Глава 1 АДВОКАТСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Глава 1

АДВОКАТСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Москва, январь 1997 года

Сегодня я получил новое дело, точнее, дело на старого моего клиента Леню Сапрыкина. Три года назад я защищал его по делу о наркотиках. Тогда мне удалось вытащить его с нар. Пробыв под следствием около восьми месяцев, Леня благополучно вышел. Затем на суде удалось вскрыть много процессуальных неточностей, и суд решил направить дело на доследование. На доследовании же дело было благополучно прекращено.

Я уже стал забывать про Леню. Но сегодня, получив известие от его жены о новом аресте за наркотики, я тут же направился в Лефортово.

Лене Сапрыкину было тридцать пять лет, и он имел три «ходки» в зону. В криминальной иерархии Леня занимал особое место. Он не принадлежал ни к какой преступной группировке, жил сам по себе, таких, как он, в зоне называют «один на льдине».

Тем не менее у него были очень серьезные связи, точнее, завязки. Он знал почти всех воров, которые живут в столице, многих авторитетов. Со многими он познакомился в колониях, отбывая сроки, а с другими – уже на воле, на так называемых криминальных тусовках. Потому Леня и был знаком практически со всей «элитой», при этом Леня держался в тени, не выпячивался. Все же это не спасало, и время от времени его задерживали в связи с хранением наркотиков.

Вот и сегодня – та же статья. Но теперь, как я понял из сбивчивого рассказа его жены, он задержан в компании какого-то вора в законе. Этим и объяснялось содержание Лени в столь серьезном следственном изоляторе – Лефортово.

Если бы не это, то сидел бы он, как и раньше, в Бутырке или «Матросске», а тут…

В Лефортово я не был почти год. За это время следственный изолятор практически не изменился. Те же стены, выкрашенные желтой краской; единственное, на что я обратил внимание, – окна стали зелеными. Рядом с изолятором находился крупный банк. «Наверное, – подумал я, – спонсоров заимели. Ведь путь банкиров тернист, и очень просто из теплого, уютного кабинета с дорогой мебелью переместиться на нары соседнего „заведения“.

Подъезжая к зданию, я заметил, что на заборе установлены видеокамеры, просматривающие все подъезды к изолятору. Поставив машину во дворе, я вошел в проходную, нажал кнопку вызова.

Раздался щелчок замка, дверь открылась. Я вошел, показал удостоверение конвоиру и назвал фамилию следователя, к которому направлялся. Конвоир молча взял мое удостоверение, внимательно вгляделся в фотографию, перевел пристальный взгляд на меня. После этого, сняв телефонную трубку, набрал четырехзначный внутренний номер.

На другом конце послышался мужской голос:

– К вам адвокат пришел, – и конвоир назвал мою фамилию.

Вероятно, последовало указание пропустить меня – конвоир вернул мне удостоверение и спросил:

– Куда идти, знаете?

– Да, – кивнул я.

Дело в том, что, помимо следственного изолятора, в Лефортово находился следственный аппарат, точнее, Следственный комитет России.

Я знал, что большинство следователей – бывшие сотрудники следственной части КГБ, которая до 1991 года также квартировала в Лефортово.

Но после провала ГКЧП и реформирования КГБ Лефортовский изолятор перешел во владение МВД. Тогда, я слышал, многие сотрудники следственной части КГБ посчитали такой переход унизительным и многие уволились.

Но некоторые остались работать. Остался работать и капитан Кочергин, который вел дело моего подзащитного.

Остановившись у массивной двери, обитой коричневым кожзаменителем, я попытался постучать. Неожиданно дверь приоткрылась. Я вошел в кабинет.

Из-за стола поднялся капитан и приветливо поздоровался со мной. Я назвал себя. Капитан показал мне на стул, приглашая сесть. Я тут же протянул ему свое удостоверение, ордер, полученный в консультации на ведение данного дела, и стал осматриваться вокруг.

Кабинет был просторным. Конечно, кабинеты КГБ, пусть даже бывшего, в значительной степени отличались от кабинетов следователей системы внутренних дел.

У последних кабинеты небольшого размера, да и следователи там сидят не по одному, а по трое, а то и по четверо, обставлены кабинеты потрепанной мебелью, столы постоянно завалены бумагами.

В Лефортово все было наоборот. Шкафы сталинских времен, закрытые стеклянными створками с зеленым сукном, как бы говорившим особо любопытным: не суй свой нос куда не следует, все закрыто, аккуратные столы, кресла, стол, на котором ровными стопками лежат уголовные дела. Каждое дело пронумеровано, с закладками, так называемыми «подхалимчиками», красного цвета: можно в любой момент открыть папку на нужной странице и сразу понять, на что тебе предлагают обратить внимание.

Следователю, капитану Кочергину, на вид было сорок пять – сорок семь лет. Это был мужчина небольшого роста, с глубокими залысинами, с типичным русским лицом. Почему-то он не понравился мне с первого взгляда.

Не могу сказать, что мы, адвокаты, испытываем большую любовь к следователям. Каждый из нас понимает, что все выполняют свои обязанности – они ловят, мы защищаем своих клиентов от обвинений, которые они выдвигают, иногда бездоказательно. Так что ни о какой дружбе речи и быть не может.

Но соблюдаются какие-то определенные правила игры и поведения, существует определенная дистанция.

Иногда же бывают следователи, которые эту дистанцию нарушают и сразу откровенно переводят адвоката в категорию врага – если ты адвокат, значит, заодно со своим клиентом, а может быть, даже из одной банды. И такие упреки иногда можно услышать от следователя. Конечно, это очень неприятно и вовсе не радует.

Задав несколько вопросов, капитан повернулся к пишущей машинке и начал печатать разрешение на встречу с моим клиентом. Машинка была допотопная, клавиши отскакивали от бумаги с резким громким звуком.

Капитан долго печатал текст, потом очень внимательно перечитал его. Найдя две или три ошибки, он стал заново перепечатывать страницу. Все это заняло у него около получаса.

