Глава 7 «СТРАННАЯ ВОЙНА»

Глава 7

«СТРАННАЯ ВОЙНА»

Мюнхен подтвердил все доводы Гитлера. Британия и Франция уступили давлению Германии, и Судетская область была возвращена рейху. Офицеры, которых сильно тревожила стратегия Гитлера, были дискредитированы. Обескураженные, они отошли в тень и следили за дальнейшими политическими шагами, не смея вмешиваться. К тому времени они уже стали гораздо сговорчивее. Политические победы фюрера гораздо больше способствовали обращению в его веру офицерского корпуса, чем все пропагандистские усилия Геббельса. Вот что говорит по этому поводу генерал Варлимонт: «Оккупация Чехословакии весной 1939 года была практически политическим делом, не представлявшим ничего особенного в военном отношении. Однако интересно отметить, что этот шаг доказал неправоту возражавших против него работников Генерального штаба. С психологической точки зрения теперь стало гораздо легче управлять Генеральным штабом в подготовке военных действий против Польши. К тому же возвращение Данцига и воссоединение с Восточной Пруссией было целью всех немцев, даже Генерального штаба, как и предсказывал Фош. Непримиримая позиция Польши по вопросу пересмотра восточной немецкой границы налагала на Германию ограничения, подобных которым история не знала».

Насколько легко стало управлять Генеральным штабом в подготовке военных действий против Польши, со всей очевидностью иллюстрирует следующий факт. 3 апреля 1939 года верховное командование направило вооруженным силам директиву, в которой после ссылки на прежний приказ к подготовке оккупации Данцига следовало обсуждение «Белого плана», кодового названия германского вторжения в Польшу. В этой директиве говорилось: «Фюрер дополнил «Белый план» следующими пунктами: 1. Подготовка должна вестись таким образом, чтобы можно было приступить к военным действиям в любой момент начиная с 1 сентября 1939 года. 2. Верховному главнокомандованию вооруженными силами приказано составить для «Белого плана» точный график и скоординировать действия всех трех родов войск».

Если этого было недостаточно для того, чтобы убедить Генеральный штаб в стремлениях Гитлера к захватнической войне, неопровержимые доказательства представляет важное совещание, состоявшееся в кабинете Гитлера в рейхсканцелярии 23 мая 1939 года. Как и протоколы совещания 5 ноября 1937 года, на котором Гитлер изложил свое мнение по поводу мер, которые следует предпринять против Чехословакии, отчет об этом совещании не оставляет сомнений насчет намерений Гитлера относительно Польши.

На этом совещании присутствовали пятнадцать представителей сухопутных войск, военно-морского флота и военно-воздушных сил, включая Геринга, Редера, фон Браухича, Кейтеля, Гальдера и Варлимонта. После анализа политической ситуации Гитлер заявил, что причина конфликта с Польшей заключается не в Данциге, а в необходимости завоевания для Германии большего жизненного пространства и обеспечения ее продовольственными ресурсами.

«Польша видит опасность в немецкой победе на западе, – сказал фюрер, – и попытается украсть у нас эту победу. Следовательно, вопрос может быть решен единственным образом: мы должны атаковать Польшу при первой же благоприятной возможности. Нельзя допустить повторения ситуации с Чехословакией. Будет война. Наша задача: изолировать Польшу. Успех этой изоляции должен быть неопровержимым... Изоляция Польши – вопрос умелых действий...»

Затем Гитлер стал рассуждать, придут ли Великобритания и Франция на помощь Польше. Если не удастся изолировать Польшу, Гитлер предложил напасть сначала на Великобританию и Францию, сосредоточиться в основном на войне на западе, чтобы быстро разгромить Великобританию и Францию. Относительно реакции СССР в случае нападения на Польшу Гитлер заявил: «Вполне вероятно, что СССР продемонстрирует безразличие к уничтожению Польши». В заключение он подчеркнул, что война против Запада может продлиться от десяти до пятнадцати лет, и в расчете на это следует составлять планы. Как на совещании по Чехословакии, ни один из военных советников не возразил фюреру; покинув совещание, все занялись подготовкой к грядущей войне.

Похоже, ни один из высших офицеров не усомнился в способности Германии начать полномасштабную войну осенью 1939 года. Фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, явно полагал, что Германия справится с Францией, Британией и Польшей. Однако он предостерегал против включения в этот список СССР. С опасностью ведения войны на два фронта соглашались все. В тот момент с мнением фон Браухича согласился и Гитлер. Он решил не настаивать на развязывании войны против Польши, пока не обезопасит границы с Советским Союзом. Результатом этого изменения в политической стратегии явился советско-немецкий пакт, позволивший Гитлеру претворять в жизнь свои планы на западе.

