Корея

Корея

Американцам, как добровольцам, так и милиционным частям, и раньше случалось отступать. Ничего удивительного в этом нет. Можно простить необстрелянным парням, солдатам только по названию, брошенным в бой без подготовки – и под командой столь же неопытных офицеров и унтер-офицеров, – если они дрогнут при первом столкновении с противником. Но части оперативной группы Смита и других военачальников, которые преградили путь солдатам армии Северной Кореи и попытались остановить их, были частями регулярной армии – воинами, которые в других войнах стойко оборонялись там, где ополченцы бежали. На этот раз бежали и они – не всегда в слепой панике при первом же выстреле, – но, обнаружив, что их обошли с флангов, а огонь из танковых орудий прореживает их ряды, они начинали отход. И отступали не только обстрелянные пехотинцы, которые порой не поднимались до уровня солдат прежних войн. Артиллеристы, которые традиционно защищали свои орудия до последней возможности, теперь часто бросали их при первом же выстреле неприятеля, а генерал-майор Уильям Ф. Дин как-то высказался по поводу недостатка отваги у многих из командиров танковых частей.

В предрассветных сумерках несколько выстрелов из легкого стрелкового оружия, произведенных вражеским патрулем (численность которого впоследствии была определена в шесть или семь человек) с расстояния около 500 метров, обратили в бегство расчет батареи полевых орудий, поддержанной двумя взводами пехоты, приданными ей для прикрытия. Командир батальона в конце концов отрядил двенадцать артиллеристов с тягачами и их водителями обратно, чтобы вывезти брошенные гаубицы. Три стрелка и один пулеметчик с ручным пулеметом добровольно вызвались прикрывать их. Они подавили неприятеля и вывезли орудия и боеприпасы. Командир батареи доложил командиру батальона, что, поскольку батарея была «обойдена с флангов», ответственность за происшедшее лишь частично лежит на рядовых артиллеристах.

Этим изнеженным американским юношам, столь безжалостно вырванным из комфортабельной рутины оккупационной армии в Японии, никто не рассказывал, что война может быть столь жестокой. По правде говоря, им никто ничего не рассказывал о войне вообще. На плакатах, которыми их зазывали в армию, говорилось в основном о хорошем времяпрепровождении, о бесплатных путешествиях за океан и о возможности получить какую-либо гражданскую профессию. На них не упоминалось о слепящем разрыве снаряда, после которого от сослуживца остается только бесформенный ком тряпок и плоти; о рукопашных схватках в грязи рисовых чеков, о карабканье на крутые склоны холмов при пятидесятиградусной жаре или о бесконечных шеренгах желтолицых солдат, неустанно двигающихся на твои позиции, несмотря на разрывы снарядов и убийственный пулеметный огонь. Именно тогда в армейском жаргоне и появилось новое выражение «живо сматываемся отсюда».

В своей книге «Новый лик войны» Ференбах писал: «Ни один американец не смеет насмехаться над ними или над тем, что они сделали. То, что случилось с ними, могло случиться с любым американцем летом 1950 года.

Поскольку они представляли именно тот тип изнеженной, недисциплинированной, эгалитарной армии, о которой их общество давно мечтало и наконец-то получило. Обстановка, в которой они росли, сначала приучила их верить, что в окружающем мире нет тигров, а потом бросила лицом к лицу с этими самыми тиграми, вооружив одной только палкой. Вина целиком лежит на нашем обществе».

Но бежали перед врагом не все. Многие сражались и многие погибали – и среди них было много офицеров. Среди старших офицеров процент убитых и раненых был гораздо выше, чем в каких бы то ни было сражениях со времен Гражданской войны. Многие из них пали, делая работу сержантов, стараясь собрать воедино разбитые части, либо, схватив базуку или гранаты, в последней попытке лично остановить наступающего врага. Разумеется, это было продиктовано отчаянием, но сделать это было необходимо.

Тем временем пресса занималась своей обычной работой, пичкая своих важных клиентов тем, что им хотелось услышать, приукрашивая то, что должно было бы страшить страну и наполнять сердца людей гневом, представляя героизмом отступления и арьергардные бои якобы в соотношении двадцать к одному. Ни пресса, ни Пентагон не могли позволить себе сообщить американской общественности, что регулярные части были выбиты с подготовленных позиций врагом, у которого не было никакой авиационной поддержки, очень мало артиллерийских орудий, а численно они превосходили американских солдат менее чем вдвое.