Я обратил внимание, что капитан никуда не торопится. «Да, – подумал я, – это тебе не следователь районной прокуратуры или отделения милиции, где такая текучка, что все выполняется буквально на ходу, потому что пока доведешь одно дело до конца, совершается несколько других преступлений, и тебя бросают на другое, а утром следующего дня – следующее преступление, и опять его вешают на тебя. А тут все спокойно, размеренно».

Закончив наконец печатание и выверку небольшого текста, разрешающего мне свидание с клиентом, капитан встал и пошел подписывать бумагу у начальства. При этом он намекнул мне, что нужно выйти в коридор. «Тоже мне, – подумал я, – какое мне дело до чужих уголовных дел! Ладно, порядок есть порядок и нужно ему подчиняться».

Я вышел в коридор и стал ждать возвращения капитана. Он появился минут через десять, держа в руках подписанную бумагу, на которой также стояла и печать. Он протянул листок мне.

– Пожалуйста, можете идти. Знаете, где изолятор находится? – обратился он ко мне.

– Конечно, знаю, – сказал я, – на первом этаже.

– А что, вы уже тут бывали?

– Да, бывал.

– И по какому делу, интересно?

– Да уж и не помню. – Я не хотел затевать совершенно не нужный мне разговор с капитаном.

Спустившись с третьего этажа на первый, я вновь пошел по длинному коридору, опять нажал на ту же кнопку звонка вызова. Массивная металлическая дверь открылась.

Я вошел в небольшую комнату – так называемую приемную изолятора. Пройдя несколько метров, оказался у окна, где находилась картотека изолятора, протянул дежурной удостоверение и разрешение и взял листок вызова клиента.

Листок был стандартным, таким же, как и во всех других изоляторах, зеленого цвета, двусторонний. На одной стороне нужно писать фамилию, имя и отчество клиента, к которому ты идешь, указать свою фамилию, кто выдал разрешение, дату и так далее. На другой стороне – записи работников следственного изолятора: когда пришел, кто выводил, когда сдал и так далее.

Все эти листочки, как я уже знал из своего опыта, подшивались в так называемое тюремное дело, которое заводилось на каждого заключенного. В этом деле фиксируется все – не только жизнь его в камере, но и все визиты адвоката, и очень подробно, а также процессуальные права – право на передачи, на свидания и так далее.

Наконец я получил листок обратно, с подписями, разрешающими мне вызвать своего клиента, и снова вернулся в небольшой коридорчик, предбанник, где мне нужно было ожидать своей очереди. Я протянул листок в небольшое окошко, что-то типа окошка кассы на железнодорожном вокзале. Взяв удостоверение и листок, капитан сказал:

– Сейчас все кабинеты заняты, так что вам придется подождать.

«Ясное дело, – подумалось мне, – подождем, делать нечего».

Я вернулся и сел в небольшое кресло. Стал осматривать помещение, в котором находился. Оно было стандартным. Несколько стульев, кресла, диванчики, стол с черным телефоном времен Сталина. Стоп, наверху – видеокамера.

В комнате со мной находилось еще несколько человек. Осмотрев их, я понял, что двое из них – адвокаты, а один, вероятно, следователь, так как он без конца звонил своим коллегам и узнавал, не звонили ли ему и не приходили ли, не ищут ли его. «Если ты такой беспокойный, – подумал я, – то езжай в контору и сиди там!»

Обратил внимание, что, как только я сел в кресло, видеокамера, просматривающая помещение, сразу развернулась в мою сторону. Так, видимо, меня начали изучать. Как же, новая личность в предбаннике появилась! Наверное, сейчас меня снимают для архива – вот, приходил такой-то адвокат, надо и его запечатлеть.

Мое ожидание было относительно недолгим – не более тридцати минут. Все тот же капитан из окошка назвал мою фамилию. Я молча поднялся и подошел. Капитан сказал:

– Вам разрешается взять с собой только блокнот, ручку и пачку сигарет, если вы курите. «Дипломат» придется оставить в специальном ящике.

Подчинился его указаниям. Закрыв свой портфель, взяв жетончик и ключ от кабинета, прошел через две тяжелые двери, которые капитан открыл с помощью специального зуммера.

Я оказался в просторном коридоре. С правой и с левой сторон были двери в следственные кабинеты. На полу – красная ковровая дорожка. Висели приличные люстры. В конце коридора – снова видеокамера, фиксирующая передвижение. Конечно, коридоры Лефортовского изолятора очень существенно отличаются от коридоров «Матросской Тишины» и Бутырки. Тут все еще чувствовался налет величия, серьезной и солидной организации, «конторы»!

Наконец я отыскал дверь с нужным мне номером, вставил ключ в скважину и открыл ее. Следственный кабинет также был просторным, около восемнадцати метров. Там стояли стол, два стула, намертво прикрепленные к полу, небольшая ковровая дорожка на полу от двери до окна, люстра под хрусталь на потолке. На стене – след от какого-то портрета. На окне – помимо решетки, две рамы с какими-то датчиками.

Я огляделся, ища записывающие или прослушивающие устройства, но ничего не заметил. Достал блокнот, открыл его, написал фамилию Лени, имя, отчество, год рождения – начал свое адвокатское досье.

Наконец дверь открылась, и конвоир ввел в кабинет Леню. Тот, увидев меня, радостно улыбнулся. Я также улыбнулся ему в ответ. Леня подошел ко мне и протянул мне руку. Мы поздоровались.

Я начал традиционно:

– Ну что же, неплохо выглядишь!

– Шутите, что ли? – недоверчиво спросил Леня.

– Нет, ты в самом деле выглядишь неплохо. Когда мы с тобой последний раз виделись?

– Около двух лет назад.

– С тех пор ты даже помолодел! – улыбнулся я.

Действительно, Леня выглядел достаточно хорошо. Я знал, что определенная категория клиентов, которые относят себя к элите преступного мира, знают себе цену, поддерживают свой внешний вид на очень высоком уровне. Леня, вероятно, тоже причислял себя к этой категории. Аккуратно причесанные темные волосы, одет в бежевую водолазку и в бежевые брюки с аккуратными стрелками. Летние ботинки на тонкой подошве были вычищены идеально.

