Заговоры, шпионаж и Вильям Шекспир
Заговоры, шпионаж и Вильям Шекспир
В 1606 г. появилась новая трагедия Вильяма Шекспира «Макбет», которую его труппа даже сыграла в присутствии короля Якова. В этой зловещей, залитой кровью трагедии есть одна юмористическая сцена, мало, впрочем, меняющая общий мрачный колорит пьесы. Это – монолог привратника. А в монологе есть строки, которые остаются неясными нынешнему зрителю, но были отлично понятны современникам великого драматурга. Услышав стук, привратник спрашивает, кто явился. И добавляет: «Да это криводушник, который свою присягу на обе чаши судейских весов разом кидал». В пьесе содержится прямой намек на Ганета и его нашумевший трактат. Намек не слишком благожелательный. И, тем не менее, нашлись сторонники того, чтобы приплести Шекспира к деятельности иезуитов и связать имя гениального писателя с тайной войной контрреформации против ее врагов, кипевшей с таким ожесточением в конце XVI и начале XVII столетия.
Знакомы ли вы, читатель, со знаменитым «шекспировским вопросом», иначе говоря, с вопросом о том, действительно ли Вильям Шекспир является автором великих творений, изданных под его именем? Об этом вопросе в Западной Европе и США за сто лет написаны целые библиотеки книг.
Поводом для поднятия вопроса об авторстве послужила крайняя скудость биографических сведений о Шекспире. Главные из них сводятся к тому, что он родился в 1564 г. в Стратфорде, что родители его, возможно, были неграмотны и неизвестно, посещал ли он школу. В восемнадцать лет Шекспир женился на Анне Хезевей, которая была старше его на восемь лет, был отцом троих детей. Покинув Стратфорд, Шекспир приехал в Лондон, стал актером и получил пай в знаменитом театре «Глобус». Современники считали его автором некоторых пьес. В 1616 г. он возвратился в Стратфорд, приобрел недвижимую собственность и занимался отдачей денег в рост.
Вскоре Шекспир составил завещание, в котором но ни словом не обмолвился о своих гениальных творениях. Не упомянуто в завещании и о личной библиотеке, которую должен был иметь столь образованный человек, которым представляется автор изданных под его именем сочинений (ведь книга в начале XVII в. была весьма дорогой вещью). Не уцелела рукопись ни одной из пьес Шекспира, ни одного его письма. Сомнительны даже сохранившиеся подписи Шекспира под несколькими юридическими документами. Возникает вопрос: не подписывались ли нотариусы за клиента, в таком случае явно обнаруживающего свою неграмотность.
В завещании, написанном за несколько дней до смерти Шекспира, его имя транскрибировано по-разному: Willim Shackspeare и William Shakespeare. Поэтому завещание явно составлено нотариусом Френсисом Коллинсом. А между тем пьесы Шекспира обличают выдающееся знание античной литературы, римского и английского права, географии, ряда иностранных языков, многих вопросов государственного управления, которые можно встретить лишь у опытного политического деятеля. В ряде своих пьес автор откровенно выражает симпатии к аристократии и презрение к черни, довольно странные у сына обывателя мелкого провинциального городка.
Кончина Шекспира прошла совсем незамеченной. На его смерть не было написано ни одной элегии, ни один современник прямо не говорит об актере Шекспире как авторе выходивших под этим именем произведений. Не называет имени Шекспира и актер Аллен, который вел дневник, где отмечал многие театральные события и происшествия. Зять Шекспира доктор Холл также в своем дневнике не обмолвился ни единым словом о том, что его тесть – автор известных произведений.
Все портреты Шекспира апокрифичны. Подозрение вызывает даже памятник, установленный на его могиле. Он изображает человека, мало похожего на портрет, приложенный к первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в 1623 г.
И дополнительная странность. В 1665 г. было опубликовано антикварием Уильямом Дугдейлом описание достопримечательностей графства Уорик. В этом сочинении есть изображение памятника Шекспиру. Другой подобный рисунок помещен в первой биографии Шекспира, принадлежащей перу Николаса Роу и увидевший свет в 1709 г. На этих двух рисунках надгробие выглядит совсем по-другому, чем впоследствии, когда оно стало предметом поклонения бесчисленных почитателей гения великого драматурга. Памятник на этих первых рисунках изображает грузного, бородатого человека, прижимающего к животу какой-то мешок (или подушку). Следовательно, жители Стратфорда после 1709 г., когда имя Шекспира стало завоевывать всемирную славу, переделали памятник. Вместо мешка теперь в одной руке находится перо, а в другой – лист бумаги.
