Кори Форд Ценнейший шпион Джорджа Вашингтона

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кори Форд

Ценнейший шпион Джорджа Вашингтона

Шпионской сетью американцев – так называемой группой Калпера в районе Нью-Йорка руководил майор, впоследствии полковник Бенджамин Талмедж[38], начальник разведки Вашингтона, но зачастую к этому делу подключался и сам Вашингтон.

В своем очерке Кори Форд отмечает, что «это были дилетанты, люди, не прошедшие никакой специальной подготовки. Арест же и смерть Натана Хейла показали необходимость налаживания настоящей конспиративной и целенаправленной агентурной деятельности. Так что создание этой группы стало, по сути дела, результатом его геройской гибели. Агентурная сеть явилась первой шпионской организацией Америки и положила начало созданию впоследствии настоящей секретной службы».

Основным объектом ее внимания была штаб-квартира англичан в Нью-Йорке. Естественно, она поддерживала контакты с нью-йоркскими коммерсантами и ремесленниками, работавшими у англичан, но основным источником информации был Роберт Таунсенд, подписывавший свои донесения как Самуэль Калпер-юниор, а также его возлюбленная, известная под кодовым номером 355.

В создаваемую агентурную сеть Талмедж привлек друзей из Лонг-Айленда. Абрахам Вудхал (Самуэль Калпер-сеньор) устроил явочный пункт на верхнем этаже гостиницы своего шурина в Нью-Йорке, где собирал и готовил информацию для Джорджа Вашингтона. Информацию забирал Остин Роэ, фермер из Сетокета, передавал ее связнику Калебу Брюстеру, который на лодке ночью переправлялся через бухту и вручал Талмеджу (Джону Болтону). И уж от него она попадала в руки генерала Вашингтона[39].

Внешность Абрахама Вудхала служила ему лучшей защитой от всевозможных подозрений. Он никак не походил на шпиона – эдакого бодрячка и шустрого малого, как его себе представляли многие. Лицо у него было серым, руки дрожали, голос звучал боязливо, и он никогда его не повышал. Он всегда опасался, что его заговорщическая деятельность может быть раскрыта, и, если какой-нибудь незнакомец удостаивал его повторного взгляда, сердце его, как говорится, уходило в пятки. Только собрав в кулак всю свою волю, он осмеливался навещать вражеские опорные пункты, чтобы оценить их расположение и численность гарнизонов. Строгий взгляд или окрик часового заставляли его немедленно поворачивать обратно и торопливо забираться в собственную постель. Его боязливость была заметна даже в переписке с Талмеджем.

«Прошу вас немедленно уничтожать каждое мое письмо сразу же после его получения, – умолял он. – Ведь благодаря непредвиденной случайности оно может попасть в руки противника, выдаст меня и приведет в тюрьму, прежде чем меня предупредят об опасности. Будьте, пожалуйста, осторожны».

Страх, что письма могут его выдать, был устранен благодаря изобретению чернил для тайнописи – симпатических чернил неким Джеймсом Джеем в Лондоне, формула которых не открыта до сих пор. После написания текст становится невидимым даже на самой белой бумаге. Прочитать же написанное можно, используя специальную жидкость (наносится на бумагу обычно мягкой кисточкой).

Однако и применение тайнописи не избавляло полностью от нервозности Вудхала. Появление в соседней комнате гостиницы «Андерхилл» (у подножия холма) английского офицера приводило его чуть ли не к нервному срыву. С Остином Роэ он всегда говорил только шепотом. Когда однажды, сидя в своей маленькой комнатке на мансарде, он писал очередное донесение, дверь за его спиной внезапно с шумом распахнулась. Вскочив, он опрокинул столик, разлив дорогостоящие симпатические чернила. Оказалось, что в комнату вошла его сестра Мэри. Случай этот настолько отразился на состоянии его здоровья, что он временно вообще прекратил работу, о чем Талмедж доложил Вашингтону.

Группа Калпера в ту осень стала постепенно и осторожно расширяться. Вудхал привлек к подпольной деятельности своего шурина Амоса, который имел хорошую возможность получать информацию из беспечных разговоров своих английских постояльцев. Уильям Робинсон, известный в городе коммерсант, считавшийся роялистом, присылал Вудхалу время от времени письма, содержавшие военную информацию. Иосиф Лоуренс, друг Робинсона, докладывал о передвижениях войск противника на территории Лонг-Айленда.

