«Шла Саша по шоссе и сосала сушку»
«Шла Саша по шоссе и сосала сушку»
Казалось бы, если недоразумение выяснено и причины интереса ко мне со стороны больших дядек в погонах установлены, все наконец-то закончится. С Катрин мы расстанемся, раны заживут, и жизнь наладится. «Ага, щаз!» — как говорится. Не тут-то было…
Как оказалось, теперь оборотням обязательно следовало меня завербовать хотя бы для того, чтобы получить подписку о неразглашении. Ведь они наследили так, что уму непостижимо.
Если бы я начал все рассказывать и показывать, это, кроме дополнительных хлопот и затрат, принесло бы им бонусы в виде позора и потери репутации. Столь грязной, непрофессиональной работы от ДСРИ мало кто ожидал, хотя, как выяснилось, за французами давно тянется шлейф нехороших историй.
Шпионить в пользу иностранной разведки я все равно не мог, никаких ценных сведений у меня нет и доступа к государственным секретам тоже. В агенты влияния я не гожусь: у меня специфическая сфера деятельности и интересов.
Так что вербовка имела своей целью исключительно «зашить» мне рот. Ведь я насмотрелся за кулисами их тайных рож десятками. Убить меня с технической точки зрения им, наверное, было проще, но отчего-то они этого не сделали.
Вот тогда, в тот самый критический момент, в поле нашего внимания появился и загадочный партнер Катрин, о котором я обмолвился выше. Русскоязычный агент Буратинко, или Андрей Никитин.
Он зашел через Сеть, прямо в тот самый вечер, когда я, развинченный и подавленный, приехал домой 12 ноября.
Очевидно, как только стало известно о провале миссии Сикузы, контрразведчики включили очередной запасной план действий. На этот раз общение с объектом (со мной) отрабатывалось в виртуальной среде.
Вообще говоря, Интернет предоставляет невиданные ранее возможности для подобной специфической коммуникации.
Представьте себе, что вы регулярно ведете блог в ЖЖ, например, или постоянно появляетесь на своей странице в одной из социальных сетей.
И вот вдруг вам в блог среди прочих комментариев поступает сообщение или реплика от совершенно незнакомого вам человека, скрытого под псевдонимом. И этот человек среди прочих фраз пишет вам то, что вы недавно говорили своей жене лично на кухне. Или на ушко. Что вы подумаете, интересно?
У нас было так: мы с женой и старшей дочерью совсем недавно втроем смеялись и упражнялись в скороговорке: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». А вечером, вернее — уже ночью, когда перед сном я заглянул к себе в дневник, увидел сообщение от неизвестного мне человека: «ШЛА САША ПО ШОССЕ И СОСАЛА СУШКУ».
Некий юзер с ником will2013 крупными, заглавными буквами написал это у меня в блоге, без какой-либо привязки к теме.
Что вы сделаете, когда нервы у вас напряжены и уже третий день на уме только спецслужбы, слежка, «конторы» и непонятная, загадочная опасность? Вы прежде всего идентифицируете этого человека как «ухо», то есть поймете, что это агент, представитель тех людей, которые вас слушают и видят вот прямо сию минуту в реальной жизни.
Вы не станете возмущаться и не убежите от компьютера. Вы, как загипнотизированный кролик, начнете с ним общаться. При этом ваш собеседник владеет положением: ведь вам кажется, что, если вы его спугнете, он уйдет, исчезнет, и вы его больше никогда не увидите. Напротив, если делать то, чего неизвестный от вас добивается, он останется и продолжит с вами разговаривать. Вся ваша психика в этот момент как на ладони для агента.
Он точно знает, что творится у вас в душе, он посмеивается над вами, а вы всё больше и больше начинаете зависеть от него.
Вот сами посудите: вы не можете поделиться происходящим с другими людьми. Ибо кто вам поверит-то? Не вздумайте рассказать о подобных странностях друзьям и знакомым: они сочтут, что у вас паранойя, и станут перемигиваться за вашей спиной.
