Глава 4 ГДЕ ВОЙНА СУЩЕСТВУЕТ, А ГДЕ – НЕТ

Глава 4

ГДЕ ВОЙНА СУЩЕСТВУЕТ, А ГДЕ – НЕТ

Война играет главенствующую роль в жизни большинства первобытных народов и обычно является кровопролитным делом, но есть ряд примечательных примеров, когда война либо не существует, либо существует в очень «мягкой» форме. Объяснение данным примерам следует искать в том, что происходило до этого. Мы определили войну как соревнование между политическими группами с применением силы, которое берет свое начало из борьбы за жизнь. Следовательно, когда средства для существования находятся в изобилии, а население немногочисленно, межгрупповой конфликт является малозначительным и легким, но когда большое число людей борется за ограниченное количество ресурсов, столкновение будет жестоким и кровопролитным. Таким образом, относительная важность войны в заданной группе напрямую зависит от интенсивности борьбы за жизнь.

Классический пример жизни в отсутствие войны – эскимосы. Военное дело гренландцам неизвестно; такое положение дел объясняется их малочисленностью. Население малочисленно, разбросано на большой территории и занято преимущественно добычей средств к существованию в тяжелых условиях. Борьба за жизнь очень интенсивна, и тот факт, что эскимосы могут жить и живут в таком пустынном регионе, является одним из наиболее ярких примеров возможностей человеческой адаптации к окружающей среде.

Гренландцы-эскимосы не могут позволить себе тратить время на борьбу друг с другом; борьба за выживание здесь тяжелее, чем где-либо еще, и поэтому этот небольшой народ готов вести ее без ненужных разногласий. В данном случае объединение с целью борьбы за выживание абсолютно необходимо. «Главный социальный закон гренландца – помогать соседям. От этого и от привычки держаться вместе в хорошее и плохое время зависит существование маленького гренландского сообщества». Следовательно, гостеприимство воспринимается как долг и здесь, и у эскимосов, живущих у Берингова пролива. Такое поведение было навязано им условиями окружающей среды, так как шторма на море часто уносят рыболовов и промысловиков далеко от своего берега, и они вынуждены искать приюта в ближайшем селении. Из-за трудностей жизни эскимосы должны показывать высокую степень доверия друг другу. Следовательно, их отличительной чертой является высокая честность. Между ними нет воровства или лжи.

«Чувство юмора, миролюбие и уравновешенность – вот наиболее яркие черты его характера», – говорит о гренландце-эскимосе Нансен. «Его миролюбие заходит настолько далеко, что, если у него что-то крадут, что встречается редко, он, как правило, не станет требовать эту вещь обратно, даже если ему известно, кто ее взял... В результате они крайне редко ссорятся между собой или же не ссорятся совсем». Драки и жестокость им неизвестны, а убийства очень редки, говорит великий полярный исследователь. «Они считают ужасным убийство существа, подобного себе, поэтому в их глазах война неразумна и омерзительна. Для этой вещи в их языке нет слова, и они относятся к солдатам и офицерам, обученным искусству войны, как к мясникам». (Однако именно эскимосы Гренландии нанесли последний удар (очевидно, истребив) гренландцам-скандинавам в XV – XVI вв., после чего европейские поселения здесь, испытывавшие кризис из-за похолодания климата и политических причин, исчезли вместе с населением. – Ред.)

Такая же ситуация наблюдается у центральных эскимосов, о которых Боас писал: «Мне кажется, что настоящих войн или драк между поселениями никогда не было, любое соперничество могло быть только между отдельными семьями». Коксоакмиты (по названию реки Коксоак на севере полуострова Лабрадор), населяющие земли вокруг Гудзонова залива, «обычно очень миролюбивы и спокойны. Среди них редко встречаются скандалы и драки».

Однако на Аляске дело обстоит по-другому. «Северные индейцы часто воюют с эскимосами и с южными индейцами, к которым они во все времена испытывали сильную неприязнь». Согласно Нельсону, «до прибытия русских на побережье Аляски в районе Берингова моря эскимосы вели постоянные межплеменные войны, в то же время в глубине континента, по линии соприкосновения с племенами тинне (дене) (самоназвание индейцев-атапасков. – Ред.), шла длительная вражда». Банкрофт говорит об этих северных племенах, что, «несмотря на их миролюбивый характер, завоеватели нескольких островов практически постоянно находились в состоянии войны». В чем причина таких различий между восточными и западными эскимосами? Во-первых, борьба за выживание на Аляске была менее суровой, а население там было более многочисленным. Следовательно, столкновения между группами были более частыми и серьезными, чем между гренландцами. Более того, и индейцы, и эскимосы очень ревностно относились к своим границам, что было незнакомо гренландцам, которые чаще ловили рыбу, чем охотились. Далее, эскимосы Аляски со стороны континента были окружены враждебными индейскими племенами, тогда как у их восточных соплеменников не было соседей. Одних этих факторов уже вполне достаточно, чтобы объяснить эти различия.

