Глава 4. РАЗГРУЗКА
Глава 4. РАЗГРУЗКА
Выйдя из Карачи, «Форт Стайкин» присоединился к конвою танкеров, который шел из Персидского залива. Судно направлялось вдоль западного побережья Индии в Бомбей. Трехдневный переход прошел благополучно. Единственное, что по-прежнему вызывало беспокойство экипажа, — это груз.
Последние три дня плавания для офицеров были самыми трудными — в трюме № 1 из-за жары от рыбного удобрения исходило сильное зловоние. Ветер относил его в сторону спардека, где были расположены каюты капитана и помощников. Работали ли они, отдыхали или принимали пищу, все время их преследовал отвратительный рыбный запах. Поэтому они получили двойное облегчение, когда ранним утром 12 апреля судно добралось до Бомбея и стало на якорь на рейде в закрытой и усеянной островками бухте между островом Бомбей и материковой Индией.
В 9 ч 55 мин со стороны доков показалась шлюпка, которая вскоре подошла к борту «Форт Стайкина». На ней прибыли лоцман и офицер таможни бомбейского порта мистер А. Кануар. Капитан поприветствовал его и проводил в свою каюту. А. Кануар вручил ему экземпляр «Портовых правил и постановлений по докам». Найсмит подписал рапорт о прибытии, в котором указал, что на борту судна — груз взрывчатки.
Вскоре «Форт Стайкин» начали медленно вводить в доки, где о его опасном грузе никто и не подозревал. В соответствии с Международным сводом сигналов и пунктом 46 Портовых правил судно с опасным грузом на борту, входя в порт, обязано было поднять на ноке рея красный сигнальный флаг. В мирное время такой флаг поднимали всегда, а во время войны этого часто не делали. К 1944 г. капитаны судов, перевозящих боеприпасы, часто подвергались в портах атакам вражеских самолетов. Поэтому, не желая показывать, что суда являются достойными мишенями, они с благословения всех причастных к этим перевозкам нарушали это правило, предпочитая хранить красный флаг аккуратно сложенным, подальше от посторонних глаз.
Итак, «Форт Стайкин» без красного флага на ноке рея ошвартовался у причала № 1 дока Виктория в бомбейском порту.
Бомбей — главный морской порт западной Индии — получил свое название по имени богини Мумба — покровительницы племени коли (исконных рыбаков и земледельцев), на заре христианства заселившего остров Бомбей. Позже название «коли» превратилось в «кули»: так стали называть наиболее низкооплачиваемые слои на Востоке. Остров, длиной 17,6 км и шириной 4,8 км, образовался в ходе осушения земель, когда были прорыты узкие каналы, разделившие эту часть суши на семь самостоятельных островков. Один из них по своей форме напоминает кисть руки: указательный и отставленный в сторону большой пальцы смотрят на юг, «запястье», соединенное дамбой с о. Солсетт, который, в свою очередь, соединен дамбой с материком, направлено на север.
Первыми европейцами, осевшими здесь, были португальцы, которым султан Бахадур-шах отдал острова Бомбей и Солсетт в 1534 г.[xv] Позднее жители Бомбея стали величать возникший город «Урс прима ин Индис» — «первый город в Индии», однако португальским переселенцам он казался последней дырой.
Все семь островков представляли собой пышные плантации кокосовых пальм, теснимые рыбачьими деревушками. Во время отлива у берегов обнажалось дно, покрытое слоем ила, — источник многочисленных болезней. Как гласила бытовавшая тогда поговорка, жизнь человеческая исчислялась двумя сезонами муссонов.
Португальцы поделили земли на поместья — минораты, насаждая феодализм. Северную часть о. Бомбей они передали францисканцам и иезуитам. Васко да Гама так определил политику своих соотечественников в Индии: «Мы пришли сюда искать христиан и специи». Миссионеры искали христиан с большим рвением, чем миряне — специи. Местное население почти не оказывало содействия религиозным орденам, которые несли с собой ужас инквизиции, повинной в смерти более четырех тысяч человек, сожженных на кострах в Гоа[xvi] во второй половине XIV в. В конечном счете в руках иезуитов сосредоточились власть и богатство, они перестали подчиняться вице-королю в Гоа, у них даже появились свои вооруженные отряды для нападения на португальские корабли. Все это не осталось без внимания других морских держав, в частности Англии.