И потому вы уцепитесь за этого агента как за соломинку. Ведь вам и поговорить-то не с кем, кроме него. Куда вы денетесь? Если вы человек неопытный, то увязнете в общении с ним как муха в клею. Вы осторожно, чтобы никто из других ваших читателей и друзей ничего не понял, начнете с ним переписываться. В личку и мейлом он писать не станет. Он будет оставлять свои сообщения только в комментариях к старым (не самым свежим) постам, чтобы не привлекать лишнего внимания и не оставлять следов личной переписки.
Заодно он всегда напомнит вам, что вы находитесь под колпаком постоянно. Неважно, что вы делаете: едите, спите, занимаетесь сексом, «серфуете» в Интернете или просто покупаете что-нибудь по кредитной карте, — за вами следит внимательный глаз.
Со временем вы привыкнете и полностью подчинитесь чужой воле. Ведь свои собственные недостатки вы знаете лучше кого бы то ни было и понимаете, что выглядите некрасиво. Ай-ай-ай. Что подумает о вас всевидящий глаз? Старайтесь ему понравиться. И вот так, шажок за шажком, вы придете к последней черте, будучи готовым на все.
Буратинко написал ключевую фразу, по которой я его узнал (она на самом деле не про Сашу и была нецензурного содержания; про Сашу и сушку было потом, позднее). Он убедился, что я его понял, а потом в завуалированной форме попросил меня рассказать поподробнее о картинах из нашей коллекции. Агентов поджимал срок подачи отчета начальству. Сил и средств было истрачено много, а результата нет. Руководство уже не на шутку сердилось.
Выглядела эта просьба весьма колоритно. Буратинко попросил меня написать «поподробнее про изотерику». Переписка наша велась в виде его комментариев и моих ответов на эти комментарии у меня в ЖЖ. Я, стремясь убедиться, что понимаю агента правильно, ответил: «На фиг тебе эзотерика, если ты и писать-то без ошибок не умеешь?» Он ответил: «Писать я умею. Только это не интересно. Интересно про изотерику».
Я, таким образом, убедился, что замена буквы «э» на «и» в слове не случайна. Агент хочет больше информации именно об изобразительном искусстве и намеренно вместо «эзотерика» пишет «изотерика».
Я воспринял его просьбу как хорошую новость («черти» наконец-то заинтересовались реальной первопричиной нашего квеста), был рад, что «контора» наконец-то взялась за ум, а следовательно, недоразумение вскоре рассосется, поэтому написал довольно большой текст про картину, но не про автопортрет Челлини, а про другую, впрочем, тоже из нашей коллекции.
Я хотел быть уверенным, что агента интересует именно Челлини, и потому подсовывал ему другое. Расчет был на то, что, если я прав в своих предположениях, will2013 потребует информацию именно о Челлини, отвергнув любую другую, тогда я буду уверен, что «контора» поняла суть проблемы и действительно сконцентрировалась на портрете Бенвенуто.
Буратинко, увидев мой текст, очень обрадовался, хотя и посетовал, заныл, что «дело к ночи» и «опять ему не спать». Ну а я стер только что написанный текст (раз корреспондент его уже прочитал и скопировал) и спокойно лег спать. Впервые за несколько дней у меня прояснилось на душе.
На следующее утро он (видимо, сбегал в свою «контору», и ему там объяснили: мол, не то) написал мне, под другим постом, дескать, а где тут изотерический текст, который был вчера? Я ответил, что нечего тексту болтаться всуе. Информация не для праздных глаз, и я ее стер.
На что Буратинко посетовал, мол, это, конечно, хорошо. И текст был очень интересный, но «не совсем то, что требуется в текущий момент». Таким образом, мой план сработал. Я убедился, что «контору» интересует именно Челлини, их не устроил текст про другую картину, поэтому вскоре разместил в ЖЖ уже приготовленный заранее рассказ про портрет Бенвенуто. На этот раз Буратинко, видимо, получил что хотел и очень обрадовался.