В восторженном похвальном слове Шекспиру, составленном в связи с появлением первого собрания сочинений в 1623 г., близко знавший его современник – выдающийся драматург Бен Джонсон – бросил таинственные слова: «Ты – памятник без могилы» (Thou art a Moniment without a tombe).
Нередко отрицание авторства Шекспира порождалось стремлением отрицать возможность того, что гениальные творения принадлежат перу выходца из народа. Часто немалую роль играла и погоня за сенсацией, желание предложить новое эффектное разрешение вековой загадки.
«Кандидатов в Шекспиры» было выдвинуто немало. В XIX в. среди них главное место принадлежало выдающемуся современнику Шекспира, философу и государственному деятелю Френсису Бекону. В число претендентов был зачислен граф Ретленд, которго позднее сменили графы Дерби и Оксфорд. В Англии и США существуют специальные научные общества, имеющие целью обосновывать «права» избранного ими кандидата – Бекона, Оксфорда и др. В число претендентов попали не только мужчины, но и женщины – жена Шекспира и даже сама королева Елизавета. Сейчас кандидатов насчитывается более полсотни.
Помимо «отрицательных доказательств», изобретено много других, призванных доказать авторство того или иного претендента. Например, беконианцы отыскали в пьесах Шекспира шифр. Если по определенной системе брать буквы из разных страниц первого издания его произведений, то можно будет якобы составить фразу, удостоверяющую, что они написаны Френсисом Беконом. Сторонники авторства Ретленда установили, что последний учился в Италии со студентами-датчанами, носившими фамилии Розенкранц и Гильденстерн. Точно такие же имена носят придворные в «Гамлете». Стараниями антистратфордианцев – под этим именем объединяют всех противников авторства Шекспира из Стратфорда – найдено немало эпизодов в шекспировских пьесах, которые в какой-то мере совпадали с событиями в разных странах, свидетелем которых был (или мог быть) тот или иной аристократ, выдвинутый в «претенденты».
Поразительным фактом является бросающееся в глаза совпадение между мыслями, обнаруженными в записных книжках Бекона и пьесах Шекспира. А между тем этих мыслей философ в произведениях, изданных под его собственным именем, не высказывал или же если и высказывал, то только после опубликования шекспировских трагедий и комедий, где встречаются параллельные замечания и утверждения. Трудно предположить, чтобы актер Шекспир имел возможность знакомиться с заметками, которыми делал вельможа, государственный деятель Френсис Бекон исключительно для себя лично, в записных книжках, отнюдь не предназначенных для постороннего взгляда. Подобных совпадений и вопросов немало расставлено в произведениях антистратфордианцев, пытающихся доказать, что Шекспир из Стратфорда был лишь маской, за которой скрывался действительный автор шекспировских произведений.
Однако есть и другая сторона медали. Стратфордианцы не остались в долгу, нанося один за другим удары по самым основам построений своих противников, обвиняя их прежде всего в том, что они изучают Шекспира без знания среды, в которой он вращался, без исследования творчества других драматургов его эпохи.
От Шекспира не сохранилось почти никаких биографических данных и никаких рукописей – однако он не является исключением, таковы наши знания почти обо всех драматургах, его современниках. Их рукописи также затерялись. Шекспир в глазах современников не являлся гением, которым стал во мнении потомков. Нестранно, что в течение нескольких поколений, для которых Шекспир «еще не был Шекспиром», его рукописи могли затеряться, как рукописи большинства других драматургов, живших во время правления Елизаветы I и Якова I. К тому же сочинители пьес занимали в те времена крайне низкое место на социальной лестнице.
Шекспир ничего не говорит в завещании о своих пьесах потому, что они ему не принадлежали, к тому же их не было в Стратфорде. Рукописи составляли собственность театра, где шли эти пьесы, и должны были храниться в его библиотеке. А отсутствие упоминания книг в завещании отнюдь не говорит, что их у Шекспира не было вовсе. Исследователи изучили завещания ученых и государственных деятелей конца XVI – начала XVII вв. В большинстве книги не упоминаются. Быть может, еще ранее было решено, что книги Шекспира перейдут к его зятю.