Англичане впервые пришли сюда на кораблях в 1626 г. Вместе с голландскими моряками они ограбили несколько рыбачьих лодок. Затем на остров высадилось триста человек, которые подожгли все постройки, включая огромный помещичий дом. Обитатели дома успели убежать, захватив с собой все ценности. На следующее утро налетчики вернулись на свои корабли. Запасшись провизией, они снялись с якоря.
В руки пиратов, как и тех, кто следовал за ними в течение последующих тридцати девяти лет, попало нечто большее, чем сокровища: неоспоримые доказательства того, что эта далекая удобная гавань — ключ к завоеванию всей Индии. Заправилы Ост-Индской компании пытались убедить Оливера Кромвеля в неоценимости Бомбея. Однако все оставалось по-прежнему вплоть до 1661 г., когда была восстановлена монархия и король Англии Карл II взял в жены инфанту португальскую Екатерину Брагансскую. В качестве приданого он получил Бомбей.
Португальцы, жившие в Индии, понимали, что тот, в чьих руках окажется Бомбей, сможет править всей страной. Португальский вице-король в Индии писал: «Мы потеряем Индию в тот же день, когда англичане поселятся в Бомбее», и советовал королю Португалии выкупить эту долю приданого инфанты. Король решил последовать совету, но цена, которую запросил Карл II, оказалась слишком высокой. Португальские поселенцы попытались отстоять северную часть Бомбея, ссылаясь на то, что это — частная собственность, но их прогнали силой.
В 1668 г. Карл II передал остров в собственность Ост-Индской компании за ежегодную ренту золотом на сумму 10 фт. ст. Город начал расти. Среди тех, кто поселился здесь, были парсы [xvii][17], из которых вышли многие известные в Индии инженеры, строители, торговцы.
Первые попытки внести вклад в развитие Бомбея предпринял Жеральдон Онжье, который в 1669 г. стал президентом штата Сурат. Он руководил постройкой форта и береговых укреплений, которые защитили город от нападений с суши и с моря, начал осушение заливаемых приливом болот, открыл больницу, учредил суд. Любопытно, что Ост-Индская компания внесла свой «вклад» в развитие колонии, направив туда из Англии… двадцать «непьющих горожанок». Но, видимо, местный климат неблагоприятно повлиял на их нрав, так как спустя некоторое время консул Сурата потребовал от правителя Бомбея взять под стражу некоторых женщин, которые, по слухам, вели себя скандально «по отношению к нации, религии и правительству», посадить на хлеб и воду и с первым же судном отправить обратно в Англию.
В 1750 г. в Бомбее были построены новые доки, но по-настоящему город начал развиваться лишь спустя пятьдесят лет. Толчок этому дали два несвязанных между собой события, имевших место в 1803 г.: страшнейший голод, который вынудил многих перебраться с материка в Бомбей в поисках работы, и ужасный пожар, от которого сильно пострадала старая густонаселенная часть города, известная под названием Форт.
Восстанавливая город, власти Бомбея расширили дороги через наиболее населенные кварталы Форта и убедили местные общины строить суда, дома и склады за его пределами.
