Глава 23 ГРАФИНЯ ВЕРА, ЛЕДИ МЕЙ И ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ШАТО-ТЬЕРРИ

Глава 23

ГРАФИНЯ ВЕРА, ЛЕДИ МЕЙ И ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ШАТО-ТЬЕРРИ

В другой группе команды Лены Тео Дрюкке, в свои тридцать четыре года являвшийся самым старшим из них, был единственным, кто имел опыт предстоящей всем им работы.

Сын видного юриста-международника из аристократического ганзейского семейства, он был хорошо образованным, сообразительным, привлекательным мужчиной, повидавшим свет. Он познакомился с Дирксом в середине тридцатых в Брюсселе, они подружились, а затем стали и коллегами по шпионской работе. Дрюкке работал в Бельгии превосходно. Обширный круг его знакомых позволял ему обеспечивать Диркса большим числом агентов, среди которых был и шпионивший за королем Леопольдом и королевской семьей.

Завсегдатай самых шикарных ночных клубов Европы, где каждый, угостивший выпивкой, сразу же становился хорошим знакомым, Дрюкке однажды связался с международной бандой, подделывавшей американские стодолларовые банкноты. Он свел их с Риттером и Дирксом, которые скупили у них весь запас превосходных фальшивок для финансирования своих операций.

И не кто иной, как Дрюкке, выполняя одно из заданий во Франции, нашел Веру, прозванную Графиней. Он наткнулся на нее в одном из захудалых ночных клубов около плас Пигаль как раз вовремя, чтобы избавить ее от надоевшей связи с любовником, южноамериканским жиголо, ударившим ее ножом в грудь в истинно латинском стиле. Он забрал ее в Брюссель, где вскоре был вынужден уступить Дирксу, который был неотразим для женщин, несмотря на нескладную фигуру и изувеченное лицо.

Но Дрюкке не хотел оставить свою пагубную любовь и последовал за ней в Гамбург, когда Диркса перевели в Аст-Х и он взял ее с собой.

Треугольник процветал, к удовольствию всех его сторон, пока Диркс, которому быстро надоедали его любовницы, не почувствовал утомление от затянувшейся связи. Чтобы отделаться от нее, он попросился на задание, в котором женщина не могла бы его сопровождать, но она, не желая расставаться с Дирксом и благодаря хорошему знанию английского языка, добилась зачисления в разведывательную группу по обеспечению операции «Морской лев». Тогда и Дрюкке также напросился в эту же группу вместе со своим приятелем по имени Велти.

В ходе подготовки к заданию капитан Юлиус Бёкель давал своим подопечным азы профессии (о которой он и сам не так уж много знал) в неформальной обстановке в пансионе «Клопсток». Пару раз он вывез их на полевые учения, где объяснил, как ориентироваться на местности по карте, определять на глаз расстояния, осуществлять наблюдение, опознавать цели. Их также наскоро обучили шифровальному делу и работе на рации.

Оставшееся время подготовки представляло собой веселую пирушку. Казалось, в Гамбурге считают, что Дрюкке и его коллеги отправляются на верную смерть, и стараются скрасить им оставшиеся дни. Вечерами они отправлялись в ночные клубы, пивные и бордели на Репербан. В этих попойках они никогда не оставались без присмотра, а в их чичероне[104] легко было узнать офицеров абвера.

Отправка группы Дрюкке была намечена на 3 сентября. Майор Диркс устроил прощальную вечеринку, которая обещала быть особенно веселой. Он пригласил свою красивую любовницу и двух ее сотоварищей обедать в ресторан отеля «Рейхсхоф», откуда они перебрались в изысканный винный ресторан «Якобе», одно из любимых мест развлечения абверовцев.

Планировалось, что компания прямо из ресторана отправится в аэропорт, откуда их на самолете доставят в Ставангер в Норвегии, а затем, на рассвете, на гидросамолете 10-го корпуса люфтваффе перебросят в Банф, их пункт назначения в Шотландии. Вскоре после полуночи они уселись в «БМВ», припаркованный возле входа в бар. За рулем сидел изрядно хвативший Диркс.

Была темная ночь, небо было покрыто тяжелыми облаками, моросил дождь. Диркс вел автомобиль по широкой Эльбхаусзее, когда Дрюкке внезапно воскликнул:

– Влево! Ганс, здесь надо свернуть налево!