Хотя гренландцы представляют собой классический пример, есть и другие образцы невоинственных племен. Банкрофт говорит о населении бассейна реки Колумбия, что эти люди были не склонны к войне. «Применение оружия для урегулирования межплеменных споров было достаточно редким явлением. При этом, – добавляет он, – все они были смелыми воинами в тех случаях, когда бороться становится необходимым для защиты или мести внешним врагам». Миссис Аллисон писала в 1891 году: «Симилкамины (индейцы Британской Колумбии) сегодня – миролюбивый народ; действительно, у них слишком много собственности для того, чтобы желать войны, и они часто говорят, что, если возникнет конфликт между белыми поселенцами и каким-либо из родственных им племен, они уйдут в горы и переживут этот инцидент, но не станут сражаться ни с белыми, ни со своими родственниками». Про колумбийских аурохуанков говорят, что у них нет оружия ни для нападения, ни для защиты. «Если двое ссорятся, они идут к большой скале или к дереву, и каждый своим посохом бьет по скале или по дереву, сопровождая удары оскорблениями. Тот, чей посох разбивается первым, признается победителем; затем они обнимаются и возвращаются домой друзьями». Улаживание частных ссор таким образом тем не менее применимо только внутри группы; для мирного урегулирования таких споров придумывались различные средства, которые могли сохранить группу объединенной в случае войны с чужаками. Приведенный выше пример, однако, только подчеркивает миролюбивый характер этих людей и его проявление в процессе урегулирования своих внутренних споров. Их метод, конечно, был менее жестоким, чем у арауканов, которые при таких же обстоятельствах безжалостно колотили друг друга. Ничего не говорится об отношении аурохуанков к другим племенам. При этом нехватка у них оружия не обязательно свидетельствует о том, что они были не приучены к войне. Возможно, это пример культурного вырождения.

Об индейцах напо (Эквадор) говорят, что у них нет оружия для ведения войны. Тем не менее они используют копья и духовые трубки для охоты, и эти орудия могут также быть использованы для войны, так как во многих первобытных племенах орудия не сильно дифференцированы. Об этих индейцах тоже говорят как о «смиренных по отношению к другим людям» и «не оскорбляющих», хотя их история говорит о том, что они хорошо знакомы с военным делом. Маркхэм утверждает, не приводя при этом более подробной информации, что в долине реки Амазонки существует около тридцати различных племен, которые могут быть признаны мирными.

О лапландцах (саамах) по примерно тем же причинам, которые применимы в случае с гренландцами, говорят как о «чрезвычайно миролюбивых, не обладающих наступательным оружием, не вступающих во внутриплеменные ссоры, добрых, обладающих хорошим характером людях и, кроме тех, которые живут в России, очень честных и достойных доверия». Среди племен, населявших Канарские острова, племя йерро было исключением, так как его люди не знали войн и не обладали оружием, хотя их длинные палки могли в случае необходимости использоваться в таком качестве.

Об африканском народе фида говорят, что эти люди «настолько привязаны к торговле и сельскому хозяйству, что никогда не думают о войне». Нилоты кавирондо являются сравнительно мирным, неагрессивным народом, но бесспорно не трусливым, так как тогда, когда их к этому принуждают, они являются лучшими бойцами, чем многие их более воинственные соседи. О народности багирми также говорят как о мирной. «Они редко идут войной на другие племена; главным желанием для них является спокойная жизнь со своим скотом. Тем не менее им приходилось защищаться, так как другие племена всегда с завистью смотрели на их обширные пастбища для скота». Их стремление к миру имело под собой ту же основу, что и у индейцев Британской Колумбии, упомянутых выше, – изобилие ресурсов. У человеческих сообществ всегда было два пути для выживания: работать и добывать таким образом средства пропитания или отнимать у других плоды их труда (а также орудия труда). Первый путь выбирали те, кто занимался сельским хозяйством, и их часто уничтожали более воинственные кочевые племена, которые выбирали второй путь. Макалаки, которые считались лучшими земледельцами Южной Африки, были очень миролюбивыми; они были завоеваны кочевниками-зулусами. Подобная участь постигла многие другие сельскохозяйственные народы. Манансы также были великолепными землепашцами, и мир был предметом их гордости. «Они ненавидели сражаться, и они убивали дичь, расставляя ловушки или выкапывая норы в земле. Когда матабеле (которые разводили скот и были очень воинственными) пришли в их страну, манансы бросили свои ассегаи (зулусское копье с широким наконечником. – Ред.) на землю и сказали: «Мы не хотим сражаться, войдите в наши дома». Матабеле сказали: «Здесь что-то не так, они говорят так, чтобы у них появилось время собрать больше сил», и в тот же день они бросили короля манансов на землю, разорвали ему кишки и положили его сердце ему на губы, сказав: «Ты лживый человек, у тебя два сердца». Сейчас, когда матабеле приходят в их земли, мананса бегут как можно дальше на запад и говорят: «Мы подданные бамангвато» (одно из племен народа тсвана. – Ред.), а когда на них наступают бамангвато, они идут на восток и говорят: «Мы принадлежим королю матабеле». Они делают так потому, что не хотят сражаться. Другие племена Южной Африки смотрят на них с величайшим презрением и считают трусами». Утверждение Ливингстона о том, что политика мира любой ценой ведет к потере достоинства и хаосу и обрекает людей на бесполезные усилия и раны, кажется, полностью соответствует приведенному примеру. Народ манганджа (район озера Ньяса) похожим образом является совершенно не воинственным племенем – они говорят сами о себе с абсолютной беспечностью, что «у каждого манганджа сердце цыпленка». Следствием недостатка военного духа явилось то, что за пятьдесят лет или около того, прежде чем британцы навели порядок и мир в стране в 1891 – 1892 годах, они были разорены и обращены в рабство своими соседями. «Их язык стал разновидностью общего наречия всего южного Ньясаленда (ныне Малави. – Ред.), потому что на нем говорили рабы каждого племени».

