Глава 7 СРАЖЕНИЕ НА РЕКЕ ЛА-ПЛАТА
Глава 7
СРАЖЕНИЕ НА РЕКЕ ЛА-ПЛАТА
1. «АЯКС»
Заметив дымок на горизонте, Свонстон громко доложил:
– Вижу дым, пеленг красный 100.
Главный старшина-сигнальщик подошел и посмотрел в указанном направлении в свой бинокль.
– Ты видишь его? – спросил Свонстон.
Дым был очень далеко и казался миражом. Сигнальщик ответил:
– Да, наверное, какой-нибудь купец.
А тем временем Дранки Левин, который, как читатель, должно быть, помнит, был вахтенным офицером, подошел к переговорной трубе, соединяющей мостик с каютами капитана и коммодора, и доложил об обнаружении дыма. Первым он обратился к Вудхаусу:
– Капитан, впередсмотрящий докладывает о дыме на горизонте, пеленг красный 100.
Вудхаус принял информацию к сведению, но никак не отреагировал. Тогда Левин повторил то же самое Харвуду. Корабли находились в районе весьма напряженного судоходства и, если не считать необходимости особого внимания именно этим утром, не было никакого основания предполагать, что это и есть ожидаемый противник, тем более что появился он на северо-западе. Харвуд сказал:
– Передайте на «Эксетер», пусть разберутся.
Сигнал только начали передавать, когда с «Эксетера» поступило сообщение, что они тоже обнаружили дымок. Подчиняясь приказу Харвуда, крейсер изменил курс и пошел идентифицировать встречное судно. Не прошло и минуты, как из переговорной трубы прогремел голос Харвуда:
– Вахтенный!
Левин ответил, и Харвуд отдал приказ:
– Передайте на «Эксетер»: если это британское торговое судно, идущее на Ла-Плату, которое должно в ближайшие часы зайти в порт, пусть отдадут на него дефектную ведомость и список необходимых запчастей.
– Есть, сэр, – ответил Левин и с ухмылкой подмигнул главстаршине-сигнальщику. С тех пор как Харвуд перебрался на «Аякс», отсюда на «Эксетер» ежедневно передавали минимум один сигнал на эту тему. А тем временем дым на горизонте уже был виден вполне отчетливо.
«Эксетер» покинул строй и со скоростью двадцать узлов направился по направлению к дыму. Расстояние между ним и двумя оставшимися кораблями быстро увеличивалось.
Свонстон, первым заметивший дым, продолжал рассматривать его в бинокль. Неожиданно он напомнил о своем присутствии следующими словами:
– Мистер Левин, сэр, взгляните, уже видны верхушки мачт и часть надстройки. Это очень похоже на карманный линкор.
Напряжение предрассветных часов рассеяло яркое утреннее солнце. Моряки были заняты обычными делами. Главстаршина-сигнальщик как раз передавал приказ коммодора на «Эксетер». Левин, которому очень действовал на нервы добросовестный пессимизм Свонстона, досадливо отмахнулся:
– Ты везде видишь карманные линкоры, Свонстон. Это уже третий с воскресенья, – и увлеченно продолжил обсуждать конструктивные детали катапульты с Диком Керни.
Дежурный офицер лейтенант Пеннефазер подошел к сообщению Свонстона более серьезно, но пока было мало что видно. Пеннефазер прошествовал к подзорной трубе, заглянул в нее и тут же объявил:
– Я вижу башню управления. Я уверен, я бывал на больших кораблях.
– Ты всегда так говоришь, – усмехнулся Керни.
В этот момент на палубу вышел капитан Вудхаус.
– Ну что там, Пеннефазер? – спросил он.
Тот ответил, что дымка мешает обзору, и, повинуясь приказу командира, полез на мачту, откуда можно было увидеть больше. С этого момента события начали развиваться очень быстро. Главстаршина-сигнальщик доложил:
– Сигнал с «Эксетера», сэр.
На сигнальном мостике «Эксетера» замигал сигнальный прожектор. Сигнальщик прочитал вслух:
– «Я – думаю – это – карманный – линкор».
Раздавшиеся одновременно крики Пеннефазера и Свонстона подтвердили эту новость. Главный старшина-сигнальщик и два впередсмотрящих сообщили, что на «Экзетере» подняли сигнальный флаг – вижу противника. Вудхаус крикнул:
– Тревога!
Люди занимали боевые посты. Керни поспешно покинул мостик, за ним последовал Левин, сдавший вахту полуодетому и заспанному штурману. Пеннефазер скорее свалился, чем спустился с мачты, и уже отдавал приказы по телефону торпедистам. Вудхаус, не опуская бинокля, приказал:
– Подключить все котлы!
На палубу выскочил коммодор Харвуд в ярко-оранжевой пижаме. Он пытался на ходу засунуть руки в рукава форменного кителя. За ним следовал верный Медли. По палубе бежали матросы. Большинство из них были в пижамах или шортах. На вдохновенное лицо Харвуда стоило посмотреть. Он, наконец, справился с рукавами, застегнул китель на все пуговицы и теперь не сводил глаз с быстро приближающегося противника, действия которого так блестяще просчитал.
– Поднять боевые флаги! – приказал Вудхаус, и приказ продублировали на сигнальном мостике.
Харвуд распорядился:
– Штурман, курс на перехват противника. Скорость двадцать восемь узлов. – Потом он слегка повернул голову к Медли, всегда находившемуся рядом: – Передайте в адмиралтейство, что я вступаю в бой с карманным линкором, и сообщите наши координаты.
Старшина-сигнальщик, только что передавший приказы коммодора на «Ахиллес», доложил:
– Они подтвердили сигнал о скорости.
– Пусть выполняют, – отрывисто проговорил Харвуд и снова навел бинокль на карманный линкор.
– Вот те на! – воскликнул Вудхаус. – Вы только посмотрите на боевые флаги «Эксетера»!
Харвуд резко повернулся и взглянул в указанном направлении. «Эксетер» готовился атаковать в соответствии с планом и уже шел со скоростью двадцать пять узлов. Случай помог претворить в жизнь боевую тактику Харвуда. Крейсер быстро приближался к противнику. Боевые флаги развевались на топах мачт и нок-реях – их бышо четыре или пять. Орудийные башни синхронно поворачивались. Вудхаус вслух считал:
– Три, четыре, пять… Они расцвечивают корабль!