Диркс резко крутнул руль влево, машина резко развернулась, заскользила по мокрой дороге и метров через двадцать перевернулась со скрежетом металла и треском рвущегося брезента крыши автомобиля.

Первым из машины выбрался Дрюкке. Он дополз до телефонной будки и вызвал полицию. Когда патрульная машина и «скорая помощь» прибыли на место аварии, они обнаружили в маленькой машине сидящих в оцепенении Дрюкке и Велти. Женщина безудержно рыдала, склонившись над своим возлюбленным, распростертым на обочине дороги, его кровь медленно смывал дождь. Диркс был мертв. Вечеринка окончилась.

Задание не было отменено. И не могло быть. Эти шпионы были нужны в Англии, и из Берлина пришел приказ о том, что миссия будет продолжена и Дрюкке назначается старшим. Он принял новое назначение с фаталистическим ликованием. Его соперник больше не стоял у него на пути. Дрюкке ждал это рискованное путешествие с нетерпением и отчаянием влюбленного, надеявшегося завоевать Веру, пусть даже во время выполнения секретного задания.

Он провел эти дни словно в трансе, как первого свидания ожидая дня, когда Вера, наконец, собравшись с силами, уверила капитана Бёкеля, что она еще более готова к выполнению задания, чтобы отомстить за смерть своего героя.

Полковник Лахузен приказал группе отбыть из Гамбурга 21 сентября. На самолете люфтваффе в сопровождении Бёкеля они прибыли в Норвегию, где поступили в распоряжение норвежского нациста Андерсена. Лишь накануне отправления им выдали снаряжение.

– Я получил приказ из Берлина, – сказал им Андерсен, – чтобы вы ни в коем случае не садились в поезд. Вам следует передвигаться на велосипедах.

Этот необычный приказ, поступивший из Берлина, был отдан не просто так. Лахузен боялся, что, если агенты будут путешествовать на поезде, их ломаный английский может вызвать подозрения. Он велел Андерсену раздобыть для этого задания три велосипеда английского производства. Это казалось невозможным, но Андерсену пришла блестящая идея наведаться в брошенное британское консульство в Ставангере, и действительно, в подвале опустевшего здания валялись три английских велосипеда. Как по заказу, все они были складными, идеальными для этого задания.

На рассвете 30 сентября это трио погрузилось на борт гидросамолета и отправилось в полет к пункту высадки, находившемуся в Северном море у побережья Банфшира, места многих сражений шотландцев с более ранними норманнскими завоевателями[105]. Перебираясь в резиновую шлюпку, они уронили свои бесценные велосипеды в воду, и достать их не представлялось никакой возможности. Были и другие проблемы. Им пришлось идти к берегу по мелководью, так как нельзя было плыть даже на резиновой лодке. То, что они мокрыми ступили на шотландскую землю, ускорило их провал.

Выйдя на сушу, они не имели ни малейшего представления о том, где находятся. Поскольку им предстояло работать самостоятельно, они решили разделиться и порознь пробираться к более обжитым местам. Ориентируясь по своему компасу со светящейся стрелкой, Велти направился к ближайшему полустанку, где намеревался ждать ближайший поезд на Эдинбург.

Дрюкке и Графиня направились к другой небольшой станции и присели в зале ожидания. Когда в 7.30 открылась касса, Вера подошла к окошку и спросила:

– Как называется эта станция?

– Порт-Гордон, мадам, – ответил кассир.

Дрюкке подошел к расписанию, просмотрел список станций и попросил Веру взять два билета до Форреса (легендарной местности в Морейшире, где, как полагают, Макбет убил Дункана).

Это было весьма странное зрелище – парочка незнакомцев, явно не знающих, где они находятся, и которым все равно куда ехать. Начальник станции заметил, что, несмотря на сухое утро, брюки мужчины и чулки женщины были мокрыми. И хотя женщина свободно говорила по-английски, те несколько слов, что были произнесены мужчиной, были сказаны с сильным акцентом.

Он позвонил в полицию, и вскоре прибыл констебль Грив из местного участка.

– Можно увидеть ваши документы? – спросил он, и Дрюкке протянул ему паспорт на имя Франсуа де Декера.

– Он бельгиец, – вмешалась женщина, – а я датчанка.

Но цифра 1 в дате «1940» в британском удостоверении личности была написана с длинным хвостиком, так, как ни один англичанин не напишет. Констеблю Гриву этого было достаточно. Он попросил их проследовать в полицейский участок, где его начальник, инспектор Симпсон, задаст им несколько вопросов.