Племя тода (Южная Индия) описывается как совершенно не обладающее военной организацией и как племя очень миролюбивых, спокойных и дружелюбных людей. Риверс, являющийся авторитетом у этих людей, не знает ни одного случая оскорбления, нанесенного одним тода другому, за исключением инцидентов, возникающих при умыкании жен, и никогда не слышал о преступлениях против собственности, за исключением тех, которые связаны с производством молока – главного занятия тода. Более того, он пишет: «Я не слышал ни об одном споре между членами разных кланов или жителями разных деревень по поводу прав на пастбища». Несмотря на то что в настоящее время тода не знакомы с войной и не используют оружие, они тем не менее сохранили в своих обрядах палицу, лук и стрелы – оружие, которое прежде, несомненно, использовалось. В невысоких горах Гаро-Кхасия-Джайнтия, Индия (Ассам), война также не существует, но по совершенно другой причине. Гаро и кхаси, живущие в этом районе, не воюют друг с другом из-за обоюдного страха.

Цейлонское (остров Шри-Ланка) племя ведды (веддахи, ведда) (относящиеся к австралоидной расе. – Ред.) также не знает войны. В XVII веке Ван Гоенс писал: «Они так мирно живут вместе, что редко можно услышать о ссорах между ними и никогда – о войне». Братья Саразен (1893) утверждали, что убийство, грабеж, детоубийство и жестокость совершенно не свойственны веддам, которые живут вместе без раздоров и которые по своей природе смиренны и молчаливы по отношению к чужакам. Вирхов (Вирхов Рудольф, 1821 – 1902, видный немецкий ученый. – Ред.) объясняет нехватку воинственности в их обществе тем, что они еще не сделали шага от охотника к воину. Саразены соглашаются с этим утверждением. Ведды – одни из самых примитивных народов, сохранившихся до наших дней; они добывают средства к проживанию простейшим способом – собирательством и иногда охотой – и практически не имеют представления о собственности. У них до сих пор нет хорошо определенных границ охотничьих угодий, наличие которых может вести к спорам и войнам. Тем не менее нельзя сказать, что им полностью неведомы споры из-за прав собственности. Однажды человек из племени веддов собирал урожай с хлебного дерева, которое считал своим, другой ведд из соседнего района увидел его и заявил, что это дерево принадлежит ему. Они поспорили, потом начали бить друг друга, и в итоге один убил другого. Тогда собралось много людей, и между ними началась такая оживленная битва с применением луков и стрел, что было убито от двадцати до тридцати человек. Другие авторы утверждают, что ведды убивали правонарушителей, смерть одного человека вела к активизации всего клана и к межклановым столкновениям. Таково единственное проявление воинственности у этого народа. Согласно Саразенам, этот зародыш не превращался в настоящую войну, так как после смерти нескольких человек все останавливалось. Результатом боестолкновений никогда не было завоевание; все оканчивалось лишь определением примерных границ между племенами охотников.

Кубу с острова Суматра являются другим мирно настроенным народом, о котором говорят, что они не любят наступательные войны. Они напоминают веддов также тем, что очень робки по отношению к чужакам. Форбс говорит: «Они настолько смиренны и робки, что их чрезвычайно редко можно увидеть, особенно белому человеку. На самом деле я очень сильно сомневаюсь, видел ли вообще белый человек настоящего представителя кубу, ну только если бегущего прочь... Они настолько пугаются, когда видят кого-то, не принадлежащего к их роду, что если сталкиваются с кем-то в лесу, то бросают все и убегают». Это, конечно, не воинственные характеристики. Форбс на самом деле был поражен «их чрезвычайной покорностью, отсутствием стремления к независимости и свободной воле; они казались чересчур слабыми даже для того, чтобы отвечать на оскорбления». Обитатели Тимора (Индонезия) подобно кубу очень смиренны и настроены против войны, хотя «они очень храбры духом и мало боятся смерти, вне зависимости от того, случается ли она в бою или естественным путем. Обычно они сражаются из-за деревьев, и значительное число их щитов сделано для того, чтобы защитить их. В случае ранения они сразу отступают. Они не жаждут славы, если только не находятся в крайней степени возбуждения». Тот факт, что они становятся настоящими демонами, когда в их руки попадает враг, абсолютно согласуется с их трусливым характером. Они «проявляют самую ужасную жестокость по отношению к еще живой жертве перед тем, как прикрепить ее расчлененные части на видных местах».

В Новой Гвинее ситуация похожа на то, что происходит на Канарских островах. В то время как все племена вокруг них ведут постоянные войны, обитатели бухты Гумбольдт (Йос-Сударсо) наслаждаются мирным существованием. Причина этого феномена кроется в том, что им неизвестно огнестрельное оружие, они не практикуют похищения и угоны в рабство, как жители других районов Новой Гвинеи, и не являются ни охотниками за скальпами, ни каннибалами. Об арафурах, населяющих Папуа, говорят, что они живут «в мире и братской любви друг с другом», но никакой более полной информации не дается. Население «не имеет понятия о военном деле или расовых спорах и открыто признает свою склонность к жизни в мире и удовольствии».

