Глава 4 ЗАКОННИК ЦИРУЛЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

ЗАКОННИК ЦИРУЛЬ

Павел Васильевич Захаров, впоследствии получивший кличку Цируль, родился 9 марта 1939 года в Москве. Тогда семья Паши жила в деревянном бараке, хотя отец его и был начальником цеха крупного московского завода. Правда, сын относился к нему холодно, зато очень ласков и приветлив был с матерью.

Впервые воровские наклонности у Паши проявились в раннем детстве, и первой жертвой его была собственная бабушка, полуслепая к тому же, у которой он часто воровал деньги и карточки. Бабушка, в свою очередь, думала, что мелкие кражи совершает местный вор, живший в том же бараке.

Сам Цируль впоследствии рассказывал, что воровские наклонности он ощутил в себе в девятилетнем возрасте после сильной травмы головы. Тогда он стал хроническим второгодником и в пятом классе бросил школу.

Милиция устроила Пашу на работу помощником слесаря, но работать он не хотел, зато целыми вечерами активно отмечался с блатными, которые жили в соседних бараках. Паше нравилось проводить с ними время, слушать их байки о жизни в лагере, о ворах, о ментах и так далее. Тогда был в моде так называемый «воровской романтизм».

К тому времени Паша стал активно очищать чужие карманы, часть денег передавал в общак, часть пропивал.

Впоследствии, когда вышел фильм «Прощай, шпана замоскворецкая», Паша узнал себя в пареньке, чей отец сидел в лагере и который бредил воровской романтикой и стал на путь вначале кражи, а затем и убийства.

Конечно, эта история не была полностью скопирована с истории Паши, но, вероятно, дух, царивший в те времена, был ему очень близок. Поэтому позже Паша купил кассету с этим фильмом, который стал одним из его любимых, и просматривал его достаточно часто.

Впервые Пашу судили в 1956 году – за хищение, дали ему год исправительных работ. Но после этого, пробыв на свободе не более года, уже в 1958 году он сел на десять лет. Срок, по версии Цируля, он получил якобы за чужое убийство, объяснив это тем, что старые уголовники просили его «взять труп на себя», чтобы «отмазать» кого-то из знакомых блатных. Такое могло быть на самом деле, поскольку по старым воровским понятиям будущий «законник» должен был пройти через подобные «испытания». А Цируль тогда уже жил по «понятиям».

В лагере, по рассказам Паши, он и получил прозвище Цируль, когда брил какого-то вора и случайно порезал его. Однако по другой версии он получил это прозвище на воле, за прически, которые делала ему подруга, работавшая в парикмахерской.

Уже в девятнадцатилетнем возрасте Паша Захаров в нижнетагильском лагере был коронован в «воры в законе», а в 1960 году освободился по амнистии и устроился парикмахером. На следующий год опять сел. Потом еще четыре раза оказывался в лагерях – за хулиганство, сопротивление работникам милиции.

В тюрьмах и лагерях Цируль, как и положено вору, попадал в карцеры, в штрафные изоляторы. Его авторитет возрастал. Хотя кое-кто рассказывает, что, разрешая конфликты на зоне, Цируль мог несправедливо отдавать предпочтение тому, кто держал за спиной шприц с наркотиками.

В семидесятые годы, после очередной отсидки, Паша стал специализироваться на мошенничестве. Тогда его бригада занималась «ломкой» чеков в магазинах «Березка» и банков Внешпосылторга.

В 1980 году ему пришлось прерваться. С двумя подельниками, грузинскими уголовниками, Цируль попался на квартирной краже. К тому же у Цируля нашли наркотики и пистолет. Его судили последний раз и дали на все эти три вида преступлений всего-навсего «пятачок». В общей сложности Захаров провел в заключении 21 год. В середине семидесятых у одной из подружек от него родилась дочь. К тому времени состояния он не нажил, да и, по «понятиям», не мог этого делать.

Все изменила перестройка. В 1985 году, когда Цируль вышел на свободу после отсидки, он обратил внимание, что время внесло в жизнь воров свои коррективы. Многие стали заниматься бизнесом и про «понятия» воровского романтизма на время забыли.

Тогда в одном из ресторанов, обсуждая с ворами в законе так называемые воровские темы, Цируль впервые поддержал высказывание известного вора в законе Вити Никифорова, известного в криминальных кругах как Калина, который, отрекшись от воровского романтизма, заявил: «Что я, дурак за чердак сидеть?»

Тогда чердак олицетворял миф преступного романтизма, «малину», место сходки всех воров. Чердак, подворотня, хаза и так далее.