Вероятно, «оборотни» сверяли информацию, добытую агентом в прямой беседе со мной и полученную каким-то иным путем из других источников. Например, из перехваченной переписки с профессором Фриманом. Когда все у них совпало, они поняли, что сведения достоверные и пазл действительно сложился.
Но после этого эпизода, к моему удивлению, Буратинко не оставил меня в покое, хотя наши отношения с Катрин сворачивались.
Мы все-таки еще переписывались с моей бывшей «шери». Ведь надо было закончить дела, которые мы с ней наметили. Отменить встречи, дождаться результатов уже проведенных переговоров и так далее. Чаще всего звонил я, чтобы узнать судьбу того или иного начатого дела. Она сухо отвечала или переводила разговор на другие темы.
В одной из СМС от Катрин (теперь всегда холодных) 23 ноября 2010 года в 16:58 я прочел, что она находится в Риме. Это меня немного резануло. Может быть, она уже занимается другими задачами? Но интуиция подсказывала мне: это не так.
Сердце екнуло, предупреждая: было бы неприятно, если б французы связались с итальянцами по моей проблеме и, грубо говоря, продали меня итальянцам с потрохами. Ведь итальянцы облизывались на портрет Челлини еще с 2005 года, а французский Минкульт, наоборот, предпочитал его игнорировать, чтобы не было скандала.
И в самом деле, у сотрудников министерства в Париже наверняка имеются более важные дела, чем какой-то портрет Бенвенуто, который все равно уже давно умер.
Поэтому сведения, с трудом нарытые «конторой» о картине, судя по всему, не находили практического применения во Франции. Зато в Италии их бы оценили высоко.
Справедливости ради следует отметить, что агенты и офицеры ДСРИ в свое время обстоятельно проинформировали французский Минкульт о шедевре в моих руках, ставшем причиной такого веселого квеста.
Катрин несколько раз выходила со мной на связь по скайпу уже после того, как мы установили прямые отношения с агентом Буратинко, то есть в период с 13 по 23 ноября. Моя бывшая любовница интересовалась, пойду ли я на переговоры с министром культуры Фредериком Миттераном и чего от меня можно ожидать.
Я был не против встречи с министром, но она так и не состоялась. Логика в отказе от этой встречи со стороны министра хорошо просматривается: Минкульту пришлось бы капитулировать в любом случае, как только бы он начал официальные переговоры.
Пришлось бы признать свою халатность по отношению к произведениям искусства, являющимся частью национального достояния, которые чиновники разрешили вывезти из страны даже без осмотра экспертов. Французское общественное мнение не простило бы таких ошибок ни министру Миттерану, ни луврским искусствоведам. Поэтому Минкульт просто тянул резину и ничего не предпринимал, надеясь, что проблема рассосется как-нибудь, а умелые «оборотни» тем временем смогут «подписать» меня на неразглашение.
Французские спецслужбы, таким образом, теперь трудились только для себя: они постоянно тревожили меня и Ирину, тормошили и выводили из равновесия, но ничего не предлагали по делу.
По прошествии времени я вижу, что они активно разрушали нашу психику, чтобы мы стали легкой добычей для вербовки. Им требовалось добиться результата, и отпускать нас с миром на волю они не хотели. Результат, с их точки зрения, — это или заведение серьезного уголовного дела, или вербовка, или, как вариант, смерть клиента.
Особенно старался Буратинко. Продолжались скрытые и явные угрозы, издевки, давление на наши с Ириной финансы и изредка дружеская псевдоинтеллектуальная болтовня.
Я не знаю, как называется этот психологический прием, но я бы назвал его «контрастный душ». Периоды запугивания, жестких наездов сменялись добрыми, теплыми словами, посулами, обещаниями «позитивных перемен в жизни», и наоборот. Нормальный неискушенный человек, попав под пресс контрразведки, потом надеется, что полицейские исправят свои ошибки и помогут ему восстановить дела. Все это чушь. Они безжалостны и заниматься склеиванием побитых горшков не собираются.