Не осмеливались сказать они и о том, что, в противоположность всем публичным заявлениям, армия во многих случаях была оснащена устаревшим снаряжением времен Второй мировой войны – рациями, которые не работали, 60-мм базуками, чьи гранаты бессильно рикошетили от мощной брони танков Т-34. Некоторые автомобили, отправляемые в Пусан, приходилось втягивать на борт судна тягачами – моторы находились в нерабочем состоянии.

Командир одного из полков докладывал, что полк получил лишь 60 процентов необходимого числа полевых раций, к тому же четыре пятых из них не функционировали. Батальон другого полка имел на вооружении только одно безоткатное орудие, притом что большая часть его минометов, винтовок и карабинов находилась в отвратительном состоянии. Когда начал готовиться к переброске в Корею 1-й полк морской пехоты, 67 процентов винтовок были признаны негодными. Не хватало даже гранат, имелось лишь незначительное количество совершенно необходимых осветительных мин для 60-мм минометов. К тому же половина из имевшихся была признана непригодной.

Новые 89-мм гранатометы не поступили на вооружение из-за проблем с боеприпасами. Проблемы эти были решены и выпуск гранат для них налажен лишь за две недели до начала корейской войны. Новые гранатометы начали поступать в войска и с успехом были применены в сражении под Тиджоном 20 июля.

Первыми танками, примененными в Корее, были М-24 («Чаффи») – скорее бронированные разведывательные машины, легкие танки с 30-мм броней, имевшие ограниченную боевую ценность. Лишь 31 июля на поле боя появились три средних танка «Першинг» М-26 (которые в войсковом арсенале в Японии были признаны находящимися в плохом состоянии и наскоро отремонтированные). Вообще же применение бронетанковых сил в Корее было в значительной степени затруднено, поскольку большая часть страны представляла собой доступную для танков местность. Крутые холмы, глубокие ущелья, залитые водой рисовые чеки позволяли даже гусеничным машинам двигаться только по немногочисленным узким дорогам, на которых удачная засада или взорванный мост могли остановить целую колонну. Такое время от времени и случалось, а впоследствии стало одной из причин того, что американское превосходство в бронетехнике и колесном транспорте было сведено на нет.

Вполне понятно почти полное отсутствие каких бы то ни было упоминаний о том, что министр обороны (этот новый пост в правительстве был создан в 1947 году) в чиновничьей заботе об экономии сократил армейский бюджет на один миллиард семьсот тысяч долларов; это потребовало уменьшить состав полков до двух батальонов вместо трех, убрав еще по стрелковой роте из оставшихся полков, и сократить дивизионную артиллерию на одну батарею. Эта малоприятная процедура осталась неизвестной широкой общественности. Вместо этого ее продолжали пичкать информацией, что все идет хорошо, что боевой дух и действенность личного состава превосходны, а воюют они самым лучшим оружием. Американцы довели дело самообмана до уровня высокого искусства.

Но в этом самообмане принимали участие далеко не все. Ансон У. Балдуин, уважаемый военный обозреватель «Нью-Йорк тайме», заметил в одной из своих статей, что Пентагон «слишком часто изливает успокоительный сироп восхищения происходящим и легкости войны». Но к началу августа любой американец, имеющий достаточно мозгов, чтобы читать карту, мог видеть, что ситуация осложняется. Американские части и оставшиеся южнокорейские дивизии в тот момент удерживали относительно небольшое пространство на юго-восточной оконечности полуострова. Правда, в поступавших оттуда сообщениях постоянно говорилось об «ордах» и «массированных атаках» северокорейских частей, но многие люди в Штатах прекрасно понимали, что авиация США господствует в небе Кореи, не встречая никакого сопротивления, и что новые части, танки, артиллерия, боеприпасы и снаряжение всех видов изливается в Корею через Пусан. Они были бы еще больше обеспокоены, если бы знали, что атакующие северокорейцы насчитывают едва ли половину численности обороняющихся, а количество танков у них раз в пять меньше, чем у них.