Шекспир был сыном сравнительно зажиточных родителей, занимавших видное положение среди стратфордских горожан. Поэтому нет оснований считать, что он не посещал местную школу. Конечно, находясь в Лондоне, он должен был пополнять свои знания самостоятельно. Таковым был путь, проделанный многими другими современными ему драматургами. Книги же вовсе не были тогда так дороги, как полагают антистратфордианцы. Дешевые издания продавались по цене, вполне доступной для пайщика театра «Глобус». В них публиковались исторические хроники, переводы греческих и римских классиков, географические сочинения и т. п.
К тому же, изучение пьес Шекспира свидетельствует, что представление о необычайной учености их автора преувеличено. Довольно грубые ошибки, которые он допускает, в частности в географии, вряд ли могли быть сделаны высокообразованными аристократами и тем более ученым Френсисом Беконом.
С другой стороны, пьесы Шекспира действительно отражают глубокие знания его автора в одной области – законов театра, которые естественны у профессионального актера и маловероятны у аристократических дилетантов. Нет ничего странного и в знании нравов двора, поведения государственных деятелей, которое обнаруживает Шекспир – актер придворного театра. Знакомство с деталями быта и географии других стран могло быть почерпнуто не только из книг, но и из рассказов товарищей-актеров (английские труппы в эти годы не раз выезжали на континент, где давали спектакли, пользовавшиеся большой популярностью).
Наконец, многие пьесы Шекспира являются переделками более ранних пьес на ту же тему (такой путь создания новых произведений для театра считался тогда вполне нормальным). «Детали», на которые указывают антистратфордианцы, могли быть почерпнуты Шекспиром из пьес, послуживших для него материалом, а они в значительной своей части не дошли до нас. Эти же источники объясняют загадку совпадений между отдельными местами в записных книжках Бекона и пьесах Шекспира – оба, вероятно, использовали одни и те же материалы.
Самые «неопровержимые» доказательства антистратфордианцев рассыпаются как карточный домик при внимательном их анализе. Например, загадка памятника. Более подробно исследовали книгу, в которой памятник Шекспиру изображен в виде, отличающемся от современного. Выяснилось, что ее автор – Уильям Дугдейл, писавший в середине XVII в., – еще не питал особого пиетета к имени Шекспира. Памятник великому драматургу срисован в числе ряда других местных «древностей». Изображение в книге других памятников сравнили с их оригиналами и установили, что почтенный антикварий, очевидно, рисуя по памяти, часто путал десятки бегло осмотренных им достопримечательностей. А автор первой биографии Шекспира Роу попросту скопировал рисунок, содержащийся в книге Дугдейла.
В 1725 г. памятник уже имел современный вид. Имеется также свидетельство стратсфордского учителя Джозефа Грина. Он принимал участие в сборе средств на ремонт надгробия в 1849 г. Грин отмечал, что было проявлено особое старание сохранить памятник в прежнем виде, несмотря на то, что в 1769 г., по свидетельству писателя Горация Уолпола, городские власти Стратфорда сильно переделали монумент.
Литературоведческий анализ разрушает миф об аристократических симпатиях Шекспира, показывает, что наивно отождествлять драматурга с персонажами его пьес. К тому же нельзя забывать, что Шекспир был человеком своей эпохи, а в конце XVI в. прогрессивная роль монархии в Англии еще не была полностью сыграна. «Код» в пьесах Шекспира, обнаруженный беконианцами, также оказался выдумкой. При таких методах «расшифровки» из текста пьес можно извлечь любую фразу, в том числе и утверждение, что они написаны Шекспиром из Стратфорда.
Графологический анализ показывает, что все подписи Шекспира на разных документах имеют общие черты и, следовательно, принадлежат одному и тому же лицу. А различное написание фамилий не было, как мы знаем, редкостью в елизаветинской Англии. Фамилии многих исторических деятелей и писателей той поры дошли до нас с десятках транскрипций. Так же отпадают доказательства «неграмотности», которые вообще нелепы в отношении автора придворной труппы, обязанного быстро разучивать порученные ему роли.
