Отчеты в сейфе отдела Z

Отчеты в сейфе отдела Z

– Здесь записи по моей поездке с графом Мольтке в Швецию. Я разговаривал там с Беллом, английским епископом из Чичестера, и дал ему понять, что в Германии существует Сопротивление.

Догнаньи указывает на документ, который держит его свояк.

– Это еще один смертный приговор. По мне, так я бы не хранил ни одного написанного листика. Если найдут эти документы, мы все пропадем. Но Бек настаивает. Он желает, чтобы все было задокументировано. Это самое неприятное в деле. Отдай свой отчет; ему место в сейфе Остера. Твои счета по поездке останутся здесь.

Этот разговор состоялся в конце мая 1942 года. Что же произошло?

Совещание шведского пастора с английским епископом из Чичестера, Георгом Беллом, закончилось. Англичанин мог быть доволен результатом. Отношения между английским и шведским священниками были установлены и укреплены.

По окончании этого совещания в Стокгольме епископ Белл смог бы посетить шведские провинции и наладить связи.

Епископ Белл только что закончил беседу с одним священником, когда увидел, что к нему подходит его шведский друг. Тот делает ему знак, и Белл следует за ним.

– Я должен сказать вам нечто важное, – начинает швед, когда они остаются наедине. – Кое-кто желает с вами поговорить… – Какое-то время он колеблется. – Он немец. – Заметив недовольное выражение на лице епископа, он быстро добавляет: – Доктор Шёнфельд из Берлина.

Георг Белл потрясенно кладет свои ладони на руки своего друга:

– Шёнфельд! Конечно же! Я знаю его много лет еще по работе в «Христианском всемирном совете жизни и труда», где я был президентом. Потом… погодите… также и в исследовательском отделе Всемирного совета в Женеве. Но ведь, насколько мне известно, доктор Шёнфельд сотрудничает с нацистами.

Швед качает головой:

– Послушайте, что он хочет сказать вам; это вас заинтересует.

Встреча происходит в теплый майский день 1942 года. Поначалу немец держится скованно. Он рассказывает английскому епископу о своей работе по обеспечению военнопленных и вдруг, не останавливаясь, выпаливает:

– Настоящая моя причина приезда в том, чтобы сообщить вам о существовании сильной оппозиции Гитлеру и национал-социализму. Мои друзья просят вас рассказать об этом в Лондоне.

Белл смотрит на своего немецкого собеседника не без некоторого недоверия. Тихим голосом Шёнфельд рассказывает, что существует тайная оппозиция, состоящая из трех главных элементов: членов – активных и пассивных – органов государственного управления, бывших профсоюзных деятелей и высших офицеров армии и полиции. Офицеры занимают высокие посты в главном командовании сухопутных войск, военно-морских сил и люфтваффе. Лидеры протестантской и католической церквей также поддерживают тесный контакт с движением Сопротивления.

– Можете ли вы назвать мне имена? – сдержанно спрашивает Белл.

– Епископ Вурм из протестантской церкви и епископ граф фон Прейсинг в Берлине. Цель Сопротивления – полностью уничтожить режим Гитлера, включая Гиммлера, Геринга, Геббельса, гестапо, СС и СА.

Затем немец излагает правительственную программу, состоящую из смеси идей Гёрделера – Крейзау. Она предусматривает также создание европейской федерации.

– Новое правительство отменит нюрнбергские расовые законы и вернет евреям отобранное имущество.

Но прежде чем это произойдет, необходимо устранить Гитлера. Для этого потребуется вермахт. Доктор Шёнфельд планирует две стадии освобождения: мятеж внутри партии. Гиммлер будет вынужден уничтожить Гитлера. Затем армия выступит против Гиммлера и СС.

– Что я должен для этого сделать? – задает Белл вопрос.

– Движение Сопротивления хотело бы знать, поддержит ли английское правительство подобное восстание против Гитлера и готово ли оно в случае успеха подобного восстания вступить в переговоры с новым правительством.

Епископ отвечает в очень осторожных выражениях, однако все, что он услышал, епископ собирается записать и передать в Лондон.

На этом беседа завершается.

Но сюрпризы для епископа на этом еще не кончились. Когда он остановился в Сигтуне, небольшом городке между Стокгольмом и Упсалой, к нему явился новый немецкий посетитель.

Когда ему назвали имя Дитриха Бонхёфера, лицо его просветлело. Он хорошо знал молодого человека. Белл знал, что Бонхёфер бескомпромиссно настроен против национал-социализма. Он знал, что Бонхёфер в кругах протестантской церкви пользуется наивысшим уважением и доверием. Он знал, что этого тридцатишестилетнего человека ждет большое будущее. Когда-то немец в Женеве излагал епископу идеи, которые были самыми прогрессивными из тех, что ему доводилось слышать. Этот теолог идентифицировал Бога с первохристианским идеалистически-социалистическим тезисом: жить ради других!

Таким был Бонхёфер, который на одном тайном церковном заседании в Женеве в 1941 году заявил: «Я молюсь за поражение моей родины. Только через поражение мы сможем искупить грехи за ужасные преступления, совершенные нами против Европы и мира».

У Бонхёфера была блестящая карьера. Уже в 25 лет он был приват-доцентом в Берлинском университете; в 1933 году он стал священником в Лондоне. В 1935 году – директор семинарии проповедников протестантской церкви в Финкенвальде. Но вскоре он был лишен доцентуры в Берлине.

