Глава 30 Божественное и дьявольское

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 30

Божественное и дьявольское

Венеция была небесными вратами. Во время религиозного кризиса, в середине XVI века, некий священник написал, что в скором времени Христос вернется в Италию. «Я верю, – писал он, – что дверью будет Венеция».

Число правителей и судей Венеции сравнивали с числом и чинами ангелов и архангелов. Городу было свойственно вдохновлять своих граждан с помощью aeterna beatitudo, quae in visione Deiconsistit (вечного блаженства, состоящего в лицезрении Божества). В этом контексте Тинторетто создал великий образ рая во Дворце дожей. Провозглашалось, что Конституция и законы республики ниспосланы Богом. Впрочем, мы не знаем, насколько в это верили. Процветание и расширение границ Венецианской империи тогда объясняли осуществлением Божественного замысла на земле. Само существование города на воде было чудом. Венецианцы называли свою родину «наша Святая земля» или «Святой город».

В 1581 году венецианский писатель Франческо Сансовино заявил, что Венеция «почитается всеми как священное место на земле, которому, будь это возможно, следовало бы поклоняться». Разумеется, этого не случилось, так как слишком бы напоминало поклонение иудеев золотому тельцу  (один из излюбленных сюжетов венецианской живописи). Однако подобная доктрина отнюдь не нова. В религии Древней Месопотамии город считался божественной сущностью. Едва ли нужно говорить, что поклонение такого рода поощряет деспотизм и авторитаризм, осуществляемые в самых широких масштабах. Вот почему единство Церкви и государства в Венеции было столь могущественным. Оно позволяло правителям Венеции сохранять дистанцию по отношению к юрисдикции Рима и Папы. Папой Венеции был дож, а кардиналами сенаторы. В Вербное воскресенье дож выпускал из портала базилики Святого Марка белых голубей в память о знаке, поданном Ною. Он взывал к небесам о спасении города от волн. Был этот ритуал религиозным или скорее политическим? К венецианской культуре это различие неприменимо.

Возможно, то, что паломники отплывали в Святую землю из Венеции, географическая случайность. Они приезжали туда, чтобы закупить провизию и другие припасы для долгого пути, и постепенно сам город стал восприниматься как неотъемлемая часть святого путешествия. Паломники участвовали во всех священных ритуалах венецианской Церкви. Молились в тех же храмах и часовнях. Почитали те же иконы. К мощам Святого Марка стекались сотни тысяч странников. Гробница Святого Марка источала благоухание, венецианцы знали свое дело. Тесная связь с Востоком также способствовала формированию образа Венеции как части Святой земли, которая сама по себе достойна паломничества, ибо там присутствует отблеск божественного или намек на него.

Город стал священным пространством, содержащим множество намеков на духовный мир. Повсюду в его темных проходах виднелись образы святых и Мадонны. Свечи или лампады перед ними создавали светлое пространство, отгоняющее грех и преступление. В городе было более пяти тысяч capitelli (уличных часовен), они служили не только религиозным, но и политическим целям. Обузданию народных волнений.

Мадонна не стала бы ласково взирать на беспорядки. Юго-западный угол Дворца дожей охраняет архангел Михаил с мечом. В панораме города господствуют колокольни, звонящие: «Святой! Святой! Святой!» Монастыри и церкви города расположены с особым смыслом. Церковь Санта-Мария деи Мираколи стоит на границе двух северных районов – Каннареджо и Кастелло. Одна из старейших церквей Венеции Сан-Джакомо – в самом центре рынка Риальто. Здесь подписывались коммерческие контракты. Макиавелли как-то написал: «Мы, итальянцы… стали нерелигиозны и дурны». К венецианцам это не относится. Они были дурны и религиозны.

Рядом с Божественным всегда присутствует дьявольское. Одно не существует без другого. Есть множество народных историй о дьяволе, уверенно разгуливающем по мостам и улицам города. Согласно одной из них, он насмехался над каменщиком, строившим мост Риальто, утверждая, что никто не сможет построить такую широкую каменную арку, а затем предложил свою помощь в обмен на душу первого, кто пройдет по мосту. Им оказался маленький сын каменщика.