Малоубедительны также доводы, которыми антистратфордианцы обосновывают для Бекона или других претендентов необходимость сохранять инкогнито, скрываясь под маской Шекспира. Правительство Елизаветы и Якова I одобряла пьесы Шекспира, лишь иногда требуя изъятия отдельных мест, вроде сцены свержения с престола в «Ричарде II», где нашла какие-то аналогии с современными событиями. Напротив, труппа «Глобуса» постоянно находилась в милости у двора. Когда в 1600 г. один из участников заговора Эссекса, сэр Джилли Меррик, решил использовать «Ричарда II», сыгранного с этой изъятой сценой, чтобы возбудить лондонцев против Елизаветы, королева, естественно, пришла в ярость и поручила произвести тщательное расследование. В результате Меррик был казнен, а актеры нисколько не лишились королевского благоволения, так как они явно были лишь ничего не подозревавшими орудиями заговорщика. Не вызывался для допроса и автор «Ричарда II» – Вильям Шекспир.
Антистратфордианцы дружно доказывают, будто это произошло потому, что правительство не считало Шекспира действительным автором пьесы. Но в таком случае оно либо знало подлинного автора, либо правительство знало лишь, что Шекспир не является автором, и тогда должно было бы заинтересоваться, кто написал пьесу. Но расследователи Роберта Сесиля так не поступили, а значит, тайная полиция Елизаветы не имела оснований сомневаться в авторстве Шекспира из Стратфорда.
Не было видимых оснований для подлинного автора десятилетиями соблюдать тайну. Тем более избрать в качестве прикрытия актера той труппы, которая ставила пьесы. В этом качестве он ежедневно должен был попадать в нелепые положения, когда ему приходилось бы давать объяснения темных мест в не им написанных пьесах, производить на ходу нужные изменения, знать наизусть тысячи чужих строк. И вообще, зачем действительному автору нужно было подобное прикрытие, когда значительно проще было взять псевдоним? Некоторые современники Шекспира так и поступали, причем их настоящие имена остались и поныне остаются неразгаданными.
У нас есть несколько свидетельств, в том числе самого Бена Джонсона, что современники считали автором шекспировских пьес актера Шекспира из Стратфорда. Ретленд был моложе Шекспира, поэтому остается предполагать, что он создал ряд замечательных шекспировских пьес уже в 15–16 лет. Другие претенденты умерли значительно раньше актера Шекспира. Поэтому антистратфордианцы стараются доказать, что шекспировские пьесы, явно написанные после 1604 г. (и содержащие намеки на события этих лет), все же были созданы раньше, а потом видоизменялись. Непонятно, зачем было сохранять тайну после смерти и действительного автора, и Шекспира из Стратфорда даже при издании собрания сочинений в 1623 г.
Все антистратфордианцы ищут в сонетах и пьесах Шекспира намеки на действительные или предполагаемые детали биографии защищаемого ими претендента. Но, применяя этот шаткий метод, можно с еще большим основанием «привязать» другие места в тех же сонетах и пьесах к известным или возможным случаям из жизни Шекспира-актера. Сторонники определенного кандидата противоречат и даже вынуждены постоянно противоречить самим себе. С одной стороны, они обязаны считать, что их претендент ради каких-то причин должен был тщательно соблюдать тайну своего авторства, и поэтому свидетельства современников, что сонеты и пьесы написаны Шекспиром-актером, вызваны были незнанием этой тайны. С другой стороны, чтобы найти хоть тень доказательства, антистратфордианцы вынуждены предполагать, что эта тайна была известна многим лицам, которые даже делали намеки на нее не только в переписке, но и в своих печатных произведениях, что сам автор не раз сообщает свое имя во многих пьесах.
В поисках новых доказательств антистратфордианцы не оставляли в покое даже могилы. Накануне второй мировой войны была вскрыта могила Эдмунда Спенсера, поскольку в современных свидетельствах нашли упоминание, что в гроб положили элегии, написанные по поводу кончины этого поэта. Однако через три с половиной века точное место погребения Спенсера определить не удалось, и поиски остались безрезультатными.
Не меньшее волнение среди антистратфордианцев вызвало исследование так называемого Эшборнского портрета Шекспира (обнаруженного в Эшборне, графстве Дербишир). Портрет просветили рентгеновскими лучами и обнаружили, что он представляет собой переделку портрета другого лица, похожего на графа Оксфорда. Однако следует учитывать, что об Эшборнском портрете узнали лишь в 1847 г. Всего вероятнее, он действительно представлял собой переделку изображения Оксфорда или какого-либо другого лица, которая была произведена в конце XVIII в., когда усиленно искали портреты Шекспира и коллекционеры были готовы платить за них огромные деньги.