Паша был человеком целеустремленным. Он сказал, что сейчас наступило другое время, и к этому времени следует адаптироваться. Тогда Цируль появился в горбачевской Москве как полноправный вор в законе старой формации, но с новыми принципами, главный из которых заключался в том, что современный криминалитет должен иметь мощную материальную базу, не ограниченную одними лишь отчислениями в общак. Проще говоря, по его словам, бизнес и воровской кодекс стали вещами совместимыми.

Но с другой стороны, Паша продолжал свято чтить основные воровские законы и понятия. Он никогда не работал, не заводил семьи. Правда, у него была любимая женщина по имени Роза, но для чистоты воровской биографии Цируль попросил ее зарегистрировать официально отношения с его братом, Захаровым-младшим, хотя мальчик, который вскоре родился, по слухам, был сыном Цируля.

К тому времени Цируль стал активно заниматься бизнесом, но на свой, криминальный, лад. Цируль контролировал несколько фирм-«пирамид», принимавших деньги у вкладчиков и рассыпавшихся в час «Х».

Среди них была и известная фирма «ВИКО», владевшая, кроме всего прочего, и автосалонами. Впоследствии ее хозяина Виктора Коваля привлекли к уголовной ответственности за хищение путем мошенничества двадцати девяти миллиардов рублей.

Кроме того, Цируль обеспечивал «крышу» еще нескольким коммерческим структурам, существовавшим исключительно для отмывки «общаковских» накоплений. В некоторых он числился учредителем.

Цируль сошелся с крупным предпринимателем Эдуардом Потаповым, также имевшим уголовное прошлое и кличку Потап. Вскоре против Потапа правоохранительные органы Марий-Эл возбуждают сразу несколько уголовных дел – о крупном хищении, о подделке документов на угнанные автомобили.

Кстати, одним из таких «Мерседесов» пользовался Цируль. Потом Потап ударился в бега, его объявили в федеральный розыск. Но далеко бизнесмен не убежал, а осел в столице. Тут он как ни в чем не бывало с помощью Цируля становится директором сразу двух фирм – «2000» и АО «Русский лес».

Цируль в это время продолжает заниматься и криминальным бизнесом. Особенно в этой связи была известна история, которая произошла в 1991 году. Связана она была с пушкинской группировкой.

Очередную партию колумбийского кокаина, полученного по дешевке, лидеры этой группировки решили реализовать через известного в криминальных кругах кооператора, ставшего впоследствии одним из основных компаньонов Цируля. Кооператор брался провезти кокаин за 40 тысяч долларов. Но сделка почему-то сорвалась. Виновника срыва «авторитеты» установили очень быстро. Им оказался, по их мнению, один из подручных, начальник охраны его кооператива, в прошлом боксер, проходивший по оперативным разработкам и донесениям под кличкой Боксер. Вскоре Боксер был убит. Жене сообщили, что убийца ее мужа – Цируль. Однако Паша, в свою очередь, данное преступление категорически отрицал.

К тому времени Цируль имел своеобразный статус в криминальном мире. С одной стороны, он не светился на крутых разборках и стрелках. Время от времени принимал участие в так называемых воровских сходках. Но, с другой стороны, он не терял своих контактов с воровским миром. Среди его компаньонов и друзей были, как писалось во многих газетах, Глобус, Шакро-старший, Робинзон, Тенгиз Пицундский.

На самом деле список был очень большим – около пятидесяти фамилий, в основном всей элиты преступного мира.

К тому же сам Цируль входил в так называемое воровское политбюро и в первую десятку самых известных воров того времени. С его помощью, как говорят, поднималась коптевская бригада. Кроме того, Цируль, опять же, как говорили, помогал подниматься солнцевским, долгопрудненским, пушкинской и ивантеевской группировкам.

По оперативным данным муровцев, в подчинении Захарова было несколько группировок. К тому же у него была своя собственная бригада, которая осуществляла не только функции охраны, но и многие хозяйственно-административные функции, которые поручал ей босс.

У него, по мнению правоохранительных органов, были тесные контакты с так называемой казанской группировкой. К тому времени казанцы перечисляли Центру в общак ежемесячно около семидесяти миллионов рублей. Основная заслуга в налаживании бесперебойной поставки валюты в воровской общак принадлежала Цирулю.

Естественно, не забыв о воровских принципах, Цируль приступает к обустройству собственного быта. В его автопарке насчитывается уже девятнадцать автомашин, в том числе и такие престижные, как пятисотый и шестисотый «Мерседесы», несколько джипов, микроавтобусы и другие.

В Мытищинском районе Московской области, в поселке Жостово, Цируль начинает грандиозное строительство своей резиденции.