Как раз в этот момент, то есть в 6:18 по местному времени или в 14:18 по Гринвичу, «Граф Шпее» открыл огонь. Первым стал бортовой залп – три черных грибовидных дымных облака с яркими оранжево-красными центрами. Устрашающее зрелище. К этому времени уже все три крейсера шли со скоростью больше двадцати узлов, чтобы как можно быстрее сократить расстояние между собой и противником. По мере набора скорости пенные волны за кормами крейсеров становились все выше. Свист ветра заглушался оглушительным ревом вентиляторов в котельном отделении, работавших на полную мощность. Спустя несколько секунд упали снаряды, выпущенные с «Графа Шпее». Огромные фонтаны воды поднялись высоко в воздух недалеко от «Аякса» и взяли в вилку «Эксетер». По «Эксетеру» произвели выстрел две носовые башни, а по «Аяксу» кормовые. Харвуд навел бинокль на «Эксетер» и удовлетворенно заметил:
– Мы разделили его огневую мощь, как и следовало ожидать. – Он снова навел бинокль на немецкий линкор и проговорил: – Скоро он будет в зоне досягаемости наших орудий. Не понимаю, чего добивается его капитан. Если у тебя более дальнобойные орудия, чем у противника, зачем идти на сближение?
В башне управления артиллерийским огнем артиллерист приказал:
– Бортовые залпы! – Он наклонился и проследил, как на панели зажглись лампочки, извещающие о готовности орудийных башен. Как обычно, первой оказалась башня морских пехотинцев. – Молодцы, – пробормотал он и доложил через переговорную трубу на мостик: – Мы открываем огонь, сэр.
– Ну наконец-то, – послышался довольный голос Харвуда.
Звякнул колокольчик, и моряки непроизвольно затаили дыхание и прикрыли глаза. От залпа шестидюймовых орудий мостик вздрогнул. Лица людей озарились оранжевым свечением. Раздался грохот, словно захлопнулась гигантская стальная дверь, и по мостику поплыло облако дыма. Все то же самое продолжалось на протяжении следующих полутора часов с интервалом в пятнадцать секунд.
Расстояние между противниками составляло около восемнадцати тысяч ярдов, поэтому, прежде чем первые снаряды достигли цели, следующие уже находились в пути. Все имевшиеся в наличии бинокли были использованы. Курсант доложил Вудхаусу:
– Самолет готов, сэр.
Харвуд сказал:
– Хорошо работает «Эксетер». Удачи вам, парни. Удачи нам всем.
Вудхаус скомандовал:
– Приготовиться к катапультированию самолета!
Платформа катапульты располагалась в корме в очень неудобном положении. Левин и Керни уже находились на местах. Двигатель работал. С равными интервалами звенел колокольчик, орудия производили очередной выстрел, сотрясая корпус корабля и окутывая его оранжево-коричневыми облаками едкого дыма. Вудхаус старался подойти как можно ближе к противнику, и все орудия были наведены на него, в результате кормовая башня вела огонь так близко к платформе катапульты, что летчиков слепили вспышки и они ощущали жар, выделяющийся при взрыве кордита. Существовала немаленькая вероятность, что, взлетев, самолет окажется сбитым собственным орудием. Но Дранки Левину было наплевать. Он весело помахал рукой офицеру, ответственному за работу катапульты, и заорал, стараясь перекричать шум двигателя:
– Выбросишь нас между залпами! Приготовься!
Монк прокричал в ответ:
– У вас будет только двенадцать секунд!
Керни наклонился вперед и коснулся плеча Левина.
– С шестидюймовым снарядом на хвосте придется оперативно поворачиваться!
Взлет получился весьма зрелищным. Самолет был окутан облаком дыма. Свистел ветер. Ревел двигатель самолета. Грохотали орудия. Левин дал сигнал. Последовала вспышка, удар механизма катапульты, и самолет выбросило в воздух. Левин сразу сделал крутой вираж. У него не было времени набрать высоту – через несколько секунд последует очередной выстрел кормовой башни. Он почти скользнул на крыло, потом выровнял машину и начал набирать высоту. Самолет взял курс на «Графа Шпее», и вскоре поле сражения оказалось под ним.
Четыре корабля находились на большом расстоянии друг от друга, но «Эксетер» быстро приближался к противнику. Он успел удалиться на несколько миль от двух других крейсеров, набиравших скорость севернее. На этой стадии «Аякс» и «Ахиллес» еще не сконцентрировали свою огневую мощь. По сигналу тревоги оба крейсера стали действовать независимо. Их орудия вели огонь с максимальным углом возвышения быстро и точно. Противник отвечал не менее точно. Его зенитки открыли огонь по Левину, который был уже достаточно близко, чтобы к своему изрядному неудовольствию заметить, что на линкоре имеется два истребителя, один из которых готовится катапультироваться. Не имея даже пистолета для самозащиты, Левин чувствовал себя голым, словно Икар. Он внимательно взглянул на истребитель, который вот-вот взлетит, и, как человек, встретивший на горной тропинке медведя гризли, решил, что в такой ситуации очень пригодилось бы что угодно, пусть даже сложенная газета.
Как раз в это время снаряд одного из крейсеров попал, причем угодил очень удачно – в платформу катапульты. Истребитель был поврежден. Левин доложил об удаче на флагманский корабль и перевел дух. К этому времени зенитные орудия карманного линкора уже успели пристреляться, и он набрал высоту. Оглянувшись вокруг в поисках укрытия, он обнаружил тонкий облачный слой на высоте примерно 3000 футов. И Левин стал кружить несколькими футами ниже, готовый при первых признаках опасности нырнуть в спасительные облака. И пусть это укрытие столь же надежное, как прозрачная ночная рубашка для женщины, которой угрожает насильник, все равно за облаками как-то спокойнее.
