Как закончить войну? Подход оппозиции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как закончить войну? Подход оппозиции

Отвечать на этот вопрос оппозиции приходилось в обстановке, которая характеризовалась исключительной сложностью и неоднозначностью. Начавшаяся война оказала противоречивое воздействие на судьбы оппозиции. С одной стороны, она подхлестнула наиболее решительно настроенных ее представителей работать еще более слаженно и активно для достижения общих целей. Оглашение Гитлером планов осуществления в ближайшее время наступления на Западе создало благоприятные возможности для того, чтобы убедить военных принять активное участие в подготовке и осуществлении переворота. Никогда после Мюнхена такой благоприятной ситуации не было. Однако начало войны привнесло с собой и новые факторы, усилившие сомнения ряда военных по поводу их права участвовать в осуществлении планов оппозиции. Убедительная победа в польской кампании отнюдь не стала определяющим фактором, повлиявшим на умонастроения военных. И хотя итоги кампании обсуждались военными, можно сказать, достаточно оживленно, глубокого впечатления они на них не произвели. И в Германии, и на Западе эти итоги рассматривались военными кругами как своего рода предупреждение о том, что может случиться, если придется столкнуться с по–настоящему сильным противником. Причины внутренних сомнений среди немецких генералов уходили корнями в военные традиции Германии, определявшие, на что военный имеет право, а на что нет. Именно эти традиции являлись основой мировоззрения немецких военных, включая высшее командное звено. Когда страна находилась в состоянии войны, то выступление против правящего режима, измена ему, что для многих военных было вполне допустимо в мирное время, фактически приравнивалась к измене родине. Подобные действия почти что означали «мятеж перед лицом врага». Должно было пройти как минимум хоть какое–то время, чтобы военные, разделявшие взгляды оппозиции или склонявшиеся к таковым, стали готовыми порвать с традиционными взглядами на то, что можно для солдата, а что недопустимо. Люди, подобные Остеру, которые сделали для себя выбор, руководствуясь логикой борьбы за достижение поставленных целей, столкнулись со сдержанной и неоднозначной реакцией со стороны своих товарищей. Также являлось фактом и то, что начавшаяся война сплотила население страны, которое в значительной степени верило пропаганде Гитлера о том, что война с Польшей была спровоцирована польскими крайними националистами, а также зверствами по отношению к немцам, проживавшим на польской территории. Наконец, существовала вполне реальная и пугающая перспектива того, что западные державы воспользуются внутренней смутой в Германии для решительного продвижения на восток и оккупации страны. Даже если переворот и не привел бы к серьезным последствиям для национальной безопасности Германии, в результате такого развития событий пришлось бы пойти на заключение мира с западными державами на весьма обременительных и невыгодных условиях; то есть пришлось бы пожертвовать весьма многим.

Перед оппозицией, таким образом, стоял ряд насущнейших вопросов, требовавших немедленного решения. Главная задача состояла в том, чтобы любой ценой сорвать планировавшееся на Западе наступление; в то же время были предприняты все необходимые усилия для восстановления контактов с официальным Лондоном с целью выработки рабочего соглашения с английским правительством как основы для дальнейших согласованных действий. Немецкое наступление и переход военной ситуации в плоскость «кто кого» имели бы, с точки зрения оппозиции, катастрофические последствия, независимо от того, кто бы вышел победителем. Победа Гитлера, как считала оппозиция, стала бы чудовищным бедствием как для Германии, так и для всей Европы. А поражение отдало бы страну в руки разъяренного врага, жаждущего мести. Чем более напряженной была бы схватка и чем более неопределенным казался бы результат, тем сильнее была бы решимость с обеих сторон склонить чашу весов в свою пользу. Было крайне важно добиться понимания с официальным Лондоном как можно скорее, избегая всяких отсрочек и затяжек. Каждый потерянный оппозицией день давал Гитлеру возможность еще лучше подготовиться к наступлению. А начнись оно, политические весы трудно было бы удержать в равновесии – оно неизбежно было бы нарушено в пользу одной из воюющих сторон. Любые успехи Германии значительно затруднили бы организацию выступления против режима внутри страны. Успех, соответственно, союзных войск значительно снизил бы желание и готовность Лондона и Парижа о чем–либо договариваться с оппозицией.

Цели оппозиции в отношении западных стран столь сильно зависели от текущей обстановки, что навряд ли стоит пытаться дать им какую–либо общую характеристику. Самым главным для оппозиции было получение заверений со стороны западных держав, что те не попытаются воспользоваться революционной ситуацией в Германии. До тех пор, пока союзные страны не дали бы четких обязательств, что они не воспользуются в своих интересах внутренней обстановкой в Германии, многие немецкие генералы считали бы, и в значительной степени это было бы верно, что выступать в таких условиях против правящего режима означало бы нанести удар в спину немецкому народу. И если в 1918 году тезис об измене и «ударе ножом в спину» был специально запущен, чтобы оправдать поражение, вызванное совсем иными причинами, то в нынешней ситуации картина была бы иной. Во–вторых, было необходимо получить от западных держав аналогичные гарантии относительно условий мира, который был бы заключен с режимом, пришедшим к власти после свержения Гитлера. И тогда, и позднее не было полной ясности, какие условия окажутся приемлемыми для военных кругов Германии. Из этого логично вытекало, что представители оппозиции должны были попытаться добиться от Лондона максимально приемлемых условий и в максимально привлекательном свете представить их ключевым фигурам в ОКХ.

Ничто столь красноречиво не подтверждало, что вышеупомянутое настроение охватило буквально все оппозиционные круги, как тот «поток» групп и отдельных лиц, которые независимо друг от друга посетили английскую столицу для зондирования позиции официального Лондона в напряженные сентябрьские дни 1939 года. Между всеми этими людьми не было практически никакой связи, а многие представители оппозиции, которые в этих зондажах не участвовали, вообще об этих визитерах ничего не знали. А если учесть предпринятую нацистами попытку заманить в ловушку английских разведчиков, которую с немецкой стороны осуществили агенты спецслужб, действовавшие под видом представителей готовивших мятеж генералов, можно лишь удивляться, что Лондон вообще как–то отреагировал на обращения оппозиции. Это лучше всего свидетельствует о том, насколько сильно желало правительство Чемберлена уловить хоть какие–то сигналы или даже полусигналы о том, что в Германии действительно существует серьезная оппозиция. Поэтому оно и пошло на контакт с представителями оппозиции. Только когда английские архивы будут рассекречены и открыты для исследователей, можно будет сделать вывод о том, насколько приезжавшие тогда в Лондон фактически мешали друг другу несогласованностью своих действий или насколько они, наоборот, усиливали и укрепляли позиции друг друга; по–моему, последнее менее вероятно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.