Однако не все представители воровского мира с пониманием отнеслись к увлечению Цируля бизнесом. Некоторые высказывали и критические замечания. Так, у Цируля произошел серьезный конфликт с известным уголовным авторитетом Васей Очко, пользующимся в то время большим влиянием в московском уголовном сообществе.

Поводом стало высказывание Васи о том, что коммерческие начинания Цируля плохо увязываются с его блатной репутацией. Ссора вылилась в поножовщину. Захаров оказался на высоте. Он нанес Васе такое множество ножевых ударов, что тот потерял очень много крови, и друзья его из блатного мира боялись, как бы не вышла «мокруха». Но все обошлось.

Однако на этом конфликт не закончился. Через семь лет случилось так, что враги вновь встретились случайно, но уже в Ялте, и снова вступили в бой. К тому времени у Цируля уже была собственная «служба безопасности». Она и поставила точку в этом деле. Скрутив Васю, люди Цируля подвели его к окну, и уголовник, чтивший блатные устои, совершил свой последний полет.

Такой инцидент – а Паша благополучно возвращается в Москву и продолжает жить в своем фешенебельном коттедже. Кстати, коттедж был построен действительно добротно и имел очень высокую цену. По одной версии, говорили, что он обошелся около двух миллионов долларов, по другой, как часто писали впоследствии в газетах после ареста Цируля, – стоимость доходила до десяти с половиной миллионов долларов.

Достаточно отметить, что коттедж был выстроен из красного, «кремлевского», кирпича, который, по словам Цируля, он с большим трудом купил. Крыльцо коттеджа было сделано из лабрадора. Прихожая выложена красивым мрамором. Обстановка также была дорогостоящей – большое количество хрусталя, суперфешенебельной мебели в стиле антиквариата, электроника на все случаи жизни.

По периметру участка были установлены сканирующие камеры слежения. Под фундаментом, в одном из нижних ярусов коттеджа, был прорыт подземный ход на случай так называемых форс-мажорных обстоятельств, через который можно было выйти за территорию коттеджа.

Московская область, поселок Жостово, 14 декабря 1994 года

Тот декабрьский день Паша встретил в обычном режиме. После легкого завтрака, которым накормила его Роза, он спустился вниз, на одну из зимних веранд, сделанную в стиле зимнего сада, и раскрыл газеты. В последнее время его любимой газетой стал «Коммерсант». Но не оттого, что он разбирался в тонкостях экономики и финансовых отношений, а наоборот – он с большим любопытством читал последнюю страницу этой газеты, которая отводилась уголовной хронике и происшествиям, которые случались в столице.

Таким образом Паша узнавал обо всех убийствах, крупных ограблениях, финансовых мошенничествах, задержаниях крупных уголовных авторитетов, включая воров в законе. Каждый раз, когда он отыскивал ту или иную знакомую фамилию, он, обращаясь к своим охранникам, сидевшим недалеко от него, говорил:

– Говорил же я ему – не занимайся этими делами! Эх, опять ему не повезло! Опять взяли на карман братуху.

Это означало – взяли с поличным: либо с оружием, либо с наркотиками. Это стало единственными статьями, по которым в последнее время задерживали воров в законе. Незаконное ношение оружия или наркотики были стандартным перечнем статей, применяемых при арестах воров в законе. Ничего другого оперативники применить к ним не могли.

Не успел Паша прочесть первые строки уголовной хроники, как неожиданно в зимний сад вбежал Игорек. Игорек и Антон в последнее время были членами его личной бригады и осваивали функции телохранителя, шофера и порученца в одном лице. Игорек был взволнован.

– Павел Васильевич, – обратился он к Цирулю, – здесь это… Микроавтобус подъехал, и две тачки с ним.

– И что?

– К нашим воротам подъехали.

– Ну и что из этого?

– Люди там тебя спрашивают, Павел Васильевич.

– Что за люди?

– Говорит Глеб, что от Константина Черного.

– А, да, – кивнул Паша, вспомнив договоренность с Глебом о том, что он должен привезти деньги. – Есть такая договоренность. Пусть войдут в бильярдную. Сколько их там?

– Павел Васильевич, там с ними в машине менты!

– Менты? – удивился Паша.

– Да, в полной амуниции – в бронежилетах, касках, с автоматами.

– А они тоже меня спрашивают?

– Нет, не спрашивают.

Паша сразу догадался, что менты были наняты Глебом для перевозки денег.

– Хорошо, пусть войдут два человека, не больше, – решил Паша. – Ты возьми Антона, помогите им перенести то, что они привезли. Оставьте все пока в саду. Да, вот еще что, – добавил Паша. – Ты знаешь, как себя нужно вести?