Оказалось, что все планы и соглашения, над которыми я работал при участии Катрин, а также других актеров водевиля, — это миражи. Они рассеивались один за другим, и было ощущение, что все вокруг ненастоящее, все разваливается и рушится.
Как мы с женой чувствовали себя в этот период? Честно говоря, не очень хорошо: мы иностранцы во Франции и поэтому, конечно, боялись за свое будущее. Но, как говорится, страх страхом, а честь честью. Несмотря на чувство обреченности и тоску, мы все равно не собирались соглашаться ни на вербовку, ни на иные виды «сотрудничества».
Кроме объяснимого, так сказать — рационального способа давления на психику, спецслужбы использовали и иррациональные, я бы даже сказал — оккультные, приемы. Об одном из случаев, иллюстрирующем психологические манипуляции, я расскажу.
Представьте себе, что вы просыпаетесь в своей одинокой постели дома декабрьским утром, в 7:00 (только-только рассвело, на юге рассветает рано даже зимой). Просыпаетесь оттого, что огромная черная птица, иссиня-черный ворон, бьется всем телом, клювом и крыльями в ваше окно. Бьется так, что рама ходит ходуном. Его крылья порой заслоняют свет. Это длится и длится, — может быть, минуту, я не знаю. Секунды кажутся вечностью. Что вы подумаете, интересно? В 7 часов утра, не забудьте, вы еще не вполне отошли от сна.
Наконец ворон улетает и больше не возвращается. От жуткого суеверного страха вы цепенеете, остаетесь лежать в кровати неподвижно, по-детски натянув одеяло до носа. То же самое произошло и со мной.
Когда птица исчезла, я размышлял, как теперь половчее составить завещание. И еще я сожалел, что не успею вырастить младшую дочь и не увижу будущих внуков.
В том, что прилетала моя Смерть, я и не сомневался. Счет времени при этом я вовсе потерял. Наконец я услышал легкие шаги, которые вывели меня из оцепенения, — в мою комнату зашла жена. (Мы спали тогда в разных помещениях, потому что нашей младшей дочери шел первый год жизни.) Я не шелохнулся при виде нее. Ирина удивилась и встревожилась.
— Что с тобой?
— Смерть прилетала… Черная птица. В окно билась… Большая.
— Какая птица? Ты чего? Не проснулся еще, что ли? Сон плохой видел?
— Какой сон, Ирина?! Не веришь — вон глянь на окно: ворон так долбился в него, там точно должны остаться кратеры на стекле…
Она подошла к окну и недоверчиво рассмотрела стекло. Действительно, с внешней стороны были какие-то следы от клюва и немного какой-то дряни вроде соплей. Стекло не было идеально чистым, и следы от нападения большой птицы можно было разглядеть без труда.
Ирина задумалась.
— И правда…
— Что я, врать, что ли, буду? Зачем? Всё, мне конец…
— Почему тебе? Может, нам всем конец… Может, оно и к лучшему. А-а, слушай, это же опять эти, «конторские». Твоя «шери».
— Перестань… Какая «шери»?
— Забыл уже свою «шери»? Молодец. Короткая у тебя память. Кобелиная.
Ирина ехидно улыбнулась. Она не могла упустить такой случай ткнуть мне шпилькой под ребро.
— Это «контора» тебе птичку посылает. Вставай давай, не кисни. Соберись с духом!
— «Контора»?
Я начал соображать… А ведь правда. Точно. Технически, наверное, это не сложно и даже не очень дорого — брызнул какой-нибудь привлекательной для птицы дрянью на стекло и пустил дрессированного ворона. В результате суеверный клиент в штаны и наложил со страху. Дешево и сердито.
— Да, пожалуй. Но зачем?
— На психику давят… А вот зачем, поняла: чтобы мы в Лондон не ездили.
— Точно. Кто же после такого дела из нормальных людей не сдаст билеты на самолет? Когда мы летим?
— Сейчас! Вылезай, собирайся. Через час выезжаем!
Мы собрались, с аппетитом позавтракали и, посмеиваясь над моими суеверными страхами, уехали в аэропорт.