В 50-х гг. XVIII в. в Индии была построена первая железная дорога, пролегавшая по дамбе, которая связала о. Солсетт с материком. Открылись судоходные компании. В 1840 г. был открыт первый банк в Бомбее, с которым уже к 1860 г. конкурировали пять крупных банков. В 1854 г. была построена первая хлопчатобумажная фабрика, к 1860 г. в строй вступили еще шесть предприятий. Это было начало хлопкового бума, который дал необходимые средства для дальнейшего развития современного Бомбея. На протяжении всей истории своего существования Бомбей извлекал из войн прибыли. На правительственных[xviii] верфях строились суда, которые участвовали в нападении на Саварндраг в 1755 г., Визайдраг в 1756 г. и форты на Малабарском берегу в 1768 г., в афганской войне 1838 г., китайской войне 1840 г., второй бирманской войне 1852 г., крымской войне 1854 г., персидской войне 1856 г., второй китайской войне 1860 г., в афганской войне 1878–1881 гг., египетской войне 1882 г., третьей бирманской войне и походе на Суакин в 1885 г., втором походе на Суакин в 1896 г. и др.
Наивысшего расцвета Бомбей достиг в годы, когда на другом конце света — в Америке — шла Гражданская война. Большая часть южных портов Америки, из которых вывозился американский хлопок, была блокирована. В знак солидарности с североамериканцами, борющимися за освобождение рабов, рабочие Ланкашира предпочитали голодать, но не обрабатывать хлопок, который удалось вывезти из американских блокированных портов в Англию. Однако даже самые убежденные идеалисты не могли голодать бесконечно. Ланкаширцы были вынуждены искать другой хлопковый источник. Им стал Бомбей. И хотя этот хлопок с коротким волокном не мог сравниться с длинноволокнистым американским, но был лучшим из имеющихся тогда. В период между 1861 и 1865 гг. ланкаширцы заплатили бомбейским торговцам за хлопок на 81 млн фт. ст. больше, чем ранее. Среди бомбейских финансистов стала процветать спекуляция. Повседневная деятельность в городе почти прекратилась, поскольку даже правительственные чиновники проводили свое время на бирже.
С окончанием Гражданской войны в Америке многие потерпели крах. Хлопковый бум закончился. Однако самые матерые спекулянты успели нажить столько денег, что не знали, куда их деть. По предложению губернатора Бартла Фрере некоторые стали вкладывать свой капитал в инженерные и мелиоративные проекты. Благодаря этому и были построены библиотека, школа, общественные здания, маяки, городская башня с часами и главная европейская больница на Фрере-роуд. Не обладая хорошим вкусом, архитекторы того времени сыграли с городом злую шутку, загромоздив Бомбей помпезными зданиями, выполненными в псевдовосточном стиле, которые сохранились и по сей день.
В строительство включились городские власти. Они подняли на новый уровень санитарное состояние города, учредили департамент здравоохранения, построили Кроуфордский рынок, улучшили водоснабжение города. Во второй половине XIX в. в северной части города продолжали строиться фабрики по переработке хлопка, и вскоре многочисленные дымовые трубы сделали этот район похожим на город хлопка — Ланкашир.
Рис. 3. План доков бомбейского порта. Очерчена площадь распространения пожаров
Вопросами судоходства стал заниматься созданный по образцу ливерпульского Портовый трест Бомбея. Он же организовал работы по осушению болот в восточной части острова и строительство новых доков.
Сооружение первого из них завершилось в январе 1880 г. Это был Принсес-док, названный так в честь принца Уэльского Эдуарда VII, который и заложил в нем первый камень. Акватория дока составляла 30 акров[xix] воды. Тогда вода еще не покрывала остававшиеся от былого леса на территории дока деревья.
Док имел 438 м в длину и 300 м в ширину, его стенки были высотой 11 м. От северной стенки к середине дока был сооружен мол длиной 210 м и шириной 72 м. Со стороны моря он имел два входа шириной 19, 8 и 16, 5 м. Принсес-док был оборудован пятьюдесятью пятью подвижными гидравлическими кранами. На конце мола стоял кран грузоподъемностью 30 т. Входные и шлюзовые ворота приводились в движение гидравлическим устройством. Суда заводились в док пятитонным гидравлическим шпилем. Вдоль причалов дока проходили трубопроводы с гидрантами для пожарных рукавов.
