апогея в другую пятницу – 29 июня 1934 года в Бад-Годесберге на Рейне. Именно здесь, на террасе отеля, на фоне грозового вечернего неба, и началась «ночь длинных ножей».