Сверху Левину было хорошо видно, что немцы всерьез обеспокоены тактикой Харвуда. Лангсдорфу пришлось рассредоточить огонь по разным противникам, которые, хотя и были намного слабее, отвечали очень точно. Очевидно, командир оценил ситуацию и принял решение, потому что Левин увидел, как линкор изменил курс, а все башни повернулись в одном направлении. Теперь орудия главного калибра были направлены на «Эксетер». Левин тут же доложил об этом на флагманский корабль.
Стоя на мостике «Аякса», Свонстон доложил:
– Противник меняет курс и направляется к нам, сэр.
В ответ Харвуд воскликнул:
– Это нас вполне устраивает!
Но секундой позже Вудхаус получил сообщение от летчика, что главной целью стал «Эксетер». Выражение лица Харвуда изменилось.
– Проницательный, черт, – пробормотал он. – Мы не можем этого допустить. Меняем курс и все орудия на противника! Необходимо хотя бы частично отвлечь его внимание от «Эксетера».
– Поворачивайте, штурман, – спокойно сказал Вудхаус.
И немедленно последовал приказ:
– Право на борт двадцать.
И Харвуд, и Вудхаус встревоженно следили за «Эксетером». Сигнальщик доложил:
– «Ахиллес» следует за нами, сэр.
Прошло десять минут после начала сражения, и «Аякс» и «Ахиллес», как это предварительно планировалось Харвудом, теперь концентрировали огонь на противнике. Концентрация огня означает, что два корабля или более действуют как один. Один артиллерист отдает все необходимые приказы, передает расстояния, углы наводки и сигналы открыть огонь кораблям сопровождения, которые, соответственно, эти приказы выполняют, в свою очередь сообщая необходимые данные на главный корабль. Все артиллеристы предпочитают управлять огнем собственного корабля и лютой ненавистью ненавидят концентрацию, однако она увеличивает число попаданий и предотвращает путаницу. Мы услышим больше о концентрации от Уошбурна, артиллеристского офицера «Ахиллеса».
Грохот стоял ужасный. Оба маленьких крейсера изо всех сил старались отвлечь внимание немцев от «Эксетера». Впередсмотрящий доложил:
– Вижу попадание в носовую часть «Эксетера». Много дыма.
Почти сразу же после этого он сообщил о большом взрыве и резком повороте влево раненого корабля. Харвуд застонал. Если командиру «Графа Шпее» хватило ума сконцентрировать огонь на одном из крейсеров, не обращая внимания на остальные, он вполне может уничтожить их по очереди благодаря превосходству своего вооружения. Сквозь шум послышался испуганный голос Свонстона, кричавший:
– «Эксетер» полностью скрылся в дыму и пламени, сэр!
Вудхаус проскрипел сквозь зубы:
– Последнее попадание было очень близко к мостику и носовой башне.
Офицер-артиллерист доложил через переговорную трубу:
– Наблюдатель с воздуха докладывает, что немец разворачивает одну башню на нас, сэр.
Харвуд с облегчением вздохнул. Спустя полминуты снаряд разорвался в неприятной близости от «Аякса». Вудхаус, продолжавший наблюдать за «Эксетером», неожиданно позабыл о привычной сдержанности и радостно завопил:
– Боже правый, они снова открыли огонь! Две башни целы! Молодец, Хуки!
Наблюдатели левого борта в один голос сообщили:
– Противник меняет курс.
Харвуд сказал:
– Насколько я вижу, он тоже начинает дымить. Хороший признак.
Взорвался еще один снаряд, и Вудхаус доложил:
– Немец ведет огонь по «Ахиллесу» из 5,9-дюймовых орудий, сэр.
– И берет нас в вилку, – досадливо поморщился Харвуд, – одиннадцатидюймовыми. Давайте уйдем вправо, а через несколько минут вернемся на прежний курс. Это собьет их артиллеристов.
Несмотря на все усилия, «Эксетер» оставался главной целью противника. Немецкий линкор ни на минуту не прекращал обстрел. Наблюдатели постоянно докладывали:
– Прямое попадание в «Эксетер»…
– «Эксетер» меняет курс…
– Еще одно попадание… и еще одно…
– У них осталась только одна башня, сэр.
Часы показывали 6:40. «Эксетер» изменил курс, чтобы выпустить торпеды, и был подбит на повороте. Даже с флагманского корабля было видно, как сильно накренился крейсер на левый борт, хотя до него было более девяти миль. Наступил самый драматичный момент сражения. В нескольких ярдах от левого борта «Ахиллеса» одиннадцатидюймовые снаряды сдетонировали на поверхности воды. Корабль осыпало дождем осколков, ставших причиной нескольких ранений и повреждения связи – вышло из строя радио на башне управления огнем. Концентрация огня прекратилась, а если учесть, что «Граф Шпее» был очень трудной мишенью, поскольку находился очень далеко – на пределе дальности действия шестидюймовых орудий, огонь британских крейсеров в течение некоторого времени оставался неэффективным. А тот факт, что видимых повреждений на «Графе Шпее» не было, отнюдь не поднимал боевой дух моряков. «Эксетер», похоже, вышел из боя. Крейсер имел сильный крен и дифферент, и еще одно прямое попадание могло стать для него последним.
– Дистанция! – воскликнул Харвуд.
Вудхаус немедленно узнал особый тон коммодора и, взглянув на индикатор, ответил:
– Восемнадцать тысяч, сэр.
И Харвуд понял: сейчас или никогда. Времени на раздумья не было. Следующие несколько минут покажут, чем закончится сражение – победой или поражением. Огромная разница в размерах между немецким линкором и британскими крейсерами больше не имела значения. Существует одна вещь, которой невозможно научить ни одну нацию или военно-морской флот, она может стать только результатом сотен лет традиций, неустанной работы и дисциплины – это наступательный дух. Построить и оснастить флот и обучить моряков можно за двадцать лет, но невозможно искусственно вдохнуть в новые корабли атмосферу доблести и отваги, создать этот самый наступательный дух, который помогает в нужный момент поставить на карту все и победить. Только чувствуя за спиной триста пятьдесят лет славных боевых традиций и грандиозных побед, Харвуд мог воскликнуть:
– Давай, Вуди! К черту все на свете приказы и инструкции! Мы должны отвлечь на себя его огонь. А с этого расстояния мы можем с тем же успехом забрасывать нашу зверюгу снежками!