Австралийские аборигены далеки от того, чтобы быть воинственным народом, несмотря на их частые распри. Они возникают чаще всего из-за женщин и улаживаются без кровопролития. Кулины часто позволяли бакли ходить между ними перед битвой и собирать их копья, палицы и бумеранги. Аборигенов Виктории никто никогда не мог назвать кровожадным народом, склонным к предательству. Настоящей войны австралийцы не знают, потому что «у них нет собственности, которую можно украсть; ни у одного племени нет ничего, что могло бы вызвать зависть другого. У них нет никакой политической организации, поэтому войны за власть также невозможны». Маори с островов Чатем (Новая Зеландия) тоже не были воинственным народом. «Они иногда ссорились между собой, но их споры чаще всего улаживаются с помощью скандалов, и во время их скандалов запрещено пользоваться любым оружием, кроме дубин с железными наконечниками. Самое страшное увечье, которое можно было получить, – это разбитую голову, и вне зависимости от того, насколько легким на самом деле было увечье, если пострадавший говорил: «Моя голова разбита», на этом спор заканчивался. Однако местные маори хранили воспоминания о более серьезных сражениях и использовали каменные палицы, деревянные копья, каменные топоры и т. п. для погребальных церемоний». Их главным занятием было рыболовство, которое, так же как и сельское хозяйство, способствует оседлости и мирной жизни.

Леторно считает монголоидную расу наименее воинственной (странный вывод – после хотя бы Чингисхана и его потомков. А агрессивные войны Китая и Японии? – Ред.). У тибетцев нет армии, они полагают, что духовного влияния их земного бога, далай-ламы, будет достаточно для защиты их территории (из истории тибетцев следует, что они в IV в. завоевывали весь Северный Китай. То, что Леторно описывает, – результат религии, в данном случае ламаизма. – Ред.). Их вера тем не менее не абсолютна, так как в случае атаки или бунта они используют милицию, хорошо вооруженную и для защиты, и для нападения. Китай, по мнению Леторно, «несомненно, является единственной страной в мире, где над военной славой насмехаются и где профессия военного не пользуется большим уважением», хотя историю этой страны не назовешь мирной, и религиозные войны были там особенно частыми и кровавыми. Население некоторых островов Южно-Китайского моря, кажется, сознательно отказывается от любых проявлений воинственных чувств. «У них нет оружия, ни для обороны, ни для наступления. Они заявили путешественнику Холлу, что они не знают, на что похожа война, ни по опыту, ни из истории, и что они с огромным удивлением смотрели на оружие, используемое малайцами».

Примеры племен, которым война была не известна или не важна, были рассмотрены детально, потому что они абсолютно исключительны. Есть также другие случаи, где война имела место, но наносила столь незначительный урон, что это событие вряд ли могло быть охарактеризовано таким термином. Можно сказать, что элемент силы в данном случае дремлет. Умеренность проявления войны в подобных случаях и небольшие потери являются следствием отсутствия осадной войны и обеспечения продовольствием малого числа воинов в соперничающих племенах, их усталостью от боевых действий, а также относительной неэффективностью их оружия и методов ведения боя. Не вооруженные ничем лучшим, чем палицами, копьями, луками и стрелами и т. п., воины вынуждены были сражаться на близком расстоянии. В подобном способе ведения боя главным было подкрасться, «удивить» (ошеломить), убить нескольких человек, а затем отступить. Если доходило до открытого противостояния, исход боя часто решался поединком избранных бойцов (своего рода чемпионов). В любом случае разрушительная сила оружия была ограниченна. Это тем не менее достаточно относительно, так как потеря даже небольшого количества воинов могла быть столь же серьезным ударом для небольшого племени, как и убийство гораздо большего числа у племени, имеющего значительную численность. Около пятидесяти примеров небольших военных потерь приведены в приложении В.

Мы обозначили ряд ситуаций, когда война была не известна или очень умеренна в своих проявлениях. При этом не следует думать, что Монтескье был прав, говоря, что мир был первым законом природы. Факты этнографии больше свидетельствуют в пользу того, что прав Гоббс, утверждавший, что война – это естественное состояние человечества. Приведенные выше примеры являются скорее исключением, чем правилом. Их объяснение кроется в том, что в некоторых районах племенам не нужно было соревноваться между собой для того, чтобы выжить. Эти племена являются одними из самых изолированных, и поэтому у них мало или вообще нет соперников. Но изоляция очень редко бывает полной для того, чтобы исключить любое межгрупповое соперничество. В случаях, когда на племя не оказывалось давление количеством его собственных членов, а средства к существованию, по обыкновению, ограниченны, борьба за жизнь не менее сурова. Война являлась для первобытных людей единственным способом урегулирования конфликтов, возникающих вследствие межгрупповой борьбы. Как мы увидим далее, в определенный момент начинают также использоваться другие, менее жестокие по сравнению с войной средства. Тем не менее обзор существующих и по сей день первобытных племен показывает, что количество тех, кто живет в состоянии постоянной войны, значительно превышает количество тех, кто предпочитает мирную жизнь. Небольшая часть огромного количества свидетельств по данному вопросу приведена ниже, более подробно этот момент освещается в приложениях Д, Г и Е.