В торжественной церемонии открытия дока в первый день 1880 г. участвовала армада пароходов. Но торжество омрачилось тем, что входившие в док суда одно за другим наваливались на его стенки или сталкивались между собой. Страховые компании объявили о том, что в их страховых полисах не оговорены риски, связанные с авариями судов при входе в этот док, а судоходные фирмы отказывались заводить в него свои суда. Казалось, что Портовый трест Бомбея со своим доком прогорел, но спустя две недели пароход «Италия», принадлежавший фирме «Грэхэм энд компани», нарушил бойкот. Это произошло после того, как губернатор города сэр Ричард Темпл заверил фирму в том, что она не потерпит убытков в результате повреждений или задержки груза. «Италия» успешно разгрузилась и приняла на борт новый груз. Ее примеру последовали другие суда, однако две судоходные линии продолжали бойкотировать док еще в течение многих месяцев. В знак признательности Портовый трест предоставил в распоряжение «Грэхэм энд компани» два причала, разрешив ее судам бесплатно пользоваться доком в течение длительного времени, а впоследствии уменьшил для них плату.
К югу от Принсес-дока Портовый трест построил док Виктория, который был открыт в марте 1888 г. Он предназначался для судов с большой осадкой. При площади 25 акров воды ширина его составляла 300 м, длина — 381 м. Со стороны берега док имел три пирса длиной 120 и шириной 75 м каждый. Ворота шириной 19,2 м соединяли док Виктория с Принсес-доком и закрывались батопортом. Док был оборудован пятьюдесятью восьмью подвижными гидравлическими кранами. На южном молу имелся кран грузоподъемностью 100 т, который мог поднимать грузы на высоту 12 м.
К югу от дока Виктория был сооружен Александра-док, вошедший в строй в 1914 г.
В трех доках длина набережных равнялась 9,3 км, а длина причальной линии — 9 км. В район доков были проложены подъездные железнодорожные пути длиной 41,6 км, которые подходили к железной дороге Портового треста с западной и восточной сторон. Были построены транзитные склады с гидравлическими шпилями. На всей территории от доков до самой окраины беднейшего перенаселенного квартала раскинулись склады. Они заняли площадь в 127 акров и могли вместить 1 млн кип хлопка-сырца. Для жилья грузчиков порта было «возведено» пять кварталов бараков. А чтобы тот, кто работал в доках, знал время дня, трест построил перед главными воротами высокую башню с часами. Она стоит при выезде на Фрере-роуд — длинную прямую улицу, проходящую позади доков, названную в честь самого прогрессивного губернатора Бомбея.
В соответствии с законом Портового треста в обычное время судну с грузом взрывчатых веществ на борту не разрешалось входить в доки. Однако в пункте № 88 военно-оборонных постановлений Индии этот закон, как и многие другие правила и предписания, ввиду крайней необходимости военного времени был отменен. До 1939 г. опасный груз, если и прибывал в Бомбей на судах, то перегружался на лихтеры на внешнем рейде. В период войны суда приходилось разгружать в кратчайшие сроки. Выгрузка в лихтеры требовала больше времени, чем выгрузка непосредственно на причал. Кроме того, многие суда перевозили на палубах и люковых закрытиях трюмов тяжеловесные грузы, которые были не под силу судовым стрелам. Для того чтобы грузчики могли подобраться к взрывчатке, уложенной в трюмах, суда должны были подойти к стенке, где более мощные портальные краны выгружали палубный груз. Портовый трест уже указывал представителям правительства Индии на опасность подобной практики, однако это ни к чему не привело.
Чтобы обезопасить разгрузку судов в доках, все взрывоопасные вещества были классифицированы на три категории. Сравнительно безопасные грузы — категории «С» — могли выгружаться непосредственно на пирс и помещаться в склады в ожидании дальнейшей транспортировки по суше. Более опасные взрывчатые вещества — категории «В» — также можно было выгружать прямо на пирс, однако далее их следовало немедленно грузить в железнодорожные вагоны, не допуская их хранения на складе. Грузы категории «А» следовало перегружать только в лихтеры.