Он не мог сказать ничего более приятного сердцу Вудхауса.
– Есть, сэр, – козырнул он и скомандовал штурману: – Идем на сближение с противником!
«Аякс» резко, как эсминец, повернулся на сорок градусов и устремился к «Графу Шпее». Вудхаус отошел на левое крыло мостика, чтобы лучше видеть, успевает ли за ним «Ахиллес». Он приказал:
– Шестьдесят градусов лево на борт.
Когда оба маленьких эсминца резво побежали на противника, Харвуд приказал:
– Передайте на «Ахиллес»: тридцать узлов!
Крейсера летели на немецкий карманный линкор почище иных эсминцев! Кормовые орудия больше не могли вести огонь по противнику и потому прекратили его. Но носовые орудия на обоих кораблях вели огонь непрерывно.
Прошло несколько минут. Расстояние сократилось до 13 тысяч ярдов, однако огонь с крейсеров все еще оставался недостаточно эффективным, чтобы отвлечь внимание противника от «Эксетера». «Граф Шпее» явно шел на сближение с крейсером, чтобы покончить с ним раз и навсегда. Залп за залпом немцы упорно добивали раненый корабль. Все его орудия теперь молчали, во многих местах виднелись языки пламени, над палубой плыли клочья дыма. Было очевидно, что «Эксетер» потерял управление. Хотя двигатели, скорее всего, оставались целыми, поскольку крейсер продолжал двигаться на полной скорости с двадцатиградусным креном на правый борт. Из трубы валил черный дым, который вместе с пламенем пожаров делали его палубу и надстройку почти невидимыми. В 7:06 Харвуд приказал повернуть направо, чтобы навести все орудия на врага. И все же дистанция оставалась слишком большой. Снова был изменен курс, крейсера продолжали сокращать расстояние, одновременно ведя непрерывный огонь носовыми орудиями. Харвуд стоял на мостике и следил за процессом сближения. Вудхаус стоял рядом, смотрел на указатель расстояния и докладывал:
– Один три два… один ноль семь… девять два пять… восемь два шесть…
Это было великолепно. Моряками владела какая-то свирепая радость. И вот они подошли к противнику на дальность прямого выстрела. Теперь их огонь стал доставлять немецкому линкору заметное беспокойство. Было отмечено несколько попаданий в надстройку. «Граф „Шпее“» начал маневрировать, чтобы уклониться от летящих в него снарядов, и отвернул в сторону от «Эксетера». Он открыл огонь по двум маленьким крейсерам одновременно из 5,9-и 11-дюймовых орудий. Вудхаус приказал идти «змеиным курсом», и оба корабля, летя на полной скорости к противнику, стали одновременно крутиться и поворачиваться. Немец явно попал в затруднительное положение. Его огонь принял беспорядочный характер. И снова Харвуд приказал отвернуть вправо и навести все орудия на противника. На таком расстоянии промахнуться было невозможно. Одно попадание следовало за другим. Имея в своем распоряжении только шестидюймовые орудия, англичане не рассчитывали нанести тяжелобронированному линкору смертельный удар, но все же повреждения были изрядными. Насколько можно было определить, минимум два 5,9-дюймовых орудия уже были выведены из строя. Все это больше всего походило на действия эсминцев. Такая война была по душе Харвуду – не томительные, унылые прятки, а драка врукопашную, открытая встреча с противником лицом к лицу. Он азартно кричал:
– Получай, гад! Вот тебе еще! И еще! – Когда же после очередного попадания в башню 5,9-дюймового орудия появилась яркая оранжевая вспышка, за которой последовало облако черного дыма, он сорвал с себя фуражку, с размаху зашвырнул ее в угол и завопил: – Почем нынче снежки?
– Мы сделали это, – сказал Вудхаус. – Немец меняет курс.
«Граф Шпее» отвлекся от «Эксетера» и навел все орудия, кроме уцелевших 5,9-дюймовок, на маленькие крейсера. 5,9-дюймовые орудия продолжали вести огонь по «Эксетеру». «Аякс» и «Ахиллес» слегка увеличили дистанцию, но ни на минуту не прекращали огонь и продолжали идти «змеистым» курсом. Боевой дух команд теперь был настолько высок, что они с радостью разнесли бы немецкий линкор на кусочки голыми руками.
– Как вы считаете, сэр, – спросил Вудхаус, тщательно скрывая возбуждение, – он остановится и примет бой?
– Похоже на то, – сказал Харвуд.
– Торпеды готовы, – радостно отрапортовал Пеннефазер, с надеждой глядя на коммодора.
– Действуйте, – последовал ответ.
– Есть! – обрадовался Пеннефазер и добавил: – Необходим поворот на сорок градусов вправо, сэр.
Вудхаус отдал приказ. Пеннефазер побежал на свое место и сказал по телефону:
– Готовьте трубы левого борта. Дистанция максимальная, установки глубокие.
Штурман доложил:
– Еще десять градусов, сэр.
– Действуйте, – сказал Вудхаус.
Пеннефазер приник к биноклю и через несколько секунд проговорил:
– Готовность…
Штурман приказал:
– Руль прямо! Так держать!
И через мгновение, показавшееся вечностью, Пеннефазер скомандовал:
– Первая пошла… вторая пошла…
Матрос, не отходивший от телефона, доложил:
– Торпеды вышли, сэр.
И Вудхаус сразу же отдал приказ:
– Лево двадцать!
В тот же момент из переговорной трубы донесся голос артиллериста:
– Капитан, сэр!
– Да? – ответил Вудхаус.
– Летчик докладывает о приближении торпеды. Она пройдет перед нами.
Судя по всему, «Граф Шпее» выпустил свои торпеды одновременно с «Аяксом». Харвуд был общепризнанным торпедным экспертом, поэтому Вудхаус обратился с вопросом к нему:
– Отвернем влево?
Харвуд неохотно согласился:
– Только на несколько градусов. Она не может быть слишком близко.