Не все генералы были уверены в победе над объединенными силами Франции и Британии, как фон Браухич. Среди тех, кого тревожила длительная война, были такие высокопоставленные генералы, как фон Швеппенбург, Варлимонт, фон Зальмут, Фельми и фон Вюхлиш.

Гитлер знал, что эти опасения разделяют и другие офицеры Генерального штаба, поэтому старательно доказывал, что Франция и Британия не вмешаются, если Германия нападет на Польшу. 22 августа 1939 года на совместном совещании генералов и офицеров Генерального штаба Гитлер объявил о своем окончательном решении начать войну против Польши. После совещания многие офицеры скептически качали головами, но, верные военной присяге, поспешили в войска планировать великое наступление.

Молниеносная военная кампания в Польше превзошла самые оптимистичные надежды Гитлера и его генералов. Вмешательство фюрера в планирование не имело первостепенного значения, не оказывало серьезного влияния на военные действия, успешные во всех отношениях. Быстрая победа на востоке была достигнута при попустительстве врагов Германии на западе. Опасаясь вмешательства французов, немцы выставили против линии Мажино двадцать три дивизии, но французы не тронулись с места, и Польша была побеждена. В нашей истории разгрома Германии польская кампания не играет заметной роли.

Правда, как только Польша капитулировала, Генеральный штаб вспомнил об осторожном подходе к военным действиям. В своей докладной записке генерал Генрих фон Штюльпнагель, заместитель начальника штаба армии, убеждал, что наступательная война против Франции пока невозможна. Генерал Варлимонт лихорадочно собирал факты, пытаясь доказать, что экономика Германии позволяет ей лишь защищать свои границы. Даже фон Браухич, вначале дававший очень оптимистичные советы, теперь энергично возражал против крупномасштабного наступления на западе. Видимо, его возражения базировались на том, что еще не пришло время для крупного наступления; прежде чем нападать на западные державы, следует основательно подготовиться. У Гитлера были совсем другие планы: атаковать немедленно, до зимы разгромить Францию и быстро закончить войну. Гитлеру не удалось настоять на своем, и это вылилось в так называемую «странную войну» зимних месяцев 1939 – 1940 годов. То, что происходило за немецкой линией фронта в период этого затишья, когда весь мир затаился в ожидании долгих, унылых лет окопной войны, детально описывает генерал Варлимонт: «После разгрома польских армий фюрер вернулся в Берлин и уже в сентябре 1939 года собрал в рейхсканцелярии главнокомандующих сухопутными войсками, флотом, авиацией и ближайших советников, чтобы объявить о своем решении напасть на Францию и разгромить ее до конца осени 1939 года. (В качестве памятки Гитлер использовал записи на клочках бумаги, которые после совещания сжег в камине.) Все приготовления следовало завершить за шесть недель к началу ноября. Я уже не помню деталей директив и распоряжений фюрера; речь шла об обходе самых укрепленных частей линии Мажино на севере, что повторяло наступление Первой мировой войны через Бельгию, однако в этот раз включало Маастрихтский район Нидерландов. Никаких возражений не последовало.

Поскольку планов не существовало, в расстановке войск полагались на импровизацию. Пока войска двигались на запад, армейский генерал Штафф пришел к выводу, что первый приказ пересечь франко-германскую границу должен быть отдан за семь дней до дня «Икс». Генерал Браухич прибыл в рейхсканцелярию и потребовал встречи с фюрером наедине. Это случилось в воскресенье в начале ноября 1939 года. Я случайно находился в рейхсканцелярии, замещая заболевшего генерала Йодля. Браухич уехал буквально через полчаса, и к фюреру вызвали Кейтеля. Позже Кейтель рассказал мне, что Браухич сообщил о разговорах с армейскими командирами во время только что завершенной им поездки на запад. Браухич пытался убедить Гитлера в том, что его намерение атаковать Францию неосуществимо, по меньшей мере, осенью 1939 года.

Когда Браухич упомянул о том, что подготовка немецкой пехоты серьезно не дотягивает до уровня Первой мировой войны, Гитлер, гордившийся немецкой молодежью, воспитанной в духе национал-социализма, а потому глубоко оскорбленный, грубо прервал Браухича и запретил ему продолжать доклад.