– В каком смысле? – переспросил Игорек.

– С гостями, которых ты еще ни разу не видел.

– А, понял тебя, Павел Васильевич! – закивал Игорек. – Все сделаю в лучшем виде!

– И повежливее будь! – добавил на прощание Паша.

Цируль спустился на нижний ярус, где у него находился бильярд. Включив яркий свет в бильярдной, он взял кий и сделал вид, что уже давно играет в бильярд, гоняя шары. Кстати, одним из любимых видов бильярда у Паши в последнее время стала «американка». И бильярд у него был американский – с большими лузами, разноцветными шарами с определенными цифрами, где нужно было не просто загонять шары в лузы, а по определенным правилам.

Паша начал играть на бильярде. Вскоре появились Глеб, Игнат и Пашины люди – Игорек с Антоном, – несшие громадные спортивные сумки. Антон и Игорь, поставив сумки, встали у входа. Паша сказал:

– Ну что, здорово, братва!

Глеб и Игнат молчали, оглядывая все вокруг удивленными глазами. Они впервые увидели Пашины хоромы.

– Что, братва, стушевались? – обратился к ним Паша.

– Да ничего, – первым ответил Игнат, – все нормально. Слушай, Паша, – неожиданно произнес он, – мы тут ментовской автобус рядом с твоей дачей заметили. Чего он тут стоит?

– Справа? – уточнил Паша.

– Да, справа.

– А там прокурор живет. И автобус это не ментовской, а прокурорский.

– А какая разница?

– Ты, пацан, что, не знаешь, что это разные ведомства – ментовка и прокуратура?

– Я знаю, я просто так. Так чего они стоят-то?

– Он же мой сосед – прокурор района, – сказал Паша и, заметив в глазах гостей удивление, добавил: – Он нормальный мужик, в гости иногда ко мне заходит.

Но ребята продолжали удивляться: как это так, вор в законе и может жить рядом с прокурором!

– Да хороший прокурор! – сказал Паша. – Кстати, с ним был недавно интересный случай. Давайте присядем, – пригласил он гостей к журнальному столику, рядом с которым стояли удобные кресла, и, бросив вопросительный взгляд на Антона, незаметно кивнул ему. Тот понял, что необходимо принести кофе. – Что будете, кофе, чай?

– Я кофейку, – ответил Глеб.

– А я чай, – буркнул Игнат.

– Так и сделаем. А мне чай с лимончиком, – Паша кивнул Антону. – Так вот, когда я одним из первых свой дом тут построил, прокурор начал строительство. Возвел он нулевой цикл, фундамент положил, и потом хотел сделать дом не как у меня, каменный, а деревянный, из бруса. Завез вагонку, оставил на пару дней. И за эту пару дней, – Паша хихикнул, вероятно, вспоминая эту сцену, – местная братва, вернее ханыги какие-то… в общем, весь его стройматериал пропал. Приехал прокурор, расстроился, по участку бегал, руками разводил. А я с ребятами сижу и в видеокамеру за ним наблюдаю. А сам посмеиваюсь и думаю: интересно, что он будет делать?

– И что он стал делать? – спросил Игнат.

– Да ко мне пришел.

– Да ладно! – сказал Игнат. – Будто он не знает, кто ты такой!

– Да знает, конечно! Но виду не показал, что идет к вору в законе. Он пришел как будто просто к соседу, познакомиться. И как бы между прочим жалуется мне – вот стройматериалы пропали.

Игнат с удивлением слушал.

– И что же ты? Послал его куда подальше?

– Зачем же человека хорошего обижать? – улыбнулся Паша.

– Но это же западло – ментам помогать!

– Ты че, парень, – раздраженно ответил Паша, – какой же он мент? Он прокурор. Ты, видно, совсем ничему в зонах не научился!

– Все равно, – упрямился Игнат, – мент он и все!

– Да ладно, – решил вмешаться в разговор Глеб, – не слушай ты его, Павел Васильевич! Давай рассказывай. Интересно, что дальше-то было.

– А дальше – как бы между прочим прокурор стал просить моего содействия, не могу ли я, мол, помочь найти краденое. А я его с подколом спрашиваю: «А что, ты ментовку свою зарядить не можешь?»

– «Да мы организации разные, дело они возьмут, конечно, но наверняка не раскроют». «Ладно, – говорю, – постараюсь тебе помочь».

– И что? – спросил Глеб.

– А дальше я отправил своих орлов, – показал Паша в сторону Игорька, – на поиски стройматериала.

– И что, нашли?