Вудхал понимал, что его долгие отлучки из дома могут вызвать подозрение, и он решил найти человека, который заменит его в Нью-Йорке. Таковым оказался квакер из Ойстер-Бея, коммерсант Роберт Таунсенд, котрый по своим делам свободно передвигался по всему побережью и мог следить за маневрами британского флота.

Совместно с Генри Окманом он организовал торговое общество, и они открыли в доме 18 по Смит– стрит, в одном квартале от его собственного дома, магазинчик по продаже сушеных продуктов. Это была необходимая мера предосторожности, ибо связники могли заходить туда, не вызывая ни у кого подозрения.

Таунсенд постепенно входил в свою новую роль, поскольку поначалу колебался между чувствами вины и обязанности. Он был весьма серьезен, хотя ему совсем недавно исполнилось двадцать пять лет, одевался в истинном квакерском стиле и завязывал каштановые волосы в пучок на затылке. Лицо его миловидным назвать было трудно: нос типичный для Таунсендов, подбородок раздвоенный, под глазами постоянные черные круги как от вечного недосыпания, глаза же мягкие и задумчивые – не холодные и оценивающие, как у полковника Джона Андрэ и не светящиеся фанатизмом, как у Натана Хейла. Редкая его улыбка навевала мысль о робости и сентиментальности.

Остин Роэ, напротив, был бесстрашным человеком, а его напыщенная манера разговора обезоруживала даже постовых. Он безупречно держался на коне, заметно превосходя Поля Ревера, и неоднократно преодолевал расстояние от Сетокета до Нью-Йорка и обратно в сто шестьдесят километров по местности, кишевшей бандитами и патрулируемой королевскими драгунами. Его жена Катерина спросила как-то мужа по возвращении, не было ли у него каких-либо трудностей.

– Ничего особенного, любовь моя, – ответил он безразличным тоном. – Разве только две маленькие дырки в моей шляпе.

Обычно он привязывал коня около магазинчика Окмана и врывался в него, покрытый дорожной пылью. Достав из кармана записку Джона Болтона, протягивал ее Таунсенду:

– Прошу вас вручить предъявителю сего полпачки писчей бумаги, как и в прошлый раз.

Таунсенд запаковывал и опечатывал бумагу, Роэ платил и выходил из магазина. Тогда Таунсенд незаметно покидал лавку через заднюю дверь и спешил в гостиницу, где его уже ожидал Роэ. Оба поднимались в мансарду в бывшую комнату Вуда. Там Роэ обрабатывал записку Болтона специальным раствором. Прочитав появившийся между строк текст, Таунсенд осторожно распаковывал купленную в магазине бумагу, писал симпатическими чернилами ответ на запрос генерала Вашингтона на одном из листов и клал его обратно в пачку на обусловленное по счету место. Затем снова опечатывал пакет. Роэ укладывал его вместе с другими покупками в седельную сумку и направлялся в обратную дорогу.

Роэ договорился с Вудхалом, чтобы его корова паслась в общем загоне, и по вечерам ходил ее доить. Чтобы не встречаться лишний раз с ним, он прятал припасенный лист бумаги в закопанный в определенном месте луга деревянный ящичек, и тот забирал донесение попозже.

Калпер-сеньор запирался, обрабатывал ответ Таунсенда, переписывал текст и присоединял его к подготовленной для отправки информации. Когда на другой стороне бухты у дома Анны Стронг на бельевой веревке появлялась черная нижняя юбка и несколько носовых платков, это означало место, куда должен приплыть на рыбацкой лодке ночью Калеб Брюстер. С наступлением темноты Вудхал отправлялся к обусловленному месту встречи, передавал информацию, и Брюстер плыл в Коннектикут через так называемый чертов пояс, где каждую минуту мог столкнуться с баркасами противника. В Феарфилде он вручал донесение Талмеджу, которое затем по цепи (всадники стояли наготове через каждые 25 километров) попадало в ставку Вашингтона у Гудзона.

Такой путь доставки информации занимал много времени и подчас снижал ее ценность. 29 июня Калпер-юниор доложил Талмеджу из Нью-Йорка:

«Вчера мне сообщили, что два британских полка, в которые вошли подразделения полковника Фаннинга и роялисты, выступили из Род-Айленда на Уайтстон, куда должны прибыть сегодня. Информация эта вполне достоверна, так как исходит от человека, продвигавшегося вместе с ним. Он предполагает, что они намереваются совершить рейд в Коннектикут в ближайшее же время».

Вудхал от себя приписал:

«Обращаю ваше внимание на то, что в ближайшее время возможен рейд противника в Коннектикут. Предполагаю, что он будет сопровождаться грабежами. Проявите бдительность».

