Письмо № 1

Письмо № 1

Ц.[арское] С.[ело], 16 Апреля 1917 года.

…Между 9? и 10 часами я пью кофе, продолжительность которого зависит от того, пью ли я его один или в обществе; затем я делаю свой обход больных, тоже разной продолжительности, и иногда успеваю утром пописать, а иногда и нет, если есть, например, обедня, как сегодня, или кто-нибудь к нам зайдёт из товарищей по заключению, или мы пойдём с кн. [язем] Долгоруковым пробовать пищу прислуги. К словам «к нам» следует прибавить: «Или к кому-нибудь из нас», – подразумевая под «нами» медико-педагогический триумвират: Mr. Gilliard, Вл. [адимир] Н.[иколаевич] Деревенко и меня. Отсутствие у меня собственной комнаты с водворением меня в кабинете Mr. Gilliard, заставляет меня приспосабливаться к его образу жизни.

…Среди дня, между 3 и 4, я опять навещаю стационарных больных, чтобы справиться с дневной температурой и, если нужно, предпринять те или иные мероприятия. Между 4 и 5 ч. [асами] я часто приглашаюсь на какую-нибудь игру с Ал. [ексеем] Н-[иколаеви]чем, преимущественно, если он в постели, сопровождаемую чаепитием. В 5 часов, иногда в шестом, я бегу вниз, в дежурную комнату, заказать по телефону лекарства, которых ежедневно накапливается несколько, иногда до 20 и больше. В 6 часов мы уже обедаем с Ал. [ексеем] Н.[иколаевичем], и после обеда я усаживаюсь в своё кресло (писать неудобно и не приходится) и углубляюсь в газеты.

…С сегодняшнего числа (я продолжаю 17-го) во всём укладе нашей жизни произошла существенная перемена. Так как Ал. [ексей] Н.[иколаевич] снова, слава Богу, на ногах, и ему нужно учиться, а преподавателям вход к нам закрыт, то мы все распределили его предметы между собой, кто во что горазд. Мне достался русский язык в размере четырёх часов в неделю. [157]

[158]…В заключение мне хочется перевести Вам несколько удивительных строк, подписанных «А.», из № 77 Journal des Debats от 18 марта с. г… «Нужно радоваться, что он убедился в том, что сопротивляться не надо. Он уберёг этим Россию от революционных беспорядков, последствий которых, в разгар общеевропейского кризиса, невозможно было бы учесть. Как ни больно ему было расстаться с властью, которой он считал себя как бы священным носителем и которую он проявлял по велениям своей совести, чтобы передать её неподточенной своему преемнику, он должен был признать себя человеком другого века. Если у него сохранились ещё иллюзии относительно чувств тех элементов, которые считались до сих пор столпами империи и самодержавия, он должен был потерять их в течение последних дней… Манифест, которым он слагает с себя верховную власть, являет собой благородство и высоту мысли, достойные восторга (admirable). Он не содержит ни тени горечи, ни упреков, ни сожаления. Он проявляет полное самопожертвование. Он желает России в самых горячих выражениях осуществления её главных назначений. Тем способом, которым он сходит с трона, Николай II оказывает своей стране последнюю услугу – самую большую, которую он мог оказать в настоящих критических обстоятельствах. Очень жаль, что Государь, одаренный такой благородной душой, поставил себя в невозможность продолжать править…»

Эти золотые слова сказаны в республиканской газете свободной страны. Если бы наши газеты так писали, они бы гораздо больше послужили тому делу, которому хотят помочь, чем клеветой и пасквилями…