Приведем одно высказывание из книги Роя Э. Эпплмана «От Нактонга до Ялу»: «Создание Пусанского плацдарма можно рассматривать как поворотный пункт в характере боевых действий американских солдат в корейской войне. В ходе его создания впервые в этой войне была установлена более или менее непрерывная линия фронта. Имея соседей справа и слева, а также определенные резервы в тылу, наши солдаты стали демонстрировать более уверенное желание сражаться… Раньше, когда поддержка находилась чаще всего где-то далеко, американские солдаты, осознав, что они занимают изолированную позицию, часто не желали ввязываться в заранее проигранную битву. В июле 1959 года мало кто считал, что есть веские причины сражаться и умереть в Корее; при отсутствии весомого стимула для борьбы доминирующим фактором становился инстинкт самосохранения».

Но и противник находился не в лучшем состоянии. Южнокорейские части в большинстве случаев сражались очень хорошо (за первые шесть недель их потери составили 70 000 убитых и раненых по сравнению с 6000 американцев). К августу потери северокорейцев достигли примерно 60 000 человек, большая часть которых пала в сражениях с частями Южной Кореи. Авиация флота, морской пехоты и сухопутных сил постоянно обрушивала свой смертоносный груз на противника, громя как его фронтовые части, так и коммуникации, по которым производилось снабжение. К концу июля только авиация дальневосточной группировки совершила около 8600 боевых вылетов.

Но самым важным было то, что армия училась сражаться. Американские парни, более чем неприспособленные (зачем тащиться пешком в магазинчик на углу, если можно подъехать?) для карабканья по крутым склонам корейских холмов и неспособные переносить лучи южного солнца, постепенно приобретали боевую закалку. Стабилизация границ Пусанского плацдарма и прибытие новых войск сделали возможным обеспечить безопасность флангов группировки. И подобно большинству американцев, они уже выбрали лимит на то, чтобы тыкаться повсюду подобно слепым щенкам. На собственном трудном опыте они научились тому, что им следовало постичь в тренировочном лагере, научились надеяться на себя и свое оружие, на своих сослуживцев и своих офицеров. С каждым новым днем, проведенным ими среди крови и в грохоте войны, они все больше и больше забывали глупости, которыми их пичкали прежде, что, мол, это всего только «полицейская операция» и что «через месяц-другой все вернутся в Японию», и начинали понимать, что все они участвуют в большой «взаправдашней» войне. И что единственный способ остаться в живых – это стать такими же умелыми и сильными, как и их враги.

Кое-кому из них довелось отважно сражаться неделями во время отступления, действуя в отрыве от других. Теперь им предстояло сражаться вместе. Им не дано было стать солдатами регулярной армии в старом армейском смысле этого слова. Не дано им было и приобрести то чувство армейской кастовости, каким отличались морские пехотинцы. Но они продолжали учиться.

А помощь уже была не за горами. Макартур прекрасно знал все возможности командования на море, и его десантная операция под Инчхоном, гораздо дальше к северу, была спланирована с целью отрезать части корейской народной армии, углубившиеся далеко к югу, затем одним ударом освободить Сеул и снять давление на Пусанский плацдарм. Высадка этого десанта, как и множество других десантных операций в «старой» войне, была осуществлена морскими пехотинцами, и именно морские пехотинцы снискали лавры в трудных сражениях, в результате которых они вступили в разрушенный Сеул. Морские же пехотинцы были брошены и в огонь сражения на Пусанском плацдарме.

«…Эти морские пехотинцы обладали отвагой, уверенностью и силой, которые должны были быть в армии Джексона под Шенандоа. Они напомнили мне солдат Дюнкерка…» – так написал о них английский военный обозреватель, и в те критические недели морские пехотинцы полностью оправдали его оценку.

Одновременно с десантом в Инчхоне войска, осажденные на Пусанском плацдарме, прорвали блокаду и осуществили несколько ударов в направлении на север, целью которых было соединение с десантной группировкой в Инчхоне и совместное с ней движение к реке Ялу. Эти десять недель сражений существенно изменили облик армии. Разумеется, у нее был теперь численный перевес и налаженное снабжение всем необходимым, но изменился и самый дух войск. В будущем у них еще будут поражения – отдельные офицеры и рядовые не смогут пройти решающий экзамен боев; некоторым некомпетентным военачальникам предстоит еще покинуть ряды армии. Но в эти дни будут заложены основы великой армии, которой в конце концов удастся остановить продвижение северокорейцев и оттеснить их за 38-ю параллель.

