3. Правление императрицы

3. Правление императрицы

Накануне революции в аристократических столичных салонах передавали стихотворение:

Все, что видишь сейчас, – не к добру,

Это в шахматах часто бывает.

Королева ведет всю игру.

А король – просто мат получает774.

Игра слов в последней строке подчеркивала невыигрышное положение монарха: он и поносится всеми, и обречен на поражение вследствие действий своей супруги, которая-то в действительности и «ведет всю игру». В этом стихотворении нашли отражение слухи о том, что царица Александра Федоровна является истинной правительницей страны, определяя политический курс страны помимо своего супруга. Но могли бы такие слухи распространяться без ее новых политических претензий, которые проявились во время войны?

В 1904 году императрица скромно полагала, что жена царя никак не сможет стать настоящим помощником своему мужу-самодержцу в сложных делах государственного управления. 26 июля она писала Николаю II: «Он [великий князь Михаил Александрович. – Б.К.] должен больше тебе помогать, твой единственный брат – ведь ты так одинок. Как ни дорога жена, она тем не менее не может стать таким же товарищем – она иначе мыслит, а хотелось бы, чтобы так же…»775

Однако во время Мировой войны непосредственное вмешательство царицы Александры Федоровны в государственные дела крайне возросло. Особенно это проявилось после того, как император в августе 1915 года принял на себя командование и надолго уезжал в Ставку. В разделе «Придворные известия» столичные газеты сообщали: «23 августа в Царское Село выезжал председатель совета министров статс-секретарь И.Л. Горемыкин»776. Читатель мог понять, что в отсутствие царя доклады главы правительства будет принимать императрица. Было известно, что царица принимала и других министров – далеко не всем людям даже весьма консервативных политических взглядов такое положение могло нравиться.

Общественное же мнение еще более преувеличивало политическую роль императрицы. Настроения такого рода нашли отражение в мемуарах М.В. Родзянко, председатель Государственной думы вспоминал: «Государь уехал в армию, а делами внутренней политики стала распоряжаться императрица. Министры, особенно И.Л. Горемыкин, ездили к ней с докладами, и создавалось впечатление, что она негласно была назначена регентшей»777. Как видим, представление о том, что царица «стала распоряжаться» делами внутренней политики, автор воспоминаний сохранил и впоследствии, хотя оно и не вполне соответствовало действительности.

В годы войны слухи о «правлении императрицы», дополнявшиеся всевозможными слухами о влиянии Распутина, раздражали даже людей монархических взглядов. Публицист Л.А. Тихомиров записал 2 января 1916 года в своем дневнике:

Государь дал очень энергичный новогодний приказ по армии. Конечно, так и нужно говорить. Но насколько он сам верит своему оптимизму – вопрос иной. Я думаю, он получше нас знает, что наше положение весьма ненадежное.

Вот чего он, вероятно, не знает – как громко стали говорить о его Августейшей супруге. Рассказывал Н. недавно, как, ехавши по траму (в трамвае. – Б.К.) (в Петрограде), его знакомый слыхал слова одного из публики: «А уж нашу Матушку Царицу давно бы пора заключить в монастырь». Рассказами о Гришке полна Россия. Так, еще недавно слыхал уверения, что Хвостов назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, но это не изменяет результатов. Как прежде – очень давно, в начале Царствования – общий голос был, что Царица держится в стороне от государственных дел, так теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…778

Действительное и предполагаемое вмешательство императрицы в государственные дела нарушало установившиеся давние традиции управления правительством и роняло авторитет Николая II. Как видим, слухи о влиянии царицы подтверждали распространенное мнение о неведении, некомпетентности императора. Подобное положение беспокоило многих преданных друзей царской семьи, иногда даже сама императрица Александра Федоровна осознавала опасности, вызванные ее новой политической ролью. Но все же она считала необходимым продолжать свое участие в большой политике и государственном управлении. 14 сентября 1915 года императрица писала царю, находившемуся в Ставке:

Некоторые сердятся, что я вмешиваюсь в дела, но моя обязанность – тебе помогать. Даже и в этом меня осуждают некоторые министры и общество; они все критикуют, а сами занимаются делами, которые их совсем не касаются. Таков уж бестолковый свет! Я уверена, что ты слышишь гораздо меньше сплетен в ставке, и благодарю Бога за это779.