Симпсон сделал больше. Он обыскал Дрюкке и обнаружил в его плаще 19 револьверных патронов с клеймом «Сделано в Богемии», 327 фунтов стерлингов, кусок немецкой колбасы и билет третьего класса, который он только что купил до Форреса. Затем он попросил открыть чемодан. Дрюкке отказался.

Симпсон приказал Гриву взломать замки, и они нашли там пистолет «маузер» с шестью патронами в магазине, два картонных диска (представлявшие собой новое шифровальное приспособление), список истребительных и бомбардировочных баз в Восточных графствах, лист разграфленной бумаги и портативную радиостанцию.

– Прошу прощения, – вежливо и официально заявил инспектор, – но я вынужден задержать вас.

Тем временем Велти сумел добраться до Эдинбурга. Он прибыл туда в семнадцать часов, сдал свой багаж в камеру хранения, а затем решил подстричься и сходить в кино. Времени у него было с запасом. У него на следующее утро на вокзале Виктория в Лондоне была назначена явка с человеком в сером фланелевом костюме со шрамом на лбу.

Пока Велти был в кино, инспектор Сатерленд из эдинбургского специального отдела, следивший за ним, обыскал чемодан, оставленный молодым швейцарцем в камере хранения, и обнаружил там целую шпионскую лабораторию. Когда Велти вернулся за своим чемоданом, он вдруг обнаружил по обе стороны двух крепких мужчин, один из которых перехватил его руку, когда он попытался сунуть ее в карман. Было очевидно, что Велти готов бороться за свою жизнь. Конец ее пришел в августе 1941 года на виселице в тюрьме Уэндсуорт, куда он поднялся со своим товарищем по несчастью Теодором Дрюкке.

После того как капитан Бёкель вернулся из Ставангера с известием о том, что трио благополучно высадилось у побережья Банфшира, в Гамбурге установили традиционный восьмидневный период ожидания сообщений от Дрюкке и Велти, надеясь, что все прошло успешно. В течение нескольких недель ничего не было слышно, а затем краткая заметка в цюрихской газете пролила свет на часть этой загадки. Согласно сообщению из Лондона, швейцарский гражданин был арестован в Шотландии и сознался, что шпионил в пользу Германии. Бедняга Велти! А как же Дрюкке и Графиня?

Были предприняты чрезвычайные усилия, чтобы выяснить их судьбу во вражеской стране. Гамбург даже пошел на то, чтобы сбросить с парашютом агента с единственным заданием выяснить, что случилось с ними. Из его донесения, единственного, которое было получено, Риттер узнал следующую версию приключений Тео Дрюкке, в которую верит и по сей день.

Как записано в дневнике Риттера, Тео успешно добрался до Бирмингема. Во время посадки на поезд до Лондона, где его попытались арестовать агенты специального отдела, воскликнув: «Живым не дамся!» – он разрядил свой маузер, убив одного из агентов и ранив другого, а последней пулей попытался застрелиться, но не убил себя, а лишь ранил.

В тюремной больнице его подлечили, судили, приговорили к смертной казни и повесили. «Он был смельчаком, – процитировал Риттер слова британского контрразведчика, сказанные ему после войны. – Нам пришлось казнить его. В конце концов, он убил одного из наших парней».

А Графиня?

«Она исчезла бесследно», – резюмировал Риттер в своем дневнике.

Загадочная судьба Веры отчасти раскрывается в краткой ремарке генерального прокурора в правительстве Черчилля сэра Уильяма (впоследствии лорда) Джоуитта, бывшего обвинителем на процессе Дрюкке и Велти. После войны он записал следующее:

«Было решено не возбуждать дело против мадам Эриксон. У меня нет сомнений, что во время войны она находилась в заключении, и возможно, она могла оказаться полезной нашим властям».

Кем была эта странная женщина? Почему ее не судили?

Что произошло с ней после инцидента в полицейском участке Порт-Гордона?

Безусловно, она была самой загадочной личностью из всех особ ее пола за всю войну, в которой прославилось так много выдающихся шпионок, таких, как Виолетта Сабо, Одетта Сансом, Кристина Гранвиль, Ханна Сенеш, Hyp Инаят Хан и двуличная Кошка Матильда Kappe.