Состояние непрекращающейся войны было обычным для эскимосов и индейцев Аляски и островов на дальнем северо-востоке Северной Америки. То же самое справедливо в отношении индейцев микмаков и беотуков, живших в районе Ньюфаундленда и др., в отношениях между которыми «царила настолько смертельная вражда, что они никогда не встречались, кроме как в ходе кровавых конфликтов». О племенах, населяющих остров Ситка (о. Баранова, на котором находится основанный в 1799 г. русскими город, с 1804 г. называвшийся Ново-Архангельск, а с 1867 г., когда Аляска была продана США, Ситка (Ситха). – Ред.), говорят, что они «постоянно находятся в состоянии войны», и миролюбие индейских салишских племен, населяющих Британскую Колумбию, является исключением. Организация и разделение индейцев в США являлись причиной постоянных войн. На деле каждое племя находилось в состоянии войны с любым другим, если только у них не был заключен договор о сотрудничестве. Племя жило в состоянии постоянной боеготовности, даже если не вело в данный момент никаких военных действий, и часто возводило оборонительные сооружения. Война стала более интенсивной с появлением огнестрельного оружия и началом использования лошадей, а также оттого, что белые стали натравливать одно племя на другое.

У уроженцев Мексики доминировала общая враждебность. Банкрофт писал о племенах, живших в долине Мехико: «Война была обычным делом для этих людей». Когда испанцы впервые прибыли в район Табаско (Южная Мексика), «они обнаружили людей, хорошо обученных искусству войны и превосходно знающих военную тактику, которые храбро защищали свою страну; их города и селения были укреплены рвами и/или частоколом, а в местах, наиболее удобных для отражения атак, были построены сильные башни и крепости». У одного из наиболее развитых племен, ацтеков (из языковой группы науа), искусство войны было практически так же хорошо развито, как и в Европе. Говорят, что у них была постоянная армия, фортификации, своего рода военный орден, военный совет, военные законы и т. п. Ацтеки вели постоянные войны и таким образом смогли построить сильную монархию. Похожей была и военная организация древних перуанцев, у которых была постоянная армия, возглавляемая знатными инками, обязательная военная служба для простых людей и все атрибуты современной армии, за исключением огнестрельного оружия. Инки получили репутацию завоевателей, ведя постоянные войны. Битвы между дикими племенами Центральной Америки «были частыми и кровавыми», а смелые и воинственные западные индейцы причинили значительный урон испанцам перед тем, как были ими завоеваны.

Если монголоидная раса считается наиболее мирной (повторимся – весьма странное утверждение. – Ред.), то негроиды, бесспорно, являются наиболее воинственными и привычными к кровопролитию не только в битве, но и в повседневной жизни. Безразличие к человеческим страданиям – одна из ведущих черт в характеристике африканцев. О племени макололо Ливингстон однажды сказал так: «Тяжело заставить их почувствовать, что пролитие человеческой крови – огромное преступление; может, они и понимают, что это неправильно, но, будучи приученными к кровопролитию с детства, они абсолютно равнодушно относятся к чудовищности и преступности уничтожения человеческой жизни». Дикарь не считает это «неправильным», так как его безразличие к кровопролитию формируется в большинстве своем из-за религии. Согласно Эллису, «племя дагонов превращает человеческое жертвоприношение в настоящий спектакль; аналогичным образом поступают и ашанти. Так формируется безразличие к человеческим страданиям, и симпатия к человеку не приветствуется». «Постоянное столкновение со сценами убийства во время погребальных церемоний и человеческих жертвоприношений богам сделало говорящие на языке чи племена жадными до зрелищ и равнодушными к человеческим страданиям, что, возможно, взаимосвязано... Самые жуткие сцены жестокости и кровопролития обычно воспринимаются народом с удовольствием, и, как только слышится звук связанного со смертью ритуального барабана, возбужденная толпа, жаждущая спектакля, спешит на лобное место и отравляет последние минуты жизни жертв насмешками и колкостями. Для того чтобы угодить толпе или удовлетворить собственную страсть к жестокости, совершаются самые шокирующие варварства – например, затупляются мечи, чтобы причинить своим жертвам больше страданий, или отрезаются куски плоти с шеи, прежде чем обезглавить человека. На самом деле самые изощренные пытки, которые смогли изобрести люди, всегда подразумевают смерть человека, и человеческие страдания, как и человеческая жизнь, одинаково не ценятся». В жертву богам чаще всего приносились военнопленные, а войны часто предпринимались исключительно для того, чтобы обеспечить богов необходимым количеством жертв.

Африканцам так нравится воевать, что многие из них с готовностью переходили на службу к европейцам. Кочевники кавирондо, суахили и большая часть племен Ньясаленда, за исключением нескольких, оказались вполне пригодны для того, чтобы сформировать национальные полки под командованием английских офицеров. Африканские части оказывали оплачиваемую помощь союзным войскам во время мировой войны. Ратцель считал африканцев прирожденными солдатами. Он говорил, что под командованием белых «негры проявляют ценные военные качества в США, Алжире, Египте, Германской Восточной Африке (после поражения Германии из нее сделали Британскую Танганьику и Бельгийскую Руанду-Урунди. – Ред.) и Британской Западной Африке. Обладая большой физической силой и способностью переносить утомление, они к тому же легко обучаемы, умеют повиноваться и вместе с этим ценить то, что они являются солдатами. Им нравится их яркая форма и оружие».