Однако, зачем было современникам Шекспира использовать в качестве основы портрет Оксфорда? Проще было оставить изображение в его первоначальном виде, объяснив, что это портрет Шекспира.
Несмотря ни на что, далеко не все написанное антистратфордианцами может быть отвергнуто. Они сделали многое для понимания немалого числа темных мест в шекспировских творениях. Имеются в их работах и доказательства того, что отдельные современники (например, сатирики Холл и Марстон) считали Бекона и других претендентов соавтором того или иного произведения, которое мы считаем принадлежащим Шекспиру, что, однако, не является доказательством антистратфордианских теорий.
Однако, как он оказался связанным с тайной войной елизаветинского времени?
Прежде всего, любопытно отметить, что в число претендентов на лавры Шекспира включены оба антагониста – Роберт Сесиль с его шпионами, и иезуитский орден, точнее – его лазутчики и проповедники в Англии. Оба «открытия» были сделаны в США. В 1916 г. в Индианаполисе появилось исследование Д. М. Максуэлла «Человек под маской: Роберт Сесиль, граф Солсбери, единственный действительный автор шекспировских пьес». Годы жизни Сесиля близки к годам жизни Шекспира. В сонетах Максуэлл обнаружил намеки на физические недостатки автора, а известно, что всесильный министр был горбуном. Кроме того, Максуэлл объявил автобиографической сцену в «Гамлете», где Полоний прощается со своим сыном Лаэртом перед отъездом того в Париж. Однако, Максуэлл приписал Сесилю не только Шекспировские пьесы, но и произведения многих других драматургов эпохи.
В том же 1916 г. другой американец, Гарольд Джонсон, издал в Чикаго работу под названием «Написали ли иезуиты «Шекспира»?». Джонсон ответил на этот вопрос утвердительно. По его мнению, святые отцы во время нередко представлявшегося им досуга сотворили шекспировские трагедии, комедии и сонеты как средство антиправительственной пропаганды. (Сторонники авторства Оксфорда, напротив, уверяют, что он и возглавляемая им группа придворных сочинили шекспировские пьесы для пропаганды против Испании и католиков). Появление псевдонима «Шекс пир» Гарольд Джонсон соотносит с именем и фамилией папы Адриана IV (1154–1159), единственного англичанина, занимавшего кресло главы католической церкви. До избрания папой он носил имя Николас Брекспир (Breakspeare). По-английски это значит «ломатель копья». Отсюда недалеко и до «потрясателя копья» (Шекспира). К тому же, как и актер Шекспир, папа Адриан был выходцем из простой среды. Теория Джонсона не осталась без подражаний, особенно среди католиков. Не раз появлялись книги, авторы которых тщательно пытались вычитать из шекспировских пьес, что их автор был католиком.
Однако к теориям Максуэлла и Джонсона антистратфордианцы относились с презрительной иронией. Иное дело – теория, утверждающая авторство Уильяма Стенли, шестого графа Дерби (1561–1642). Его инициалы (W.S.) совпадают с инициалами Шекспира, которыми были подписаны некоторые ранние издания шекспировских пьес. Отправным пунктом для защитников авторства Дерби служат донесения иезуитского шпиона Джорджа Феннера, переписывавшегося с отцом Персонсом и другими лицами в Риме. Два из этих донесений, датированные 30 июня 1599 г., были перехвачены контрразведкой Тайного совета и сохранились в английском государственном архиве. Шпион сообщал Парсонсу о попытках убедить нескольких английских аристократов, благосклонно настроенных в отношении католицизма, принять участие в заговоре против Елизаветы. Особенно желательным участником заговора был бы граф Дерби, имевший какие-то отдаленные права на трон. Однако, вскоре доносчик сообщает, что на привлечение этого вельможи нет надежды, так как «граф Дерби занят ныне только писанием комедий для простых актеров».
