ОДИН ГОД В. Ефалов
ОДИН ГОД
В. Ефалов
Летом 1966 года колхозники Федор Иванович и Ефросинья Егоровна Овчаренко проводили свою дочь Галю в город. Неохотно они отпускали дочь от себя. В такую даль! В Москву. Подумать только!
Она окончила школу с серебряной медалью, много читала, была не по годам развитой, увлекалась музыкой, участвовала в школьной самодеятельности. Учителя в один голос советовали ей учиться дальше.
Экзамены оказались трудными. Конкурс был большой, но, когда списки были вывешены в коридоре около деканата, Галя Овчаренко оказалась в числе счастливцев, принятых на первый курс.
Получила место в общежитии, первую стипендию.
Однажды, в канун 8 Марта, в комнату вбежала Оля, подружка Гали:
— Ой, Галка, какая я счастливая, ты даже не представляешь себе! Смотри, что Салей мне принес, смотри, что подарил.
Оля раскрыла сумочку и положила перед Галей большую золотую брошь в виде жука.
— Постой, постой, какой Салей?
— Ну, тот, помнишь? Он еще нас после танцев провожал, и ты смеялась, что он в меня влюбился.
Галя вспомнила интересного смуглого парня с черными как смоль усиками, который действительно пытался на вечере ухаживать за Олей. Он учился на четвертом курсе, хорошо говорил по-русски, правда с акцентом.
С первого же взгляда Галя, не будучи даже искушенной в таких вещах, поняла, что «жук» стоит больших денег, и она сказала об этом Ольге.
— Какая ты чудная, Галка. Не все ли тебе равно, где он взял деньги? Не украл же, в конце концов! Кстати, он пригласил нас на вечеринку по случаю 8 Марта, и я согласилась. И за тебя и за себя, — добавила Оля, как бы отрезая этим путь к отступлению.
Галя сначала отказывалась, но все же уступила просьбам Оли. На следующий день, надев свои лучшие платья, подружки встретили Салея около института.
Они заехали за другом Салея Мухамедом, который снимал комнату где-то в районе Хорошево — Мневники, и все вместе поехали в центр.
Когда машина остановилась напротив сверкавшего огнями ресторана «Арбат», на счетчике было четыре рубля с копейками. Салей небрежно бросил водителю две пятерки. Галя была поражена.
Швейцар с огромной рыжей бородой распахнул перед ними двери, они поднялись на второй этаж и заняли столик. На эстраде женщина, держа микрофон почти у самых губ, пела что-то грустное, и десятки пар медленно двигались в ритме танца.
Гале казалось, что она одета хуже всех, что все обращают на нее внимание, и от этого чувствовала себя неловко. Она еще ни разу не была в ресторане.
Потом были тосты за дружбу, за учебу, за тех, кого не было с ними. Много танцевали.
Было около двенадцати часов ночи, когда официант подал счет.
Салей достал бумажник. Никогда прежде Галя не видела такого количества денег сразу у одного человека: толстая пачка двадцатипятирублевых купюр едва вмещалась там.
Салей не считая передал официанту несколько купюр и, кивнув головой, отпустил его.
Домой вернулись на такси.
— Оля, ты заметила, сколько у него денег?
Ольга кивнула. Она тоже думала об этом. Стипендия у него, скажем, рублей девяносто, а он только за один этот вечер потратил раза в два больше.
*
Салей подъехал к Большому театру на такси. Попросил водителя подождать и неторопливо прошел в скверик.
Сел на скамейку. Было холодно и ветрено. В сквере он был один.
Вскоре к нему подошел молодой парень, поздоровался и сел рядом.
— Сколько принес? — спросил он.
— Пятьдесят.
— Давай сюда.
— Сначала давай деньги.
Парень сунул руку в карман и достал плотную пачку, завернутую в газету.
— Держи.
— Сколько здесь?
— Как договорились, шесть тысяч пятьсот.
Салей сунул пачку купюр в карман, парню передал золотые монеты.
— Ну, пока.
Сделка не заняла и пяти минут. Они встречались уже не первый раз и доверяли друг другу.
*
На столе зазвенел телефон. Майор Степанов снял трубку:
— Так… Хорошо… Ведут себя спокойно… Будьте осторожны, они не должны ничего заметить. — Положил трубку. Встал и прошел в соседний кабинет.
Средних лет подполковник оторвался от бумаг:
— Ну как?
— Все в порядке, Петр Васильевич, они встретились, обменялись чем-то и разошлись.
— Ну что же, для начала неплохо. Может быть, ты прав и мы действительно вышли на группу валютчиков. Нужно будет заняться проверкой. Подготовь предложения.
*
Генрих Кароян родился в Баку. Был единственным ребенком в семье. После школы по настоянию родителей поступил в институт, но скоро бросил — трудно было учиться, да он и не хотел.
Послонялся без дела, потом решил заняться «бизнесом». Первые шаги на этом поприще оказались удачными. Появились деньги. Дружки говорили, что в Москве деньги добывать проще, и Генрих подался в Москву.
Здесь ему понравилось. Решил обосноваться. Нужно было найти квартиру, прописаться, для безопасности устроиться на работу. Он познакомился с Салеем, и дела его пошли успешно.
Вот только с квартирой и пропиской было плохо.
*
Кароян сел в машину.
— Давай к «Националю».
Олег Журиков вел машину спокойно, уверенно. Работал он много и неплохо зарабатывал. Все приносил домой, отдавал жене. Копили на кооперативную квартиру.
Кароян сидел на заднем сиденье и на всякий случай пересчитывал золотые монеты. Салей не обманул.
Теперь Гена встретится с Володиным и продаст ему английские фунты. Но уже не по сто тридцать рублей. Он не дурак. Он отдаст каждый минимум за сто пятьдесят.