Выяснить и использовать в своих целях суеверия человека, его фобии и самые темные тайны личности — это дешевый и эффективный способ для профессиональных психологов спецслужб, чтобы сломить и подчинить волю «объекта».
Кстати, вот так мы впервые улетели в Лондон. В Великобританию, понятное дело, мы направились не только и не столько ради шопинга и культурных развлечений. К тому времени мы с Ириной уже осознали, что надежды на прорыв с картиной в США теперь стремились к нулю. В самом деле: зачем профессору Фриману рисковать своей репутацией и принимать на себя смелость открытия Челлини, если дело приняло скандальный оборот? Профессор сделает нас знаменитыми, а мы станем рассказывать, как он сдал нас в тайную полицию. Зачем ему это надо? Тем более придется поссориться с влиятельными итальянцами.
Ведь ситуация его глазами выглядит примерно так. Прошло уже девять месяцев, а американские спецслужбы всё молчат. Владелец картины, очевидно, находится «под колпаком», и у него неприятности. Что скажут коллеги, если вся эта история будет предана огласке: «Пришел человек с научными открытиями, а ты настучал на него да еще и отдал на растерзание опричникам?» Нет. Такой поворот дела вовсе не может понравиться профессору. Поэтому мы с Ириной понимали: в США нам путь теперь тоже закрыт.
К тому же было непонятно, как поведут себя заокеанские коллеги французских «чертей». Вот только не хватало нам еще и американских приключений.
И потому в конце концов мы обратили свои взоры на Великобританию. Я не стану раскрывать наши действия и рассказывать о событиях в Лондоне. Не стану, потому что там у нас почти все получилось. Работа успешно продолжается, и я не хочу мешать процессу.
Об остальных случаях давления на мозг, которые с нами происходили во Франции, наверное, здесь уже не стоит рассказывать.
Во-первых, это утомительно, а во-вторых, некоторые читатели могут счесть мой необычный рассказ за паранойю. Те люди, которые не попадали под колпак спецслужб и не становились сами объектами их «веселых розыгрышей», все равно с трудом в них поверят.
Хотя мне потом довелось повидаться с человеком, который пережил подобную переделку в России. Мы обменялись с ним личным опытом: оказывается, методы спецслужб в разных странах очень похожи.
Просто скажу: профессионально организованное психологическое давление крайне неприятно. Допрос и даже тюрьму на самом деле проще вынести, чем жестокую травлю, организованную садистами в погонах. Хотя, с другой стороны, свои «чудеса» «оборотни» могут творить где угодно, в любой среде, и в тюрьме, само собой, тоже. От них нет спасения: закон бездействует и почти всегда находится на их стороне.
Судьи и особые прокуроры во Франции разрешают им пытать и психологически мучить людей без ограничений, насколько я могу судить. Лишь бы не оставалось следов. Впрочем, и следы им тоже не помеха. «Оборотням» все сходит с рук.
В общем, так продолжалось вплоть до 18 февраля 2011 года. То есть вплоть до того момента, пока я не убедился: «бесы» получили все, что им было нужно (причем я с трудом скормил им эту инфу), но по-прежнему не отстают от нас.
Слежка и прослушка продолжались, равно как и «особые мероприятия» в отношении нас. Очевидно, прокуроры и надзорные органы опять продлили оборотням разрешение для наблюдения и забавных игр, в которых нам с Ириной отводилась роль мяча.
И все-таки что же им надо было теперь, когда уже все выяснилось с картиной и с ролью США? В тот момент, который здесь описывается, я не понимал этого и не знал ответа на заданный вопрос. Мог только догадываться. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я осознавал, что не имею за своей спиной никаких криминальных историй, и поэтому оставалось только три варианта:
1) «оборотни» подозревают, что я каким-то образом связан с важными людьми, крупными фигурами, которые не ищут публичности. И потому контрразведка хотела бы меня завербовать или наладить иное сотрудничество;
2) «оборотни» просто хотят меня завербовать, раз уж не могут посадить. Катрин говорила мне об этом: «Раз ты попал под колпак, то выхода у тебя уже нет»;
3) французы исполняют заказ итальянцев.