Известно, что по крайней мере в некоторых ситуациях и сам Николай II одобрял вмешательство императрицы в дела государственного управления. В часто цитируемом историками письме от 25 августа 1915 года он писал ей: «Подумай, женушка моя, не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует? Какая жалость, что ты не исполняла этой обязанности давно уже, или хотя бы во время войны! Я не знаю более приятного чувства, как гордиться тобой, как я гордился все эти последние месяцы, когда ты неустанно докучала мне, заклиная быть твердым и держаться своего мнения»780.

Однако слухи явно преувеличивали политическое влияние императрицы Александры Федоровны и приписывали ей чуть ли не абсолютную власть в стране. Такое мнение разделяли и люди, которые по должности должны были быть вполне информированными: «Император царствует, но правит императрица, инспирируемая Распутиным», – записал в своем дневнике французский посол М. Палеолог. О том же сообщали и другие дипломаты. В своем донесении от 5 (18) февраля 1917 года и британский посол Бьюкенен отмечал, что в действительности правит страной царица781.

При этом иностранные дипломаты ссылались на экспертные оценки своих влиятельных собеседников, казавшиеся авторитетными, – сообщения видных российских государственных и политических деятелей, военных и дипломатов, которые, казалось бы, должны были владеть подлинной информацией. Уже 5 (18) августа 1916 года Бьюкенен в своем письме постоянному заместителю министра иностранных дел Великобритании цитировал С.Д. Сазонова, якобы утверждавшего, что император царствует, а императрица правит782.

После революции в речах и статьях нередко упоминалось «прежнее правительство», которое-де возглавлялось «царицей-немкой»783. Факт «правления императрицы» воспринимался в это время как нечто совершенно доказанное, якобы «подтвержденное» документально.

В послереволюционных же памфлетах она даже именовалась «Самодержцем Всероссийским Алисой Гессенской»784. Друзья императрицы якобы называли ее «новой Екатериной Великой», что обыгрывалось после Февраля в различных сатирических текстах, в обилии публиковавшихся в массовых изданиях:

Ах, планов я строила ряд,

Чтоб «Екатериною» стать,

И Гессеном я Петроград

Мечтала со временем звать785.

Подобная оценка нашла отражение и в некоторых мемуарах. Керенский в своих воспоминаниях также явно преувеличивал власть последней императрицы: «Постепенно всеми государственными делами стала заправлять царица, которая практически ежедневно обсуждала их с Распутиным и Анной Вырубовой». Само сравнение с Екатериной II могло породить и иные исторические параллели. В «обществе» утверждали, что императрица-де готовит дворцовый переворот, дабы самой стать регентшей при малолетнем новом царе Алексее II. Зимой 1916/17 года в Петрограде говорили о заговоре царицы, направленном даже против царя: императрица-де «намерена и по отношению к своему мужу разыграть ту же роль, которую Екатерина разыграла по отношению к Петру III». Иначе говоря, ей приписывались невероятные планы свержения Николая II и даже его убийства. Утверждалось, что для этой цели в столицу якобы вызываются некие верные царице Александре Федоровне офицеры гвардии. Керенский в своих воспоминаниях также воспроизвел и эти разговоры, он даже утверждал, что они отражали какие-то реальные планы по устранению императора «партией императрицы»: «…стали распространяться слухи, будто Распутин пытается убедить царицу сместить царя и провозгласить себя регентшей империи. Стало очевидным, что для распутинской клики царь превратился в помеху, в опасное препятствие на пути осуществления их замыслов»786.