Но это предупреждение опоздало. Майор Талмедж находился с сотней человек в сторожевом охранении у церкви в населенном пункте Паундридж неподалеку от Бедфорда. На рассвете легкая кавалерия лорда Роудона с отрядом пехоты атаковала их позиции. Противник численно превосходил американцев, и Талмедж отдал приказ отходить. Англичане захватили почти все снаряжение, лучшего коня Талмеджа и большую часть его багажа, в котором были деньги и секретные указания Вашингтона, которые предназначались Калперу. В одном из писем было сказано:

«…Имя последователя С.Ц., а также Джорджа Хайдея, проживающего вблизи от Северной речки и выразившего согласие на сотрудничество с нами, необходимо держать в секрете, поскольку в противном случае мы можем не только потерять свое преимущество, но и поставить их в опасное положение… Как только будет приобретена требующаяся К.Р. жидкость, она будет сразу же выслана».

Талмедж тут же доложил о случившемся Вашингтону, но тот разноса ему не устроил, предупредив лишь об опасности, которой подвергаются секретные документы на передовой позиции, и пообещав восстановить потерянное имущество и деньги. Вместе с тем генерал распорядился:

– В результате утраты писем наибольшей опасности сейчас подвергается Хайдей, которого прошу срочно предупредить. Его судьба меня очень беспокоит.

Вылазка дала британской контрразведке ценный материал. Ей стало известно о наличии симпатических чернил, определился маршрут доставки информации в Коннектикут, она узнала инициалы двух шпионов – С.Ц. и К.Р., а также имя и место жительства третьего. Но хотя Хайдей и был почти сразу же арестован, его все же сумели предупредить об опасности, он успел уничтожить компрометирующий материал, в результате чего избежал веревки.

Опасаясь, что англичанам удастся найти жидкость для проявки симпатических чернил, Вашингтон дал указание Талмеджу разработать цифровой код для передачи разведывательной информации. И Талмедж создал такой код, а вместе с тем и четыре экземпляра таблиц для его расшифровки, которые вручил Вашингтону, Таунсенду, Вудхалу, оставив один себе. И то и другое хранилось отныне как зеница ока, ибо их обнаружение противником означало бы верную смерть на виселице.

Код был очень прост. Выписав на листе бумаги в алфавитном порядке наиболее употребительные слова, встречавшиеся в информационных донесениях Калпера, Талмедж присвоил каждому определенную цифру. Географические названия также получили свои цифры: Нью-Йорк – 727, Лонг-Айленд – 728, Сетокет – 729. Не были забыты и ключевые фигуры: генерал Вашингтон – 711, Джон Болтон – 721, Калпер Самуэль – 722, Калпер-юниор – 723, Остин Роэ – 724, Калеб Брюстер – 725.

В соответствии с этим кодом Вудхал написал 15 августа письмо Талмеджу:

«Каждое 356 (письмо) при поступлении в 727 (Нью-Йорк) вскрывается, а все приезжие подвергаются досмотру. О маршруте наших 356 (писем) предполагается наличие определенных 345 (сведений)… Собираюсь в ближайшее время съездить в 727 (Нью– Йорк) с помощью хорошо знакомой мне 355».

Цифра 355 была присвоена даме. Хотя она и была одним из самых важных агентов американской секретной службы и родила от Роберта Таунсенда ребенка, ее знали только под этим номером.

Личность дамы тщательно скрывалась, так что мы располагаем лишь несколькими беглыми намеками, относящимися к тому времени. Из письма Вудхала следует, что она – его знакомая, проживает в городе и «сможет всех обвести вокруг пальца». Следовательно, она была уже шпионкой, когда познакомилась с Таунсендом. Примерно в 1780 году она стала его женой. Своего ребенка они окрестили как Роберт Таунсенд-юниор. Кроме того, известно, что в двадцатых числах октября, вскоре после бегства Арнольда к англичанам, она была арестована. Вудхал в это же самое время упоминает в своем письме «об аресте человека, который оказал ему огромную помощь».

Больше мы ничего не знаем. Ее имя до нас не дошло. Сам Роберт Таунсенд при своей жизни ее не называл. Если его квакерская родня и знала о ее существовании, то и она помалкивала. Райнхем Холл, говоря о Таунсенде, называет его холостяком. Ни в одном письме, ни в одном дневнике не сказано чего-либо о ее происхождении. Принадлежала ли она к благородному семейству из кругов тори? Предоставляло ли ее социальное положение доступ к английским секретам, о которых было известно только командующему и его адъютанту? Арнольд подозревает, что именно она предупредила Вашингтона о готовящемся нападении англичан на Вест– Пойнт. Во всяком случае, только она одна из всех членов группы Калпера была арестована после бегства Арнольда в Нью-Йорк. Генерал Клинтон был слишком осторожным и замкнутым человеком, чтобы разболтать какие-либо секреты, чего нельзя было сказать о майоре Андрэ, ехавшем как-то вместе с прелестной попутчицей.