При любом из этих вариантов ничего хорошего в ближайшем будущем нас с женой не ожидало. Наши с ней перспективы были более или менее понятны: не мытьем, так катаньем службисты все равно бы нас прижали, и мы перестали бы себе принадлежать. Тем более что сроки наших видов на жительство истекали в 2013 году, и потому Буратинко, кстати, выбрал себе ник will2013. Иначе говоря, Will (wait for) 2013. «Бесы» намеревались нас шантажировать и продлением наших документов тоже.
С горечью осознав реальность, я хорошенько поразмыслил и решился на необычный шаг. 18 февраля 2011 года я начал писать и выкладывать статьи про картину и про «оборотней» к себе в блог, который к тому времени уже был достаточно популярен и входил в сотню самых читаемых блогов русскоязычного ЖЖ. Это был в самом деле неожиданный и смелый «ход конем», настоящий рывок к свободе.
Мои записки, само собой, стали маленькой информационной бомбой.
Выкладывая горячую, свежую и необычную информацию из закулисья мира теней, я при том не искал никакой особой популярности в качестве блогера и не рекламировал свои записи. Наоборот, моей целью было подключить к чтению такую аудиторию, которая обладала бы большим интеллектуальным потенциалом, но не превышала бы 1000–2000 человек в крайнем случае.
При этом мне хотелось собрать круг читателей, который мог оказать мне реальную поддержку в случае чрезвычайной необходимости. Например, перепостив (то есть скопировав и разместив в своих блогах) мои сообщения, «френды» вполне были способны «взорвать» Рунет и, возможно, пустить волну в другие страны.
Я был готов выложить прямо в Сеть факты, телефоны и даже фотографии агентов и офицеров французской разведки. По идее, мы могли рассчитывать на миллионы копий этого месседжа в течение нескольких дней.
Сейчас, в 2013 году, когда я пишу эти строки, ДСРИ перегруппировала свои силы после провала. Например, Филипп Губэ уже арестован. Когда этого человека стало невозможно держать в качестве приманки, его быстренько упаковали в Дубаи и привезли во Францию в наручниках. Многие агенты получили новое место работы и новые ID. Кого-то списали на пенсию или в резерв, кого-то перевели с оперативной работы на более спокойную.
То есть сегодня ущерб от публикации моей информации для них уже будет не так велик. А вот в 2011 году вывешивание актуальной и самой горячей инфы было бы чрезвычайно опасным.
За количеством читателей моего дневника мне не стоило гнаться потому, что ответить на изумленные и скептические вопросы более обширного сообщества я бы не смог. Просто-напросто не успел бы отреагировать на шквал сомнений и вопросов. Если бы я погнался за количеством, общественное мнение могло сформироваться не в поддержку, а под влиянием враждебной агентуры, наоборот, против меня.
К счастью, все получилось именно так, как я задумал. Мне удалось постепенно доказать публике, что я говорю исключительно правду и не привираю даже в незначительных мелочах. Так родилось доверие, и сформировалась могучая, но компактная группа поддержки.
Теперь мы с Ириной были не одни, хотя, конечно, всех эпизодов веселого квеста я не мог рассказать даже друзьям. И в эту книгу они тоже не вошли. Слишком много было событий, да и драма все еще продолжается, потому что последствия катастрофического материального и морального ущерба все еще не ликвидированы.
Когда появились мои записи в Сети, сексоты попробовали разрушить мою репутацию и высмеять меня, представив лжецом и параноиком. Однако все их усилия оказались тщетными, хотя им и удалось попортить нервы всей нашей семье, включая детей.
Кстати говоря, Буратинко был не единственный, кто действовал против нас в Сети. Из всей группы сетевых сущностей, пожалуй, интересен еще один реальный персонаж. В те времена ко мне захаживал еще один офицер ДСРИ (а не агент, как Буратинко). У него, насколько я знаю, довольно высокое звание, и он руководит «русским отделом» в тайной полиции. Зовут его С. Он француз, но очень хорошо говорит по-русски.