Майор Р. Хоукс от имени коменданта по выгрузке выдал капитану «Форт Стайкина» свидетельство «особой срочности». И вот утром 12 апреля 1944 г. транспорт шарового цвета из Беркенхеда медленно прошел сквозь 24-метровые ворота в док Виктория.
Суда, хлопок, разрушительный огонь и бессмысленная смерть — все это уже не раз фигурировало в длинной истории Бомбея. Через несколько часов все это должно было вновь повториться.
Утром фирма «Киллик, Никсон энд компани» сообщила бригадиру стивидоров Шапурджи Десаи, что «Форт Стайкин», вероятно, будет разгружаться на пирс № 1 и для этого потребуется пять бригад докеров и пять кранов. О том, что на борту парохода опасный груз, компания еще не знала.
Пока судно швартовалось, Десаи отметил на причале места, где следовало поставить грузовые краны. После того как «Форт Стайкин» ошвартовался, Десаи поднялся на борт и познакомился со старпомом. Хендерсон ознакомил его с планом размещения грузов, из которого Десаи понял, что большая часть груза — взрывоопасные вещества. Но это не имело особого значения ни для него, ни для грузчиков. Десаи приказал им соблюдать осторожность, а о надбавке за выгрузку опасного груза и речи не было. Он поставил по бригаде грузчиков на каждый трюм. Те сняли брезент, открыли лючины и должны были выгружать кипы хлопка и взрывчатые вещества в лихтеры. Однако лихтеров не было до полудня 13 апреля, и, несмотря на свидетельство «особой срочности», весь взрывоопасный груз спустя сутки с момента швартовки все еще находился на борту.
Тем временем выгрузили бочки со смазочным маслом. Десаи сразу заметил, что многие из них были снаружи в масле, а некоторые протекли, хотя и не сильно. Когда все бочки, стоявшие на нижних люковых крышках трюма № 1, были выгружены, обнаружилось, что брезент, который Харрис прибил в Карачи, был весь пропитан маслом. Позже выяснилось, что то же самое произошло и в трюме № 2. Однако не было заметно, чтобы масло просочилось сквозь брезент и попало на лежавшие ниже кипы хлопка.
Пока докеры занимались разгрузкой бочек с маслом, к Десаи подошли Найсмит и Хендерсон.
— Если вы не можете начать разгрузку взрывчатки, то, по крайней мере, избавьте нас как можно быстрее от этой вонючей рыбы, — сказал Хендерсон, показывая на трюм № 1. — Мы уже три дня мучаемся от этого зловония. Пока находились в пути, это еще было терпимо — дул хоть небольшой ветер, но здесь становится просто невыносимо.
Десаи повел носом, улыбнулся и сказал, что подумает о том, как ускорить выгрузку рыбного удобрения. Он переговорил с супервайзером фирмы «Киллик, Никсон энд компани» Кеки Годвалла, и оба решили взять дополнительную бригаду для работы в трюме № 1.
Новая бригада работала всю ночь, выгружая рыбное удобрение, и, наконец, избавила судно от зловония. Однако ускоренная разгрузка трюма № 1 имела и другое последствие, которое спустя несколько недель тщательно обсуждалось следственной комиссией.
Трюмы № 1 и № 2 разделяла переборка, по обеим сторонам которой проходил узкий трап с нижней палубы в мачтовую надстройку на главной палубе. В этой надстройке имелась внутренняя дверь, соединявшая верхние площадки обоих трапов.
Ведь если в течение всей ночи 13 апреля эта внутренняя дверь была открыта, то какой-нибудь утомленный работой грузчик мог подняться по трапу, пройти через дверь, спуститься незамеченным в нижнюю часть трюма № 2 и пробыть там столько времени, сколько нужно для того, чтобы успеть выкурить сигарету вопреки запрету. Нижний люк трюма № 2 в это время оставался закрытым…
Правила, касающиеся курения на судне, были весьма недвусмысленными и строгими, тем не менее их часто нарушали. В соответствии с правилами Портового треста курить запрещалось как в доках, так и на судах, за исключением специально отведенных мест. Годом раньше комиссар бомбейской полиции, ссылаясь на Управление бомбейскими доками, постановил следующее: «Никто не должен курить или зажигать спички либо какие-нибудь другие воспламеняющиеся предметы на любом из пирсов и причалов, а также на борту судов, находящихся в доках, и вообще где бы то ни было в доках за исключением специально отведенных мест».