Леня поймал мой взгляд и спросил:

– Что-нибудь не так?

– Да нет, все нормально. Восхищаюсь твоим внешним видом, – ответил я с улыбкой.

– А что такое?

– Да вот, – я бросил взгляд на стрелки на брюках, – одного не понимаю: как ты в условиях камеры умудряешься гладить свои брюки? Ведь, насколько мне известно, утюга тебе по инструкции не полагается.

Леня загадочно улыбнулся, оценив мой юмор.

– А что, вы и вправду не знаете, как мы гладим?

Я покачал головой:

– Нет, не знаю.

– Фанычем.

– Фанычем? – удивился я.

Леня улыбнулся.

– Берешь металлическую кружку, нагреваешь ее на плитке и гладишь. – Тут же он посмотрел на свои брюки, вероятно, подумав, что я мог заметить какой-либо брак, складочку.

– Нет, нет, – успокоил я его, – у тебя все нормально, по высшей категории! Даже у меня брюки так не отглажены, хоть я и с воли.

– Кстати, как на воле? – спросил Леня. – Мою жену видели?

– Да, вчера приезжала. Обрадовала меня, так сказать, что тебя опять «приняли».

– Да, – махнул рукой Леня, – и опять по-глупому!

– Слушай, Леня, сколько я тебя знаю, все одно и то же! Назови хоть один раз, когда ты попал не по-глупому! Все говорят одно и то же: по-глупому, случайно, а результат все равно один – опять под следствием, опять на нарах!

Леня молча улыбнулся и кивнул, соглашаясь со мной.

– Насколько мне известно, ты сегодня не один идешь, а в какой-то компании?

– Да, – подтвердил Леня. – Законник, цыганка и бывшая спортсменка.

Как я понял, все они обвинялись в одном – в незаконном хранении и распространении наркотиков.

– А вы знаете, – неожиданно сказал Леня, – с кем я в камере сижу?

– С кем же?

– Догадайтесь!

Я понял, что Леня хочет ошеломить меня своим сообщением о своем сокамернике.

– С бывшим Генеральным прокурором? – предположил я, зная, что не так давно бывший и.о. Генерального прокурора был помещен в Лефортовский следственный изолятор.

– Нет, – отрицательно покачал головой Леня и, наклонившись ко мне, прошептал: – С Пашей Цирулем.

– С Пашей Цирулем? – переспросил я в полный голос.

Леня утвердительно кивнул головой:

– Вы его знаете?

– Ну, лично его не знаю, но, конечно, очень много о нем слышал.

Это личность очень яркая и известная в элите криминального мира. Вор в законе союзного значения, да еще из тех, кто был крещен чуть ли не раньше, чем сам Япончик! Архиепископ криминального мира, держатель общака славянских группировок – вот что мне было известно о Павле Васильевиче Захарове, больше известном под кличкой Цируль.

– Ну и как он? – спросил я.

– Нормально. Я-то с ним раньше знаком был. На зоне вместе отдыхали. А сейчас в какой-то мере повезло.

Я понимающе кивнул. Забегая немного вперед, к будущим нашим беседам, которые проходили позже, хочу сказать, что восемьдесят процентов нашего разговора с ним касались именно Паши Цируля.

Леня рассказывал мне детали его биографии, случаи из его жизни, о сегодняшнем состоянии Паши, говорил о его взглядах на разные вещи.

Я не понимал, зачем он мне это рассказывает, для чего. Может, для того, чтоб высказать свое отношение к нему? Или чтобы поделиться впечатлениями о яркой фигуре криминального мира? Может, были и иные причины, но почти все наши разговоры были именно о Паше.

Вскоре, через несколько посещений, я уже полностью знал биографию Паши, знал, чем он питается, что говорит по тому или иному поводу. Наши беседы стали до такой степени традиционными, что иногда я начинал разговор с вопроса – как там Павел Васильевич, что нового? И Леня рассказывал мне последние новости.

Однажды Леня сказал:

– Мы тут про вас говорили с Пашей. Он изъявил желание познакомиться.

– И как же я могу с ним познакомиться? – улыбнулся я. – В камеру, что ли, к вам пройду?

– Да нет, вы можете стать его адвокатом!

– Я? Адвокатом Цируля? – ошеломленно переспросил я. – Но ведь у него есть адвокат! Да, наверное, и не один, а целая компания!

– А кто может запретить вам быть его адвокатом? Закон ведь не ограничивает количество адвокатов. Хоть двадцать адвокатов может иметь человек!

Я кивнул, соглашаясь с Леней.

– Конечно, это так. Но я не понимаю, зачем это нужно?

– А что делать-то? У вас что, работы много?

– Конечно, работа у меня есть. Но такой знаменитый клиент! Конечно, это большая удача, находка для любого адвоката! – Я неопределенно пожал плечами.

– Так все же, что ему передать? – продолжил Леня.

– А кто ведет его дело?

– Следователь Новоселов.

– Погоди, он ведь заместитель начальника отдела!

– Да, – согласно кивнул Леня.

Следователь Сергей Новоселов был в то время заместителем начальника отдела Следственного комитета МВД России и был известен тем, что вел дела таких известных личностей, как Дато Ташкентский, Раф Скво, Тенгиз Пицундский, Расписной, Бичико, Бархошко, Сибиряк, и других известных воров в законе и крупных авторитетов.

– Так что мне ему передать? – повторил Леня.

– Не знаю, дело в том, что сейчас я должен уехать в командировку.

– Далеко?

– В Грецию. Меня не будет пару недель. А потом, когда вернусь, поговорим. Наверное, я дам согласие.

– Ну, отлично! Значит, пару недель мне вас не ждать?

– Да. Через четыре дня я улетаю. Как только вернусь, сразу же навещу тебя.

Греция, Афины, январь 1997 года

Через неделю я был уже в Греции, точнее, в Афинах. Окунуться из зимы в весну было очень приятно, и я с наслаждением совмещал командировку с отдыхом.

Как-то днем, прогуливаясь по солнечным улицам Афин, я вдруг заметил в одном из газетных киосков русскую газету «Омония», издающуюся в Греции для русскоязычного населения и эмигрантов.