Как его зовут и кто он такой на самом деле, мне стало известно уже после того, как спецслужбы РФ закончили оперативную проверку по моему случаю. Я смог определить его имя по косвенным вопросам и связать с сетевым персонажем, известным мне под псевдонимом.
Этого самого персонажа можно было узнать по аватарке: на ней была изображена характерная деталь картины «Даниил во львином рву» художника Брайтона Ривьера.
Тут следует объяснить: Даниил — ветхозаветный библейский пророк, которого, по легенде, бросили в ров со львами, но дикие звери не съели его, вопреки ожиданиям палачей. Так Даниил и жил в этой просторной яме некоторое время. А вот кормить пророка, чтобы он не умер с голоду, было поручено некоему Аввакуму.
Мой псевдоним в ЖЖ как раз «Аввакум». Появление аватарки с Даниилом мне, не чуждому истории искусства, сразу было сигналом: «Мой аватар связан с твоим именем. Я не чужой. Я пришел к тебе».
С. никогда не «троллил», то есть не издевался и не грубил. Он время от времени участвовал в обсуждениях интересовавших его тем. Иногда даже делился четкой и точной информацией весьма к месту в дискуссиях, например о структуре этнической преступности во Франции. Вообще он был мне приятен как гость.
Я с сожалением вынужден был позднее запретить ему комментирование в своем ЖЖ и даже ограничить доступ к моим записям. Как и многим другим людям, которых я подозревал в отношениях с «бесами».
Дело в том, что среди моих «френдов» оказалось немало российских специалистов, которые понятно объяснили, что психологические связи с «оборотнями» для меня лучше без сожаления порвать. Так я обрету дополнительный шанс соскочить с крючка. Следуя этому разумному совету, я должен был отключить и симпатичных мне людей в том числе.
Само собой, когда я начал выкладывать в Сеть часть нашей истории, то есть рассказывать о ней публично, французы занервничали. Буратинко особенно. Он усилил свои скрытые и явные угрозы, частенько пускаясь на провокации и используя факты моей личной жизни, добытые в реале с помощью прослушки и наблюдения.
В конце концов я начал отвечать ему резко, а иногда и прямо матом — так короче. До этого я избегал ругани в Сети, но Буратинко стоил того, чтобы послать его пожестче. Как говорится, «карму матом не испортишь».
Разумеется, я время от времени банил его, но, поскольку все коды и ключи «оборотни» давно уже у нас выкрали, он или сам себя разбанивал, или заводил новый аккаунт с новым ником и продолжал свои проделки. Поэтому банить его было даже непродуктивно, ведь в результате приходилось подозревать каждого незнакомца. Что само по себе неприятно. Вот так и жили.
Вадик, чтобы завуалировать смысл своих сообщений, пользовался сложным «оккультным языком» и говорил загадками. Иногда он нес такую запредельную абракадабру, что у меня в дневнике даже появились фанаты, старавшиеся разгадать смыслы Буратинкиных опусов. Чаще всего его комментарии были просто пустышками, и лишь иногда в них был какой-то более или менее важный для нас обеих месседж.
Люди видели, что хозяин дневника относится к этому странному посетителю с особым вниманием. Мои друзья и гости понимали: в наших диалогах присутствует некий тайный смысл. Так, собственно говоря, оно и было. Вот этот самый смысл они и пытались разгадать. А Буратинко бессовестно использовал этих любопытствующих в своих целях и для давления на меня.
Вот один из примеров. Среди фанатов will2013 был мой френд с ником Varka8. И оказалось, что Varka8 получал личные сообщения от Вадика примерно такого характера: «Передай Аввакуму, чтобы все убрал, а то Паспорту к нему не придет». Буратинко опасался угрожать мне напрямую, поэтому делал это через случайного человека. Никитин был, видимо, не уверен, понимаю ли я его более «тонкие» угрозы, раз никак не реагирую на них.