Можно предположить, что она очаровала его своим интеллектом и льстила самолюбию, хваля поэтические наклонности дилетанта. Хотя она и состояла в любовных отношениях с Таунсендом, дама продолжала флиртовать и с Андрэ, выпытывая у него информацию. Мне предоставляется, что 355 была живой, задорной, невысокого роста женщиной, достаточно умной, чтобы перехитрить врага, сумевшей в то же время подарить Таунсенду кратковременное счастье. Одним взглядом своих глаз она могла вывести его из хмурого состояния, а ее гортанный смех вызывал у него столь редкую обычно улыбку. Их роман (а встречались они, скорее всего, в гостинице «Андерхилл») продолжался всю зиму, пока Клинтон находился в Каролине. Сочетаться официальным браком они не могли в силу тогдашних обстоятельств.

Узнав о ее беременности, Таунсенд предлагал 355 выйти из группы Калпера и уехать из города, но она отказалась, ибо считала, что должна остаться, продолжая и далее использовать свои связи с важнейшим источником информации – британской секретной службой. Таунсенд, воспитанный в квакерском духе, обвинил себя во всем и сообщил Вашингтону, что выходит из игры.

Замены ему Вудхал найти не смог, сам же осесть в Нью-Йорке не хотел ни при каких обстоятельствах, поэтому написал Талмеджу:

«Если 711 (Вашингтон) сможет найти подходящего человека и направит его в Нью-Йорк, чтобы заменить К.-юниора, то я вступлю с ним в контакт, и мы разработаем план дальнейших действий».

Талмедж переправил его письмо Вашингтону с собственной припиской, что «К.-сеньор немного перетрусил и считает необходимым прекратить на некоторое время связь».

Ответ Вашингтона был грубым и отразил его недовольство агентами, сотрудничавшими по настроению:

«Поскольку К.-юниор отказался от дальнейшей работы, а К.-сеньор настроен в том же духе, видимо, целесообразно связь с ними прекратить, тем более их информация поступает столь поздно, что теряет свою ценность… Мне хотелось бы установить связь с Нью– Йорком через Стейтен-Айленд, но я не знаю никого из тамошних агентов…»

Хотя Калпер-сеньор и обиделся на такой поворот дел, он попытался скрыть свои эмоции в прощальном письме:

«Я рад, что 711 намеревается найти более подходящий путь для получения информации, нежели предшествовавший. Из сказанного делаю вывод, что он до сих пор использовался очень редко. Мне жаль, что наша опасная и очень напряженная деятельность была малоэффективной. Далее идет речь о моем якобы нежелании продолжать сотрудничество. Видимо, вы были неправильно информированы. Могу заверить, что моя неутомимая деятельность исходила из чувства долга и не преследовала никаких материальных интересов… Если возникнет необходимость, я готов в любое время к дальнейшей работе».

Симпатические чернила больше не поступали, на бельевой веревке Анны Стронг никакие сигналы не появлялись, а над ящичком в загоне для скота Вудхала выросла трава. Группа Калпера прекратила свою деятельность.

Через два месяца Роберт Таунсенд вновь взял на себя роль Калпера-юниора. Объяснений этому поступку нет, остаются лишь предположения. Возможно, верх взяло чувство долга, а может, для него стала невыносимой разлука с 355. К тому же и Вашингтон стал настаивать на возобновлении работы нью-йорского кружка. Во всяком случае, манхэттенские агенты вновь стали поставлять ему информацию о численности войск и военных планах англичан, подчас из ставки Клинтона. Однако доставка информации из Нью-Йорка осложнилась, ибо англичане взяли под контроль выходы из города и досматривали всех, кто вызывал у них подозрение. К счастью, у Таунсенда было еще достаточное количество симпатических чернил. Однако из предосторожности к старому трюку с бумагой Роэ прибегал значительно реже.

Тогда Таунсенд решил отправить письмо с нарочным полковнику Бенджамину Флойду в Брукхевен, в котором было написано:

«Нью-Йорк, 20 июля 1780 года

Глубокоуважаемый господин полковник!

Вашу записку (слова «посланную с мистером Роэ» были зачеркнуты, но хорошо читались) я получил и принял к сведению. К сожалению, сейчас не могу выслать вам необходимые товары в связи с их отсутствием. Как только они поступят, перешлю по почте.