Мое внимание привлек крупный заголовок, располагающийся над газетной шапкой: «Загадочная смерть в Лефортовском изоляторе Паши Цируля».

Не знаю почему, но мне стало как-то не по себе. Я подошел к киоску, купил газету. Быстро пробежал глазами небольшую заметку: такого-то числа при странных обстоятельствах умер от сердечной недостаточности известный вор в законе Паша Цируль.

Больше ничего не сообщалось.

Я посмотрел на последнюю страницу, нашел телефон и адрес газеты. Через несколько минут я уже был в помещении редакции. Газета находилась в центре города, на знаменитой площади Омония, в сером здании. Поднявшись на шестой этаж на лифте, я вошел в помещение.

Я хотел получить дополнительную информацию о загадочной смерти Паши Цируля. Для меня это было сенсацией. И не то, что в Греции, за границей, знают вора в законе Пашу Цируля, а то, при каких обстоятельствах он умер.

Разыскав главного редактора, Ариса Пападимоса, я заговорил с ним. Арису было сорок два года. Раньше он учился в нашей стране и хорошо говорил по-русски. Он объяснил мне, что информацию получил по факсу из Москвы, от одной из газет. Я попытался выяснить детали. Но Арис ничего больше сказать не мог.

Звонить в Москву мне было некому, тем более что через пять дней я должен был возвращаться.

Москва, Лефортовское СИЗО, январь 1997 года

Почти сразу после возвращения я поспешил в Лефортово, навестить Леню. Каково же было мое удивление, когда Леня предстал передо мной совершенно в другом виде. Он был какой-то потерянный, небритый.

– Ты слышал новость? – спросил я.

Он кивнул и тут же посмотрел по сторонам, на потолок. После этого наклонился к моему уху и прошептал:

– Сразу же после вашего отъезда меня перевели в другую камеру.

– И что?

– Так вот, последнее время с ним стало твориться что-то странное, – продолжал Леня. – Я подразумеваю, что его просто убили.

– Кто?

Леня пожал плечами:

– «Погоны», спецслужбы какие-нибудь, кому он дорогу перешел.

– Да кому же он ее перешел? – не понимал я. – Насколько мне известно, после освобождения он жил спокойной, тихой жизнью, ни в какие дела не вмешивался.

– Все это, конечно, так, – сказал Леня, – но вы же знаете, что он был хранителем общаковских денег. А там, говорят, 150 миллионов долларов было. А Паши нет – нет и общака, и на него теперь все списать можно.

– Погоди, – заинтересовался я, – ведь это только твоя версия. Но насколько она верна? Ведь еще никто ничего точно не знает!

– Конечно, не знает, – согласился Леня. Неожиданно он продолжил, еще ближе придвинувшись ко мне: – У него были два адвоката, я сейчас назову вам их фамилии, вы найдите их, переговорите. Они должны что-то знать!

Я быстро записал фамилии в блокноте. Номеров телефонов у Лени, конечно же, не было, но для меня, адвоката Московской городской коллегии, найти телефоны большого труда не представляло.

В этот же вечер я позвонил одному из названных Леней адвокатов. Это был пожилой мужчина. Он очень настороженно отнесся к моему предложению встретиться.

– А по какому вопросу? – переспросил он меня.

– По поводу одного клиента, коллега.

– Какого клиента?

– Я не могу назвать его по телефону, – ответил я, опасаясь, что наши разговоры могут прослушиваться.

– Хорошо, – после длительного молчания раздалось в трубке, – приезжайте ко мне в консультацию.

В этот же вечер я приехал к нему. К сожалению, никакого разговора у нас не получилось. Конечно, какая-то солидарность у адвокатов существует, но я не знаю, что произошло между этим адвокатом и Павлом Захаровым.

Вероятно, в чем-то они не сошлись. Адвокат был настроен враждебно и сказал, что никакой информации предоставить мне не может. И вообще, на эту тему он разговаривать не будет.

– А как же мне быть? – спросил я.

– Свяжитесь с другим адвокатом.

Мне ничего не оставалось делать, как последовать этому совету.

Второй адвокат оказался более общительным. Он сразу же согласился встретиться со мной. Встреча произошла также в консультации, уже другой.

– Послушайте, – спросил я, – почему же первый адвокат так недружелюбно отнесся ко мне?

– А вы разве ничего не слышали? – удивился коллега.

– Нет, а что случилось?

– Он же в последнее время стал прогонять адвокатов. Вот этого старичка он обвинил в том, что тот якобы является агентом КГБ. Представляете? – улыбнулся адвокат.

– И что?

– Просто выгнал его из кабинета.

– То есть вы хотите сказать, что у него начались определенные странности?

– Ой, это без всякого сомнения! И очень большие странности!

Мы говорили около часа. Я уже полностью представлял себе картину происходящего в последнее время с Пашей Цирулем. Но мне необходима была и другая информация.

– А вы не знаете, кто вел его дело?

– Как же? Конечно, знаю – Новоселов. Но с ним говорить бесполезно. Он вам ничего не скажет.

– А кто мне может что-то сказать?

– Знаете, – адвокат понизил голос, – есть один человек, руоповец, который им занимался. Он работал в Пятом отделе.

– В Пятом? – переспросил я.

– Да.

Я знал, что этот отдел Московского РУОПа занимался ворами в законе и авторитетами.

Адвокат назвал мне фамилию руоповца.

– А откуда вы знаете, что он станет говорить со мной? – спросил я.

– А у него большие неприятности, он сам сейчас под следствием.

– Как под следствием?

– Может быть, именно поэтому, в отместку своей конторе, он захочет вам что-то рассказать. По крайней мере попытаться можно.

Меня охватил азарт, совершенно необъяснимый. Почему-то мне стало очень интересно все, что было связано с Пашей Цирулем, – почему он погиб, при каких обстоятельствах и действительно ли умер своей смертью?

Нет, я не собирался проводить частное расследование, раскапывать материал и давать ему ход, просто для себя было любопытно – настолько это была неординарная, выдающаяся личность в криминальном мире. Для меня в его смерти было очень много странного.