Примеры воинственных племен Африки, основанных там путем завоевания королевств, целых районов, которые были опустошены из-за обращения в рабство или насильственного переселения побежденных, настолько бесчисленны, что были помещены в приложение. Лейтмотивом всей истории Африки является война. Тем не менее одно племя заслуживает особого упоминания, так как оно является источником исторического обычая использования наемников. Пигмеи, в особенности пигмеи Бельгийского Конго, являются профессиональными солдатами. «Не обладая собственной территорией, они живут на земле своего сюзерена, и подразумевалось, что они спокойно могут жить там при условии, что они будут оказывать военную помощь в случае, если сюзерен будет участвовать в войне». К ним обычно относятся с уважением и страхом, так как они искусны в военном деле и доблестны, а также потому, что известно, что они никогда не забывают оскорбления, пока полностью не отомстят за него. Их помощь также очень ценна во время межплеменных ссор. «Так как все постоянно находились в состоянии междоусобной войны, помощь пигмеев немаловажна для войска того, кому они служат, одно их присутствие является немаловажным фактором в его домашней дипломатии. Вождь племени обычно очень рад заботиться о мальчике-пигмее для того, чтобы воспитать его для роли собственного телохранителя. Так вождь племени может узнать образ мыслей своих маленьких соседей, поскольку этот мальчик может приходить в свое родное племя, что запрещено посторонним. Таким образом вождь может предвосхищать желания своих союзников или получать новости о запланированных ими действиях, что иногда очень важно для него».

В некоторых районах Индии мы обнаруживаем то же состояние постоянной войны, которое так сильно характеризует Африку. Многие урожденные индийцы с готовностью поступали на службу к англичанам, будучи, подобно ангами, «солдатами и по натуре, и по собственному желанию». Нага в Северо-Восточной Индии делятся на бесчисленное количество независимых племен, постоянно воюющих друг с другом. Их описывают как «свирепых и несговорчивых людей, живущих в состоянии постоянной межплеменной войны» и совершающих бесконечные набеги. Племя разделено на кхелы, или роды, и кхелы, живущие бок о бок в одной деревне, часто были настолько враждебны по отношению друг к другу, что один род не предпринимал никаких усилий для того, чтобы прекратить резню на территории другого. Более того, «нередки случаи кровавых распрей между кхелами, и как следствие – кровавых соревнований между поселенцами одной деревни, пусть и связанных между собой узами родства и брака. В переписи Ассама за 1891 год приводится пример, показывающий, до какой степени доходила независимость разных кхелов. Представитель племени нага дает весьма показательное описание атаки на его деревню, в результате которой в одном кхеле были убиты мужчина, пять женщин и двадцать детей, а представители союзного кхела стояли рядом и не протянули своим соседям руку помощи. Рассказчик заявлял, что редко можно увидеть такой спорт, как убийство детей; он добавлял, что это было похоже на убийство цыплят».

Условия жизни некоторых из этих племен раскрываются следующим образом: «Деревни ангами располагались на укрепленных холмах, а в деревнях по ночам стояла стража, улицы регулярно патрулировались; в 1873 году каждая деревня племени нага находилась в состоянии постоянной готовности к каким-либо сюрпризам, и группы стражи постоянно стояли в карауле у ворот деревни». Полковник Вудторп обнаружил, что все деревни ангами были построены на господствующих позициях, а из-за практически постоянного состояния войны они были также хорошо укреплены. Подобным же образом племена нага Восточного Ассама строили свои деревни на вершинах холмов, откуда открывался великолепный вид на окружающие земли, и поэтому совершить внезапное нападение на такую деревню было практически невозможно, так как все подходы к ней просматривались.

В основном вследствие постоянных войн в этих районах появился институт под названием «моронг» – бараки для молодежи. Изначально это были караульные помещения, но там также хранились трофеи; такие строения выполняли функцию гостевых домов, являлись местами для проведения совещаний и т. п. Там спали все неженатые мужчины и, как в Манипуре, также и самые молодые женатые мужчины. Оружие всегда хранилось в состоянии полной готовности. В Восточном Ассаме стражи в моронге день и ночь вели счет людей, которые покидали деревню и возвращались обратно. Такие караульные помещения всегда размещались у стратегически важных входов в деревню. Перед моронгом строилась возвышенная платформа, используемая в качестве наблюдательной площадки, которая давала возможность просматривать все подходы к деревне. У каждого моронга стояло пустотелое дерево, которое использовалось как барабан для оповещения в случае тревоги, когда приближался враг. Черепа, добытые в битве, обычно служили украшением для стен. Моронги также находят у нага и других племен Северо-Восточной Индии, в Манипуре, Восточном Ассаме и повсеместно.

У племени юсуфзай (афганское племя. – Ред.) (Северная Индия) набеги являются настолько естественной частью национального существования, что «каждая деревня обладает своим барабаном для оповещения, который собирает всех мужчин для защиты деревни после того, как разведчики приносят известия о подходе неприятеля, и удивительно, насколько быстро вся округа может быть призвана к оружию таким способом». Доминирующая роль войны в жизни аборигенов Океании и древних цивилизованных народов представлена в приложении Г.