Эта фраза с небольшими вариациями повторяется в обоих перехваченных донесениях. Отсюда, конечно, нельзя вычитать, что речь идет о пьесах Шекспира. И даже в такой степени сопоставление материалов разведки к вопросу об авторстве вызывает большое сомнение. Следует ли понимать буквально сообщение Джорджа Феннера? С какой целью он настойчиво повторояет для своих иезуитских начальников о таком, казалось бы, маловажном обстоятельстве? Вполне вероятно, что за этой невинной фразой скрывается шифрованное сообщение, более относящееся к интересам католического заговора и, возможно, участия в нем графа Дерби?
Однако, по мнению части новейших антистратфордианцев, история тайной войны оказывается еще более переплетенной с «шекспировским вопросом». Мы имеем в виду тех из них, которые выдвигают в качестве действительного автора всего написанного Вильямом Шекспиром его великого современника драматурга Кристофера Марло.
Наиболее известный защитник кандидатуры Марло американский журналист Калвин Гофман издал в 1955 г. нашумевшую книгу, в которой попытался доказать эту теорию. Марло действительно был гениальным драматургом. Если бы не его ранняя смерть – в 1593 г., когда большая часть произведений Шекспира еще не была написана, – то у Шекспира среди его современников был бы равный или почти равный ему соперник. Однако, это непреодолимое препятствие не смущает сторонников кандидатуры Марло, у которых находится ответ на любое возражение.
Чтобы понять их аргументацию, надо напомнить несколько фактов из жизни этого кандидата, о которой, между прочим, мы знаем ничуть не больше, чем о жизни Шекспира. Родившись в тот же год, что и Шекспир, сын сапожника из Кентербери Кристофер Марло сумел окончить Кембриджский университет, получив степень магистра. Еще в университете он поступил на службу к Уолсингему. Это не был какой-то исключительный случай.
Агентами секретной службы состояли и другие деятели тогдашнего литературного и театрального мира. В качестве тайного агента Уолсингема Марло посетил различные европейские страны. Он выдавал себя за перешедшего в католицизм. Марло заезжал в Реймс, где в то время находился один из центров подготовки католических священников из англичан-эмигрантов. Резко отзывавшемуся о королеве Елизавете студенту рассказали о планах католического подполья в Англии.
Однако позднее отношения Марло с правительством испортились. Он примкнул с вольнодумному кружку мореплавателя и ученого Уолтера Рэйли. Иезуиты утверждали, что Рэйли и его друзья занимались тем, что читали наоборот слово «бог» (по английски «god») и получали слово «собака» («dog»). В правительственных кругах на занятия кружка Ролея тоже смотрели с недоверием. Марло обвинили в атеизме. Хотя через три века часть усердных антистратфордианцев объявит, что кружок занимался «коллективным написанием» пьес актера придворной труппы Вильяма Шекспира. Марло не был арестован, его лишь обязали каждый день «отмечаться» в канцелярии Тайного Совета, пока не будет вынесено решение по его делу.
Через 10 дней подсудимый был убит. Известно, что Тайный совет за это время получил дополнительные обвинения против Марло, содержащиеся в доносе одного из своих агентов – Ричарда Бейнса. Обвинения были, очевидно, настолько серьезны, что копия доноса была направлена королеве. В этой бумаге отмечалось, что донос поступил 2 июня, когда по другим сведениям Марло был уже два дня как мертв. В самой копии указывалось, напротив, что Марло умер через три дня после получения Советом доноса. Странное обстоятельство, если не счесть это результатом ошибки переписчика. Ибо иначе трудно понять, почему ничего не упоминается о действиях, которые должен был бы предпринять Совет, будь Марло еще живым в момент доставки документа. А таким действием мог быть только приказ о немедленном аресте.
Необходимо отметить еще один многозначительный факт. В доносе Бейнса наряду с Марло названы также сэр Уолтер Рэйли и математик Гарриот и указано, что обвинение должно быть распространено также на ряд других, связанных с ними высокопоставленных лиц, имена которых будут названы позднее. В копии доноса, посланной Елизавете, имя Рэйли было опущено.