Мотор работал ровно, машина шла хорошо.
— Силен движок.
— Да, мне повезло, — ответил Журиков. — Мне давно обещали новую машину и вот наконец дали. На старой разве заработаешь? Больше на ремонте стоишь, а с ремонта какие заработки. Теперь двести рублей с лишним выбиваю, бывает, и до трехсот вытягиваю. — Журиков самодовольно улыбнулся.
Рассмеялся и Кароян:
— Да, это неплохо, триста рублей — это деньги.
Он не стал говорить, что только сейчас в какие-нибудь полчаса «заработал» тысячу рублей. Журиков ему понравился.
— Слушай, друг, — второй раз называя его на «ты», спросил он, — а у тебя случайно нет друзей, чтобы можно было организовать квартиру?
— А зачем ее организовывать? Женись и живи сколько тебе хочется.
— А у тебя на примете нет такой девицы, чтоб у нее и квартира была?
Журиков только хмыкнул в ответ:
— Бутылку поставишь?
— Да за кого ты меня принимаешь? На свадьбе первым гостем будешь.
Так свободно и просто решил Кароян вопрос с квартирой и пропиской.
Девица, правда, ему не понравилась, какая-то она была нервная, дерганая, да и глаз у нее один косил. Любви у них не получилось, но прописать она его прописала. Скоро Кароян подыскал себе другую подругу и развелся.
После свадьбы с первой девицей Кароян не выдержал и рассказал Журикову о том, что занимается валютными сделками.
Когда Журиков услышал, какие доходы можно извлечь из этого, он просто обалдел от удивления.
— Постой, постой, — вдруг заговорил он, — а если поймают? За это могут и к стенке поставить.
— Могут, — согласился Кароян.
— Ну вот видишь, — как будто даже обрадовался Журиков. — Нет, тогда это не для меня.
Однако Кароян с жаром стал доказывать, что все это совсем не так опасно, если быть осторожным.
— Вот возьми меня, — сказал он, — я уже сколько занимаюсь этим — и все ничего. Надо только найти верного человека, не распыляться.
Но Журиков уперся. Не хотел рисковать.
— Да пойми, дурья ты голова, — злился Кароян. — Мы едем в такси, садится иностранец, и мы на ходу берем у него золото или валюту, что попадет. Высаживаем и — будь здоров. А если поймают — скажешь, что золото не твое, возил, мол, пассажира, и все. Откуда золото, не знаешь. Пусть ищут пассажира и спрашивают его, а ты здесь ни при чем.
И Журиков сдался.
*
«Милые, хорошие ребята. Надо будет с ними встретиться. Но как ужасно я одета! Вот иметь бы такое выходное платье, как у певички!» — и Галя зажмурилась, представив себя в этом дорогом наряде.
Галя с Олей жили скромно. У них, как и у большинства студентов, не было свободных денег. Стипендии и того, что присылали родители, хватало на скромную студенческую жизнь.
Галя много занималась, ей хотелось как можно быстрее закончить институт. «Вот кончу, получу диплом, а там будет лучше», — мечтала она.
Вторично они встретились с Мухамедом и Салеем через несколько дней.
Мухамед пришел к Салею, и они отправились к подружкам. Салей положил на стол перед изумленными девушками блестящий пакет. В магазине, где торгуют на валюту, они купили им в подарок две кофточки японского производства.
Кофточки Гале очень понравились, и она с удовольствием купила бы одну из них, если бы у нее были деньги. Деньги она, пожалуй, могла бы и занять. Но принять такой дорогой подарок от человека, которого она видит всего второй раз?! Нет, этого она сделать не может.
Оля поняла состояние подруги и увидела, что та сейчас может все испортить.
— Вот эту, сиреневую, ты сейчас же должна примерить, — бросилась она к Гале. — Мальчики, большое вам спасибо. Идите и подождите нас внизу, мы сейчас, — и Оля бесцеремонно вытолкнула друзей. — Ты что, с ума сошла? — накинулась она на Галю. — Люди от доброго сердца, а ты чуть не с ножом на них.
Галя молчала, и Оля чуть не плача стала уговаривать ее:
— Пойми, ну что плохого они тебе сделали? Денег не просят, дарят, а от подарка грех отказываться, тем более такого: попробуй купи. У тебя что, шкаф ломится от нарядов?
— Кофточку не возьму! — отрезала Галя. — Скажи, зачем они так поступают? Ты что думаешь: просто так «жука» подарили, теперь кофточку, завтра туфли принесут, потом пальто купят? Просто так такие вещи не дарят. Я бы с ними и без подарка дружила, а так — они же покупают нас! Неужели ты этого не понимаешь? Какая уж тут дружба!
Оля совсем расстроилась, она видела, что сейчас Галю не переубедить.
— Ладно. Пусть лежат. Потом вернем, а сейчас идем, ждут же они. Неудобно.
Галя подчинилась.
В душе Ольга соглашалась, что в рассуждениях Гали много справедливого.
Они вышли на улицу.
Ни Мухамед, ни Салей о подарке весь вечер даже не вспомнили.
*
В небольшом кабинете в доме на площади Дзержинского собрались чекисты. Полковник проводил совещание в связи с делом группы валютчиков и контрабандистов.
Это было не первое такое дело. В свое время в печати широко освещались процессы валютчиков Рокотова, Файбишенко, Гальперина[5]. Тогда дельцам черного рынка был нанесен ощутимый удар. Многие призадумались, сошли с преступного пути. Другие затаились до поры до времени, потом вновь зашевелились. Судьба валютчиков была предопределена. Одни раньше, другие позже, но в конечном итоге почти каждый из них оказывался в поле зрения чекистов.