Когда в разговорах с моими новыми друзьями из прежнего отделения абвера в Гамбурге звучало ее имя, к беседующим обращались взоры многих из присутствующих. В любом окружении она явно выделялась своей внешностью и сексуальной притягательностью. Я чувствовал легкую зависть, которую все мои собеседники испытывали к Дирксу, ощущал их ностальгию по этим далеким дням, имеющим легкий налет романтики. Ее молодость и красота остались в их коллективной памяти лишь приятными воспоминаниями.

Они знали ее или называли различными именами – Вера, Виола или Графиня. Хотя ни Риттер, ни Бёкель не знали ее настоящей фамилии, они претендовали на знакомство с ее жизнью, необычайно бурной и драматичной даже для женщины, казалось колебавшейся между двумя профессиями – древнейшей и второй древнейшей.

Если романтически она была женщиной Диркса, профессионально она принадлежала майору Риттеру. Она была предназначена для важной роли в его планах, пока внезапно не исчезла на маленькой шотландской железнодорожной станции.

На самом деле ее звали Вера де Витте, и была она дочерью остзейского аристократа и морского офицера царской России, белогвардейца, погибшего в боях против большевиков[106]. Вере было шесть лет, когда погиб ее отец. Ее матери с маленькими дочерью и сыном удалось перебраться в Латвию, а оттуда в Копенгаген, где она зарабатывала на жизнь в качестве переводчицы и учительницы иностранных языков.

Она дала своим детям лучшее образование. Сын стал датским подданным, выбрал себе флотскую карьеру, дослужился до звания капитан-лейтенанта и получил придворный чин камер-юнкера.

Но у него была и тайная карьера. Его неутолимая ненависть к большевикам, убившим отца, привела его в крайне правое крыло политической жизни. Он стал членом подпольной Датской национальной партии Фрица Клаузена и выдвинулся на пост руководителя ее штурмовых отрядов.

Вера пошла в противоположном направлении.

Когда она была еще школьницей выпускного класса, она связалась с французом, гораздо старше ее, а когда мать не разрешила ей выйти за него замуж, сбежала с ним. С тех пор ее семья ничего не знала о ней, пока она не оказалась в Париже. Оставленная своим французским любовником, она осталась брошенной на свои красоту, очарование и женскую соблазнительность. Но Вера чувствовала себя свободнее в трущобах, чем в гостиных. Она кочевала из постели в постель, танцевала в низкопробных кабаре и жила в трущобах Монмартра.

Один из ее содержателей пристроил ее танцовщицей в кафе на рю де Шампольон, но в действительности он был политическим агентом советской секретной службы, шпионившим за белоэмигрантами во Франции. Вера, не разбиравшаяся в политике, стала агентом ГПУ под опекой своего дружка. И когда этот сутенер во время одной из ссор пытался убить ее, Тео Дрюкке подобрал ее и доставил в Брюссель.

Весной 1938 года ей было двадцать шесть лет, а Дирксу было за сорок, но она всегда питала слабость к крупным, сильным, похожим на отца мужчинам. Жизнь поставила перед капитаном сложную дилемму. Он обожал ее, возможно, сильнее, чем кого-либо прежде, и было ясно, что эта femme fatale с ее талантом очаровывать мужчин и выпытывать их секреты была слишком хороша для простой интрижки.

Он переправил ее в Англию, где она получила работу компаньонки в доме известного политика, где могла добывать интересующую Диркса информацию.

Тогда же ее брату стало известно, что она в Англии находится не просто так, а как немецкая шпионка. 8 мая 1939 года он в военной форме прибыл в германское посольство в Копенгагене и потребовал, чтобы его допустили к послу фон Ренте-Финку. Наедине с послом он признался, что является руководителем датской полувоенной фашистской организации, и попросил посла вмешаться в его деликатные семейные дела, имеющие серьезные политические последствия.

– Моя сестра, – сказал он, – была раньше агентом ГПУ, но затем одумалась и стала работать на антикоминтерн. Но теперь, похоже, германские спецслужбы стали использовать ее не столько для борьбы с коммунизмом, сколько для работы против Англии.

Если это станет известно, добавил он, жизнь его сестры окажется под угрозой со стороны ее бывших большевистских товарищей, пострадают также его честь и репутация в Дании. Это может нанести также непоправимый ущерб Датской национальной партии.

– Я прошу ваше превосходительство, – официальным тоном заявил он пораженному послу, – использовать все ваше влияние для того, чтобы незамедлительно вырвать мою сестру из рук германских секретных служб.