30 мая 1593 г. в селение Дептфорд, расположенное в нескольких милях от Лондона, прибыли из столицы четыре человека: карточный шулер Инграм Фризер, его достойный помощник вор Николас Скирс, правительственный шпион и провокатор Роберт Пули, а также человек, которого, трудно было ожидать встретить в такой компании, – Кристофер Марло. Все четверо остановились в небольшом доме, вероятно, трактире, После ужина возник спор. Говоря словами составленного позднее протокола, Фризер и Марло обменялись резкими словами, дело шло о денежных расчетах. Марло в ярости выхватил нож, висевший на ремне за спиной у его противника, и ударил Фризера, нанеся поверхностную рану на голове. Фризер успел удержать Марло за руку. В последовавшей схватке Фризер нанес Кристоферу смертельную рану – «над правым глазом глубиной в два дюйма и шириной в один дюйм», от которой Марло умер на том же месте.
В течение длительного времени друзья Марло не знали обстоятельств его трагической гибели. Многие считали, что он пал жертвой чумы. По заключению медиков, рана, подобная той, которая описана в протоколе, не должна была вызвать мгновенную смерть. Еще более странной, на первый взгляд, является судьба убийцы. Его первоначально посадили в тюрьму. Однако уже через месяц он был помилован Елизаветой на том основании, что действовал в порядке самозащиты. Подобная королевская милость редко оказывалась так скоро после совершения преступления. Брат умершего в 1590 г. министра Уолсингема Томас Уолсингем, бывший другом и покровителем Марло, немедленно принял Фризера к себе на службу, на которой тот находился ранее и оставался еще 20 лет спустя (причем использовался для выполнения особо «деликатных» и нередко уголовно наказуемых дел).
Интересно также еще одно обстоятельство. В мае 1593 г. Роберт Пули уехал из Англии в Гаагу с очередным шпионским заданием. В день, когда был убит Марло, он только вернулся с секретной информацией для сэра Томаса Уолсингема и после встречи с хозяином спешно направился в Дептфорд, где встретился с Марло, Фризером и Скирсом. Вряд ли это он сделал по собственной инициативе. С другой стороны, зачем было Марло встречаться и проводить время со столь подозрительными и опасными личностями, если он не знал твердо, что они получили приказ оказать ему помощь?
Долгое время в распоряжении науки были только сбивчивые показания современников, передававших ходившие тогда слухи о том, как произошло убийство. В 1820 г. один из ученых направил в городок Дептфорд, неподалеку от Лондона, где произошло убийство, письмо к местному священнику с просьбой поискать какие-либо сведения об этом событии в церковно приходских реестрах. (В них записывались данные о рождении, браках и смерти). В ответ священник прислал выписку, гласящую: «1 июня 1593 г., Кристофер Марло убит Френсисом Арчером (Archer)». В 1925 г. английский ученый Лесли Хотсон отыскал в английском государственном архиве подлинник заключения, составленного следователем Данби, и приговор присяжных заседателей относительно убийства Марло. Присяжные сочли, что Марло был убит 30 мая 1593 г. Инграмом Фризером (Friser), действовавшим для самозащиты. Убийство произошло в присутствии Скирса и Роберта Пули.
Сторонники кандидатуры Марло на роль Шекспира воспользовались этим разночтением имени убийцы. Калвин Гофман построил внешне эффектную гипотезу. Марло опасался нового вызова в Тайный совет, пыток, осуждения. Тогда ему на помощь пришел Томас Уолсингем, который инсценировал убийство. Для этого Уолсингем вовлек в заговор Пули, Инграма Фризера, Скирса, а также следователя. Последний провел следствие с торопливостью, не допросил даже хозяйку трактира, и, к тому же, взял с потолка имя убийцы – Арчер, лишь потом заменив его именем Фризер. Возможно, убили какого-нибудь заезжего моряка, которого было легко выдать за Марло. А тот уехал на континент и в течение долгих лет посылал в Англию пьесы, которые ставились под именем Шекспира.
Однако недостаток этой теории в том, что она не опирается ни на какие доказательства, кроме того, что произведения Шекспира стали появляться вскоре после 30 мая 1593 г., а также не идущих к делу совпадающих мест в пьесах Марло и Шекспира. Или домыслов, что в некоторых шекспировских драмах Марло будто бы намекает на свою судьбу и что сонеты, посвященные таинственному «W.H.», в действительности были адресованы Томасу Уолсингему, фамилию которого иногда писали через дефис – Walsing-Ham.