В этот же вечер я позвонил в Пятый отдел РУОПа. Телефон я знал хорошо, так как в недалеком прошлом вел одно дело, в котором сотрудники этого отдела оказывали оперативную поддержку следствию. В ходе обыска по одному из моих дел они изъяли некоторые личные вещи моего клиента, которые по решению суда я у них потом получал обратно.

Со многими в этом отделе я был знаком, поэтому, набрав номер, я попросил к телефону оперативника Андрея Грушина.

На другом конце провода поинтересовались:

– А кто его спрашивает?

Я назвал свою фамилию.

Небольшая пауза, не более полутора минут, затем ко мне обратились по имени-отчеству, которых я, кстати, не называл:

– А вы по какому вопросу – по личному или по служебному? Если по служебному, то свяжитесь с таким-то, – и прозвучала новая для меня фамилия.

– Нет, я по личному, – ответил я, – не могли бы вы дать мне его домашний телефон? Или пусть он сам позвонит мне, – добавил я, чувствуя, что вряд ли мне дадут номер домашнего телефона Андрея. – Запишите мой номер. – Я назвал номер своего мобильного телефона. – Если будет возможность, пусть позвонит срочно, – добавил и положил трубку.

В этот же вечер мне перезвонил Андрей Грушин. Он сразу узнал меня.

– Андрей, хорошо бы нам встретиться.

– Что-то срочное? – спросил он.

– Да, есть разговор.

– Хорошо. Где?

Мы определили место.

Через полтора часа встреча состоялась.

Андрей был мужчиной лет тридцати двух – тридцати трех, крупный, высокий – почти громила. Увидев, я сразу узнал его, хотя он и изменился. Прежний апломб, уверенность в себе куда-то ушли. Теперь он был немного замкнутым, скромным, постоянно оглядывался по сторонам.

Мы поздоровались, сели за столик одного из небольших кафе. Надо было с чего-то начать.

– Я слышал, что у тебя большие неприятности?

– Не то слово – неприятности! – ответил Андрей. – Я же в Лефортово сидел, – добавил он, прекрасно понимая, что я в курсе его проблем.

– Как в Лефортово? – удивился я и чуть было не спросил, почему я его там не видел; но вовремя остановился: как я могу кого-то видеть там, кроме своих клиентов. – И как там?

– Ничего, жизнь и там есть. Вот, недавно вышел. Просидел под следствием несколько месяцев.

– Значит, ты с одним из моих клиентов сидел? – намекнул я на Пашу Цируля.

– А кого ты имеешь в виду? – спросил Андрей. – Цируля, что ли?

– Да, его, – кивнул я.

– Да, с ним сидел.

– Слушай, ведь ты вел его дело?

– Ну, как сказать. Брал его, разработку по нему проводил, – ответил Андрей нехотя.

Тут я решил перейти к делу:

– Дело в том, что меня очень интересует кое-какая информация. Конечно, если она не секретная. Информация о Цируле.

– Да какая там секретность! – махнул рукой Андрей. – Я же теперь в конторе не работаю и вряд ли когда буду работать. Скоро суд будет.

Я прекрасно знал, что таких, как Андрей – находившихся под следствием работников РУОПа, – было семь или восемь человек. Все они проходили либо по злоупотреблению служебным положением, либо по самоуправству, либо по статьям о вымогательстве.

Обладая неконтролируемой властью, эти люди, к сожалению, сами нарушали закон. Среди них оказался и Андрей.

Конечно, его можно было понять. Может быть, в чем-то он видел несправедливость, отсутствие защиты, которую ему обещали руководители могущественной организации, в которой он некогда работал. Но сегодня все его бросили и он остался один.

Вероятно, какая-то обида на контору у него осталась, поэтому он и начал рассказывать мне очень подробно все, что было связано с его работой с Пашей Цирулем.

Говорили мы около четырех часов. За это время я даже устал от той лавины информации, которую обрушил на меня Андрей.

– Слушай, – сказал я, – есть вот еще один вопрос…

Но Андрей неожиданно прервал свой рассказ и спросил:

– А зачем тебе все это нужно?

– Да так, для интереса, – ответил я.

– Для интереса? – хитро улыбнулся Андрей. – Небось, общак найти хотите?

– Какой общак?

– Да тот, который пропал у Паши. Тебя же, наверное, братва ко мне прислала именно по этому поводу? Скажи честно, так?

– Да что ты! Я для себя хочу все выяснить!

Круг людей, располагающих определенной информацией о Цируле, постепенно расширялся.

Найти корпусного Бутырской тюрьмы Николая Гусакова и встретиться с ним не составило для меня большого труда. Ведь там мне приходилось бывать довольно часто, и меня хорошо там знали.

Но, к сожалению, очень трудно оказалось разговорить его на нужную мне тему.

Сначала он наотрез отказался говорить. При второй же встрече, когда я объяснил ему, что информация эта носит частный характер, что нужна она только для меня лично – для моей будущей книги, – он немного «раскрылся».

– Да, я читал ваши книги, – сказал Николай. – Они в принципе мне нравятся. Неплохо написано.

– Спасибо за комплимент.

Я прекрасно знал, что в последнее время мои книги читали, в основном, либо братва, либо «погоны».

Если первая категория читает, ища в них свое, родное, то вторая – в основном с карандашом в руках, делая пометки в своих досье о совпадении того или иного материала с их собственными оперативными наработками.

Глупо и нелепо рассчитывать на факты из моих книг, так как если даже у меня и есть какая-то информация, я никогда не горю желанием подставлять людей, тем более тех, кто находится на воле.

С корпусным Николаем мы общались также около четырех часов. За это время я узнал не только о Бутырском периоде жизни Цируля, но и о нахождении его в другом изоляторе – «Матросская Тишина», где его содержали после.

Теперь у меня выстраивалась более-менее ясная картина, хотя, конечно, информация адвоката, руоповца, тюремщика была далеко не полной. И уж тем более – не исчерпывающей.

Оставалось встретиться с «первоисточниками» – с братвой, с каким-нибудь авторитетом или вором в законе, который знал Пашу Цируля ближе.

Тем более что таких людей было достаточно много.