– То, что вы рассказали мне, – ответил ему фон Ренте-Финк, – звучит скорее как сюжет дешевого триллера. Если ваша сестра действительно работала на антикоминтерн, я не представляю, каким образом германские спецслужбы могут иметь отношение к ее деятельности. Я сомневаюсь, что посольство может вмешаться в это грязное дело.

Едва обескураженный офицер покинул посольство, дипломат немедленно написал об этом министру иностранных дел, который тут же сделал запрос абверу. В ответном письме послу говорилось, что Вера действительно имела «некоторое отношение к нашим друзьям (мидовский эвфемизм для абвера). Предприняты меры к их прекращению ввиду затруднений, которые могут в связи с этим возникнуть у ее брата».

Дирксу было приказано отозвать ее из Лондона. В Гамбурге она была лишь его любовницей, отказываясь от любой гражданской деятельности, предлагаемой Дирксом, чтобы занять ее и несколько облегчить то финансовое бремя, которым она стала для него. Он снимал ей квартирку на Папенхудерштрассе в лучшем районе города, где она принимала друзей Диркса, а порой выступала и в качестве приманки для людей, к которым ее любовник испытывал профессиональный интерес. Молодая красавица была необычайно популярна на Зофиентеррасе, и, став чем-то вроде талисмана гамбургского отделения, она была в курсе многих секретов, свободно обсуждавшихся в ее присутствии.

Ее живой интерес к их делам неожиданно встревожил Риттера. Он предупредил Диркса, что Графиня могла быть и агентом, засланным к ним британскими спецслужбами. Диркс решительно отверг все подозрения.

– Она вникает в наши дела только из любви ко мне, – заявил он, – потому что знает, как много для меня значит абвер.

Когда в сентябре 1939 года началась война, для Графини наконец была найдена в абвере ниша в качестве одного из проектов, восходившего еще к 1937 году.

Вскоре после того, как Риттер возвратился из своего победного путешествия в Соединенные Штаты, один из его знакомых, работавший на него, познакомил его с перспективным объектом. Это была Мей Эриксон, веселая разведенка лет сорока пяти, привлекательная женщина с темными волосами и блестящими карими глазами.

Она обладала некоторыми качествами, непосредственно заинтересовавшими Риттера. Немка по рождению, она была замужем за шведом и до сих пор имела некоторую базу в Стокгольме, где жили двое ее детей и где у нее был некоторый круг знакомых, включая отставного полковника шведской армии. Еще важнее было то, что она служила экономкой в семье капитана британской морской авиации, проживавшего в собственном доме в Гримсби.

После их знакомства в доме его друга Риттер пригласил мадам Эриксон днем на чашку кофе с пирожными в кафе Хюбнера, известное заведение на Пост-стрит, где одинокие женщины приискивали себе знакомых. Узнав, что ее любовь к родине не ослабла и что она готова служить фатерланду, Риттер закинул удочку насчет работы на абвер.

Планы Риттера в этом отношении несколько испугали ее. Она была готова сообщать отдельные сведения, но боялась заниматься прямым шпионажем. Она могла быть почтовым ящиком, то есть получать письма от его агентов и отправлять их в Стокгольм, откуда их пересылали бы Риттеру в Гамбург.

Вместе с ней Риттер съездил в Стокгольм, чтобы подготовить там почву, и был очень доволен, когда ее приятель, шведский полковник, согласился пересылать его корреспонденцию. Он договорился также, что секретарша юридического бюро, которую он завербовал в Нью-Йорке, будет пересылать свои донесения через шведского полковника.

Войдя в досье Риттера как «Леди Мей», миссис Эриксон вернулась в Гримсби, теперь уже немецкой шпионкой, одним из звеньев разведывательной цепи Риттера в Англии.

Она должна была время от времени отправлять ему информацию, которую могла добывать в доме капитана без особого риска, но ее главным делом была пересылка чужих донесений.