Возмущение фюрера было столь велико, что он даже забыл отдать приказ о начале военных действий. После ухода фюрера я напомнил Кейтелю, что приказ должен быть готов к часу дня. Кейтель бросился вслед за фюрером и, вернувшись, сказал, что приказ следует отдать немедленно, назначив наступление ориентировочно на 12 ноября. Передав приказ по телефону в штаб Браухича, я попросил прислать письменное подтверждение, поскольку этот приказ вызвал там недоумение, ведь их главнокомандующий только что докладывал фюреру...

Два дня спустя из-за неблагоприятного метеорологического прогноза наступление пришлось отложить. В это время года в Центральной Европе погода всегда плохая, особенно на западе. Очень точные и подробные прогнозы ежедневно представлялись армиями запада и подтверждались метеосводками военно-воздушных сил, пока еще не попавших под подозрение Гитлера. И все же Гитлер сомневался в том, что погодные условия, а не сопротивление, открыто выраженное Браухичем, являются причиной отсрочки операции. Трехдневный, затем пятидневный интервалы между решениями вызывали постоянное беспокойство и отвлекали от важных проблем, подрывали и без того небольшое доверие Генерального штаба к верховному командованию. Более того, явно происходила утечка информации, ибо несколько раз враг узнавал о наших решениях.

Примерно в то же время я попытался повлиять на ход событий, инициировав переговоры с западными державами через короля Бельгии. Дата наступления откладывалась каждые несколько дней до середины декабря, а потом пришлось принимать во внимание другие обстоятельства...»

Итак, даже в первые дни войны Гитлер оказывал непосредственное влияние на военные действия и руководил ими. Однако в 1939 году он еще воспринимал отличную от своей точку зрения: противодействия генералов и непогоды оказалось достаточно, чтобы заставить его изменить решение о зимнем наступлении. Но во время войны он все меньше полагался на своих советчиков, пока в конце концов полностью не оградился от всех и стал действовать деспотично на основании лишь собственной интуиции.

Вторжение в Норвегию было в основном морской операцией с участием малых сухопутных сил. Похоже, Генеральный штаб считал эту затею слишком рискованной, но Гитлер, опасавшийся, что Англия разместит в Норвегии военно-воздушные и военно-морские базы, настаивал на вторжении. Успех норвежской кампании вряд ли важен для нашего повествования о разгроме Германии, но, чтобы не нарушать последовательность событий, следует привести причины, побудившие Германию к нападению 9 апреля 1940 года. Адмирал Кранке, командовавший в 1940 году кораблем «Адмирал Шеер», а в 1943 году отвечавший за организацию морской обороны Западной Европы, написал краткий отчет о военно-морской стратегии Германии. Вот что он пишет о Норвегии: «Вероятность того, что Англия, как в 1918 году, перекроет подступы к Атлантике и разместит в Норвегии войска для прикрытия авиабаз, привела нас к решению противодействовать этому, оккупировать Норвегию и таким образом получить доступ к Атлантике. Мы надеялись достичь наших военных целей, не прибегая к масштабным военным операциям, не развязывая войну с Норвегией и не посягая на ее политическую свободу. Информация о том, что у Англии подобные же намерения и она легко может нарушить границы норвежских территориальных вод, как в инциденте с судном «Альтмарк», прояснила истинные отношения между Норвегией и Англией. Мы подготовили норвежскую кампанию. Действительно, для операции было достаточно небольших сухопутных сил, однако осуществить ее было возможно лишь при взаимодействии всего немецкого военного флота и верховного командования.

Верность решения подтвердилась, когда, заложив мины в норвежских территориальных водах, англичане предприняли попытку вторжения, но отошли, завидев немецкие военные корабли. Документы, захваченные позже в Лиллихаммере, полностью это подтвердили. Успех норвежской кампании, несмотря на временные неудачи в Нарвике, устранил минную опасность на море и угрозы со стороны Скандинавии и Дании».

Однако мнение о том, что союзники собирались оккупировать Норвегию, опередив немцев, было аргументированно опровергнуто в единодушном вердикте Нюрнбергского трибунала. Там отмечено, что одновременно с окончательным приказом о вторжении в Норвегию в дневнике военно-морского штаба за 23 марта 1940 года было записано: «Массовое вторжение англичан в норвежские территориальные воды... в настоящее время не ожидается». И еще одна запись адмирала Ассмана 26 марта: «Высадка британцев в Норвегии маловероятна». Подводя итог обсуждению событий, которые привели к нападению на Норвегию и Данию, Нюрнбергский трибунал делает вывод: «В свете всех доступных свидетельств невозможно согласиться с тем, что вторжения Германии в Данию и Норвегию носили оборонительный характер; по мнению трибунала, они являются актами наступательной войны».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.