Вудхаус бодро скомандовал:
– Лево на борт! – и сделал вид, что не заметил недоуменного взгляда Харвуда.
Через минуту или две из переговорной трубы раздался голос впередсмотрящего:
– Вижу след торпеды, сэр. Она только одна и проходит довольно далеко от нас.
Харвуд торжествующе покосился на капитана и проворчал:
– Ну, теперь мы можем вернуться на прежний курс?
Спустя несколько секунд, ровно в 7:25, когда расстояние между противниками составляло около четырех с половиной миль, «Аякс» получил прямое попадание одиннадцатидюймового снаряда, в результате чего оказалась выведена из строя башня X и повреждена башня Y. При такой дистанции снаряд пробил броню, словно это была тонкая бумага. В довершение всего он повел себя весьма странно и, прежде чем взорваться, прошелся по всему кораблю, причинив существенный ущерб. Это привело в ярость Харвуда, и он злобно заорал на офицера-артиллериста:
– Нечего ныть, у вас еще две осталось!
Рядом с Вудхаусом возник курсант.
– Капитан, сэр, – доложил он, – у башни Х горит снарядный элеватор.
– Отправляйтесь туда, – спокойно ответствовал Вудхаус, – и посмотрите, все ли под контролем.
Одиннадцатидюймовый снаряд разбил башню, без труда пробив ее броню. Здесь уже работала аварийная партия. Внутри находились люди. Все они были морскими пехотинцами. Они сидели и лежали на полу грязные, вспотевшие, но не могли выбраться наружу и задыхались от едкого дыма, распространяемого горящим снарядным элеватором. Лейтенант приказал включить оросительную систему, но она оказалась поврежденной. В эту минуту сверху на задыхающихся людей обрушился, словно дар небес, поток воды. С верхней палубы удалось подвести шланг.
К Харвуду подбежал запыхавшийся посыльный и сообщил:
– Это было прямое попадание в артпогреб башни Х, сэр.
Носовые башни продолжали вести огонь. Харвуд спросил:
– Есть потери?
– Да, сэр, – последовал ответ, – боюсь, что так. Снаряд прошел через каюты командира и секретаря, сэр, потом угодил на нижнюю палубу, натворил бед в артиллерийском погребе башни Х, снова взлетел наверх и взорвался в каюте коммодора.
– Хорошо погулял этот чертов кирпич, – заметил офицер-артиллерист.
Прибежавший Снотти доложил Харвуду:
– Коммодор, сэр, докладываю: одиннадцатидюймовый снаряд пробил вашу каюту и взорвался в спальне.
Харвуд спросил:
– Есть потери?
– Так точно, сэр, – ответствовал Снотти. – Он снес голову всем вашим клюшкам для гольфа, сэр. – В качестве доказательства маленькое чудовище продемонстрировало изувеченные клюшки.
Харвуд несколько секунд молча смотрел на них, потом изрек:
– Очень неспортивно.
Вудхаус заметил:
– Похоже, ваша каюта несчастливая, сэр.
– Но снаряд прошел и через вашу каюту тоже, капитан, – вставил Снотти.
– Сообщение с «Эксетера», сэр, – сказал главстаршина-сигнальщик.
Харвуд поспешил к нему, выхватил из рук бумагу и прочитал сообщение вслух:
– «Все орудия вышли из строя. Корабль держится на плаву и может идти своим ходом». – Он задумчиво взглянул на Вудхауса и проговорил: – Им, должно быть, здорово досталось. Интересно, смогут они без помощи дотянуть до Фолклендских островов?
Сообщение было отправлено, и через несколько минут поступил ответ: «От „Эксетера“ флагману. Могу добраться до Плимута, если прикажете. Прошу разрешения пересмотреть список необходимых запчастей».
Харвуд на несколько секунд прикрыл глаза. Оба моряка могли представить себе ситуацию на «Эксетере». Крейсер был хорошо виден – он все еще горел. К Вудхаусу подошел посыльный, и капитан доложил Харвуду:
– Боеприпасы подходят к концу, сэр.
Харвуд, грубо вырванный из мира грустных мыслей, резко крикнул:
– Что? Ну так поскребите по донышку! – Тут его мысли снова вернулись к капитану Беллу, и он сказал сигнальщику: – Передайте на «Эксетер»: «Следуйте на Фолклендские острова. Бог в помощь». – Затем он обернулся к Вудхаусу и энергично заявил: – Ладно, давайте продолжим.
Было 7:40. Гонка была слишком напряженной, чтобы продолжаться долго. Теперь расстояние между кораблями несколько увеличилось. «Граф Шпее» не мог выйти из боя, поскольку его противники оказались более быстроходными, но было очевидно, что ему изрядно досталось. Все же перестрелка длилась уже довольно долго. Харвуд сделал несколько быстрых шагов взад-вперед и обратился к Вудхаусу:
– Мы должны увеличить расстояние. Я собираюсь выйти из боя и атаковать еще раз после наступления темноты. Уходите и ставьте дымовую завесу. – И вслед за этим главстаршине-сигнальщику: – Передайте на «Ахиллес»: «Я выхожу из боя».
Вудхаус отдал приказ:
– Лево тридцать.
В этот момент раздался ужасный грохот в кормовой части корабля. Снарядом снесло главную стеньгу. Это был один из последних выстрелов этой фазы операции. Вудхаус с досадой заметил:
– Это значит, мы остались без антенн для радиосвязи. Надо сказать, чтобы срочно занялись установкой новых.
Харвуд, смотревший в бинокль на противника, сообщил:
– Как бы то ни было, немец не поворачивает за нами. А значит, мы будем преследовать его, но только зайдем с другой стороны.
Вудхаус, уже обдумывающий вопрос установки новой стеньги, мстительно добавил:
– И уж тогда немцам придется поломать голову насчет ремонта.