По тем данным, которыми располагали органы государственной безопасности, было известно, что в Москве орудует группа спекулянтов-валютчиков, в которую входили Генрих Кароян, Олег Журиков, Арон Агаронов и некоторые другие. Наиболее активным являлся Кароян. Он установил связь с иностранными студентами Салеем, Вилли, Копунде. После одной из встреч с Салеем Кароян на такси проехал на Ленинградское шоссе, зашел в адрес и вскоре вернулся. Там, как показала проверка, жил без прописки некто Володин из Баку. Не занимаясь общественно полезным трудом, Кароян вел праздный образ жизни, завязывая новые связи, знакомства, втягивая неустойчивых граждан в свои валютно-спекулятивные сделки. Только за последние пятнадцать дней он установил связи со студентами-иностранцами Вилли, Чарли, Бонбангом, Джеймсом. С Журиковым он встречался почти ежедневно.
Становилось ясным, что в лице этих валютчиков органы КГБ столкнулись с опытными преступниками. Предстояло еще определить роль каждого из них, выяснить масштабы сделок, по каким каналам золото поступает к Салею и Мухамеду, куда идет золото от Карояна, кому он его сбывает.
Было лишь предположение, что Кароян золото отправляет в Баку, а Салей скупает его в магазине Внешторгбанка. Он приехал в Советский Союз на учебу три года назад. Дважды выезжал на каникулы в ФРГ. В последней декларации указал, что имеет только пятнадцать долларов — не та сумма, с которой можно развернуть валютные операции.
Что Салей и Кароян занимаются валютными сделками, было точно известно, и их уже можно было задержать и привлечь к ответственности. Но важно было довести следствие до конца, разоблачить не одну, а все преступные сделки, выявить всех соучастников.
Совещание решило создать оперативную группу.
— Вам, — сказал подполковник Козлов, обращаясь к Степанову, — придется выехать в Баку. Разберитесь там на месте с Карояном и его друзьями. В Москве необходимо организовать тщательное наблюдение не только за Карояном, но и за Журиковым, изучить их окружение, внести ясность в характер взаимоотношений с Вилли, Чарли, Джеймсом.
*
Галя встретилась с Мухамедом на студенческом вечере. Увидев его, она сначала обрадовалась, но, заметив, что он, широко улыбаясь, повернул к ней, смутилась: на ней была та самая сиреневая кофточка, которую он подарил ей, а она его до сих пор даже не поблагодарила.
Оля вместе с Салеем подошла к ним. Радостно улыбаясь, они стали обмениваться впечатлениями о прошлых вечерах, вспомнили «Арбат» и ВДНХ.
Салей договорился с Карояном встретиться в кафе «Хрустальное» на втором этаже в девять часов вечера, и это время уже подошло, но не хотелось расставаться с Олей, Галей.
Оля с Галей вначале отказывались ехать в «Хрустальное», но Салей и Мухамед так их упрашивали, что они в конце концов согласились.
Кароян появился около десяти часов, когда Салей уже потерял надежду увидеть его.
— Извините, девушки, я сейчас вернусь. — Салей встал и подошел к нему: — Что случилось, почему опоздал?
— Дела были.
— Ладно, принес деньги?
— Конечно.
Они спустились на первый этаж и направились в туалет. У самой двери Салей обернулся, но все было спокойно.
Торговались недолго. Салей сбросил «полтинник», и Кароян передал ему пачку денег, как и раньше, завернутую в газету.
— Здесь ровно пять тысяч пятьсот. Можешь проверить.
— А чего их считать. Ты считал?
— Конечно.
Салей положил пачку в карман и отдал Карояну десять купюр по сто долларов каждая.
Следующую встречу Кароян назначил через неделю.
Они расстались.
Веселый и довольный, Салей поднимался по лестнице. Теперь у него опять есть деньги, и он рассчитается с бухгалтером посольства, у которого накануне взял доллары под честное слово.
Компания прекрасно провела вечер. Официант принес счет, и Салей, надорвав газетную обертку, вытащил пятидесятирублевую купюру.
Велико было и удивление и негодование Салея, когда он обнаружил под газетой вместо денег лишь плотную пачку из аккуратно нарезанных листков бумаги.
Он машинально сунул официанту пятидесятирублевую купюру, которая одна только и лежала сверху, прикрывая серые листы бумаги. Точно такая же купюра лежала снизу.
— Меня обокрали. Самым настоящим образом. Ограбили.
Галя и Оля вздрогнули и перестали улыбаться.
— Меня обокрал этот неблагодарный человек, которого я поставил на ноги, сделал богатым! — Салей совал ошеломленным девушкам пачку бумаг и кричал. На них стали обращать внимание. Первым опомнился Мухамед. Он сжал руку Салея и заставил его замолчать.
Растерянные и подавленные, вышли все на улицу.
Кароян был далеко, и Салей не знал ни его имени, ни фамилии, ни адреса.
Где он теперь возьмет деньги для бухгалтерии? Ему надо отдать четыре тысячи рублей, а где их взять?
*
Кароян радостно потирал руки. На руках у него была тысяча долларов, для приобретения которых он истратил сущие пустяки: какие-то сто рублей.
Кароян посоветовался с Журиковым, как им поступить с образовавшимся капиталом.
— Может быть, через Вилли купить золотые монеты? — предложил Олег.
Идея Карояну понравилась, и они прикинули, что может дать эта операция.
Выходило, что около восьми тысяч рублей.
— Едем к Вилли.
Таких друзей, как Вилли, у них было теперь уже несколько человек, но Вилли был лучше других. Он никогда не торговался. Через него они покупали в валютном магазине плащи из «болоньи», шубы, магнитофоны.
Вот и сейчас они быстро нашли Вилли, сели в машину.