– Да, нашли через пару дней ханыг, которые его забацали и потом продали.

– И что, ты деньги с них брал?

– А вот это как раз, – сказал Паша, – западло, деньги у честных жуликов отбирать! Узнали, какой материал был – какого размера, сколько, то есть как это называется…

– Технические характеристики, – подсказал Игорек.

– Да, технические характеристики, – повторил Паша. – Поехали ребята на соседнюю строительную базу, по дешевке купили, аккуратно положили стройматериал обратно. Прокурор прибегает, руками размахивает, охает-ахает, мол, как мне это удалось! А я все по справедливости, по понятиям сделал.

– Ты правильно все сделал, – кивнул Глеб, – и главное – с большим прицелом на будущее. Придут тебя «принимать» – а тут прокурор рядом, если что, можно опротестовать. Как думаешь?

– Может, так и думаю, – хитро улыбнулся Паша, – а может, нет. Это дело, пацаны, не ваше.

– Это верно, – согласился Глеб.

Вскоре появился Антон, держа в руках поднос с чашками кофе и чая. Паше поднесли чаю в большом стеклянном стакане с серебряным подстаканником, типа сталинского стакана. Ребята с удивлением посмотрели на него. У них были чашки из японского сервиза. Увидев их удивление, Паша сказал:

– Да, я люблю так пить, как у меня на зоне последней кум из такого же станка чаи гонял, вызывая меня на беседы.

Все дружно хихикнули.

– На перевоспитание, что ли?

– Во-во, меня, в шестьдесят лет, перевоспитывать, закоренелого вора!

За чаем Паша рассказал еще пару случаев из своей тюремно-лагерной биографии.

Неожиданно Игнат встал, прошелся по комнате, заглянул в одну дверь, в другую, чем вызвал большое удивление со стороны Цируля и Глеба. Цируль первым обратился к нему:

– Ты что там ищешь, парень?

– Посмотреть хочу твои хоромы, – спокойно ответил Игнат.

– Ну и как тебе? – спросил Паша.

– Хорошие хоромы. Прямо как пятизвездочный отель! У тебя и сауна, и бассейн, и джакузи.

– И еще многое другое, – закончил Цируль. – И оружейная, и хранилище для трупов, особенно для таких любопытных, как ты.

Цируль не любил, когда к его собственности проявлялся какой-либо интерес, и поэтому сразу урезонил выскочку Игната, добавив:

– Вот доживешь до моих шестидесяти годов, из которых двадцать один за колючей проволокой прошли, тогда можешь позволить себе такое богатство, как у меня, заслуженное. Да в придачу к этому – список болячек, которые я опять же с зон сюда принес. Тогда ты и сможешь сказать, что Паша Цируль правильно живет, что позволил себе в конце жизни жить в нормальных, человеческих условиях. Или ты считаешь, что я, честный фраер, должен на Павелецком вокзале с бомжами тусоваться? А?

Паша любил так обрушиваться на собеседника и прекрасно знал ответную реакцию. Собеседник уже чувствовал себя в дурацком положении. Паша к тому же был тонким психологом. Ему сразу не понравился Игнат, этот выскочка, который зыркает своими бегающими глазками по всем углам. Что он ему, коммерсант или лох какой, которого пытаются развести? А это что, а там что лежит? Какое ему дело? Вот Глеб – другое дело. Это человек с большим уважением ко всему относится, почитает. Видно, переживает человек из-за смерти Кости. А этот начинает чужое богатство считать.

– Ладно, – после небольшой паузы продолжил Паша, – что пришли-то?

Первым заговорил Глеб.

– Бабки общаковские тебе на хранение привезли. Доверяем тебе, как честному вору, и просим, Павел Васильевич, уважить нас – принять на хранение.

– Слышал, слышал я про вашу беду, – сказал негромко Паша. – Так какие условия хранения будут? Деньги принять – дело нехитрое.

– Такие условия – что нас двое, я и Игнат. Мы оба после Кости остались. В общем, только мы можем брать эти бабки.

– В присутствии друг друга, – добавил Игнат, – а не поодиночке.

– Да, в присутствии друг друга, – повторил Глеб.

– Ладно, на хранение так на хранение. Сколько денег-то? – спросил Паша.

– Десять лимонов, – сказал Глеб.

– Пересчитывать будем? – спросил Цируль.

– Зачем, Павел Васильевич? Мы тебе доверяем, – сказал Глеб.

– Слушай, Паша, – перебил его Игнат, – а не получится так, что какие-то беспредельщики узнают о лавэ и ломанутся сюда, к тебе, на предмет отбить?