С ворами в законе мне повезло, их беспроволочный «телеграф» работает идеально, и уже на следующий день мне позвонил мой клиент, славянский вор в законе Петр Казаков, известный в криминальных кругах по кличке Петруха.

У него был какой-то вопрос ко мне. Он долго формулировал, наконец я ответил на него и затем осторожно поинтересовался, не знает ли он тех людей своего круга, которым хорошо известен был Цируль.

– Я его сам хорошо знал, – тут же отреагировал Петруха.

– Нет, ты не так близок был с ним…

– Это так. А что нужно-то? Есть какой-то «косяк» в связи с его смертью, что ли?

– Я не могу тебе этого сказать по телефону, – уклонился я от разговора.

– Хорошо, тогда давай встретимся вечерком, сегодня же.

– А где?

– Ночной клуб на Арбате знаешь? – И Петр назвал один из клубов.

– Да, знаю.

– Давай, подъезжай туда к часу. Там и перетолкуем.

Выбора у меня не было, и в час ночи я подъехал к ярко освещенному входу в ночной клуб на Калининском проспекте.

В это время клуб был полон. В зале, куда я вскоре вошел, было довольно многолюдно. Часть посетителей танцевала недалеко от импровизированной сцены, где выступала какая-то эстрадная певица, другие сидели за столиками. Среди сидящих я без труда отыскал Петра и подошел к нему.

За столиком Петра сидел еще один мужчина, лет сорока пяти – пятидесяти. Оба одеты в темные костюмы и дорогие рубашки. Петр был без галстука.

Я отметил, что один из них был в костюме от Армани, другой – от Версаче. «Вот тебе и перемены, – подумал я, – в воровском мире!»

Если раньше, во времена «воровского романтизма», если вспомнить фильм «Холодное лето пятьдесят третьего», воры в законе ходили в телогрейках, в кирзовых сапогах и кепках, то современные авторитеты щеголяют в самых изысканных костюмах.

Подойдя вплотную к столику, я заметил, что из-за соседнего стола сразу поднялись три парня, коротко стриженные, в темных костюмах. Вероятно, личная охрана Петрухи. Но тот сразу подал им знак, показывая – садитесь, это свой. Те медленно опустились на свои стулья.

Петя приветливо поздоровался со мной.

– Рад видеть тебя, – сказал я ему, – в красивой, цивильной одежде. А чаще мы встречаемся с тобой в мрачных местах, где ты обычно в спортивном костюме.

Мужчина, сидящий рядом с Петром, недоуменно посмотрел на нас, вероятно, не понимая, о чем я говорю. Петр понял это и объяснил ему:

– Я хочу тебе представить, – и назвал меня по имени-отчеству, – это мой адвокат.

Я кивнул. Мужчина едва заметно ответил мне. Я продолжал чувствовать на себе его взгляд – пронзительный, холодный, от которого стало немного не по себе. Казалось, что взгляд этот проникал через кожу.

Я знал, что законники обладают большим энергетическим зарядом и что все они – тонкие психологи. Они прекрасно видят человека и тут же определяют, к какой категории его следует отнести, чего можно ожидать от него в дальнейшем. На то они и законники. Вероятно, спутник Петра относился именно к этой категории.

Мужчину звали Гурам. Хотя имя его было грузинским, но на кавказца он походил мало. Время от времени он обращался ко мне – спрашивал, что мне заказать, что буду пить.

– Не знаю, – ответил я. – Может, салат, минеральную воду…

Петр сделал почти незаметное движение, и тут же у столика возник официант. Петр заказал мне сок, минеральную воду, салат и еще какие-то заморские кушанья. Себе он выбрал суп из улиток, лангуста и что-то еще. Гурам тоже заказал суп.

Мы сидели молча. Я не решался начинать разговор.

Тем временем Петр и Гурам продолжили беседовать друг с другом. Речь у них шла о нефти и бензине. Вероятно, это и был их бизнес. Время от времени разговор переходил на известных воров и авторитетов, которые также занимались различным бизнесом. Иногда они вспоминали о тех, кого «приняли» за оружие и наркотики.

Я почувствовал, что настало время для моего вопроса о Паше Цируле.

– Не хочу отнимать ваше драгоценное время, – заметил я небрежно, – но ты, Петр, обещал мне ответить на некоторые вопросы.

– Да, да, – согласно кивнул Петр, – конечно, без проблем! Что тебя интересует?

Мужчина снова удивленно взглянул на меня.

– Ты знаешь, Гурам, он про Пашу Цируля интересуется, – объяснил ему Петр.

Гурам прямо спросил:

– А вы что, были адвокатом Цируля?

– Ну, – я пожал плечами, – не то чтобы… Хотел, но не успел. Он погиб до моего вступления в дело.

– Да, – понимающе кивнул Гурам, – все там будем. Но ведь, как говорят, у него и так было около двадцати адвокатов? И некоторых он даже прогонял?

И разговор постепенно полностью перешел на Пашу Цируля. Через полчаса я узнал много новых подробностей о жизни Цируля. Когда я осторожно упомянул про общак, мои собеседники неожиданно замолчали, и в дальнейшем эту тему никто уже не затрагивал. Мне это показалось странным.

Улучив момент, когда Гурам встал из-за стола и пошел разговаривать с девицей, стоящей у стойки, – вероятно, делая ей предложение провести ночь, – Петр наклонился ко мне и сказал:

– Ты про общаковские бабки тему не поднимай, ладно?

– Почему? – удивился я.

– Потом тебе объясню. Не стоит об этом сейчас! А если захочешь еще с одним человеком встретиться, который достаточно близко терся с Цирулем, – и Петя потер пальцами друг о друга, – это можно устроить. У него как раз большие проблемы возникли по поводу общаковских лавэ. Я знаю, что он узнавал об этом. Может, и ему будет интересно поговорить с тобой. Он в Мытищах живет, знаешь?

– А что за человек?

– Авторитетный человек. Глеб Королев. Слышал такое имя?

– Нет, никогда не слышал, – я отрицательно покачал головой.

– Позвони ему, договорись о встрече.