Епископ Белл пожимает руку крупного блондина с высоким лбом и крепким подбородком. Едва они остаются одни, как Белл спрашивает:

– Можете ли вы, между нами, назвать мне имена главных заговорщиков?

Не колеблясь, Бонхёфер перечисляет:

– Полковник Бек, Гаммерштейн, Гёрделер, один бывший обер-бургомистр, Лейшнер, руководитель профсоюзов, и Якоб Кайзер, руководитель христианских профсоюзов.

– На этих господ можно положиться?

Бонхёфер утвердительно кивает:

– Безусловно.

– Зачем вы приехали, Бонхёфер?

Лицо Бонхёфера мрачнеет.

– Ситуация у нас становится все ужаснее. Человек, который хотел организовать покушение на антихриста, некто фон Галем, арестован. Мы со страшной скоростью катимся в пропасть.

– А государственный переворот?

– Разве не ужасно, что необходима подобная акция? Она должна свершиться через два-три дня. Наши люди расставлены на всех ключевых постах.

Беседу прервали. Когда мужчины снова сошлись, присутствовал и доктор Шёнфельд, к которому Белл уже не питал недоверия.

– Я обязан, – говорит Белл, – передать это британскому представителю в Стокгольме. Предупреждаю, чтобы вы не питали больших надежд. Не знаю, как британское правительство отнесется к вашим планам. Придется посвятить американцев и русских.

– Мы понимаем, – признается Бонхёфер.

– Что вы думаете о России?

– Германские армии углубились на более чем тысячу километров, – говорит Шёнфельд. – В пограничных вопросах мы надеемся найти общий язык со Сталиным. На высших германских офицеров советская элита произвела огромное впечатление, и они верят в возможность взаимопонимания.

Бонхёфер, который некоторое время молча и печально смотрит перед собой, вмешивается:

– Акция должна быть воспринята как акт раскаяния.

Епископ Белл кивает.

– Было бы полезным, если бы Германия раскаялась публично. И необходимо, чтобы союзные войска заняли Берлин.

– Иначе и не получится. С помощью оккупационных войск удастся лучше осуществлять контроль, – говорит Шёнфельд.

– Давайте еще раз сформулируем вопросы, которые вы задаете Англии. – Белл сделал пометки:

«Намерены ли правительства союзников в случае низвержения режима Гитлера вести с германским правительством переговоры о мирном урегулировании bona fide?[16] Это урегулирование включало бы вывод германских сухопутных войск со всей оккупированной территории и репарации. Далее, сообщат ли свой ответ союзники тайным каналом уполномоченного представителя оппозиции? Готовы ли союзники четко и откровенно высказаться в таком же смысле?»

Немецкие пасторы уехали в Германию. С Бонхёфером поехал и граф Мольтке, который сопровождал его из Берлина через Засниц в Швецию и обратно. Граф Мольтке был кригсфервальтунгсратом в рабочей группе заграничной службы под руководством адмирала Бюркнера, где он разрабатывал вопросы международного права. Документы для поездки ему подготовил центральный отдел абвера.

В начале войны Догнаньи, свояк Бонхёфера, склонил Остера в интересах абвера дать пастору броню от призыва.

Задача Бонхёфера состояла в том, чтобы устанавливать нарушения нацистским режимом законов, нравственности и морали и документально фиксировать их.

От епископа Белла не ускользнула глубокая подавленность немцев, в особенности Бонхёфера. Ужасный конфликт с совестью, с которым человек жил изо дня в день, был вынужден жить, глубоко потряс его.

Вернувшись в Лондон, он тотчас встретился с министром иностранных дел Энтони Иденом – это было 30 июня – и сначала подробно отчитался перед ним о своих переговорах. При этом прозвучали имена Бека, Гаммерштейна, Лейшнера, Хасселя и Гёрделера.

Иден, внимательно слушавший, сказал:

– Некоторые имена мне знакомы. К нам пришли и другие сообщения из нейтральных стран.

Затем епископ передал ему памятную записку, в которой содержалось то, что он сообщил министру устно.

– Вы должны понять, – заметил Иден, – мне приходится быть крайне осторожным, чтобы не подать ни малейшего повода заподозрить, будто переговоры идут в обход русских и американцев. Обещаю вам обдумать меморандум и дать вам знать.

На этом аудиенция закончилась.

Иден показал меморандум своему премьер-министру Черчиллю, который скривился, узнав о содержании. То, что немецкий генералитет готовит путч, вызывало у него недоверие. Германских генералов он считал реакционерами и настроенными прорусски… Разве еще в 1940 году германские генералы не обещали переворот – и где же он?

– Сдайте это в архив, Иден, – сказал Черчилль.

Вот так все и произошло…

Да, сейф Остера хранил чрезвычайно опасные материалы. Там лежал не только отчет по шведской поездке… В нем были спрятаны и совсем иные вещи. Тут хранились документы по прежним попыткам оппозиции, которые должны были привести к свержению Гитлера. Тут лежали отпечатанные воззвания к немецкому народу; проекты Бека с разработками по военной части восстания. Там содержались отчеты различных поездок Остера на фронт, которые он совершал, чтобы выяснить, кто из армейских военачальников готов выступить против Гитлера.

В этом сейфе хранились документы по римским переговорам доктора Мюллера под обозначением Х-отчет. Разве доктору Мюллеру в 1940 году не обещали уничтожить эти доклады с записками патера Лейбера? Обещали, но не исполнили.

Если когда-либо содержание этого сейфа обнаружится, по существующим законам соучастникам грозила гибель. Никто не знал этого лучше, чем Догнаньи.