– Ты что, парень, – снова раздражаясь, произнес Цируль, – считаешь, что может найтись такой беспредельщик, который пойдет на Пашу Цируля? Да не родились еще такие! И не родятся, чтобы пошли на Пашу. А если такие отморозки найдутся, то мы их хорошо встретим, свинцом! У нас для этого возможности имеются. Или потом братва их ножичками на жилы распустит.

– Ладно, я это так, между прочим сказал, – проговорил Игнат.

– А за просто так тоже отвечать надо, – сказал Паша. Затем, обратившись к Игнату, Паша решил проверить его на знание воровских понятий. – Ты, говорят, пацан, – он специально так неуважительно обратился к нему, – две ходки имел? Вообще, ты знаешь, что такое общак? У тебя на зоне общак был?

– Конечно, был. У нас лагерная касса, – стал рассказывать Игнат, – формировалась внутри зоны и служила для грева карцеров, изоляторов, подкупа кумов, закупки спиртного и наркотиков, а также для личных расходов смотрящего. У нас в каждом отряде шнифты существовали, местные кассы, за которые головой шнифтари отвечали – группа зэков, назначенных вором в законе. Они собирали со всего отряда дань на общак – сигареты, чай, продукты, деньги. Размер такой дани устанавливала сходка. Помимо общих поборов, брался налог с карточных игр… Говорят, еще в далекие времена за каждый стук (игра в «очко») зэки отчисляли: за буру два рубля, за терц – пять. Налог платил проигравший.

– Да, – ехидно ухмыльнулся Цируль, – немного ты знаешь об общаке! Да и к тому же все неточно излагаешь, путано. Ты знаешь, что в первый год существования общак пополнялся добровольными взносами воров? Своим уловом делились карманники, грабители, домушники, фальшивомонетчики, шулера и прочие уголовные элементы? Я не называю тебе их на фене, так как уверен, что ты, братан, ничего этого и не знаешь. Собранные деньги на очередном сходняке клали в тайник. Им мог быть сейф, спрятанный в каком-либо заброшенном месте. Воры выбирали кассира и вручали ему ключ от сейфа. Хранитель общака занимался тем, что оберегал кассу. Конечно, – сказал Паша, улыбнувшись, – такое хранилище было символическим. Любой шнифер или медвежатник (взломщик сейфов), знающий о тайнике, мог в считанные минуты его распечатать. Но воровская касса была «знаменем полка». Тот, кто надругался над общаком, запустил туда лапу или обчистил его, карался смертью.

Когда воровские ревизоры выявляли недостачу, начиналось расследование. Обычно спрашивали у кассира. Кстати, иногда общаковские деньги замораживали – клали на длительное хранение, например, могли закопать на кладбище под видом свежей могилы. У меня, – продолжал Паша, – был один знакомый законник, который, вернувшись из тюрьмы, купил себе на общаковские деньги трехэтажный особняк, машины и так далее.

На сходке его пожурили за западло. Затем было ему приказано вернуть общаковские деньги и заплатить штраф, который был вдвое больше суммы долга. И на все дали ему трое суток. Вор просил уменьшить штраф или хотя бы дать отсрочку. Но братва не уступила. Чтобы не умереть, законник взял из общака кредит под бешеные проценты. Погасив долг, стал работать на возвращение кредита. До сих пор платит, зато жив остался.

– Так вот, – продолжал Цируль, – сейчас у нас ситуация в значительной степени изменилась. Система безопасности общака продумана настолько, что даже заговор внутри братвы ничего не даст. При этом воры-охранники имеют право убить любого законника, даже самого авторитетного, который попытается запустить руку в кассу.

Разрешаются разборки и внутри охраны, вплоть до их ликвидации. Особенно тех, у кого зырки, как у тебя, бегают, – Паша взглянул на Игната. Он прекрасно знал, что после таких слов Игнату станет еще больше не по себе. – Ладно, хватит базарить. Давай, конкретно, принимать бабки…

После этих слов Глеб встал, подошел к двум спортивным сумкам и придвинул их поближе к себе. Расстегнув «молнии» первой, он показал Цирулю большое количество долларовых купюр, лежащих внутри.

Доллары были сложены в банковские упаковки, по десять тысяч долларов каждая.

– Пересчитывать будем? – спросил на сей раз Глеб.

– Конечно, хоть и я тебе верю, – сказал Цируль. – Спокойнее спать будем!

Глеб вытряхнул содержимое сумки на журнальный столик. Стали считать. Минут через десять счет был закончен. Получилось десять миллионов долларов.

– Вот теперь все в порядке, – сказал Цируль. – Давай бумажку, напишу расписку, что принял, а ты – что мне сдал.

