Пробиваясь к высшей власти в рейхе, за несколько часов до его краха

Пробиваясь к высшей власти в рейхе, за несколько часов до его краха

Хотя с первых же лет пребывания нацистов у власти Борман неотлучно находился возле Гитлера, лишь 12 апреля 1943 г. он был официально назначен «секретарем фюрера». Казалось бы, эта должность не была связана с высоким положением в нацистской иерархии. К тому же многие из гитлеровских вождей низко оценивали способности Бормана.

Подчеркивая слабость интеллекта Бормана, Розенберг писал: «Когда бы мне ни доводилось беседовать с ним лично, я не услышал от него ни одного вразумительного утверждения… Он предпочитал уклоняться от четких решений». Уверяя, что он почувствовал антипатию к Борману с первого взгляда, Шпеер писал: «Даже среди многих безжалостных людей он выделялся своей жестокостью и грубостью. У него совершенно не было культуры, которая могла бы оказывать на него сдерживающее воздействие. В каждом случае он выполнял то, что Гитлер приказал ему, или же то, что он уловил из намеков Гитлера. Подчиненный по своей природе, он относился к своим подчиненным, как будто он имел дело с коровами или быками».

Однако гитлеровские министры явно недооценили Бормана. Во-первых, являясь сначала неформально, а затем став официально личным секретарем Гитлера, Борман сохранил пост начальника партийной канцелярии. А это позволяло ему держать под контролем партийный аппарат и местных гаулейтеров. Во-вторых, он сохранил контроль над всевозможными фондами, а, стало быть, над денежными средствами нацистской партии.

Наконец, секретарская должность лишь усиливала его власть. Ежедневный доступ к уху верховного правителя рейха сразу же после его пробуждения позволял Борману формировать мнение Гитлера по вопросам внутренней и внешней политики Германии, отношение к различным событиям и деятелям, особенно ведущим руководителям страны. Вечерами же, когда Гитлер часами беседовал со своим окружением, Борман был единственным, кому было позволено выходить за пределы тем, установленные неписанным регламентом Гитлера. Шпеер вспоминал, что во время вечерних бесед «следовало избегать событий на фронте, политики, критики лидеров… Только Борману позволялось делать провокационные замечания».

Нашептывая Гитлеру новости и бросая «провокационные» замечания, Борман способствовал удалению из окружения Гитлера его былых сподвижников, особенно тех, с кем не ладил рейхслейтер. А не ладил он почти со всеми. Враждебное отношение Бормана к Розенбергу даже стало предметом обсуждения на Нюрнбергском процессе, когда защитник задал Розенбергу вопрос: «Борман, глава партийной канцелярии, по всей видимости, был очень серьезно настроен против вас. Была ли причиной этому, скажем, личная вражда?» В ответ Розенберг сказал: «Трудно сказать, какие причины были тому виной. То, что вражда между нами зашла слишком далеко, как это стало очевидно из отношения к проблемам на Востоке, я понял уже очень поздно – слишком поздно».

Постоянно атаковал Борман и Лея, который первоначально стоял во главе организационного отдела НСДАП. 13 февраля 1942 г. Геббельс писал в дневнике, что Борман «очень критически настроен по отношению к Лею, который своими статьями наломал немало дров». К этому времени Борман фактически отстранил Лея от руководства партийными делами.

Борман постоянно намекал Гитлеру на заговорщическую деятельность против него в ближайшем окружении фюрера. Особенно часто Борман возбуждал подозрения Гитлера по отношению к Герингу. Эмма Геринг впоследствии говорила, что ее муж давно знал о враждебности к нему Бормана.

В своих воспоминаниях Риббентроп упомянул «сильные трения», которые у него «существовали все эти годы с Партийной канцелярией, возглавлявшейся Борманом».

Но Борман вступал в конфликты не только с ветеранами нацистской партии и гитлеровского правительства. Он старался убрать из окружения Гитлера и «новичков», вроде Шпеера. Последний называл Бормана «человеком с садовыми ножницами». Шпеер писал про Бормана: «Он всегда использовал свою энергию, хитрость и грубость для того, чтобы помешать росту кого-либо выше определенного уровня».

Как опытный интриган, Борман не вел одновременно кампании против всех своих политических соперников. Он умело блокировался с некоторыми из них, чтобы нанести удар по другим, а затем наносил удары против своих вчерашних сподвижников. В начале 1943 г. он сумел объединить силы с Ламмерсом и Кейтелем, чтобы не пропускать к Гитлеру «ненужную информацию». Когда же против него выступила группировка из Геббельса, Шпеера, Лея и Функа, ориентировавшаяся на Геринга, Борман сумел заручиться поддержкой Гиммлера и нейтрализовать действия своих противников.

Борман не всегда действовал успешно. Так, в ходе попытки государственного переворота 20 июля 1944 г. он решил, что настало время торжества аппарата нацистской партии над армией. Сразу после покушения на Гитлера Борман приказал всем гаулейтерам нейтрализовать армейское командование в своих зонах ответственности. Гиммлер поспешил остановить его, а сам Борман, видимо осознав опасность огульных репрессий против армии в ходе войны, стал призывать к осторожности в отношении офицеров. Однако эти колебания не прошли незамеченными. Выражая настроения военных, Гудериан считал Бормана «врагом армии» и признавал, что это «не способствовало оздоровлению атмосферы в главной ставке фюрера». В результате неумелых действий Бормана после событий 20 июля 1944 г. на первый план в нацистском руководстве выдвинулись Геббельс и Гиммлер, а не он.