Рассмотрим действия группы Линча в ходе преследования северокорейских войск, отступающих к северу в направлении на Осан. Три танка, шедшие в голове мотоколонны, в темноте ушли вперед, предоставив оставшейся в тылу мотоколонне догонять их. Два танка Т-34 внезапно атаковали мотоколонну, но не вызвали никакой паники. Один из них был тут же подбит расчетом 89-мм базуки. Другой танк понесся вдоль колонны, обстреливая ее и давя гусеницами машины. Его тут же взяли под перекрестный огонь из всего оружия, и в конце концов он был уничтожен с помощью канистры бензина, опрокинутой на жалюзи моторного отсека. Появились новые Т-34, и три оставшихся американских танка, выдвинувшись из хвоста колонны, вступили с ними в артиллерийскую дуэль. Два американских танка были подбиты, разгорелось ожесточенное сражение между американской пехотой и северокорейскими танками среди горящих грузовиков, ливня трассирующих пуль, разрывов снарядов и гранат. Группа Линча потеряла два танка, пятнадцать грузовиков и тридцать человек убитыми и ранеными, но семь танков Т-34 были уничтожены, а еще три подбиты и лишились хода. Это было впечатляющее сражение, проведенное в обстоятельствах, которые еще несколько недель тому назад могли привести к катастрофе.

8-я армия быстрым маршем продвигалась на север – серия относительно спокойных переходов перемежалась периодами ожесточенных сражений. И повсюду ее солдат сопровождали видимые следы победы: тела мертвых врагов, разбитые и сгоревшие автомобили, брошенные танки и орудия и, время от времени, горестные свидетельства жестокости врага в образе убитых пленных. Остатки разгромленных дивизий врага быстро откатывались на север. Среди рядовых уже пошли разговоры о параде победы в Токио и о возвращении домой к Рождеству, но вскоре надежды пошли прахом, а недавно обретенная уверенность в себе была изрядно поколеблена.

25 октября китайцы в количестве примерно 300 000 человек, преодолев горы Северной Кореи, нанесли удар по 6-й дивизии южнокорейских войск и обратили ее в бегство. Через несколько дней в Унсане наступил черед 8-й кавалерийской дивизии вкусить горечь поражения. Ее третий батальон, действуя в качестве арьергарда, был отрезан от основных частей и, попав в окружение, два дня отбивал атаки нескончаемых цепей китайцев. Попытка пробиться к ним была отбита противником, но остаткам личного состава батальона удалось пробиться к американским частям. Войска, двигающиеся к северу, получили приказ остановиться и в конце концов начать отступление. Здесь им пришлось познать то, что многие армии почувствовали на своем опыте – что бои в отступлении порой гораздо труднее, чем в наступлении.

Небольшая паника снова имела место, когда маневренные части китайской народно-революционной армии перерезали сообщение с югом страны и установили заставы на коридорах, определенных ООН для отхода. Крупная катастрофа произошла, когда 2-я дивизия, отступавшая от Куну-Ри в направлении на Санчон и построенная для марш-броска, а не для сражения, попала в засаду, организованную китайской дивизией. Замаскированные на обоих склонах ущелья протяженностью 8 километров орудия и стрелковое оружие китайских солдат обрушили шквал огня на длинную мотоколонну, следовавшую с усталыми после трудных боев пехотинцами. Головной танк был подбит, на другой, вынужденный дожидаться, пока грузовики освободят ему дорогу, обрушился плотный огонь. Скопище подбитых и горящих грузовиков в узком проходе на южном конце «ущелья смерти» перекрыло все выходы для остальных грузовиков, пока в конце концов два легких танка не освободили им путь. Повсюду солдаты, которых перевозила мотоколонна, прятались, бежали или вели огонь – в зависимости от своего природного темперамента. Толку от сопротивления было мало, многие из солдат выглядели ошеломленными и апатичными, забившимися за камни, безоружными и беззащитными. Сотрудники лазарета, несколько часов остававшиеся в безвестности, блокированные в дальнем конце колонны, приходили во все более нервозное состояние от звуков боя, идущего вокруг. Какой-то офицер, как рассказывали впоследствии уцелевшие, произнес роковые слова, и все бросились в темневшие по сторонам холмы. Однако далеко не все были в состоянии это сделать. В грузовиках остались лежать сто восемьдесят раненых солдат. Вызванная китайцами авиация нанесла бомбовые удары по склонам ущелья, а потом получила приказ уничтожить все брошенные ооновские машины. На следующее утро приказ был выполнен – самолетными орудиями, бомбами и напалмом. Медицинский персонал, скрывавшийся недалеко от дороги, мог слышать душераздирающие крики раненых, сгоравших в грузовиках.