Венеция была священным текстом, который подобало читать и изучать. В XIV–XV веках город впервые стал рассматриваться как единство, которое необходимо тщательно структурировать. Он уцелел благодаря Божественной воле, теперь же его следовало изваять из камня. В центре конфигурации, образованной Дворцом дожей, рынком Риальто и Арсеналом, находились, как полагают, останки Святого Марка, хранившиеся в базилике. Такова священная геометрия венецианской власти.

Примечательно, что на венецианских полотнах библейские чудеса нередко происходят в самой Венеции. Для Тинторетто события Нового Завета виделись в аспекте знакомой венецианской жизни. В молитвеннике под названием «Сад молитвы», предназначенном для венецианских девочек, автор советует читательницам «представить хорошо знакомый… город… удержать в своей памяти места, где могли бы происходить эпизоды из Страстей Господних». Муки Христовы следовало представлять себе на улицах и площадях Светлейшей.

Венеция была городом чудес. Ни один город в Европе – возможно, за исключением Рима – не пережил так много. В каждом приходе были свои священные события. В середине XIV века составитель Cronica Venetiarum (Венецианской хроники)описывает чудеса и предзнаменования с той же достоверностью, что и более земные события. Городские власти то и дело сообщали о чудесах. Это был еще один способ подтвердить священную судьбу города. Рабочего, сорвавшегося с лесов, возведенных вокруг базилики Святого Марка, спас ангел. Святая Дева прошла по воде Большого канала. Невольник был избавлен от заслуженного наказания на площади Святого Марка самим Святым Марком. Тот же святой с братьями во Христе Николаем и Георгием изгнали демонов, грозивших городу наводнением. Особенно часто происходили чудеса в 1480-х годах, сразу после окончания войн с турками, когда Венеция утратила господство над Средиземным морем. В этих чудесах орудием божественного вмешательства стала Мадонна, восстановив тем самым статус Венеции как Королевы морей.

В 1494 году Карпаччо написал картину «Патриах Градо исцеляет одержимого у моста Риальто», изображающую чудо с реликвией Святого Креста, исцелившей бесноватого на мосту Риальто. В первые годы XV века случилось чудо у церкви Сан-Лио, когда в приходе с тем же названием реликвия Святого Креста стала такой тяжелой, что ее не смогли вынести из церковной сокровищницы на похороны грешника. Джованни Мансуэти запечатлел это событие в 1497 году. Сейчас это место и некоторые из стоящих здесь больших домов по-прежнему можно узнать. Это еще одно венецианское чудо.

Вот перечень священных мест Венеции. По общему мнению, первое из них – базилика Святого Марка. Средоточие, центральная точка, сердце города. Место встречи Божественного и человеческого. Первоначально там стояла церковь Святого Теодора, но когда, как полагают, останки Святого Марка прибыли в лагуну, все переменилось. В 829 году, как только прибыли мощи святого, церковь с деревянным куполом была перестроена по образцу церкви Святых Апостолов в Константинополе. В 976 году здание было сильно повреждено пожаром, но впоследствии восстановлено. Последняя реконструкция была предпринята во второй половине XI века, на месте прежней церкви была возведена кирпичная, дошедшая до нас в том виде, какой мы видим ее сегодня. То, что базилику построили по образцу пятивековой давности, не было случайностью. Так подчеркивалась предположительная древность венецианской религиозной традиции. У города не было собственной религиозной истории, поэтому он присваивал или приспосабливал то, что попадалось на глаза. К примеру, волнистый пол базилики появился не случайно и не вследствие ошибки. Он тщательно скопирован с пола церкви Святого Иоанна Богослова в Равенне, возведенной в v веке. Пол «вздымался и опускался, словно волнуемый бурным ветром». Он должен был напоминать об опасном расположении Венеции средь бурных вод.

В XIII веке начались работы над мозаикой. За образец были взяты мозаики церкви Святых Апостолов, но с добавлением сугубо венецианских мотивов. Они, в свою очередь, пострадали от времени и были восстановлены лишь в XVII веке. В XIV веке фасад базилики частично был переоформлен в готическом стиле. Так, в ходе перестроек и дополнений, проводившихся веками, возникло здание в его нынешнем виде. Мраморные или бронзовые скульптуры – неважно, купленные или украденные – устанавливались почти всегда по воле случая.