В 1938 году Риттер дважды устраивал явки с Леди Мей в Стокгольме, а затем она приехала в Гамбург вместе с маленькой пожилой англичанкой, которую представила Риттеру как одну из своих лучших подруг, нуждающуюся в помощи. Ее звали герцогиня Монтабелли ди Кондо[107], чей муж, знатный итальянец, умер незадолго до этого, не оставив вдове ничего, кроме звучного и знатного имени и небольшого перезаложенного имения в Баварии. Герцогиня могла лишиться и этой собственности, поскольку не могла уплатить налог на наследство, и Леди Мей сообщила, что кое-кто из ее друзей в Германии мог бы помочь разрешить эту проблему. Миссис Эриксон рассказала Риттеру, что герцогиня – веселая вдовушка, любительница шотландского виски с манерами и привычками гораздо моложе, чем ее годы, – была хорошо известна в английском высшем обществе, имея много интересных и влиятельных друзей. Когда Риттер повез ее в Мюнхен, чтобы уладить дела с имением, герцогиня прямо заявила о том, на что Леди Мей лишь намекнула.

– Если вы поможете мне здесь, – сказала она, подмигнув, – я помогу вам там.

Уверенный после столь прямого и открытого предложения, что герцогиня является подставной фигурой, Риттер все же решил испытать ее и после тщательной проверки убедился в ее надежности. Позднее он рассказывал об этом так:

«Я дал ей возможность получить кое-какую информацию, которая была бы полезна нашему противнику. Но это были явно отрывочные и неполные сведения, не представлявшие ценности без дополнительных данных. Поскольку она так и не попыталась раздобыть недостающие звенья, я сделал вывод, что она не является двойным агентом».

Теперь и герцогиня была внесена в досье под кличкой «Герцогиня де Шато-Тьери» в честь населенного пункта на Марне, у которого в 1918 году Риттер принял боевое крещение.

Первое время Риттер не использовал герцогиню всерьез, но в 1939 году он разработал план, в котором веселая вдовушка могла бы сыграть интересную роль. Эта идея витала в германской секретной службе еще с тех пор, как грозный Вильгельм Штибер, шеф тайной полиции Бисмарка, впервые выдвинул ее. В Берлине Штибер организовал заведение с названием «Зеленый дом», процветающий бордель, где избранные гости могли предаться всем мыслимым порокам и извращениям. Затем Штибер с помощью шантажа получал от них секретную информацию.

Николаус Риттер не был Штибером. Он был добропорядочным обывателем с викторианской моралью, всегда корректным и благопристойным даже при сборе разведывательной информации. Он не мог даже подумать о чем-либо, подобном «зеленым домам» старого образца. Единственное, что он мог придумать, – это «салон», или «чаепития», как он их называл, которые герцогиня могла устраивать в Лондоне на средства абвера, для развлечения своих великосветских друзей. Здесь из бесед узкого круга людей, знающих, что им можно ничего не скрывать друг от друга, внимательный слушатель мог почерпнуть массу информации.

Через Леди Мей он отправил герцогине сообщение, что хотел бы обратиться к ней «с предложением», и они встретились в Гааге в кафе на Корт-Ворхаут неподалеку от отеля «Дез-Индес». Герцогиня, по-видимому, заинтересовалась идеей. Она сказала Риттеру, что займется этим делом и сообщит, как только сделает необходимые распоряжения.

Она вновь приехала в это кафе в Гааге через несколько месяцев, чтобы сообщить Риттеру, что все налажено. Она открыла «чайный салон» на Мэйфер для «высшего круга – политиков, ученых, писателей, актеров и, – подмигнув, добавила она, – особенно для офицеров КВВС».

Но ей, добавила она, нужна красивая молодая женщина в качестве хозяйки стола.

– Вы понимаете, что я имею в виду – веселая, с изюминкой, способная очаровать этих старых олухов, а при случае готовая даже иногда переспать с кем-то из них.

Это звучало заманчиво. Красивая девушка! А как насчет Графини?

И герцогиня познакомилась с Верой.

Было странно, что им разрешили познакомиться, поскольку они обе входили в категорию агентов, обе работали в Англии и, согласно правилам игры, должны были держаться подальше друг от друга. У каждой секретной службы есть свои методы организации встреч засекреченных сотрудников. ГПУ и НКВД предпочитают устраивать их под открытым небом, где-то на уединенных скамейках в полупустых парках. Американцы предпочитают переполненные общественные места вроде вокзалов или музеев в их час пик. Британцы предпочитают небольшие квартирки.