— Нам нужны золотые монеты, — объяснил ему Кароян. — Мы дадим тебе тысячу долларов. Ты пойдешь в магазин и купишь нам золотые монеты.
Вилли кивнул. Он хорошо все понял.
Вот они и у цели. В магазине Внешторгбанка на валюту можно было купить золотые монеты всех времен и государств, золотые медали с изображением космонавтов, знаменитых артистов. Нумизмат мог пополнить здесь свою коллекцию и подобрать кое-что на обмен. Однако здесь же рассчитывали поживиться и спекулянты.
Вилли вышел из машины и исчез за массивными зеркальными стеклами.
Вернувшись, он передал Карояну сорок одну золотую монету.
— Ну спасибо, друг, выручил. На, держи, — и Кароян передал Вилли обусловленную долю денег.
Вилли вышел.
— А теперь к гостинице «Россия».
И вновь машина с двумя дельцами затерялась в потоке других машин. Кароян и Журиков «делали деньги».
Олег пришел домой усталый, но довольный. Улыбался, шутил, положил перед женой пачку денег:
— Спрячь или положи на книжку.
Он не стал объяснять, где взял деньги. А деньги ее давно уже не радовали. Она все больше боялась за своего мужа, за себя, за будущего ребенка. Она протестовала, но неуверенно, робко, и ему каждый раз удавалось успокоить ее.
— Вот наберем на квартиру, купим мебель, оденемся — и все, — говорил Олег.
*
На столе у майора Сергея Александровича Степанова лежал новый документ по группе Карояна.
Три листка, вырванные из ученической тетради, заполнены небрежно, строчки наползали одна на другую. Видно, торопился человек, который писал их. Это заявление пришло из Баку. На конверте был указан обратный адрес и фамилия отправителя — Мамедов.
Автор с возмущением писал о том, что в Москве и Баку орудует группа спекулянтов-валютчиков, называл их фамилии, имена, клички. Приводил известные ему факты спекулятивных сделок и просил, требовал пресечь преступную деятельность. В заключение писал:
«Думаю, что все они, наконец, получат по заслугам. Пусть горит земля под ногами этой нечисти».
Еще вчера вечером Сергей Александрович позвонил в Баку и выяснил, что по указанному адресу Мамедов не живет и ранее никогда не жил. Мамедовых в Баку — что Ивановых в Москве: ни за что не найдешь по одной фамилии.
Заявление Мамедова полностью подтверждалось уже имевшимися материалами проверки Карояна и его соучастников.
«Все правильно, — думал майор, — жаль только, что анонимно». Анонимные заявления проверяются так же тщательно, как и обычные. Но анонимка, если она и содержит правду, никакой юридической силы не имеет. Она только так, для сведения.
Сергей Александрович вновь читал заявление, что-то сопоставлял, куда-то звонил.
Вечером Степанов докладывал подполковнику о проделанной работе.
— Ловко Кароян обвел этого пройду Салея, — улыбался Петр Васильевич. — Но вот зачем он это сделал? Почему? Что заставило его порвать с ним? Как вы думаете? — он посмотрел на Степанова.
— Может, нашел новый, более выгодный источник приобретения золота и валюты. А если это так, то кто этот человек?
Непонятен был ход Карояна. Вилли на такую роль не подходил, он работал на подхвате, у него самого ни валюты, ни золота не было. Журиков не производил впечатления настоящего валютчика. Было похоже, что он запутался. Стоило попытаться оторвать его от Карояна.
*
Прошла неделя с того дня, когда Кароян обобрал Салея. Дальше тянуть было невозможно, и Салей скрепя сердце отправился в посольство.
— Что так долго тянул? — встретил его бухгалтер Умяр.
— Произошла неприятность. У меня нет денег, — произнес Салей.
— Как это нет? — не понял Умяр. — Я же тебе дал тысячу долларов.
Салей объяснил, что произошло.
Трудно было примириться с потерей такой суммы денег. Партнеры чуть не перессорились. Умяр стал грозить, что пойдет к послу искать на Салея управу, но тот не очень-то испугался. «Никуда ты не пойдешь, — думал он, — а пойдешь, тогда я сам все послу расскажу, каким образом вы тут обмениваете валюту. За такие фокусы вам тоже несладко придется».
Салея больше тревожило другое: он мог лишиться источника валюты для обмена на рубли.
Умяр тоже, видимо, понял, что погорячился: поссорившись с Салеем, он сам терял «бизнес». Оба они были нужны друг другу и сошлись на том, что Умяр согласился месяц ждать возвращения долга. Правда, на всякий случай взял с Салея расписку о том, что тот должен ему тысячу долларов. Перед Салеем стояла проклятая проблема: где взять деньги?
Вечером он встретился с Олей. Салей выглядел усталым, даже похудел немного.
Оле жаль его было, но помочь она ничем не могла.
— Послушай, Салей, а может быть, все-таки можно пойти и все рассказать об этом жулике? — предложила она. — Пусть его ищут. Найдут и отберут доллары.
— То есть как это рассказать? Кому? Да ты хоть понимаешь, что предлагаешь? Меня же немедленно посадят.
Теперь Оля знала все. Но она еще не могла осознать, что этот близкий ей человек является преступником, что он обманул доверие и своей и нашей страны. Главным преступником она считала мошенника Карояна, которого никогда и в глаза не видела.
*
Галя полюбила Мухамеда, без него не могла быть и нескольких дней. Она часто навещала Мухамеда на квартире, которую он снимал за приличную плату. Родителям она о своих отношениях с ним не писала. «Не к чему тревожить их, — думала она, — не поймут они, волноваться будут».
Мухамед очень хорошо относился к Гале, был нежен, внимателен. У нее появились деньги. Мухамед не был скупым человеком. Галю уже не мучили угрызения совести, когда он приносил ей дорогие подарки; брала их свободно и просто, как нечто вполне разумеющееся. Она не видела в этом ничего плохого.