Глеб кивнул. Он собрал все деньги и снова сложил их в сумки. Тем временем Игорек с Антоном принесли специальные полиэтиленовые пакеты, в которые сложили деньги. Паша опечатал пакеты.

– А теперь распишитесь, – обратился Паша к Глебу и Игнату. – Ты и ты, вот тут, на расписке.

Глеб и Игнат послушно расписались.

– А теперь смотрите, – Паша запечатал расписку так, что вскрыть общий пакет без вскрытия расписки было невозможно. – Видишь, как хитро? – Паша рассчитывал на то, что они по достоинству оценят его запечатывание. – Меня братва не зря называет министром финансов криминального мира, – и Паша дал команду унести пакеты с деньгами.

Когда Игорь с Антоном вынесли сумки, Паша неожиданно сказал:

– А теперь, Игнат, я хочу для тебя информацию кинуть. Что ты из себя представляешь, я не знаю. Я с тобой на нарах не парился, поэтому скажу как есть, без обиняков. Что ты задумал, я не знаю, но глаза у тебя горят вовсю. Так вот, если что случится с Глебом, братаном нашим, тебе, пацан, я ни копейки не дам с этого общака, понял?

– Да ты что, Паша! Что ты на меня предъяву кидаешь? – быстро проговорил Игнат. – Ничего не случится! У нас мир, согласие и любовь! – обратился он к Глебу.

Все это было сказано Цирулем специально, чтобы как-то успокоить Глеба. Он видел его переживания и четко раскусил Игната. Конечно, тот хочет получить все деньги, а Глеба отодвинуть на второй план, или, точнее, вообще в землю положить.

От такого высказывания в свой адрес Игнат даже покраснел. Паша это заметил. Все, что он задумал, получилось. Пусть парень знает, с кем дело имеет! С самим Пашей Цирулем, а не с фраером дешевым!

Неожиданно в комнату вошел Игорек и, обратившись к Паше, сказал:

– Павел Васильевич, к вам, это, Коля Ястреб приехал.

– Давай, проси, проси! – ответил Паша.

Через несколько минут в бильярдную вошел Коля Ястреб.

– Какие люди! – увидев Глеба и Игната, сказал он. – Привет, братва! А Павлу Васильевичу наше особое почтение! – И он протянул Паше руку.

Пожав всем руки, Ястреб сел в кресло.

– Что приехал? – обратился к нему Паша. – Вроде только вчера виделись. Соскучился, что ли?

– Конечно! Хотел с тобой, Паша, шары погонять на бильярде, в баньке попариться, за жизнь побазарить. И отдохнуть от дел. Намаялся я что-то вчера.

– А что намаялся? – поинтересовался Цируль.

– Да так, с одним фраером пришлось разбираться.

– И что, разобрался? – спросил Цируль.

– Разобрался по полной программе. Показать как?

Паша молчал. Ястреб открыл свою барсетку и достал оттуда платок. Из платка он извлек какой-то полиэтиленовый пакетик черного цвета.

– Вот, смотри, – сказал он и выложил содержимое. Паша даже дернулся при виде того, что легло на журнальный столик. Он посмотрел на ребят. Их лица тоже изменились. На журнальном столике лежало человеческое ухо с уже застывшей кровью.

– Ты что, Ястреб, себе позволяешь?! Ты что мне мокруху в дом приносишь?! – закричал Паша. – Ты что, законов и понятий не знаешь?! Что, сучонок, подставить меня хочешь? Или западло затеял?

– Что ты, Паша, бог с тобой! О чем ты говоришь, братан? У меня даже в мыслях этого не было! – стал оправдываться Ястреб. – Ты меня спросил, я ответил, – он развел руками. – Вот пацаны свидетелями будут.

– Свидетели у тебя на суде будут, когда тебя судить станут и приговор зачитывать, – сказал Паша. – а ты, по всем законам, западло делаешь. Не ожидал от тебя такой подлянки!

– Паша, я тебя прошу – извини меня, блядью буду! Мысли даже не было!

Паша прекрасно понимал, что эта сцена была разыграна Ястребом для поднятия своего авторитета перед этими молодыми ребятами, которые приехали сдавать деньги. Если бы Ястреб в другой обстановке показал ему это ухо… Да он и показывать не стал бы, а если бы показал, то между прочим.

А с другой стороны, он правильно поступил. Нечего части человеческого тела к нему в дом приносить! Это святое, даже для законника.

– Обидел ты меня, Ястреб, сегодня, – продолжал Паша, – и бильярда у нас с тобой никакого не получится.

В комнату вошел Игорь, держа в руке мобильный телефон.