Слухи о регентстве императрицы (иногда даже о совместном регентстве императрицы и Распутина) действительно появляются уже не позже августа 1915 года. Они были спровоцированы решением императора принять на себя верховное командование действующей армией. Так, из Москвы А.Д. Самарину, обер-прокурору Св. синода, писали: «Ввиду необходимости для ГОСУДАРЯ быть в Ставке может явиться мысль об учреждении регентства и Регентшей будет назначена ИМПЕРАТРИЦА. Это, конечно, означало бы установление царства Распутина»787.

Зимой же 1916/17 года ходили слухи, что царица уже присвоила себе некую формальную функцию регентши788. Даже дружественно настроенная по отношению к императрице В. Чеботарева, решительно опровергавшая многие абсурдные антидинастические слухи на страницах своего дневника, дама, имевшая связи в высших военных и бюрократических кругах, допускала возможность существования какого-то неопубликованного императорского декрета о регентстве царицы789.

Показательно, что с этим слухом вынуждены были считаться и власти. В сентябре 1916 года А.А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора, направил письмо своему начальнику, министру барону В.Б. Фредериксу. Он считал невозможным применить карательные санкции в отношении прессы, печатавшей различные сообщения о Распутине, ибо это могло способствовать распространению гораздо более опасных слухов: «При настоящей нервности, как печати, так и общественного мнения, всякая репрессивная мера придаст нежелательную важность этому делу и только укрепит предположения о регентстве ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ»790. Иначе говоря, слухи о влиянии Распутина, воспринимавшиеся серьезно различными общественными кругами, становились важнейшим политическим фактором, который затруднял даже противодействие распространению новых невероятных слухов о влиянии «старца» на императрицу, а императрицы – на царя и правительство. Косвенно это свидетельствует о необычайной распространенности подобных слухов среди политически активных жителей страны.

Илл. 23. Сестры милосердия 4-го летучего отряда полевой Юго-Западной земской организации (1915)

В слух о планах государственного переворота в пользу императрицы многие современники верили, ибо он подтверждался, казалось бы, надежными источниками: по утверждению молвы, он исходил от дамы, близкой к председателю Совета министров Б.В. Штюрмеру, ненавистному обществу: эта дама якобы мечтала видеть Штюрмера «премьером Ее Величества»791.

Согласно же некоторым слухам, отраженным впоследствии в бульварной литературе революционного времени, царица даже якобы планировала убить своего мужа. Утверждалось также, что императрица мечтает… осуществить переворот «с помощью германских штыков»792.

Один из слухов о планах убийства царя в результате заговора, организованного императрицей, был зафиксирован в деле об оскорблении членов императорской семьи. Потомственный дворянин А.Г. Хорват, служивший по ведомству императрицы Марии в Москве, обвинялся в том, что в августе 1915 года в разговорах с несколькими собеседниками утверждал, что к Николаю II явился некий офицер, который признался императору, что он был послан его убить. Когда же изумленный царь спросил раскаявшегося несостоявшегося террориста о том, кто же стоял за этой попыткой покушения, то офицер якобы попросил лишь выстрелить в воздух. Сразу же после выстрела в кабинет вошла императрица, подразумевалось, что именно она выступала в роли «заказчика» цареубийства793.

Крестьяне же, по словам образованных современников, якобы попросту говорили, что Николай ушел в монастырь, а страной управляют «немка» и Распутин, царь-де «дал Гришке запись на царство». По крайней мере, так рассказывали о настроениях сельских жителей в приемных министерств794. Слух о заточении в монастырь переворачивался – теперь уже не императрица, а император «отстранялся» таким образом от власти.

После Февраля утверждения о всевластии царицы подтверждались, казалось, оценками авторитетных и информированных современников и тиражировались большой прессой столицы, в этом принимали участие не только бульварные издания, но и газеты, претендовавшие на респектабельность. В беседе с корреспондентом «Нового времени» князь Ф.Ф. Юсупов, родственник царя и популярный в то время убийца Распутина, заявил: «Вся сила находилась в руках Александры Федоровны и ее ярых сторонников. … Государыня вообразила, что она вторая Екатерина Великая и от нее зависит спасение и переустройство России»795.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.