Галя уже многое знала, видела и чеки, и валюту, и золото. Молчала, делала вид, что ее это не касается.
Мухамед осторожно вовлекал ее в свои дела, иной раз посылал в комиссионный магазин сдать что-нибудь, просил предложить подружке кофточку. Но уж очень неохотно Галя шла на это, трудно было уговорить ее, убедить.
Поэтому Мухамед не решался подключать ее на крупные сделки.
При очередной встрече Салей поинтересовался:
— Скажи честно, Мухамед, тебе Галя помогает, ты ей доверяешь, можно рассчитывать на нее или нет?
— А что?
— Видишь ли, тяжело сейчас одной Оле, а кроме нее, мне опереться сейчас не на кого. Чеки у меня есть, могу достать товар, а вот сбыть его сложно. Оля по мелочам толкает, но это все не то, так я с Умяром год буду рассчитываться.
Салей предложил использовать Олю и Галю для спекуляции мохером.
— Сколько у тебя мохера? — спросил Мухамед.
— Мотков пятьсот. Мог бы взять и тысячу, если бы нашел, кому их отдать. А так их даже хранить негде.
…Галя с Олей легко нашли покупателей на мохеровую шерсть. Она только появилась, и модницы хватали ее, почти не торгуясь. Первые мотки продали у «Детского мира», выручив за один день около пятисот рублей. Мотки отдавали и по десять и по пятнадцать рублей, кто сколько даст.
— Ну вот, а вы боялись, — говорил Салей, пряча деньги в карман. — Пойду заткну глотку этому бухгалтеру.
То, что Салей и Мухамед начали втягивать в свои преступные дела советских людей, осложняло положение. Чекисты стали думать над тем, как помешать дальнейшему падению недальновидных девиц.
— Петр Васильевич, — начал Степанов, — а что, если мы задержим их? Договоримся с милицией. Там все организуют, составят протокол, оштрафуют. Может, одумаются.
— А что, это мысль, — поддержал его Козлов. — Мы же им всего не скажем, только по этому факту, так сказать, поговорим.
Начальник отдела согласился:
— Действуйте. Нельзя же допустить, чтобы эти незрелые девчонки окончательно погибли. Да и Журикова, пожалуй, стоит одернуть. Может быть, опомнится.
Степанов взял машину и поехал на Петровку, 38.
*
На следующий день в двенадцать часов около метро «Кировская» Салей вновь встретился с девушками и передал им еще пятьдесят мотков шерсти.
— Вы их не отдавайте меньше чем по пятнадцать рублей, — поучал он.
Оля с Галей в этот день не пошли в институт. С партией товара они приехали в «Детский мир».
— Вам не нужен мохер? — обратилась Галя к женщине, которая торопливо спускалась по лестнице. В руках у Гали был моток шерсти. Женщина тут же достала деньги.
— Спекулянты проклятые, управы на вас нет! — в сердцах выругалась какая-то пожилая женщина, когда Галя запросила с нее пятнадцать рублей за моток.
Молодой парень с веселой, озорной улыбкой подошел к Гале:
— Что у вас?
— Это не для вас.
— Да я не для себя, для жены.
— Для жены пойдет, — и Галя сунула ему в руки яркий моток, — пятнадцать рублей.
— Сколько? — удивленно переспросил парень.
— Пятнадцать, — повторила Галя. — Шерсть-то какая, заграничная, английская.
Но молодой человек вручил ей не пятнадцать рублей, а удостоверение сотрудника Московского уголовного розыска:
— А ну пошли!
Через несколько минут и Галя, и Оля, и незнакомая им женщина, только что купившая у них три мотка, сидели в машине, которая неслась по улице в сторону Петровки.
Молодой лейтенант заполнил бланк задержания Галины Федоровны Овчаренко и Ольги Наумовны Павловой. Оформил постановление о привлечении их к административной ответственности за мелкую спекуляцию, предупредил, что об их поведении пошлет официальное письмо ректору института.
Мухамед и Салей, когда услышали о том, что произошло в «Детском мире», испугались, стали допытываться у девушек:
— Наши фамилии называли?
— Да нет, почему они должны о вас спрашивать?
— А что вы говорили о нас?
Особенно страшно было Гале. Она острее других восприняла все происшедшее и дала себе клятву никогда в жизни не заниматься такими делами.
Галя с ужасом вспоминала обыск, разложенные мотки на столе, деньги, фотографирование на фоне всего этого. Она особенно боялась, что обо всем сообщат в институт и отцу с матерью.
Журикова задержали, когда он в валютном магазине на Кутузовском проспекте купил два блока сигарет «Кэмел» и две бутылки французского коньяка.
В отделении милиции он вел себя спокойно.
— Где приобрели чеки?
— Нигде не приобретал, мне заплатил пассажир-иностранец. У него не оказалось рублей. Не мог же я возить его бесплатно.
— Конечно, возить бесплатно его не стоило, — согласился старший лейтенант. — Однако по закону вы обязаны были сдать валюту или чеки в кассу таксомоторного парка. Разве вам этого не объясняли?
Журиков признал, что он, конечно, нехорошо поступил, совсем не нужно было так делать, и он пообещал, что больше никогда не допустит этого.
Старший лейтенант возвратил ему права и паспорт и заметил:
— Учтите, в следующий раз будем разговаривать серьезно.
Журиков ушел, а милиционер только вздохнул. Снял трубку:
— Сергей Александрович, ну я только что отпустил его. Бога и черта вспомнил, зарок дал…
Вечером Журиков рассказывал Карояну о беседе со старшим лейтенантом.