И все же продолжая вести свою интригу против военачальников, Борман старался поставить создававшийся с осени 1944 г. «фольксштурм» под контроль партийного аппарата. Однако, не имея опыта в руководстве вооруженными войсками, Борман и его подчиненные в партийном аппарате не сумели превратить фольксштурм хотя бы в подобие военизированного соединения. Фольксштурм, по словам Гудериана, «был непомерно раздут, не хватало ни обученных командиров, ни оружия, не говоря уже о том, что руководство национал-социалистической партии выдвигало на руководящие посты не опытных командиров, а партийных фанатиков».

Тогда Борман стал сближаться с Гиммлером, видимо исходя из непобедимости союза партийного аппарата с СС. Розенберг вспоминал: «Борман вступил в тайный альянс с Гиммлером… Оба в равной степени стремились не допустить, чтобы кто-либо проник в близкое окружение Гитлера, дабы на корню пресечь властные амбиции рейхсляйтеров и министров… Мало-помалу я прозревал относительно затеянной ими игры».

Борман постарался установить личные связи с Гиммлером. Борман писал жене из Берлина, как он и «дядя Генрих» проводили вечера вместе с Фегеляйном и генералом Бургдорфом (эти двое были представителями силовых структур в ставке Гитлера; первый отвечал за связь с СС, второй – за связь с верховным командованием вооруженных сил): «Мы до слез хохотали над этими двумя чудаками – они вели себя как расшалившиеся мальчишки». Казалось, что Гиммлер, Борман и их коллеги – это закадычные друзья.

Любовница Гиммлера Хедвиг подружилась с женой Бормана. Бывая дома у Бормана, Гиммлер проводил время в играх с многочисленными детьми всесильного руководителя партийного аппарата. В октябре 1944 г. Борман в своем письме жене писал: «Генрих сказал, что вчера вешал картины, занимался домашними делами и весь день играл с детьми. Он не отвечал на телефонные звонки и полностью посвятил себя семье». Жена Бормана отвечала мужу: «Трудно себе представить, что произойдет, если вы с Генрихом не позаботитесь обо всем. Фюреру одному не справиться. Поэтому вы оба должны беречь себя, ведь фюрер – это Германия, а вы – его верные товарищи по оружию».

Однако 20 февраля 1945 г. Борман понял, что Гиммлер серьезно проштрафился. Он писал жене: «Наступление дяди Генриха не увенчалось успехом… Это значит, что вместо продуманного плана придется импровизировать».

Поддерживая до поры до времени союз с Гиммлером, Борман одновременно старался укрепить отношения с Геббельсом и Леем, как с ветеранами нацистского руководства. То, что еще два года назад он конфликтовал с ними, было забыто. Теперь эта троица дневала и ночевала в рейхсканцелярии Гитлера по мере того, как советско-германский фронт приближался к Берлину.

Однако внутри троицы не было единства. Геббельс беспрестанно атаковал Лея. Одновременно Геббельс постоянно высказывал недовольство партийным аппаратом, возглавляемым Борманом. Он возлагал на нацистскую партию ответственность за продолжавшееся отступление.

29 марта Геббельс писал в дневнике: «Партия преждевременно оставила города и деревни». 1 апреля он писал: «Плохие примеры поведения членов партии… производят на население исключительно отталкивающее впечатление. Вследствие этого, партия, как явствует из докладов и писем, в значительной мере растеряла свой престиж».

Геббельс обрушивался на местных партийных руководителей – гауляйтеров, находившихся под контролем Бормана. 4 апреля: «У наших гауляйтеров на западе и на востоке укоренилась дурная привычка: после потери своих гау они пытаются защитить себя при помощи пространных докладных записок и доказать, что они в этом совершенно неповинны. Такую докладную представил теперь Гроэ. Она совершенно неубедительна. Несмотря на торжественные заверения, Гроэ не защищал свой гау. Он покинул его еще до эвакуации гражданского населения, а теперь разыгрывает из себя большого героя».

«Поведение наших гауляйтеров и крайсляйтеров на западе привело к значительному подрыву доверия к ним населения. Население верило в возможность того, что наши гауляйтеры будут сражаться в своих гау и, если необходимо, сложат там свои головы. Этого отнюдь не произошло. В результате влияние партии на западе в значительной мере ослаблено… Ни вермахт, ни партия не смогут доказать вину друг друга в катастрофе: оба в полной мере ответственны за нее».

Атаковал Геббельс и самого Бормана. 4 апреля он писал в дневнике: «От Бормана снова поступает громадное количество новых предписаний и распоряжений. Он сделал из партийной канцелярии бумажную. Ежедневно он рассылает целую гору писем и документов, которые нынешний воюющий гауляйтер фактически даже не может прочесть. Частично это совершенно бесполезные бумаги, которые невозможно использовать в борьбе. И в партии у нас нет четко разбирающегося во всем и тесно связанного с народом руководства».

В конце апреля настал долгожданный час для Бормана, когда он добился падения Геринга. Видимо не без согласия Бормана в завещании Гитлера в состав нового правительства не были включены и другие его политические противники – Розенберг, Риббентроп, Шпеер.

В то же время вряд ли Борман догадывался о союзе Гиммлера с Герингом. Возможно, что опала Гиммлера была неожиданностью для Бормана. Поэтому, если приказ об аресте Геринга был четким и определенным, то приказ из Берлина на север Германии «покарать изменников», который направил Борман с Греймом и Рейч был туманным. В то же время логика борьбы неумолимо толкала Бормана к беспощадности по отношению к «дяде Генриха».

После самоубийства Гитлера на пути к высшей власти у Бормана стояли лишь его партнеры по триумвирату – Геббельс и Дёниц. Но главным препятствием к торжеству Бормана была Красная Армия, которая стояла в сотнях метров от бункера рейхсканцелярии. Финансовый комбинатор и интриган почти достиг своей цели в дни, когда крушение нацистского рейха стало неминуемым.