– Павел Васильевич, тебя к телефону.

– Кто? – поинтересовался Паша.

Антон пожал плечами:

– Этот ваш знакомый.

– Понял тебя, – кивнул Паша. Он взял трубку. Звонил его знакомый тюремщик, который работал в Бутырке, в последнее время он обеспечивал «зеленую дорогу» для друзей Паши – законников, которые грелись в тот момент на нарах Бутырской тюрьмы.

Паша переговорил с тюремщиком, оговорив заранее, куда и во сколько его ребята подвезут грев и несколько маляв, которые Паша черканет законникам для поддержания их духа, а также расскажет последние новости криминального мира.

Разговор длился не более пяти минут. Паша оставил трубку у себя.

– Ну все, братва, мне серьезными делами нужно заниматься. С вами разговор закончен. Надо малявки двум жуликам отписать и дачки им собрать, а завтра все это передать. – Паша встал, давая понять, что разговор окончен.

Гости стали торопиться. Протянув каждому на прощание руку, Паша специально крепко сжал руку Ястребу и Игнату, показывая этим свое превосходство и силу.

После отъезда гостей Цируль еще минут тридцать говорил по телефону со своими знакомыми, обсуждая разные новости, затем поднялся наверх и, увидев, как его жена Роза с ее подругой смотрят телевизор, подошел к ней, положил руку ей на плечо и сказал:

– Роза, что-то я себя плохо чувствую, разволновался с утра. Сделай мне укольчик!

Роза покорно встала, подошла к небольшому серванту с инкрустацией, достала из нижнего ящика небольшую коробочку со шприцем, затем подошла к другому шкафу, где лежал небольшой железный ящичек с лекарствами, и достала коробочку, в которой лежал наркотик, взяла его с собой и вместе с Пашей вышла в другую комнату.

Там Паша расположился на кушетке. Роза спросила у него:

– Что случилось, Пашенька? Что за волнения? Что за люди к тебе приезжали?

– Да так, – нехотя ответил Паша, – ничего серьезного. Приезжают всякие шестерки. Точнее, один парень – честный фраер, – он имел в виду Глеба, – а другие – беспредельщики, безо всяких понятий. Хотя, как ни странно, один из них две ходки имеет, – добавил он задумчиво.

– Тюрьма не всех людьми делает, – сказала Роза. – Многих она портит.

– Ты правильно говоришь! – кивнул Паша.

– Слушай, Паша, – Роза ласково погладила его по щеке, – может, не надо сегодня? Ты вчера много кололся, сегодня. Сердце не выдержит!

– Я от сердца и хочу уколоться. Переживаю я что-то, мучаюсь сильно.

Розе было на вид между тридцатью и сорока годами. Она была пышной брюнеткой. Была она последней женой Паши, и он ее очень любил, так же, как и она его. У них была полная гармония в отношениях. Паша хотел последние годы своей жизни провести именно с этой женщиной, больше ему никто не был нужен, так как Роза понимала его полностью.

Конечно, Роза очень беспокоилась о его здоровье. Но старые болячки и давняя привычка к наркотикам требовали новой дозы, которую он должен был получать ежедневно.

– Давай мне среднюю дозу, – сказал Паша.

– Среднюю? Может, уменьшить?

– Нет, давай среднюю. Что-то утром я переволновался и ночью спал неспокойно.

– Да, я видела. Ты вскрикивал, ругался во сне.

– Мне сон приснился. Какое-то предчувствие у меня нехорошее.

– Какое? – поинтересовалась Роза.

– Чувствую – примут меня скоро.

– Тебя? – удивилась Роза. – За что? Ты же ничего такого не делаешь! Живешь тихо, спокойно, замкнутой жизнью, летом за грядками ухаживаешь, в теплице копаешься, зимой на бильярде играешь, никому дорогу не перебегаешь. Ты же чист перед законом! Какую предъяву опера могут тебе повесить? Да никакую!

– В принципе все так, – сказал Паша, – но я все равно чувствую. Интуиция меня не подводит. Меня могут принять в любое время, может, даже завтра.

– Да ладно, Паша! – Роза сплюнула. – Типун тебе на язык! Еще накаркаешь, в самом деле!

– Рад бы этого не делать. Ладно, давай коли, может, полегчает.

Роза подошла к нему, приподняла рубашку и ввела дозу. Вскоре Паше стало хорошо. Какое-то внутреннее блаженство, тепло разлилось по организму, красивые картинки из далекого детства побежали перед глазами: Паша в восьмилетнем возрасте, деревянный барак, в котором они тогда жили, лицо его матери…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.