2. «АХИЛЛЕС»
Когда «Граф Шпее» двенадцатью неделями ранее впервые обнаружил свое присутствие в Южной Атлантике, «Ахиллес» работал у себя дома. Он являлся кораблем Новозеландского дивизиона Королевского ВМФ, и большинство членов его команды были жителями островов. Но с другой стороны, почти все офицеры и старшины были англичанами. Из четырех башен с шестидюймовыми орудиями три имели новозеландские орудийные расчеты, а на четвертой артиллеристами были морские пехотинцы. Дисциплина и мораль находились на очень высоком уровне. Капитан Парри пользовался заслуженной популярностью в команде. Матросы были энтузиастами своего дела, а капитану за период тренировок удалось научить их действовать быстро и эффективно. Почти сразу же после окончания обучения «Ахиллес» получил приказ присоединиться к эскадре коммодора Харвуда у берегов Южной Америки. После долгого путешествия через Тихий океан «Ахиллес» впервые зашел в материковый порт только в Сантьяго-де-Чили. Затем он проследовал через Магелланов пролив и присоединился к эскадре, патрулировавшей длинную береговую линию южного континента.
Непосредственно перед объявленным Харвудом сбором «Ахиллес» находился в районе Пернамбуку. Оттуда Парри проследовал к реке Ла-Плата, куда прибыл 10 декабря. «Эксетер» появился 12-го. Капитан Парри был горд высоким моральным духом своей команды. Он чувствовал, что неуправляемые элементы, должным образом направляемые, в нужное время только добавят перца в блюдо. Парри был человеком дальновидным, обладал живым воображением и по достоинству оценил политику великой морской державы, которая могла себе позволить посылать корабль из одного конца света в другой. Он гордился выпавшей на его долю возможностью работать и участвовать в сражении вместе с кораблями Королевского ВМФ. Бой на реке Ла-Плата был первым, в котором участвовал корабль из Новозеландского дивизиона. Вероятно, именно по этой причине из беседы с любым из двух миллионов жителей островов иногда казалось, что бой принял только один их корабль.
Лейтенант Уошбурн, замкнутый, но очень грамотный и опытный артиллерист «Ахиллеса», с которым мы уже встречались в башне управления огнем во время утренней боевой вахты, 13 декабря был главным командую щим офицером (ГКО) на утренней вахте. ГКО отвечает за корабль в отсутствие капитана. Когда в 6.10 была дана команда перейти к походной вахте, люди, как и на «Аяксе», разошлись по своим делам. Вахта Уошбурна еще не закончилась, поэтому он вернулся на мостик и стал обсуждать с капитаном Парри артиллерийские учебные стрельбы, которые предстояло провести в этот же день. Учитывая то, что должно было вот-вот случиться, в теме обсуждения была заключена тонкая ирония. Накануне Харвуд объявил о своих намерениях продолжать тактические учения, а это означало, что предстояла отработка процесса концентрации огневой мощи и системы бокового наблюдения и связи. Как уже было сказано, ни один офицер-артиллерист не любит, когда управлением его орудиями занимается кто-то другой, и Уошбурн не был исключением. Поэтому он много и весьма откровенно говорил об этом. Парри, занимавший совсем другое положение на корабле, лишь сочувственно улыбался и отмалчивался.
Система бокового наблюдения и связи – это другая составляющая разработанной Харвудом схемы разделения огня противника. Если две атакующие силы могут занять такое положение по отношению к противнику, что их линии огня располагались под прямыми углами, тогда каждый корабль может проинформировать, с каким недолетом или перелетом падают снаряды другого стреляющего корабля. До появления радаров и без воздушного наблюдения, на которое далеко не всегда можно было положиться, такая информация была очень важна. Иначе все, что мог сделать артиллерист, это корректировать огонь по тем залпам, которые попадали в одну линию с противником. Если противник скрыт вспышками, у вас недолет и необходимо было «взять повыше», если наоборот – у вас перелет, «берите пониже». По этим показателям и следовало ориентироваться. Если же некоторые вспышки перед противником, а некоторые за ним, вы взяли его в вилку, значит, все идет хорошо. Но удержаться на одной линии с противником, который, как и вы, очень подвижен, тяжело, и информация о других залпах представляется чрезвычайно важной. Уошбурн, конечно, это понимал. Но его безмерно раздражала необходимость вести огонь «в концентрации». Кто-то один всегда должен быть лучше, чем другой, и Уошбурн был убежден, что это обязан быть только он. Поэтому он неустанно жаловался всем, кто соглашался его слушать, включая капитана, мерившего шагами мостик, и штурмана лейтенанта Кобурна, высокого, худощавого и абсолютно невозмутимого типа, которого ничто не могло было вывести из состояния равновесия даже в столь ранний предрассветный час.
Примерно в пятнадцать минут седьмого впередсмотрящий сообщил:
– Вижу дым, пеленг красный 100.
В то же время они видели «Эксетер», который, как мы помним, шел последним в ордере и направился выяснить природу дыма. Парри и Уошбурн неспешно прошествовали на левое крыло мостика. Подобные доклады они уже слышали тысячами, и, несмотря на то что уважали интуицию коммодора, все же не надеялись встретить немецкий карманный линкор, который, когда они в последний раз слышали о нем, находился на три тысячи миль ближе к дому и Рождеству. Парри неторопливо поднес к глазам бинокль, Уошбурн воспользовался стационарным.
Обоим в ту же секунду стало ясно, что перед ними именно немецкий карманный линкор. Видимость была отменной, и уже можно было отчетливо рассмотреть башню управления, дальномер и тонкие перья оранжево-черного дыма. Но морякам больше ничего и не надо было. Они оторопело посмотрели друг на друга, и Парри проговорил:
– Боже правый! Это он! Вахтенный! Боевая тревога! Сообщите в машинное отделение, что мы скоро начнем увеличивать скорость до максимума.
Уошбурн немедленно побежал на свой боевой пост в башню управления огнем, воспользовавшись кратчайшим маршрутом – наружным трапом и запасным выходом, – снова взглянул на пришельца, теперь уже находясь в высшей точке корабля. Вне всяких сомнений, это был карманный линкор. Он опустился в кресло, скомандовал навести орудия на цель слева по борту, надел наушники и стал ждать указаний. А тем временем по кораблю разносились пронзительные звуки клаксонов, за которыми последовали сигналы горнистов. Команда сразу поняла, что это не учебная тревога. С помощью переговорных труб Уошбурн мог слышать все, что происходит на мостике. Старшина-сигнальщик доложил:
– «Эксетер» поднял сигнальный флаг: вижу противника.