Базилика уникальна. Одни усматривают в ней черты мавританского стиля, другие византийское влияние, третьих восхищает ажурная каменная резьба на окнах – чудо готического стиля. Происхождение этих элементов не играет роли.

Возможно, это самое красивое здание в мире. Оно вырастает из площади, подобно видению, в россыпях яшмы и порфира, опалов и золота. Его многоцветному убранству нет равных. Колонны, портики и купола вздымаются один над другим, украшенные скульптурой и мозаикой, повествующей о божественных и человеческих мирах. Игру света и тени на фасаде усиливают группы близко расположенных колонн. Базилика дышит варварским великолепием.

Внутри вошедшего встречает полумрак. Будто он попал в огромную подводную пещеру с затонувшими сокровищами. Хотя здание имеет форму креста, в боковых приделах и нишах сгустилась мгла, освещаемая лишь неровным светом лампад да мерцанием икон. Свод подпирают пятьсот колонн из порфира, серпентина и алебастра. На потолке море золота. На стенах и арках переплетение сияющих мозаик, общая площадь которых составляет три тысячи семьсот квадратных метров. Божественный свет более значим, чем естественный. Интерьер базилики изобилует шелками и эмалями, золотом и самоцветами, он сам – усыпанная драгоценностями реликвия. Это церковь купцов, испытывающих, по словам английского путешественника, «религиозный ужас», то есть благоговение и страх. Это церковь материального изобилия и показной роскоши. Это также церковь редкостных вещей. Здесь хранится икона, написанная евангелистом Лукой. Здесь находится кусок гранита с горы Фавор, где произошло Преображение Господне. Здесь плаха, обагренная кровью Иоанна Крестителя. Здесь мраморные колонны из храма Соломона. Здесь, в часовне Святого Исидора, покоятся мощи Святого Марка. Великолепные декорации для религиозного поклонения.

В своем современном виде колокольня базилики была воздвигнута в начале XVI века вместо старой сторожевой башни, простоявшей семьсот лет. Башня использовалась как площадка для обозрения города и защитное сооружение, с которого можно было наблюдать за морем. До изобретения громоотвода в колокольню нередко попадала молния, но самое крупное несчастье случилось с ней летом 1902 года, когда она, не выдержав собственного веса, обрушилась, превратившись в огромную кучу камней. Она упала, по словам венецианцев, по-джентльменски. Не считая кошки сторожа, никто не пострадал. Самый большой колокол  (Марангона), упав с шестидесятиметровой высоты, остался цел. Вскоре было решено построить новую колокольню dov’era, com’era (там же и такую же). Через десять лет колокольня, неотличимая от предшественницы, стояла на прежнем месте. Это по-венециански. Говорят, если путник прибывает в Венецию под звон Марангоны, значит, его душа принадлежала прежде кому-то из умерших венецианцев, и город приветствует его возвращение.

Еще одно священное место города – Дворец дожей, расположенный рядом с базиликой. Умиравшая бабушка Марселя Пруста приехала в Венецию только для того, чтобы посетить это место. Пруст писал, что «она не приписывала бы такого значения радости, полученной от Дворца дожей, если бы не чувствовала, что эта радость из тех, которые по не слишком ясным для нас причинам не подвластны умиранию и обращаются к той части нашего „я“, которая по меньшей мере не подвержена власти смерти».

Изначально дворец был воздвигнут в начале IX века, но в 976 году он был разрушен во время одного из немногих в венецианской истории мятежей. Он постоянно расширялся и переделывался; уничтожались и пристраивались крылья, появлялись новые залы, коридоры и галереи. Как пишет Рёскин в «Камнях Венеции», вместо первого «византийского дворца» появился «готический дворец», что совпадало с окончательным триумфом аристократической формы правления. Это здание выходит на bacino. Оно стало местом пребывания правительства. Архитектура всегда выражала характер власти. Этот готический дворец непрерывно увеличивался в размерах, в нем появлялись новые помещения и залы для все более многочисленного правительственного аппарата. Рёскин сравнил его со змеей, кусающей себя за хвост.

Апартаменты дожа по-прежнему находились в так называемом старом дворце, иными словами, в обветшавшем византийском оригинале. В 1422 году было принято решение его снести и построить на его месте то, что Рёскин назвал готическим дворцом. Рёскин полагал, что уничтожение византийской постройки было актом вандализма, «предзнаменованием конца венецианской архитектуры и самой Венеции». Его эсхатологические склонности могут сейчас оказаться в чести.