– А он будет со мной разговаривать? Кто я такой?

– Ничего, будет! Ты скажи, что от меня.

– А может, лучше ты сам позвонишь? – предложил я. – Скажешь, чтобы он со мной встретился?

– Зачем? Позвони напрямую, скажи. Если не поверит – перезвонит мне. Такой у нас порядок.

Все ясно – у них существует определенная субординация, иерархия, протокольная служба, которой все строго придерживаются. Значит, Петр не может позвонить ему сам, а посылает меня со своими указаниями. Что ж, и на том спасибо.

– Ну, что дальше? Давай закроем эту тему, – Петр махнул рукой. – Отдыхать будем. Сейчас телок снимем. Ты как насчет этого?

– Нет, я в этом не участвую. Мне домой ехать надо.

– Вот тебе на – сразу домой, – и Петр обратился ко мне только по отчеству. – Зачем тебе домой? Смотри – место козырное, время хорошее, девчонки красивые. Давай мы пришлем тебе сейчас кого-нибудь! – И быстрым движением руки он показал, чтобы охранник подошел к нам. Долговязый парень в темном костюме быстро приблизился.

Петр что-то прошептал ему на ухо, показав на меня. Тот понимающе улыбнулся и направился к сцене.

– Да не нужно мне никого! – запротестовал я. Но было уже поздно.

Неожиданно со стороны входа с улицы донесся какой-то шум – мелькали стулья, потом послышался звон разбитого стекла. Все посмотрели туда. Боже мой! У входа стоял автобус с зашторенными окнами. Было видно, как люди в пятнистой форме, с автоматами и дубинками, выскакивали из автобуса.

– Ну вот и дождались! – сказал Петр. – ОМОН нагрянул! Сейчас начнут всех дубасить.

Тем временем омоновцы в пятнистой форме, в темных масках-«намордниках», в бронежилетах заполнили помещение ночного клуба. Группами по двое-трое они подходили к столикам.

Два омоновца подошли к соседнему столику, где сидели парни из охраны Петра, и громко предложили:

– Оружие, наркотики, колющие и режущие предметы быстро на стол!

Двое других направлялись к нашему столику. Я увидел, как Петр быстрым движением достал из бокового кармана удостоверение.

– Что это у тебя? – спросил я.

– Как что? Удостоверение помощника депутата.

– Убери сейчас же!

Я прекрасно знал, каково будет отношение к этим «корочкам» у сотрудников милиции, особенно в связи с последней волной убийств криминальных авторитетов, которые как раз обладали такими «корочками».

– Не надо, не «свети»! – продолжал я. – Сейчас попробуем что-нибудь придумать.

Два омоновца были уже рядом с нами.

– Оружие, наркотики, документы… – начал один из них.

Я достал адвокатское удостоверение и показал его.

– Я адвокат, а это, – показал на Петра, – мой клиент.

Омоновец взял в руки мое удостоверение и стал внимательно изучать его. По предыдущей практике, когда я предъявлял свое удостоверение работникам ГАИ, это всегда вызывало отрицательную реакцию: адвокат – значит, кредитоспособный, богатый, будем штрафовать на полную катушку! Редко когда мое удостоверение выручало в таких ситуациях.

Но в данном случае другого выхода у меня не было.

Теперь я ждал реакции омоновца. Но в этом случае мне повезло. Адвокатское удостоверение произвело на него магический эффект. Он закрыл его и медленно протянул мне; как показалось, даже хотел извиниться передо мной, но промолчал и, отвернувшись, пошел к другому столику.

– Что, и все?! – как бы не веря, спросил Петр. – Даже обыскивать не станут? И на пол класть не будут?

– Да, наверное, все, – ответил я.

Мы посмотрели в сторону стойки бара. Омоновцы скручивали Гурама, обыскивая его.

Я заволновался:

– Послушай, может, ему помощь нужна? Может, мне сходить туда?

– Не надо, – ответил Петр. – Гурам умеет с ними разговаривать. Если что, у него в боковом кармане «котлета» с лавэ лежит, откупится! Тем более, сейчас он чистый.

– Так ведь подкинуть могут, – предположил я.

– А зачем ему будут подкидывать? Он последнее время ведет себя спокойно, и никакого интереса к нему нет. Так что все будет нормально.

Но настроение, конечно же, было испорчено.

– Да, лучше нам все-таки уехать отсюда, – решил Петр.

Мы минут двадцать посидели, пережидая, пока процедура досмотра и проверки документов закончится. Как я понял, действовал районный РУОП вместе с криминальной милицией: вероятно, была получена информация о распространении наркотиков.

– Такие налеты тут время от времени случаются, – пояснил Петр, когда мы с ним выходили на улицу. – Ну что ж, вот и отдохнули!

– Да, – улыбнулся я.

Петр направился к черному шестисотому «Мерседесу», стоящему наготове, в котором сидели его охранники. Омоновцы, стоявшие перед автобусом, провожали Петра недружелюбными взглядами. Но Петр улыбнулся им и сказал:

– Все в порядке, командиры! Поехал домой!

Я пошел на стоянку, отыскивая свою машину. Пройдя несколько шагов, услышал шум, доносящийся со стороны «Мерседеса». Я обернулся и увидел, что у машины стоят две девчонки, которые, видимо, также вышли из ночного клуба. Кто-то из охранников все же сумел снять девчонок для отдыха. Я улыбнулся и сел в свою машину.

Выходя из ночного клуба, я держал в руке листок бумаги, на котором был записан телефон Глеба. Желание позвонить Глебу и как можно быстрее встретиться с ним было огромным. Помня золотое правило, что незнакомым лучше звонить из телефона-автомата, я пошел искать его. Но как назло, ни один из автоматов не работал. Это становилось характерной чертой нашего города. Правда, в последнее время, после введения телефонных карточек, ситуация стала меняться.

Обойдя несколько автоматов, я достал из кармана свой мобильный телефон. Придется звонить со своего. Я набрал номер телефона Глеба. На другом конце после нескольких гудков послышался хриплый мужской голос:

– Слушаю!