Более того, война среди первобытных народов не всегда была спокойной и бескровной, как может показаться из примеров, процитированных выше, и на те несколько случаев, когда война приносила сравнительно небольшой ущерб, приходится множество тех, когда война была жестокой и разрушительной. Мы не можем принять без определенных ограничений утверждение Робертсона о том, что «в первобытном военном деле у побежденной стороны редко оставались излишки населения», тем не менее является фактом то, что войны замедляли рост населения среди первобытных племен и влекли за собой относительно большие потери человеческих жизней, помимо того что целые племена заставляли мигрировать и менять независимость на рабство. Примеры, широко представленные в приложении Е, свидетельствуют о том, что тысячи человек были убиты в отдельных битвах между африканскими племенами, что в Америке и повсеместно целые народы были стерты с лица земли и что, например, на островах южных морей груды черепов-трофеев покрывали пляжи.

Древние цивилизованные народы вели войны большего масштаба и совершали эффективные завоевания. В Египте последствия завоеваний и захватнических войн проявляются в различных типах рас, представленных в скульптуре и изобразительном искусстве. И ассирийцы, и египтяне вели против своих менее развитых в военном отношении соседей войны, которые приводили к «уничтожению неразвитого народа или, по меньшей мере, к вырезанию всего взрослого мужского населения и к поглощению женщин и детей победившей нацией, чтобы на практике таким образом истребить покоренные племена... Но так случалось не всегда. (И египтяне, и ассирийцы неоднократно бывали биты достойными соперниками – хеттами, киммерийцами, скифами, мидянами и др. – Ред.) Обычной практикой вавилонян, ассирийцев, мидян и персов было переселение значительных частей одного завоеванного народа на территорию другого подчиненного народа. Главной целью такого перемещения было уничтожение национальных связей и соединение всего населения империи в одно подчиненное целое». Древние арабы вели войну с дикой беспощадностью; военнопленных съедали или продавали в рабство. Евреи Ветхого Завета, считая, что выполняют волю своего Бога, вели войны на истребление своих врагов. Тексты Библии полны крови и убийств, убивали даже женщин и детей. Бесконечные войны берберов влекли за собой тяжелые последствия. Бедуины, несмотря на обычно небольшие потери в их кровавых войнах и грабительских экспедициях, знают, что на самом деле означает слово «убийство», так как «часто случается, особенно среди арабов-горцев, когда одно племя приговаривает к смерти всех врагов-мужчин, которых они могут достать».

Сделало ли появление современного оружия войну среди первобытных племен более кровавой? Ратцель убежден, что «огнестрельное оружие ослабило войну, но увеличило потери» среди диких племен. Факты не подтверждают данное предположение. Первым следствием появления огнестрельного оружия явилось изменение тактики войны. Маори до того, как стали пользоваться огнестрельным оружием, сражались лицом к лицу, теперь они сражаются на расстоянии. Другие полинезийцы, после того как получили огнестрельное оружие, привыкли «сражаться на расстоянии и целыми днями беспорядочно стрелять из засады», в результате они научились лучше маскироваться, но не сражаться. Способ ведения войны целиком, так же как и весь образ жизни американских индейцев, изменился с появлением лошади и ружья: и то и другое было адаптировано к их нуждам и искусно использовалось. Как правило, огнестрельное оружие вытесняет также национальное оружие, как это произошло у племен гор Ракхайн (Араканских) (современный запад Мьянмы (Бирмы). – Ред.) и обитателей острова Малекула (острова Новые Гебриды). В последнем случае тем не менее иногда в качестве исключения используют палицы и томагавки, так как они очень любимы за свою точность и бесшумность. Введение огнестрельного оружия в разных случаях приводит к различным результатам. Оно сделало бечуанов более воинственными и увеличило количество войн среди племен маканга (в районе озера Ньяса). В других случаях оно сделало войну более жестокой, дав преимущество тому, кто первый получил доступ к оружию белого человека. Именно поэтому индейские племена черноногих практически полностью истребили своих противников. Только в нескольких случаях дикие племена научились эффективно использовать огнестрельное оружие. Американские индейцы представляют собой выдающийся пример среди менее развитых народов; среди более развитых это марокканские берберы, хорошо вооруженные ружьями Ремингтона и амуницией, полученной от контрабандистов из Испании и Гибралтара, и которые стали настоящими экспертами в использовании этого оружия. Это особенно справедливо в отношении племен рифов в районе Танжера, которые сейчас занимаются охраной домов и собственности, и «горе грабителю, на которого направлено дуло ружья рифа». Первобытные народы в целом поначалу неверно поняли назначение огнестрельного оружия, но многие так и не научились правильно пользоваться им. Уроженцы Канарских островов, открыв для себя разрушительную силу европейского оружия, «посчитали, что чем сильнее шум выстрела, которым сопровождается ранение, тем более смертельной будет рана, и поэтому во время битвы они имитировали голосом звуки, производимые арбалетами и аркебузами испанцев». Тасманийцы так и не поняли, что представляют собой ружья; они верили, что, когда европейцы стреляли из них, они оставались безоружными. Они также не поняли устройства оружия, и во время осады Вераты держали коврики в надежде, что это защитит их от пуль.