Ответственные за соблюдение этих правил всегда ограничивались лишь тем, что просили нарушителей прекратить курить. За год с момента этого постановления число таких нарушителей составило 124. Двое из них отделались внушением, шестеро были переданы в руки военных властей, десять человек приговорены к однодневному, двое — к недельному, один — к полуторамесячному тюремному заключению. Остальные были оштрафованы. В сентябре 1942 г. правительство Индии предложило запретить даже носить спички и курево в доках или хотя бы конфисковывать спички при входе в них. «Очевидно, запрет повлечет за собой некоторые трудности, — говорилось в письме Комитета начальнику вооружения арсенала генерального штаба в Нью-Дели, — однако необходимо подчеркнуть, что подобные ограничения необходимы в доках, где боеприпасы и взрывчатка многих типов хранятся вблизи легковоспламеняющихся материалов и где при исполнении служебных обязанностей находится большое количество людей».
Однако конкретных мер так и не последовало, так и не появились на воротах бомбейских доков предупреждающие плакаты.
Итак, была ли открыта внутренняя дверь в мачтовой надстройке? Второй помощник капитана Харрис был убежден в том, что она заперта. Эдвард Уэлч, третий помощник капитана, считал, что в течение всей ночи дверь оставалась открытой. Как он вспоминал позднее, ключи от нее были переданы бригадиру стивидоров, чтобы тот смог попасть в трюм № 1, иначе для этого нужно было спускаться в трюм сверху по веревке.
У Хендерсона была другая забота — золото, миллион фунтов стерлингов. Он требовал прислать полицейскую охрану, но безуспешно, спрашивал супервайзеров, как быстро они выгрузят золото, но те ответили, что банк, которому адресован ценный груз, отказывается принять его в этом ящике.
Они хотят, чтобы вы сначала отпаяли крышку с ящика в трюме и прислали золото в деревянных ящиках, — объяснил представитель стиви дорной компании. Хендерсон возмутился:
— Можете им передать — пусть ждут свое золото. Никто не собирается орудовать паяльной лампой рядом со взрывчаткой! — заявил он.
Утром в четверг 13 апреля на борт поднялся сержант артиллерийско-технической службы из корпуса оружия Мак-Фи — один из людей капитана Оберста — и разыскал Десаи. Он сообщил бригадиру стивидоров, какие взрывчатые вещества можно выгружать на причал. Затем он указал на вещества категории «А», которые надлежало спустить с правого борта в лихтеры, а не менее опасные вещества категории «В» подлежали перегрузке прямо в железнодорожные вагоны. Лихтеров не было до полудня, и спустя полчаса грузчики ушли обедать. Из-за этой задержки с лихтерами выгрузка взрывчатки категории «А» началась, как уже было сказано, только через сутки с того момента, как «Форт Стайкин» ошвартовался у пирса № 1.
Выгрузкой взрывчатки была занята половина грузчиков. Другая половина работала весь день, ночь и следующее утро, выгружая из нижней части трюма № 2 динамо-машины, радиоприемники, древесину и металлолом. В пятницу 14 апреля, когда наступило время обеда, был уже выгружен весь металлолом за исключением одного куска массой 3 т. Для этого требовалось два крана. Кусок лежал поверх древесины, под которой были уложены кипы хлопка.
Утром на борт «Форт Стайкина» поднялся представитель отдела торгового мореплавания и позвал старшего механика Александра Гоу, чтобы вместе с ним спуститься в машинное отделение и обсудить состояние двигателя. Гоу сообщил, что главному двигателю необходим ремонт, и представитель министерства дал ему на это разрешение. Нужно было заменить промежуточный золотник, который нередко отказывал на судах типа «Форт». Вскоре на судне появились слесари береговой службы и вместе с машинной командой начали разбирать двигатель.