Немцы тоже устраивали свои явки в конспиративных помещениях, снятых специально для этих целей. Но у них была одна необычная для этого тайного мира привычка. В каком бы надежном месте ни проходила рабочая часть этой явки, после ее окончания Риттер и его коллеги нарушали все основные правила конспирации. Движимые чувством гостеприимства, присущим германскому характеру, они затем шли вместе со своими агентами в кафе, рестораны или ночные клубы, где к ним присоединялись и другие знакомые абверовцы, чтобы пирушка стала еще веселей.

Вот на одной из таких вечеринок герцогиня и Леди Мей познакомились с Графиней и смогли разговориться в туалетной комнате, где Риттер не мог ни помешать, ни подслушать их.

Как и все, герцогиня была очарована Графиней.

– Она просто идеальна, – заявила она Риттеру. – Но согласится ли она уехать от Дитера (имя, под которым она знала Диркса) ради такой старухи, как я?

– Думаю, я сумею уговорить ее, – ответил Риттер.

Вскоре после этого началась война, и казалось, что «чайный салон» станет одной из первых ее жертв. Риттер не только не оставил эту идею, но стал придавать ей еще большую важность. В шифрованной переписке через шведского полковника Леди Мей уверяла, что герцогиня по-прежнему согласна, но может ли Графиня приехать в Лондон? Ясно, что им нужен был кто-то знакомый, ведь не могли же они нанять на такую деликатную работу любую девушку через бюро по трудоустройству.

Тогда-то Веру приняли в абвер, но все было не так просто, как подумал Риттер. Разлука с Дирксом далась ей намного тяжелее, чем это поначалу казалось. После нескольких бурных объяснений, приведших к окончательному разрыву, она попыталась покончить с собой, наглотавшись снотворного.

Когда она оправилась после этой попытки, то, казалось, стала иным человеком или, скорее, прежней Верой – легкомысленной, веселой, игривой, кокетничающей и вспыльчивой, по-видимому, готовой вернуться к своей прежней красивой жизни.

Все было улажено. Вера «Эриксон» должна была приехать в Англию через Норвегию под видом племянницы Леди Мей Эриксон, бежавшей от нацистов, как поступали в годы оккупации сотни молодых людей.

Для выполнения задания была создана специальная группа. Всю собранную информацию она должна была передавать Дрюкке, который затем по рации переправлял ее в Гамбург, а также доводил до нее задания Риттера.

Вот как 30 сентября 1940 года она оказалась в полицейском участке Порт-Гордона, бесстрастно наблюдая за арестом своего напарника. Еще до того, как увели Дрюкке и наступила ее очередь, она вдруг спросила у инспектора:

– Можно сказать вам пару слов без свидетелей?

Когда они остались одни, она показала Симпсону полоску бумаги, на которой был написан адрес Леди Мей.

– Ваши власти знают об этом, – сказала она. – Пожалуйста, как можно скорее сообщите им в Гримсби, что я задержана. Это все, что я могу вам сказать.

Инспектор Симпсон позвонил в специальный отдел Скотленд-Ярда, откуда за ней приехали, чтобы она смогла, как лорд Джоуитт позднее написал, «оказаться полезной нашим властям».

Три дамы майора Риттера считаются образцом того, что на жаргоне спецслужб называется «внедрением». Вскоре после того, как Леди Мей согласилась работать на абвер, был разработан параллельный план шпионской игры.

Вернувшись с континента в декабре 1937 года, миссис Эриксон рассказала своему нанимателю капитану морской авиации о том, что произошло в Гамбурге, а тот сообщил властям. Затем все было очень просто.

Миссис Эриксон попросили принять предложение Риттера и занятся также и вербовкой. Для этой цели была избрана «герцогиня». Она была ветераном-оперативником британской секретной службы еще со времен Первой мировой войны. Была подготовлена и легенда – итальянский аристократ и перезаложенное баварское поместье.

Далее все развивалось в соответствии с двумя планами.

Вера также играла свою роль.

Когда в 1938–1939 годах она жила в Лондоне и работала на Диркса, на нее вышли британские спецслужбы, и она легко согласилась работать и на них под своей антикоминтерновской крышей.

Однако ее всеохватывающая страсть к Гансу Дирксу все изменила. Она оставалась беззаветно верной ему как в личных, так и в профессиональных отношениях – вплоть до того дня в ее квартире в Гамбурге, когда Диркс сказал, что сделал выбор между ней и абвером и решил прекратить их связь.

Но после попытки самоубийства и выздоровления она изменила свое мнение.

Таким образом, когда Графиня пришла в Скотленд-Ярд, Вера вернулась домой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.