Но и здесь были свои герои. Кое-кто смог организовать ответный огонь, пытаясь выбить китайцев из их укрытий в горах, но это были отдельные небольшие группы, действовавшие нескоординированно. Один сержант из 9-го пехотного полка без всякой помощи вытащил из брошенного грузовика 81-мм миномет и, действуя в одиночку, открыл из него огонь. Но, так или иначе, отступление 2-й дивизии не стало славной страницей в военной истории Америки.

На другой стороне полуострова морские пехотинцы и солдаты пробивались на север через горы вдоль юго-восточного побережья. Местность эта, весьма трудная для продвижения, расположена на значительной высоте и крайне пересеченная. К тому же зимой ветры из Маньчжурии приносят сюда холодный воздух, так что температура падает много ниже, чем на остальном пространстве полуострова.

В конце ноября, в пронзительный холод, китайцы нанесли сокрушительной силы удар с горных перевалов по морским пехотинцам и армейским частям, сосредоточенным в районе водохранилища Чангджин. Другие китайские части атаковали вдоль длинного серпантина дороги на Хунеман, расположенный у моря, и далее в направлении на Хагару и Кото-Ри. Армейские части, оперативная группа Фейса, оказав упорное сопротивление, попытались пробиться обратно в Хагару. Но когда до вожделенной цели оставалось 6,5 километра, командир группы был убит, и группа распалась на отдельные очаги сопротивления. Соединенный отряд американских и английских морских пехотинцев попытался усилить группировку в Хагару из района Кото-Ри и попал в засаду; к Хагару прорвались только триста человек и несколько танков. Морские пехотинцы у водохранилища отошли назад в Хагару, огрызаясь огнем на каждом дюйме своего пути, и совершили ночной марш-бросок при морозе двадцать четыре градуса Цельсия. Из Хагару раненые, многие из которых получили обморожения, были эвакуированы, личный состав пополнен, и объединенные силы в составе 10 000 солдат и 1000 грузовиков приготовились пробить себе путь к морю. Именно тогда генерал-майор Оливер П. Смит из корпуса морской пехоты сделал свое знаменитое сообщение прессе: «Господа, мы отнюдь не отступаем. Мы просто наносим удар в другом направлении». И они нанесли этот удар, который впоследствии получил название крупнейшего арьергардного сражения нашего времени. Очистив от врага склоны холмов и гор в направлении своего движения, они пробились к морю при минусовой температуре, не бросив ни тел погибших товарищей, ни раненых, ни своего снаряжения. В Кото-Ри колонна насчитывала уже 14 000 человек, из которых 12 000 были морскими пехотинцами. Отступление продолжилось. Занятые противником горы были очищены от врагов, взорванные мосты восстановлены, блокпосты сметены. Это был, по словам Роберта Леви, «марш к славе». Китайский капкан был взломан, и ценой потери 7500 человек части ООН были деблокированы. Более того, они при поддержке с воздуха нанесли урон китайской народно-революционной армии в размере 37 000 убитыми и ранеными. То обстоятельство, что американские юноши в одном месте могут бросить на произвол судьбы транспорт, оружие – и даже своих раненых товарищей, – тогда как в нескольких километрах от них такие же юноши, в гораздо более трудных условиях, выходят не только со всем своим снаряжением, но даже с телами своих погибших товарищей, стало красноречивым свидетельством того, чего можно добиться соответствующей подготовкой и дисциплиной.