Постепенно весь комплекс принял тот вид, который мы видим теперь. Его неоднократно пожирал огонь, он бесконечно восстанавливался и перестраивался; но он уцелел. Современный вид дворец приобрел в середине XVI века. Эволюция дворца, как и эволюция города и формы правления, была постепенной и прагматичной.

Дворец был не только резиденцией дожа, но и правительственным зданием с залами Большого совета, Сената и многочисленных комитетов, составлявших венецианское государство. Там же находились тюрьмы и конюшни. Однако самое примечательное в нем – то, чего там нет. Дворец ничем не защищен. У него нет ни крепостных стен, ни башен. В начале X века в ответ на угрозу венгерского вторжения вокруг него была построена стена, но через двести лет ее снесли. Правительство чувствовало себя в безопасности как от внутренних, так и от внешних врагов.

Дворец является, или представляется, чудом легкости и света. Европейский наблюдатель привык к тяжелому основанию и легкому верху. Дворец дожей не оправдывает таких ожиданий. Длинная двухъярусная аркада на нижнем уровне создает иллюзию воздушности и простора. Глубокие тени внутри аркады служат как бы метафорой основания. Темнота создает иллюзию объема. Верхняя часть фасада отделана розовыми, белыми и серыми мраморными плитками, имитирующими узор булата и мерцающими в свете лагуны. Здание имеет форму куба, но это куб света. Кажется, дворец плывет над городом подобно тому, как город плывет над водой. По словам Пруста, он не подвержен власти смерти.

В 1574 и 1577 годах залы Сената и Большого совета сильно пострадали от пожара, уничтожившего работы Беллини, Тициана, Тинторетто и других художников. Однако в результате этого освободилось место, если можно так выразиться, для новых холстов, на которых венецианские мифотворцы могли создавать свои чудеса. Была заказана новая серия картин. Официальные художники того времени  (среди них Веронезе и престарелый Тинторетто) не изобретали художественных программ. Они выполнили желание политических хозяев, приказавших воссоздать и прославить идеологию правящего класса. Они сочинили целиком воображаемую историю города. Обрисовали его силу. Прославили добродетели. Тщательно скопировали венецианское искусство предшествующих веков, воплощая идею неизменности. Забытые образы были воссозданы, старые символы подтверждены. В этом суть венецианского консерватизма. Художники запечатлели битвы, выигранные венецианцами. Создали вотивные образы почивших дожей. Провозгласили Венецию Justitia (Справедливостью) и Liberator (Освободительницей). Эти картины рассматривались не как шедевры того или иного мастера, а как части единого целого. Живопись во Дворце дожей передавала дух венецианского общества в самом широком смысле слова. На реализацию проекта ушло двадцать лет. Это была аллегория самого государства.

Перед Дворцом дожей лежит площадь Святого Марка, пожалуй, более известная как piazza. Это единственная настоящая площадь в Венеции. Прежде там, напротив Bacinodi San Marco, находились два небольших острова, разделенных узким каналом. Большая часть современной площади прежде была лугом, называемым Il Morso (Откушенный кусок), за свою плотную, вязкую почву. Там стояли первый Дворец дожей и первая капелла дожей. На том же острове было еще две церкви и странноприимный дом для паломников, направлявшихся в Святую землю. Из этого ядра и выросла современная площадь. Было решено воздвигнуть для венецианской общины место для собраний. Требовалось также построить здание суда для отправления правосудия. Так площадь постепенно превратилась в местопребывание государства и власти.

В XII веке площадь была расширена примерно до ее настоящих размеров. Почву очистили от деревьев и винограда и замостили ярко-красным кирпичом, выложенным елочкой. Старый канал, когда-то разделявший два островка, исчез под новым покрытием.  (Его воды по-прежнему текут под современной площадью.) В результате, по словам Марино Санудо, человек на площади «оказывался как бы в театре». Этот эффект не был спланирован архитектором или дизайнером, он – чудо коллективной воли.