Обязанности вахтенного офицера принял Кобурн. Парри сказал совершенно будничным тоном, словно предлагал поправить головной убор:
– Идем в трех-четырех кабельтовых от «Аякса». Строй свободный. Если противник откроет огонь, уклоняемся, но не слишком увлекаемся рулем.
Начали сбегаться на боевые посты артиллеристы: запыхавшиеся, одетые кое-как, еще не вполне проснувшиеся. Если учесть небольшие размеры башни управления огнем, в ней помещалось удивительно много людей. Все три башни управления на крейсерах были более или менее одинаковы, поэтому, описав одну, можно дать представление обо всех.
Офицер-артиллерист Уошбурн занимал место на самом верху и дирижировал оркестром.
Офицер Уотс – толстый, спокойный человек и очень опытный офицер – наблюдал за противником и постоянно рассчитывал его курс и скорость.
Офицер-прокладчик сержант Тимбл был очень крупным, краснолицым и медлительным человеком. Он был выходцем из Ольстера. Именно он следил, как падают снаряды вокруг вражеского корабля, и передавал данные. За тремя офицерами располагались два телеграфиста и юнга Дорсет, находившийся на прямой связи со всеми четырьмя башнями. В остальных башнях аналогичные посты также занимали юнги, которые обычно своей болтовней доводили всех до отчаяния. Этим утром им также было о чем поговорить.
Даже выше, чем три упомянутых офицера, располагался линейный дальномерщик Ширли, который, чтобы лучше видеть, становился на табуретку и высовывал голову наружу над башней управления и из этого положения мог прекрасно видеть все маневры «Аякса», чтобы иметь возможность корректировать положение при концентрации огня.
В нижнем помещении башни сидели наводчики, производившие наводку орудий в вертикальном и горизонтальном направлении. Горизонтальный наводчик вел огонь. Рядом с ними располагались два оператора, которые манипулировали рычагами и осуществляли корректировку расстояния, углов возвышения и поперечных уровней всех орудий. Их звали Шоу и Роджерс. Оба были новозеландцами. Также выходцами с далеких островов были Ширли, юнга Дорсет и наводчик старшина Стейси. Офицер-артиллерист, конечно, мог напрямую связаться с мостиком посредством переговорной трубы.
Немедленно по прибытии на боевой пост Уошбурн приказал закрыть все двери и люки, что заняло несколько минут. Далее последовал приказ всем башням зарядить орудия бронебойными снарядами.
Этот приказ, давший понять всем расчетам, что тревога вовсе не учебная, прозвучал в башнях и стал причиной обмена понимающими взглядами. После этого на «Аяксе» открыли огонь. Капитан Парри на мостике бросил взгляд на индикатор расстояний, на котором значилось 24 300 ярдов, и заметил:
– Максимальное расстояние.
– Ну, это не надолго, сэр, – ответил Кобурн.
И словно в доказательство над головой моряков засвистели одиннадцатидюймовые снаряды. Они огромными невидимыми птицами пролетели высоко в воздухе и с грохотом рухнули в воду, взметнув в небо мощные водяные колонны. Это был первый залп «Графа Шпее». Снаряды упали справа по курсу «Ахиллеса», и Парри отрывисто приказал:
– Право руля, штурман.
Удивленно взглянув на капитана, Кобурн подтвердил:
– Есть, сэр. Право двадцать.
Парри склонился к переговорной трубе:
– Артиллерия!
В ответ раздался голос Уошбурна. Парри медленно и отчетливо проговорил:
– Я всегда буду рулить в сторону последнего падения снаряда. Будьте готовы к соответствующей корректировке.
Уошбурн, сидя в башне, скорчил недовольную гримасу, которой никто не видел, и послушно ответил:
– Есть, сэр.
Парри медленно прошествовал в среднюю часть мостика и неожиданно обернулся к Кобурну, который все еще глядел на капитана разинув рот.
– Вы поняли?
Кобурн собрался с мыслями и ответил:
– Так точно, сэр. Надеюсь, противник не понял.
Парри сухо улыбнулся. Это правда, что подобный маневр всегда несколько рискован. В то же время поворот в сторону противника, если его огонь ведется с недолетом, и от него в случае перелета – это хитрость, имеющая глубокий смысл. Конечно, если такая тактика будет замечена противником, ему останется только оставить несколько залпов нескорректированными, и вы попадете прямо под огонь. При обсуждении сражения Парри всегда приписывал неуязвимость «Ахиллеса» мастерству Кобурна в выполнении этого плана.
В башне управления Уошбурн отдал команду:
– Бортовой залп!
Приказ прозвучал во всех башнях как сигнал привести заряженные орудия в полную боевую готовность. На панели рядом с Уошбурном замигали лампочки индикатора готовности орудий.
Из переговорной трубы донесся голос Парри:
– Артиллерия, открывайте огонь, как только будете готовы.
Пять лампочек уже загорелось, поэтому, не сводя глаз с индикатора, Уошбурн склонился к переговорной трубе и проговорил:
– Мы готовы открыть огонь, сэр.
– Действуйте!
Теперь горели уже все восемь лампочек, и Уошбурн сказал в микрофон:
– Огонь!
В это же мгновение звякнул огневой колокольчик, и секундой позже корабль вздрогнул от мощного удара – был произведен полный бортовой залп. И сразу все лампочки погасли. Артиллеристы перезарядили орудия, и лампочки вспыхнули снова. Меньше чем через двадцать секунд был сделан второй залп, потом третий…
В начале операции время полета снарядов составляло около пятидесяти секунд. В военно-морской артиллерии протяженность времени полета довольно трудно оценить. Уошбурн взглянул на часы. Ожидание, пока его «кирпичи» находятся в полете к цели, причем в воздухе находились одновременно снаряды трех бортовых залпов, было непосильным испытанием для его терпения.