Китайцам удалось оттеснить американские войска в глубь полуострова, совершив то, что пресса позднее назвала самым сокрушительным поражением, которое когда-либо потерпели Соединенные Штаты. Но китайцы растянули свои тыловые коммуникации, и тут начали сказываться непрекращающиеся удары авиации и упорное сопротивление арьергарда. После хаоса нескольких первых дней отступление было проведено организованно и быстро. Морские пехотинцы, пехота и южнокорейские части 10-го корпуса были эвакуированы из Хунгнама и снова влились в состав 8-й армии. Линия фронта, стабилизировавшись сначала севернее Сеула, снова подалась назад, а затем замерла, по грубой оценке, на 120 километров южнее 38-й параллели. Некоторое время спустя, под вдохновляющим командованием генерала Мэтью Б. Риджуэя, удерживавшие ее войска снова двинулись на север. Их прежний командир, генерал Уолтер X. Уолкер, погибший в результате столкновения его джипа с грузовиком, был прирожденным воином. Таким же был и Риджуэй, но ему было дано стать не просто воином. Он обладал еще и талантом военачальника-предводителя с той толикой театральной привлекательности, которая порой значит столь многое. Ему был открыт доступ к человеческим сердцам и способность зажигать боевой дух подчиненных. Риджуэй, со своей всегдашней уверенностью и энергией, был именно тем командующим, в котором нуждалась 8-я армия. В будущем ей еще предстояли другие поражения и отступления, но ныне, медленно и упорно, эта армия, достигшая к тому моменту численности 365 000 человек, уже обретала тот стойкий характер, который она будет проявлять на всем протяжении двух с половиной лет войны.

Ее боевой дух подвергся суровому испытанию безучастностью сограждан и особенностями этой войны – войны, в которой, как сказал один из солдат, «мы не могли победить, мы не могли проиграть и из которой мы не могли выйти». И все же боевая эффективность армии продолжала сохраняться на высоком уровне, несмотря на постоянную смену солдат-ветеранов и прилив резервистов, оторванных от гражданской жизни. Многие из них не видели никакого смысла в этой войне и не понимали, к исполнению какого долга их призвали, оторвав от семей. И все же к концу войны эта армия стала армией ветеранов, побывавших во всевозможных переделках в обстановке парной бани побережья и лютого мороза горных высот, в боях на равнине и в позиционной войне на подготовленных позициях, которые по объему земляных работ и интенсивности артобстрелов превосходили сражения Первой мировой войны.

Страны-союзницы также отправляли на эту войну свои вооруженные контингента, но даже дивизия Содружества Наций, потерявшая в боях 6667 человек убитыми и ранеными, была не более чем символической помощью. Вооруженные силы Республики Кореи несли свою долю участия, положив на алтарь победы более 400 000 человек только убитыми, но основное бремя легло все-таки на Соединенные Штаты. Потери США убитыми и ранеными составили более чем 157 000 человек, и без непрерывного снабжения, осуществлявшегося военно-морским флотом США, а также без активного участия в войне авиации, флота и морской пехоты победа вряд ли была бы достигнута. Но победа все же была одержана, несмотря на все утверждения об обратном. Коммунизм предпринял первую крупную попытку подчинить себе силой оружия часть свободного мира. И попытка эта была оплачена огромной ценой кровавых жертв. Согласно оценкам, в войне погибло 900 000 китайцев и 520 000 северокорейцев, а промышленные районы на севере Кореи лежали в развалинах.

Но нельзя было закрывать глаза и на то, что коммунизм тоже одержал свою победу. Хотя его попытка подчинить себе территорию страны южнее 38-й параллели провалилась, но не сбылось и намерение ООН освободить от коммунизма всю территорию Кореи. После более чем трех лет кровопролитных сражений и миллионов погибших, в том числе гражданского населения, граница между коммунизмом и свободным миром осталась там же, где она и проходила ранее, – на 38-й параллели.

Это была война нового типа, в которой сильнейшее оружие из арсенала Америки все же осталось неиспользованным. Ни один снаряд и ни одна бомба не разорвались на китайской территории, хотя китайские самолеты постоянно совершали боевые вылеты с «неприкасаемых» аэродромов на северном берегу Ялу, а свежие части, вооружение и боеприпасы все увеличивающимся потоком поступали через Маньчжурию. По самой своей природе в войне этой можно было достичь не разрешения ситуации, но только ее замораживания, не чистой победы, а лишь консервации конфликта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.