В 1953 г. в колледже, в котором обучался Марло, производился ремонт комнаты, почти не переделывавшейся с XVI в. Под слоем штукатурки, относящейся к более позднему времени, была обнаружена раскрашенная доска. Более тщательное исследование обнаружило, что это картина, изображающая какого-то молодого человека. Гофман пытается уверить читателя, что это портрет Марло, и вдобавок вполне схожий с портретом Шекспира, приложенным к первому изданию его сочинений.
В шекспировской комедии «Как вам это понравится» шут Оселок заявляет: «Когда твоих стихов не понимают или когда уму твоему не вторит резвое дитя – разумение, это убивает тебя сильнее, чем большой счет, поданный маленькой компании» (буквально – «большая расплата в маленькой комнате») (акт III, сцена 3). Многие видят в этих словах намек на трагическую сцену в маленькой комнате дептфордской гостиницы. Но почему этот намек должен был быть сделан «спасшимся» Марло, а не Шекспиром?
Гофман попытался пойти и по еще одному пути – вскрытию могил. После долгих хлопот было получено разрешение разрыть могилу Томаса Уолсингема, где надеялись обнаружить рукописи Марло. В 1956 г. могилу раскопали, и разочарованный Гофман должен был заявить: «Мы нашли песок, нет ни гроба, ни бумаг, один песок». В прессе иронически отметили, что пустота могилы отлично подчеркнула пустоту теории.
Гипотеза о «заговоре» Томаса Уолсингема носит совершенно искусственный характер: если бы он хотел помочь Марло, то между 20 мая и временем поступления нового доноса в Тайный совет Уолсингем мог без труда организовать его бегство за границу, не прибегая к громоздкой инсценировке убийства. Что же касается различия в фамилии убийцы, то это, как показал еще в 1925 г. Лесли Хотсон, было результатом ошибки священника. Он плохо разбирался в скорописи елизаветинского времени, принял в фамилии Фризера, записанной со строчной буквы и через удвоенное «ф» (ffrizer), первые две буквы за одно большое «А» и домыслил остальные знаки. Так получилась фамилия Арчер. Хотсон привел в своей работе «Смерть Кристофера Марло» фотокопию записи в регистрационной книге прихода, которая неопровержимо доказывает ошибку священника. В книге стоит фамилия Фризера, хотя ему неправильно приписано имя Френсиса.
Мало убедительны и попытки Гофмана доказать неправдоподобие картины убийства, которую рисует заключение следователя Данби. Там сказано, что во время возникшей ссоры Марло выхватил нож, который Инграм Фризер носил на спине. Эта деталь вызывает град насмешек со стороны Гофмана относительно необычного способа хранить кинжал. Однако в елизаветинскую эпоху это было широко распространенной манерой носить оружие.
Гофман уверяет, что у Марло не могло быть ничего общего с такими подозрительными личностями, как Фризер и Скирс. Однако по своему социальному положению они стояли не ниже Марло. Гофман обращает внимание и на то, что не только Фризер был вскоре оправдан, но что он вместе с Пули и Скирсом сохранили свои места на службе покровителя поэта – Томаса Уолсингема. Вместе с тем Гофман упускает из виду, что вся тройка верно служила до этого не Томасу, а Френсису Уолсингему, как и Марло в его молодые годы. Пули играл роль в раскрытии заговора Бабингтона. Оставление Фризера, Скирса и Пули на службе говорит либо об их полезности, либо действительно был заговор, но с целью не спасти, а покончить с Марло, а Томас Уолсингем и в этом случае выполнял указания властей. Причиной, побудившей избавиться от Марло, мог быть не только его атеизм, но и какие-то столкновения секретной службы с бывшим разведчиком и великим драматургом. А может быть, и боязнь Томаса Уолсингема, что Марло под пыткой выдаст какие-то тайны его и кружка Рэйли.
Впрочем, и обвинение в атеизме звучало достаточно серьезно для властей, среди которых было немало истовых протестантов. Кроме того, елизаветинская разведка могла иметь особые основания не допускать гласного суда над поэтом. Ведь Марло имел возможность рассказать что-либо «лишнее» о своих поездках на континент в качестве агента секретной службы. Во главе разведки при Елизавете стояли умелые и осторожные люди. Так что вряд ли в архивах уцелели свидетельства о причастности королевских министров к случайной потасовке в городке Дептфорде, при которой некий Фризер убил студента Кембриджского университета Кристофера Марло.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.