Одним из устройств, расположенных в башне, было приспособление, издававшее серию вульгарных звуков в конце времени полета каждого залпа. Вот и теперь оно несколько раз коротко хрюкнуло. Это означало, что снаряды первого залпа уже на подлете к цели. Уошбурн и Тримбл приникли к биноклям. Единичный звук «отрыжки» проинформировал о моменте взрыва. В срочном порядке была произведена корректировка, и огонь продолжился. Уошбурн имел все основания быть собой довольным. Так продолжалось до тех пор, пока телеграфист, располагавшийся за его правым плечом, не проговорил ему прямо в ухо:
– Вызывает «Аякс». Подключаемся.
Потом он написал на листе бумаги, лежавшем под правой рукой Уошбурна, так что он мог легко все прочитать, расстояние и угол горизонтальной наводки, переданные флагманским кораблем. Так продолжалось следующие пятнадцать минут. «Аякс» и «Ахиллес» концентрировали свой огонь. Мы знаем, что Уошбурн думал по поводу того, что у него отбирали управление собственными орудиями, поэтому его мысли вряд ли стоит приводить в печати, и они ни в коей мере не умаляли профессиональных достоинств Десмонда Дрейера, артиллериста с «Аякса».
В 6:40, как уже было сказано, один из залпов «Графа Шпее» сдетонировал на поверхности воды в нескольких ярдах от «Ахиллеса» и засыпал его с левого борта осколками, большинство из которых обрушилось на башню управления огнем и на мостик. Следует отметить, что термин «осколки» является общим и может обозначать как небольшую щепку, так и крупный и весьма агрессивный кусок зазубренной стали. Несколько из таких осколков легко пробили пулезащитное ограждение мостика, ранив в обе ноги капитана Парри и в колено главного старшину-сигнальщика Мартинсона. Парри на несколько минут лишился сознания, потом пришел в себя, обнаружил, что лежит на палубе, и некоторое время соображал, что он там делает. Странно, но никакой боли он не чувствовал. Первым, что он услышал, был стон Мартинсона, которого санитары уносили в лазарет. Затем капитан поднялся и сел на край обезьяньего острова – платформы высотой около фута, идущей вокруг двух компасов. Что-то было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Неожиданно он понял, что орудия на корабле молчат.
В башне управления огнем шесть крупных осколков пробили дюймовую броню, часть которой влетела вместе с осколками внутрь. Уошбурн услышал громкий звук и лишился чувств. Вернувшись к реальности, он с удивлением понял, что в башне наличествует довольно много вентиляционных отверстий, которых не было ранее, а на полу распростерты чьи-то тела.
Парри встал на ноги и сделал несколько шагов в переднюю часть мостика. Он так и не понял, что ранен, пока ему не сообщил об этом санитар. Одного взгляда на носовые башни было достаточно, чтобы понять: орудия больше не наведены на врага. Оглянувшись через плечо, он увидел испещренную отверстиями башню управления. Он понял, что заполучил серьезные неприятности, и, приблизившись к переговорной трубе, сказал:
– Мостик вызывает башню управления. Говорит капитан. Артиллерия, вы в порядке?
В башне управления Ширли свалился с табурета, на котором стоял, из глубокой раны на бедре хлестала кровь. Оба телеграфиста были мертвы. Один из них провалился в нижнее отделение к наводчикам. Уошбурн получил два или три осколочных ранения головы и еще не вполне соображал, что к чему. Уотс спокойно проговорил в микрофон:
– Башня повреждена. Управление будет восстановлено. – Потом он повернулся к Уошбурну и сказал: – Идите сюда, сэр. Вам нужна перевязка.
– Что? Где? – забормотал Уошбурн. – Я в порядке.
Он провел рукой по голове и с искренним удивлением воззрился на окровавленную ладонь. С трудом сообразив, что к чему, он, наконец, выкарабкался из кресла и дал себя перебинтовать.
Примерно в это время подоспел запрос капитана. Уошбурн доложил обстановку и попросил прислать санитаров. Когда Уотс закончил свои манипуляции, к Уошбурну окончательно вернулась способность соображать. Он вернулся на свое место и огляделся. Оба наводчика на первый взгляд были в порядке. Шоу продолжал сидеть у своего инструмента, хотя и наклонился вперед. Орудийный огонь был периодическим и беспорядочным. С кормовым управлением было не все в порядке. Два человека, занимавшиеся этим, не могли продолжать выполнять свою работу, потому что подвергались постоянному негативному воздействию со стороны башни Х, которая вела огонь в непосредственной близости по цели, находящейся впереди. Оба оглохли, одурели от сотрясения, их все время рвало. Кстати, после боя оказалось, что больше всего на «Ахиллесе» была повреждена кормовая часть надстройки от огня собственных орудий.
Уошбурн решил, что надо брать управление в свои руки.
– Какие повреждения? – спросил он.
Старшина Хэден оторвался от телескопа и неуверенно проговорил:
– Приборы вроде бы в порядке, сэр.
Уошбурн громко объявил:
– Хорошо, посмотрим, что можно сделать. Переходим на управление из башни. Готовьтесь, Шоу!
Хэден подтвердил:
– Есть перейти на управление из башни, сэр.
Уошбурн еще раз окрикнул:
– Шоу!
Стейси, сидевший рядом с Шоу, тихо проговорил через переговорную трубу:
– Арчи отвоевался, сэр.
Уошбурн взглянул вниз. Шоу сидел на своем месте, но был мертв. Лейтенант приказал:
– Роджерс! Займите место Шоу!
Не говоря ни слова, Роджерс оттащил тело Шоу и занял его место. К этому времени уже прибыли команды санитаров и громко барабанили в дверь. Но только войти они не могли, потому что поврежденную осколками дверь намертво заклинило. И до самого конца сражения Уошбурн и его люди управляли огнем в компании с тремя мертвецами.
Антенны были сбиты, телеграфисты мертвы. В этих условиях Уошбурну не потребовалось много времени, чтобы сообразить: он снова сам себе хозяин и может управлять своим огнем самостоятельно. Огонь с «Ахиллеса» возобновился и снова велся постоянно и точно. Вот только не представилось возможности проинформировать «Аякс», что «Ахиллес» не может больше участвовать в совместных огневых действиях. Уошбурн вернул себе самостоятельность.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.