Смысл угрозы, переданной через посредника и непонятной ему, был мне ясен: «Убери все написанное и перестань писать, иначе не получишь продления документов». Varka8 просьбу will2013 исполнил, но смысла месседжа не понял и просил меня растолковать. Разумеется, я ничего ему не ответил.
Я не стал останавливаться и продолжал публикации. Вообще мы с Ириной считаем, что документы не должны служить приманкой для вербовки в цивилизованном государстве. Мы сделали много хорошего во Франции и для Франции и не собираемся ставить свою судьбу в зависимость от настроения спалившихся по собственной глупости горе-сексотов.
Позднее выяснилось, что Буратинко не все свои личные инициативы описывал и докладывал начальству. Я говорю как о реальной жизни, так и о виртуальной. Поэтому, не располагая точной и полной информацией, французы в «конторе» не чувствовали всей полноты опасности, они, поди, и не предполагали, что я уже давно вижу «оборотней» вокруг себя и могу проследить их связи. Открытие реальных масштабов «засветки», мне кажется, оказалось бы для начальства большим сюрпризом.
Французы продолжали действовать, не проявляя элементарной осторожности, даже в момент, когда не только я, но и мои ассистенты могли их запросто идентифицировать. Поэтому «контора» спалила об меня колоссальное количество своей агентуры. В том числе агентуры ценной, насколько я могу судить, а также «чувствительной», то есть вращающейся в опасном мире мафиози.
По словам людей, знакомых с французскими силовиками в московском посольстве и с представителями силовых ведомств в Париже, наше с Ириной дело со временем превратилось в трудную и болезненную проблему для Французской Республики.
Расскажу ради примера. Мой московский приятель, работающий в одном из силовых ведомств РФ и по долгу службы отвечающий за международное сотрудничество, решил проверить, насколько правдива моя история. Он связался с коллегами в Париже и во французском посольстве в Москве. Посольские сначала удивленно заявили, что человека по имени Олег Насобин на территории Франции нет и они ничего не знают о нем. Однако уже через пару дней «контакт» в посольстве перезвонил моему знакомому и разразился отборной бранью из-за того, что его втянули в это дело. Он анафемствовал и ругался. Парижские тоже реагировали так, будто им за шиворот пустили ядовитую змею.
Очевидно, сам факт, что некие полицейские интересовались моим именем, вызывал «круги на воде» внутри спецслужб, и этим случайно влипшим в историю людям пришлось потом обстоятельно объясняться, откуда, почему и как они вышли на это дело.
В конце концов моя политика открытости и прозрачности принесла свои плоды. «Оборотни» потихоньку свернули контакты и стали уходить в тину.
Впрочем, эта история имела и крайне неприятный рецидив. Я предполагаю, что, когда кризисная амплитуда начала затухать и почти сошла на нет, агент Сикуза сдуру решил погреть свой личный супчик на этом деле.
Но вернемся к нашему виртуальному общению. Описывая малую часть наших смертельно опасных «танцев» у себя в дневнике, я вдруг заметил, что личность Челлини и его автопортрет вызывают самый живой интерес публики.
Рассказы о нем и о его портрете сразу же значительно поднимали посещаемость моего ЖЖ. На удивление, рассказы об искусстве вызывали не меньший интерес, чем повествования о контрразведке. Люди действительно интересовались этой загадочной картиной и, что меня особенно приятно удивляло, многие чувствовали силу портрета.
Я вообще-то и не рассчитывал на такую продвинутую реакцию широкой публики. Однако, оказалось, у большого числа людей достаточно эрудиции и вкуса, чтобы сразу оценить выдающиеся художественные и интеллектуальные качества картины.
Выскажу, может быть, и крамольную мысль, но у искусствоведов по профессии, а не по призванию глаз безнадежно портится, замыливается, и они вообще ничего не замечают без инструкций. Так что средний искусствовед видит произведение искусства гораздо хуже, чем воспитанный человек со вкусом из неискусствоведческого мира.
Реакция широкой публики на картину была для нас с Ириной как глоток свежего воздуха. Вот так мы впервые задумались о показе портрета на публичной выставке.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.