Важная роль площади была подтверждена, когда на краю bacino установили две массивные колонны, привезенные из Константинополя в 1171 году. Была еще третья, но она упала в лагуну. С тех пор оставшиеся две стоят здесь, увенчанные фигурой льва и статуей Святого Теодора. Эти колонны и здание базилики единственное, что осталось от средневекового облика площади – возможно, не считая голубей. Птицы облюбовали площадь с самого начала.

В XII веке под недавно возведенными аркадами появились многочисленные лавки и, как было принято в Венеции, монополизировали территорию. Площадь стала торговым местом. Ее заполонили палатки и ларьки, торговавшие самыми разными товарами и едой. Под колокольней выстроились лавки менял; под окнами Дворца дожей расположились мясные ряды. Там, где сейчас туристы стоят в очереди на vaporetti, продавали сыр, салями и фрукты. Там, где ныне стоит знаменитая Библиотека, располагались пекарни. На piazzetta, небольшой части площади, выходящей на лагуну, боролись за постояльцев пять гостиниц. Колонны Дворца дожей использовались как публичные отхожие места, и было замечено, что патриции, приподняв полы своих мантий, безропотно брели по лужам мочи. И впрямь, ни для кого не секрет, что венецианцы оправляются где и когда им угодно.

Разумеется, под аркадами собирались попрошайки, выставляя напоказ раны и болезни. Там же проходили пышные религиозные и гражданские церемонии, бои быков и скачки. Там же совершались казни. С колокольни свисали клетки с узниками, а между двумя монументальными колоннами рубили головы. Летом 1505 года с площади убрали виселицу, а вместо нее перед базиликой установили три флагштока. Это был заключительный штрих в официальной канонизации пространства. Между Дворцом дожей и базиликой находился камень объявлений, усеченная колонна из порфира, с которой дож оглашал приговор суда. Все было как в любом средневековом городе, за исключением безграничного величия площади. Этот порядок и этот беспорядок, эта красота и эта грязь служат ключом к пониманию Венеции, какой она была в XIV и XV веках.

В 1530-х годах один архитектор придал площади тот вид, какой она имеет сегодня. Якопо Сансовино было поручено создать из средневекового хаоса классическое пространство. Он воздвиг на площади, напротив базилики, церковь Сан-Джеминьяно, снесенную позже по приказу Наполеона. Возвел Библиотеку и Монетный двор, смотревшие на bacino, перестроил Лоджетту в основании колокольни и вымостил площадь мрамором вместо кирпича. Томас Кориат отозвался на увиденное так: площадь «такой поразительной и несравненной красоты, что, я думаю, с ней не сравнится ни одна другая в мире».

Она была центральной точкой города, местом, куда направлялись или стекались все приезжие. В XVIII веке некий англичанин увидел там «разношерстную толпу евреев, турок и христиан; юристов, мошенников и карманников; лекарей-шарлатанов, старух и врачей… людей всех званий и сословий». После победы в 1797 году Наполеон приказал снести церковь Сан-Джеминьяно, чтобы построить третью линию правительственных помещений, тем самым блистательно завершив трехстороннюю планировку площади. Он снял с базилики бронзовых коней и отправил в Париж. Их возвратили в 1815 году.

На протяжении веков площадь оставалась местом собраний и свиданий. Жена Рёскина Эффи описала ее как «огромную гостиную, достаточно освещенную газовыми лампами из аркад, окружающих площадь», посреди которой бродила «плотная толпа мужчин, женщин, детей, солдат». Муж Эффи Рёскин увидел площадь в более апокалиптическом свете. Он описал ее как «полную безумия всего мира», запруженную «праздными венецианцами из среднего класса» и отрядами военных; в нишах аркад лежали «мужчины и женщины низших классов, безработные и безразличные», а около них просили подаяния уличные мальчишки «отчаявшиеся и порочные до мозга костей». Но вот что привело его в ярость: ни один венецианец даже не взглянул на великолепную базилику. «Ты не увидишь ни поднятых к ней глаз, ни просветленного при ее виде лица». Этот факт до сих пор остается одним из парадоксов города. Часто говорилось, что если ты достаточно долго сидишь за столиком в кафе «Флориан» или «Квадри», то мимо в конце концов пройдут все, кого ты знаешь. Если это когда-то было верно для англичанина или немца из среднего класса, то сейчас это не так. Вы увидите только кучки туристов из всех стран, которые только есть под солнцем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.