Когда стрелки часов на портовой башне приблизились к половине первого, из трюмов показались покрытые потом, уставшие грузчики. Одни, расположившись в тени на палубе, развернули свертки с провизией, другие прилегли поспать, третьи отправились на берег. За ними последовали тальманы, служащие из артиллерийско-технической службы, слесари, работавшие в машинном отделении. Охраняли судно двое матросов из отделения вспомогательного флота, шестеро гражданских вахтенных и констебль бомбейской полиции — он стоял на причале у трапа. Матросы поделили судно на носовую и кормовую части и во время работы грузчиков патрулировали каждый свою зону, а также следили за тем, чтобы никто не отлынивал от работы и не курил в трюмах. Один из вахтенных находился у трапа, остальные по одному стояли у трюмов. Те двое, патрулировавшие судно, думали, что во время перерыва вахтенные остаются на посту, однако последние считали себя в это время свободными и поднялись из трюма наверх вместе с грузчиками и принялись за свою снедь. Один из них оставался у трапа, второй решил перекусить на палубе.
Вахтенных нанимали в бомбейских доках и платили им весьма любопытным образом. Всякий раз, когда требовалась целая бригада, об этом извещали старшего вахтенного, который находился на службе у судовых агентов. В городе он набирал бригаду из друзей и родственников на условиях поденной работы. Затем агенты проверяли, не числится ли кто-нибудь в черном списке и, если в нем не оказывалось никого из набранных людей, нанимали с оплатой 15 анн (около 1 шиллинга и 4 пенсов) в день. Система эта была рассчитана на то, чтобы вахтенные смотрели за сохранностью грузов стоимостью в тысячи фунтов стерлингов. В противном случае старший вахтенный терял место, а вместе с ним его друзья и родственники, которые уже никогда не смогли бы заработать по 15 анн в день. Не стоит говорить о том, что несение таких вахт не всегда проходило должным образом. Никто из вахтенных не потрудился заглянуть на «Форт Стайкине» во время перерыва в трюм № 2. А заглянуть надо было…
Помимо «Форт Стайкина» в доке Виктория стояло еще десять судов. Кроме того, там были землечерпалка, землесос, водоналивное судно и буксир. Неподалеку от пирса, у которого стоял «Форт Стайкин», в Принсес-доке было еще девять больших судов. Во время перерыва люди, находившиеся на них, начали поглядывать в сторону «Форт Стайкина».
Однотипный пароход «Форт Кревье» был ошвартован у причала № 11 на расстоянии по воде около 400 м от «Форт Стайкина». Старпом парохода «Форт Кревье» Урзуриага как раз закончил свой ленч и в 12 ч 30 мин вышел на палубу выкурить сигарету. Он стоял у поручней, глядя через залитую солнцем воду в сторону «Форт Стайкина». Вдруг что-то похожее на легкий дымок заструилось из одного дефлектора вентилятора трюма № 2. Заинтересовавшись этим, он пошел за подзорной трубой. Наведя ее на «Форт Стайкин», он убедился — это действительно был дым.
Немного позже третий помощник «Форт Кревье» Д. Прайтер и матрос первого класса Джонсон также заметили дым.
В 12 ч 30 мин матрос первого класса парохода «Иран», ошвартованного у пирса № 9, направляясь на ленч, также обратил внимание на дым. Для большей уверенности второй раз он посмотрел в бинокль. Ему показалось, что дым идет из люка трюма № 2.
Спустя час, в 13 ч 30 мин, помощник инспектора бомбейской городской полиции Критчелл увидел дым со своего поста, находившегося у Зеленых ворот при входе в док Виктория, недалеко от того места, где стоял «Форт Кревье». Дым был довольно жидкий, и Критчеллу даже не пришло в голову, что на судне может быть пожар. Он вернулся к своим обязанностям и о дыме больше не думал.