Знакомство с огнестрельным оружием ослабило войну в Фиджи, потому что оно впервые сделало возможным создание больших конфедераций. Более того, это не привело к увеличению смертности, так как мушкеты, которыми обладали аборигены, были очень плохого качества. «Мушкеты, которые были в ранние годы завезены в огромном количестве торговцами, были кремневыми ружьями или фитильными мушкетами, и если они были разъедены ржавчиной, то часто становились более опасными для человека, держащего курок, чем для того, на кого целились. Стрелки-аборигены не знали обычая, распространенного на острове Вити-Леву и в других частях архипелага, который заключался в том, что там отпиливали большую часть ствола и стреляли, держа ружье на весу на вытянутой руке». Население Соломоновых островов обладало огнестрельным оружием, но Элтон слышал всего о нескольких случаях, когда люди умирали от огнестрельных ран. «Хотя аборигены, – писал он, – являются очень хорошими стрелками, когда спокойны и собранны, они, что достаточно удивительно, стреляют из ружей не целясь. Некоторое время назад абориген выстрелил в меня с расстояния десяти шагов, намереваясь убить, но промахнулся». Гиллан говорит о сражении, которое произошло в Порт-Стэнли (Новые Гебриды) вскоре после его прибытия туда. Пятьдесят человек с одного острова вступили в противоборство с более чем двустами воинами с соседнего острова, и обе стороны применяли ружья. К тому моменту, как он прибыл туда, спустя несколько минут после начала битвы весь порох был израсходован и, как следствие, сражение замерло. Но вместо того, чтобы найти груды изувеченных тел, Гиллан с удивлением обнаружил, что никто ни с одной, ни с другой стороны не был задет пулей, хотя стрельба велась с расстояния не более чем в триста ярдов. «Мир был правильно и счастливо восстановлен, и дело было закрыто, к огромному облегчению обеих сторон».

Народ чин (Британская Индия) (куки-чин и качин, ныне на западе и севере Мьянмы (Бирмы). – Ред.) изобрел свой собственный порох, возможно переняв технологию у китайцев через бирманцев. Их ружья, однако, не очень эффективны из-за низкого качества их пуль. «Несомненно, свинец является их любимым металлом, но он едва ли подходит для пуль, и чинам пришлось использовать латунь, колокольную бронзу, железо, круглые камни и даже шарики». О них также известно, что они использовали в качестве пуль куски телеграфного провода. Хотя у горцев Бирмы были мушкеты, они не стали более опасными противниками, чем раньше, так как «порох был самодельным и не очень сильным». Обладание огнестрельным оружием уменьшило потери в войнах маори (Новая Зеландия), так как они теперь сражались на расстоянии. Бангала (Центральная Африка) (современный Конго со столицей в Киншасе (бывший Заир). – Ред.) являются гораздо менее успешными воинами, когда у них в руках оружие белых, а не свое собственное. Сражаясь с ружьем, воин бангала очень скованный, нервный и, очевидно, становится очень трусливым, потому что не понимает тайны пороха, но, если вы дадите ему щит и копье, его смелость становится очевидной, так же как и его безразличие к ранам и смерти».

Обладание оружием и соответствующей амуницией изменило способы ведения боевых действий и ввело новые обычаи войны среди баконго. Уикс писал: «Иногда сражающиеся города израсходовали запас пороха до того, как какая-либо из сторон получала преимущество над другой. Делается перерыв на два или три месяца, чтобы противники могли пополнить свои запасы, и в назначенный день они опять начнут стрелять друг в друга. Я знаю, что это случалось не единожды, и в этих областях порох растет в цене. В другой раз они договорились отложить начало битвы, пока каждая из сторон не будет обладать достаточным запасом пороха, и это также поднимало его цену в районе». Их ружья до смешного неэффективны, следовательно, смертоносность войны значительно уменьшается. Но им тем не менее нравится новое оружие, потому что оно производит много шума. Их оружием до этого были луки и стрелы, топоры, копья и мечи, но они были заменены «жалкими дешевыми кремневыми ружьями, предлагавшимися торговцами, большое число этих ружей во многих случаях было устаревшим и часто приносило больше вреда человеку, который стрелял из него, а не тому, в кого стреляли. Использовавшийся порох часто был испорченным и производил больше шума и дыма, чем наносил реального вреда, – такой порох обладал меньшей метательной силой и был менее взрывоопасен. Пулями были кусочки скрученного провода, разбитая железная руда, камни или кусочки разрубленного металла, которые могли поместиться в ствол». Когда оружие заряжено для стрельбы, «стрелок не упирает приклад себе в правое плечо и не смотрит вдоль ствола, когда берет цель, напротив, он держит приклад ружья напротив кисти его наполовину согнутой правой руки и, не прицеливаясь, нажимает на курок пальцем левой. Таким способом он защищает свои глаза от искр пороха, когда тот горит, и свою голову в том случае, если казенная часть ствола взорвется от слишком большого числа пороха, забитого в него; но цель становится неточной и неясной, и человек, в которого стреляют, находится в большей безопасности, чем люди в непосредственной близости от стреляющего. Ружья конго (баконго) не бьют на расстояние, превышающее 50 ярдов (45,8 м), а сражающиеся во время битвы находятся на расстоянии примерно 100 ярдов (91,4 м), в результате чего война становится бескровной. Я знаю случай, когда более двухсот мужчин сражались против тридцати двух, и после того, как две неравные стороны стреляли друг в друга на протяжении двух с половиной дней, один человек был ранен в лодыжку долетевшей пулей, которая настолько легко повредила его мышцы, что я смог извлечь ее перочинным ножиком». Это напоминает французскую дуэль, описанную Марком Твеном в книге «Пешком по Европе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.