— Понимаешь, струхнул я здорово вначале, а он даже не обыскал.
Жена Журикова, услышав о задержании, заплакала:
— Я тебе, дураку, говорю, что тебя посадят.
— Сама дура! — рассердился Журиков. — Если бы они знали что-нибудь, давно бы посадили.
Нет, ничего не понял Журиков. Все оценил по-своему и не сделал тех выводов, на которые рассчитывали его навести чекисты.
*
Отношения между Галей и Мухамедом изменились. Она ждала ребенка. У Мухамеда появилась другая женщина, молоденькая продавщица из ГУМа.
Когда Галя узнала об этом, она не стала устраивать сцену ревности, только молчала, курила и все ходила по комнате. Потом взяла чемодан и стала укладывать вещи. Мухамед сидел неподвижный и чужой. Собралась быстро. Она не взяла ни сиреневой кофточки, ни золотых часиков. Ничего не взяла из того, что он подарил ей.
Новые трудности встали перед ней, и решать их теперь придется одной.
В институте на собрании обсуждали письмо из милиции, в котором сообщалось о спекулятивных махинациях Оли и Гали, им крепко досталось. Просто чудом оставили в институте.
После роддома Галя снова жила в общежитии. С Олей встречалась редко.
*
Кароян поездом выехал в Ленинград к Филиппову. Их познакомил Алик Хромой, уже пожилой мужчина, который постоянно околачивался около скупочного пункта на Ленинском проспекте.
Он регулярно приезжал туда на своем замызганном «Москвиче», ставил его в сторонку и присоединялся к таким же, как и он, перекупщикам золота и бриллиантов. Работал по мелочам, боялся. На эту «мелочь» да на пенсию и жил безбедно вместе с женой и дочкой. Жена была в курсе дел, иногда помогала ему.
Кароян как-то оказался в этом районе, зашел в скупку, а когда вышел, его встретил Алик Хромой:
— Что у тебя?
— Да ничего нет, просто так зашел.
— А-а, — разочарованно произнес Алик, — а я думал, может, колечко какое или сережки. Хорошо бы заплатил…
У Карояна не было ни колечка, ни сережек. Но коллеги разговорились и быстро нашли общий язык. Алик кому-то позвонил. Вскоре к ним подошел нечесаный, небрежно одетый, средних лет мужчина. Зашли в кафе-мороженое.
— Есть камни крупные, в один-полтора карата, прима.
— Сколько хочешь за них?
Филиппов хотел две тысячи триста за карат. Кароян задумался. До этого он не имел дела с бриллиантами.
— Где можно посмотреть их?
Сделка совершилась через несколько дней на квартире у Журикова.
Кароян рассматривал бриллианты: они переливались и играли всеми красками, даже при обычном электрическом освещении. Неумело совал дорогие камни в отверстия каратомера и прикидывал: брать или не брать? Прогорю или нет? И взял. Отсчитал деньги и отдал их Филиппову. Распили бутылку коньяку и расстались.
Попытки Карояна сбыть бриллианты дороже не удавались. Не помог и «профессор по камням» — официантка одного из ресторанов Судилина. Рекомендованные ею покупатели только ахали и охали, рассматривая бриллианты, однако дать за них больше, чем он заплатил Филиппову, не решались. При тщательном осмотре камней находили и «перышки», и какие-то раковинки, сколы, нацветы.
Тогда Карояну явилась мысль отправить товар за границу. Ему говорили, что там их легче сбыть. Для этой цели согласился предоставить свои услуги Вилли.
Вскоре он оформил визу и выехал в Западный Берлин.
*
Встречи Карояна с Филипповым, знакомство с Судилиной и встречи с Вилли не ускользнули от внимания чекистов. Однако детали сделок им известны не были. Больше всего их тревожил внезапный отъезд Вилли за границу. Возникло предположение, что он повез туда ценности. В таком случае обратно он должен был вернуться с золотом или с валютой. Решено было встретить Вилли в Бресте и тщательно обыскать его.
*
Она пришла в приемную Комитета государственной безопасности около шести часов вечера, когда рабочий день уже заканчивался. До этого долго бродила по улицам. Сидела в скверике напротив «Детского мира» и думала: идти или нет? Что ждет ее?
Начинать разговор было трудно, но она нашла в себе силы.
— Меня зовут Галина Федоровна Овчаренко… Я много думала, прежде чем прийти к вам. Мне нелегко было это сделать…
Она говорила и говорила, порой перескакивая с важного на второстепенное, торопясь высказать все, что накипело у нее на душе, не давало спокойно и просто жить, смотреть людям в глаза.
— В школе меня считали способной к гуманитарным наукам и полагали, что я должна поступить на факультет журналистики. Я так и сделала. Но стала я не журналисткой, а валютчицей, спекулянткой… Сейчас, оглядываясь назад, я вижу не людей, а машины, которым задана программа «делать деньги». И мысли и дела их подчинены рублю…
Сергей Александрович не вел никаких записей, он просто смотрел на нее и слушал. Сложная и противоречивая натура человека раскрывалась перед ним.
— Я больше не хочу знать, что такое золото, чеки, доллары, бизнес! Не хочу. Хватит! — сказала она. — Прошу только об одном: если можно простить — простите, если нет — судите.
Она заплакала. Ее можно было понять. Немного успокоившись, она долго еще рассказывала о себе, о Салее, о Мухамеде, об Оле.
— Помогите ей встать на ноги, она хорошая, но так же, как и я, запуталась, не может найти себя.
Когда Степанов расстался с Галей Овчаренко, было уже около двенадцати часов ночи. Она ушла так же тихо, незаметно, как и пришла.