– Алло, Глеб? Это…

Не успел я представиться, как услышал:

– Слушай, перезвони через пять минут, я очень занят. – И Глеб тут же положил трубку.

Через пять минут я решил не звонить. Выждал минут двадцать и снова набрал номер.

– Алло, Глеб?

– Да, я слушаю. Кто это говорит?

– Это адвокат.

– Какой еще адвокат?

– Адвокат Пети Казакова. С ним все в порядке. – И я изложил ему свою проблему. – Встретиться надо.

– Сегодня не могу, а завтра – пожалуйста, звони, пересечемся. Где можем встретиться?

– Я могу подъехать хоть в Мытищи!

– А при чем тут Мытищи? – занервничал Глеб. – Не надо никуда ехать. Я в Москве каждый день бываю, пересечемся в Москве. Привет!..

Вечером я решил отдохнуть. Включив телевизор, сел в кресло и стал продумывать план беседы с Глебом.

Разговор предстоял нелегкий. Надо было так расположить собеседника к себе, чтобы он дал максимум информации по поводу пропавших общаковских денег. А тема, как я уже понял, была полностью закрыта, так что вряд ли кто решится распространяться об этом. Но попытаться следовало.

В тот же вечер мне позвонил Петруха.

– Ну как дела?

– Да вот готовлюсь с одним человеком встречаться.

– А что за человек?

– Глеб из Мытищ. Ты же сам мне телефон дал!

– Слушай, – медленно проговорил Петр, – будь с ним поосторожней.

– А в чем дело?

– У них там война идет между собой. До стрельбы дошло. Так что поосторожней будь!

– Я с ним, наверное, в Москве буду встречаться, – добавил я.

Вскоре мы попрощались.

Я думал про себя: «Война между группировками стала обычным делом. Но я-то к этой войне никакого отношения не имею, у меня просто частная встреча. Ничего, все будет нормально!»

Затем позвонил мой коллега. Я минут сорок говорил с ним о будущем уголовном деле, которое нам предстояло вести вместе. Неожиданно раздался звонок в дверь.

Я попросил коллегу подождать немного, отложил трубку и пошел открывать дверь.

…Посмотрев в «глазок», увидел стоящего перед дверью милиционера и человека в гражданском. «Наверное, опять кто-то на меня в милицию пожаловался, что музыку громко включаю», – подумал я, но на всякий случай спросил:

– Кто там?

– Это ваш участковый. Откройте, пожалуйста, дверь, нам нужно с вами поговорить.

«Время уже позднее, – подумал, – но, в конце концов, это же наш участковый, которого я знаю». И открыл дверь.

В квартиру вошли двое в штатском и участковый.

– Вот, приехали с вами поговорить, – сказал участковый, словно оправдываясь.

Один из людей в гражданском обратился ко мне:

– Простите, у вас есть документы?

– Конечно, – ответил я, вышел в комнату, взял паспорт и, вернувшись, протянул ему.

– Очень хорошо. У нас есть санкция прокурора на обыск в вашей квартире. Кого нам лучше пригласить понятыми?

– По какому поводу обыск? – ошарашенно спросил я.

– Повод самый обычный – в связи с сокрытием вещественных доказательств.

– Каких еще доказательств?

– Так кого нам позвать понятыми? – повторил он свой вопрос.

Наш участковый тем временем уже звонил в соседнюю дверь. Оттуда вышли соседка и сосед.

Я понял, что ситуация осложняется.

– Позвольте, давайте уточним, – и специально повысил голос, чтобы моему коллеге, который ждал на другом конце телефонного провода, было хорошо слышно все происходящее.

Я услышал, как он закричал:

– Может, мне приехать?

Я громко продолжал:

– Хорошо. Если вы собираетесь проводить следственные действия, тогда назовитесь – откуда вы, кто вы.

– Конечно, – произнес мужчина в штатском, – извините, что не представились. Мы – из Мытищинской прокуратуры. Вот санкция прокурора Мытищинского района на обыск вашей квартиры, – и он протянул мне стандартный бланк постановления на обыск.

– А вы сами кто?

– Мы – оперативные работники криминальной милиции.

– А документы у вас есть?

– Конечно, – и оба протянули мне свои удостоверения.

«Так, криминальная милиция, это – уголовный розыск, – думал я, – хорошая картинка получается!»

– А что, собственно, вы хотите искать в моей квартире?

– Прежде всего мы хотели узнать, есть ли у вас мобильный телефон?

– Да, есть.

– Вы можете показать его нам?

– Конечно.

Я прошел в комнату. Оперативник двинулся за мной.

«Интересно, – думал я, – может, он решил, что я сейчас вытащу из-под кресла автомат и начну стрелять? У меня и автомата-то никогда не было».

Подойдя к подоконнику, я взял телефон, лежавший в зарядном устройстве, и протянул его оперативнику.

– А какой номер телефона? Разрешение у вас есть? – спросил оперативник.

– Разрешение есть, сейчас найду.

Разрешения на мобильный телефон давно уже никто не спрашивает, но у меня, естественно, оно сохранилось. Я вытащил его из стопки документов.

– Вот, разрешение на мобильный телефон.

– Товарищи понятые, – произнес оперативник, – прошу обратить внимание – мобильный телефон господина адвоката, – он назвал меня по имени-отчеству, – изымается как вещественное доказательство. – И положил мой мобильник в полиэтиленовый пакетик.

«Одно нарушение есть, – заметил я про себя, – оперативник должен был как-то отметить присутствие понятых, а он этого не сделал. Если что – можно на этом сыграть. До чего же неудобно! Мытищинская прокуратура, серьезные дела по убийству – и вдруг ко мне. Что случилось?»

– Других запрещенных предметов нет? – спросил оперативник.

– Каких запрещенных? – переспросил я.

– Вы сами знаете: оружие, наркотики, взрывчатые вещества. Вы же адвокат и не хуже нас все знаете.

– Да, я знаю, у меня таких предметов нет.

– Мы вам верим, – сказали оперативники, – и не будем проводить обыск, но вам необходимо проехать с нами на беседу.

– Куда? – удивился я.

– В Мытищинскую прокуратуру. С вами побеседуют и отпустят. Поехали?