Ваш покорный слуга

Самуэль Калпер».

Дом полковника Флойда в последнее время подвергался частым грабежам, поэтому его стремление приобрести кое-что в городе было вполне объяснимо. Так что письмо сомнений не вызывало и объясняло, почему Роэ следовал с пустыми руками. (На обратной стороне листа симпатическими чернилами был написан, естественно, другой текст.)

На бруклинском пароме письмо было прочитано английской стражей и возвращено Роэ, который беспрепятственно проследовал в Сетокет. Там он оседлал коня и поехал к ферме Вуда, чтобы навестить заболевшего хозяина. Войдя в дом, запер двери, передал тому письмо Таунсенда и рассказал о виденном по дороге. Вуд приподнялся на постели, шатаясь от слабости, и дрожащей рукой написал Талмеджу:

«Ваше письмо я получил. К сожалению, заболел и лежу в постели с высокой температурой… 724 (Остину Роэ) пришлось поторопиться, чтобы доставить сюда подтверждение Калпера-юниора о прибытии эскадры адмирала Грейва в составе шести линейных кораблей, к которым в Нью-Йорке присоединятся еще три. Пятидесяти– и сорокапушечный корабли отплыли в Род-Айленд. Там они окажутся раньше, чем вы получите это донесение. Сегодня в Уайтстоне на корабли погружены 8 тысяч солдат – с тем же пунктом назначения… Прошу извинить за возможные ошибки в письме из-за болезни. Осуществляйте необходимые передвижения войск, а я буду молиться за ваш успех. Остаюсь преданный вам Самуэль Калпер».

Калеб Брюстер ожидал возвращения Роэ в обусловленном месте, и Вудхал написал ему несколько строчек:

«Пожалуйста, отправьте прилагаемый материал по назначению без малейшей потери времени. Эти сведения могут оказаться весьма важными для судьбы нашей страны. Возвращайтесь назад по указанию Джона Болтона».

По прибытии в Феарфилд Брюстер не сразу нашел Талмеджа и поэтому попросил одного из драгунских офицеров доставить депешу в ставку Вашингтона в Прекнессе (Нью-Джерси) посыльным. В четыре часа утра 21-го она была там. Ее сразу же вручили адъютанту генерала – Александру Гамильтону. Поскольку самого Вашингтона на месте не оказалось, а Гамильтон знал про симпатические чернила, он тут же обработал послание. Прочитав текст, немедленно переслал его генералу Лафайетту, находившемуся на пути в Ньюпорт, сопроводив запиской:

«Генерал в отъезде и возвратится, вероятно, не ранее полуночи. Вполне возможно, что информация не более как финт противника, но к ней следует отнестись вполне серьезно. Посему и направляю ее вам».

Вернувшийся в штаб-квартиру под вечер Вашингтон стал ломать голову над сообщением. Клинтон мог в действительности уже быть на подходе к Ньюпорту. Остановить войска противника и заставить их возвратиться мог лишь контрудар по Нью-Йорку. Удержать же свои позиции у Ньюпорта он вряд ли сумел бы из-за слабости собственной армии. Взяв перо, он задумчиво повертел его в пальцах. Стоило ли действительно наносить этот контрудар или же достаточно заставить сэра Генри поверить, что он будет вот– вот нанесен? Может быть, перо сможет сделать то, на что не способен меч?..

В транспортное подразделение британской армии, двигавшейся в направлении морского пролива, был передан пакет с документами, найденный на дороге вполне благонадежным английским фермером. Среди них находился детально разработанный Вашингтоном план нанесения контрудара по Нью-Йорку войсками численностью в двенадцать тысяч человек. На побережье Лонг-Айленда были тут же зажжены сигнальные огни, передавшие распоряжение флоту, находившемуся уже у Хантингтона, и Клинтону срочно возвратиться с армией в Нью-Йорк.

Через несколько дней Клинтон направил объяснительную записку лорду Джорджу Джермену в Лондон, в которой изложил причины неудавшегося удара по Ньюпорту:

«Вашингтон с двенадцатитысячной армией, совершив быстрый маневр, форсировал Северную реку и подходил к Найтбриджу, когда узнал, что я не пошел дальше к Род-Айленду. Поэтому он тут же возвратился назад и сейчас находится, как я предполагаю, в районе Оридж-Таун».

Американский же командующий, большой любитель и мастер дезинформации и обманных маневров, с большим удовлетворением пожинал плоды своей хитрости.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.