Утром майор Степанов доложил о беседе с Овчаренко подполковнику Козлову. Тот выслушал молча и, казалось, не удивился:
— Ну что же, не напрасно трудились, только все это официально нужно будет оформить. Пусть напишет заявление. Так будет лучше для нее.
Он думал о трудной судьбе этой женщины, думал о том, как облегчить ее положение, и радовался, что человек нашел себя.
Официальное заявление о явке с повинной поможет ей, когда валютчиков привлекут к уголовной ответственности.
При новой встрече Степанов попросил Овчаренко все сказанное ею изложить в письменном виде.
— Ну что ж, я готова. Подскажите только, как начать, я никогда не писала подобных документов…
Она писала долго. Закончив страницу, молча передавала ее Степанову и бралась за следующий лист…
Строчки ложились ровно, почерк у нее был крупный, писала легко, почти не задумываясь и ничего не перечеркивая.
Заявление Галины Овчаренко не внесло существенных изменений в планы поимки и разоблачения валютчиков. Ее заявление было полезно чекистам лишь для документирования преступной деятельности Карояна и его группы.
*
Салей получил разрешение своего посольства на брак с советской гражданкой и вместе с Олей выехал в Ленинград, где жили ее родители.
Из писем дочери они уже знали о ее намерении выйти замуж за иностранца. Как и где они будут жить, останется он здесь или она уедет с ним, было неизвестно. Родителей тревожила предстоявшая встреча с женихом. Но за те несколько дней, что Салей прожил у них, они несколько успокоились. Он был нежен с Олей, приветлив с ними. Казалось, парень серьезный, с пониманием относится к проблемам, которые неизбежно возникнут в связи с этим браком, и как мог успокаивал родителей Оли. Через несколько дней после свадьбы проводили молодоженов в Москву.
*
У Олега Журикова родился сын.
«Крупный, вес — 3600, горластый, всех забивает… Целую тебя, родной мой, до встречи…» — читал он записку от жены.
Олег кинулся в «Детский мир». Домой вернулся счастливый, с коляской и деревянной кроваткой.
Вечером в ресторане «Россия» с Карояном отмечал рождение сына.
— Теперь тебе денег много будет нужно, — говорил Кароян.
Журиков только кивал, пил и закуривал.
Ларису должны были выписывать 5 января, и Журиков расстроился: Новый год придется встречать без нее. 31 декабря он отвез ей огромную корзину живых цветов.
— Эку прорву денег истратил! — удивлялась нянечка.
— Неси, неси, старая, прямо в палату, поставь около кровати, — напутствовал ее Журиков и на всякий случай сунул пожилой женщине пять рублей.
— Да ты что, совсем от радости сдурел! — рассердилась та.
Журиков смущенно улыбался.
Не знал он, что нескоро увидит сына, жену и что встреча их произойдет совсем не так, как рисовало его воображение. И он, только он один, будет виноват в том, что всего через три дня жизнь его сделает крутой зигзаг и все рухнет…
*
Поезд пришел в Брест рано утром. Ночь Вилли спал плохо, тяжело ворочался, курил и с завистью смотрел на своего попутчика, пожилого немца, спавшего сном младенца.
Вилли страшила встреча с таможенниками: бриллианты в Западном Берлине он не продал и теперь вынужден был везти их обратно, вновь пересекать границу с контрабандой.
Высокий, стройный, молодцеватый солдат-пограничник и таможенник в форме вошли в купе, приветливо поздоровались.
Вилли протянул пограничнику свой паспорт.
— Сколько у вас мест?
— Одно только, вот этот чемоданчик, — ответил Вилли.
Таможенник взглянул на мягкий, серой кожи, чемодан.
— Откройте, пожалуйста.
Вилли торопливо достал чемодан и расстегнул «молнию».
— Здесь белье и несколько рубашек.
Сотрудник таможни заглянул внутрь, приподнял вещи, лежавшие сверху.
— Больше у вас ничего нет?
— Нет-нет, это все.
Теперь таможенник обратился к соседу Вилли.
У соседа было три чемодана и портфель. Бегло осмотрев содержимое одного из чемоданов, таможенник остановил немца, открывавшего другой чемодан:
— Благодарю вас, извините. Счастливого пути. — Он повернулся и хотел идти, но в это время пограничник что-то сказал ему и кивнул на Вилли. Таможенник посмотрел на Вилли, тот невольно вздрогнул, и глаза его забегали, он попытался улыбнуться.
— Простите, ваша фамилия?
— Вилли Уифред.
— Куда вы направляетесь?
— В Москву, к месту своей учебы.
— Какие ценности имеются у вас: золото, бриллианты, валюта?
— Нет-нет, у меня ничего нет. Вот только пять долларов, но я указал в декларации, больше ничего. — Вилли еще надеялся. Сердце гулко билось в груди.
— Вам придется пройти с нами.
Вилли торопливо собрался, надел шапку, пальто, взял чемодан.
В досмотровом зале вновь повторил, что никаких ценностей при себе не имеет. Пограничник обратил внимание на квитанцию, полученную Вилли в банке в Западном Берлине в обмен на бриллианты, когда сдавал их для оценки.
— Объясните, что означает этот документ?
Вилли взял бумагу и понял, что это катастрофа. Он беспомощно улыбался, молчание затягивалось.
— Это не моя бумага, я нашел ее.
— Да, но здесь указана ваша фамилия.
Вилли совсем растерялся:
— А, вспомнил. Да, действительно этот документ получен мною в банке, но он мне совсем не нужен, никакой ценности для меня не представляет… Вы можете его выбросить.
Таможенник и молодой человек в штатском переглянулись.
— Ну, выбрасывать мы его подождем. В документе речь идет о бриллиантах. Что это за бриллианты, где они?
Вилли явно растерялся, лепетал что-то невразумительное, и понять его было невозможно. Он сам это почувствовал и замолчал.
Через полчаса на столе перед сотрудником таможни лежали четыре бриллианта и двести семьдесят три доллара.
Бриллианты были запрятаны в обуви, а доллары находились в специально нашитом карманчике на нательном белье.
*
Олег Журиков в этот день на работу пришел рано утром; пошутил с диспетчером, получил путевой лист. Всякому было приятно видеть человека в таком отличном настроении.
— Привет, старина!
— Здорово, дорогой, у меня сын родился!
— Ого, с тебя причитается, поздравляю.
Олег сел в машину и выехал с базы. Как всегда, огляделся, поправил зеркальце заднего вида и, включив счетчик, рванул в переулок. С этого мгновения казенная машина превращалась, по существу, в личный транспорт. Расходы, связанные с использованием машины в преступных целях, покрывались за счет заработков на валютном поприще.
Накануне вечером Журиков встретился с валютчиком из числа сообщников Карояна, Копунде, и передал ему доллары и франки для покупки очередной партии золотых монет. Договорились встретиться в двенадцать часов 4 января у ресторана «Кристалл».
Вот Копунде сел в машину Журикова.
— Ну как?
— Сегодня будут только в шесть вечера.
— Ты же обещал в двенадцать.
— Ничего не получилось.
Журиков досадливо поморщился — в шесть он собирался поехать к жене. «Ну, ничего, к ней заеду в семь, — подумал он, — не страшно».
*
Вновь они встретились около шести часов у магазина на Пушкинской. Карманы Копунде были набиты золотом, которое он должен был передать Журикову.
Когда проезжали мимо гостиницы «Москва», какой-то лихач, обогнав машину Журикова, внезапно резко тормознул, и Журиков, чтобы избежать столкновения, отвернул в сторону и тоже стал тормозить, но другая машина просигналила сзади, и Журиков выругался:
— Да что они, ошалели, что ли, психи какие-то, и куда только милиция смотрит, совсем ездить не умеют!
Он опомнился, только когда уже сидел на заднем сиденье, сжатый с двух сторон.
— Что вы делаете? Куда вы меня везете? Что все это значит?
— Вы арестованы, гражданин Журиков.
И только теперь сжалось сердце, стало страшно. Так вот как это бывает… «Что делать, как выбросить золото, валюту? А где Копунде? Может, сбежал, спрятался… А жена как же, я сегодня должен подъехать к ней… Что теперь будет? Надо молчать, ни в чем не признаваться. Стоп! В кармане спичечная коробка, в ней записаны расчеты покупки золота. Надо немедленно избавиться от нее… А чисто работают, ничего не скажешь. Знают свое дело. Где же выход? Это конец! Да, надо было прислушаться к словам старшего лейтенанта тогда, при задержании в валютном магазине. До этого бы не дошло. Бедная Лариса, сынок… Она была права. Почему я не послушал ее!»
Машина повернула на набережную Яузы и стала стремительно набирать скорость…
Ни золото, ни доллары, ни английские фунты не принесли Журикову счастья, как, впрочем, и остальным участникам этой группы. Они принесли им лишь горе и страдания. Не только им, но и их близким, друзьям.
*
Кароян женился. Тоня Коринкова училась в институте на втором курсе. Они познакомились случайно, и с первого взгляда он понял, что ему не будет жизни без нее. Мать Тони невзлюбила его, и до последнего дня она отговаривала дочь от замужества, хотела увезти ее в деревню.
«Ой, Тонечка, не нравится он мне, — говорила мать. — Хлебнешь ты горя, денег у него много, а не работает нигде, ну как же можно жить так?»
Мать сопротивлялась как могла. И наконец решилась: пошла в милицию и рассказала о своих сомнениях.
…Прошел месяц. Как-то раз после обеда Кароян вздремнул и проснулся около шести часов. В восемь у него встреча с Журиковым, тот должен заехать за ним.
Кароян вышел из дому точно в восемь. Журикова еще не было. Тоня немного задержалась в комнате, и Кароян прохаживался у подъезда, ожидая и ее и Журикова.
— Простите, ваша фамилия Кароян?
— Да, а в чем дело?
— Вы живете в этом доме?
— Да, но в чем дело?
— Вы арестованы, гражданин Кароян.
Жена вышла и подошла к ним, радостно улыбаясь:
— Ну, я готова, мы идем.
— Простите, но это не смешно, честное слово, и мы торопимся.
Но с ним никто не шутил.
Предъявили постановление на производство обыска. Пригласили понятых.
— Мне кажется, что здесь какое-то недоразумение. Никогда в жизни я валютными сделками не занимался.
Его вежливо слушали. Каждый был занят своим делом, и слова его повисли в воздухе.
На столе выросла горка золотых изделий, бриллиантов, денег.
Кароян сидел на кровати, внешне спокойный, улыбался, пытался читать, потом попросил жену дать ему стакан чаю. Пил молча. На вопросы отвечал спокойно:
— Все это мне досталось по наследству от бабушки. Я недавно женился, и теперь все это принадлежит не мне — я подарил жене, это не мое.
Кароян ничего не знал об аресте Журикова и Вилли.
Салея и Мухамеда тоже допрашивали по эпизодам преступных сделок с Карояном и другими дельцами. Оба они вначале пытались уйти от правдивых показаний, скрыть свои преступные махинации, но потом увидели, что это не в их интересах. По тем вопросам, которые задавал им следователь, поняли, что он знает если не все, то, во всяком случае, много. И они рассказали все.
По просьбе посольства их исключили из института и выпроводили из Советского Союза.
*
К следствию по делу Карояна, Журикова и других было привлечено двадцать шесть человек. Все они признались в совершенных преступлениях и приговором Московского городского суда были осуждены к различным срокам наказания.