Глава 4 МЕТОДЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ГОСПОДСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

МЕТОДЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ГОСПОДСТВА

I. Защита от вторжения

Под методами осуществления господства мы понимаем все операции, напрямую не связанные с обеспечением господства или недопущением его обеспечения противником. Мы заняты осуществлением контроля, когда проводим операции, направленные не против боевого флота противника, а на использование морских коммуникаций для своих целей, или если хотим помешать противнику воспользоваться ими. Такие операции, хотя логично было бы придать им второстепенное значение, всегда составляли большую часть действий на море. Война на море не начинается и не заканчивается уничтожением боевого флота противника или даже его крейсерских сил. За всем этим стоит ежедневная работа по недопущению переправы вражеской армии через море, защите наших собственных военных экспедиций и т. д. Есть еще вмешательство в торговлю противника и охрана своей. Мы используем море или мешаем использовать его противнику, но не пытаемся добиться этого использования или не позволить врагу добиться его. Две категории операций радикально отличаются по концепции и цели, да и стратегически они совершенно различны.

Конечно, операции по осуществлению господства начинаются после того, как его удается добиться. Иными словами, если получение господства является специальной целью войны на море и завоевать его можно только посредством уничтожения вооруженных сил противника на море, следовательно, строго говоря, нельзя допускать вмешательства никаких других целей, когда мы концентрируем усилия на достижении высшей цели – обеспечении господства путем уничтожения. Однако война нелогична, и порядок действий, предписываемый логикой, далеко не всегда возможен на практике. Мы уже видели, как, благодаря особым условиям войны на море, в ход операций вторгаются посторонние факторы, из-за которых невозможно, чтобы операции по осуществлению господства сопровождали или следовали за операциями по установлению господства. Война является сложнейшей комбинацией военных, военно-морских, политических, финансовых и моральных факторов, и ее действительность редко предлагает чистую доску, на которой стратегические проблемы могут быть решены с помощью изящных силлогизмов. Морской фактор не может игнорировать все остальные. С самого начала один или больше факторов всегда будут требовать каких-либо актов осуществления господства, которые не станут ждать своей логической очереди. В большей или меньшей степени в обычных случаях обе категории операций начинаются на первом этапе войны.

Посему очень важно понимать разницу между двумя общими формами военно-морской деятельности. В спешке и напряжении войны их легко спутать. Отчетливо понимая разницу, мы, по крайней мере, будем видеть, что именно делаем. Мы сможем оценить, насколько любая операция, которая может потребоваться, является жертвой обеспечения успеха, как такая жертва может быть оправдана и как одна цель может служить другой. Пользуясь разницей для проверки, можно избежать серьезных ошибок. Мы можем идти на большой риск, но сумеем его точно оценить и понять, соразмерен ли он цели; тогда мы пойдем на него с открытыми глазами и зная зачем. Кроме того, такое понимание позволит штабу четко определить для каждого командира эскадры его первоочередную цель и роль в операции. Это важнее всего, и именно в определении цели заключается главное практическое значение понимания разницы.

Все станет ясно, как только мы начнем рассматривать защиту от вторжения, которая по праву занимает первое место среди операций по осуществлению контроля. Из всех существующих допущений ни одно так не мешает точной корректировке стратегии, как то, что всегда называет главной целью нашего флота вражеский флот. Относительно боевого флота и обслуживающих его подразделений это, конечно, правда, по крайней мере, пока у противника есть активный боевой флот. Это верно и относительно всех операций по обеспечению контроля, но никоим образом не для операций по осуществлению контроля. В случае, который мы рассмотрим далее – защите от вторжения, – целью специальных операций является, и так было всегда, вражеская армия. На этом фундаментальном постулате всегда строились британские планы по сопротивлению вторжению со времени армады (1805 год).

Это давняя флотская традиция. Инструкции адмиралов постоянно подчеркивают тот факт, что транспорты есть «главная цель». Вся диспозиция флота во время блокады Хока 1759 года была направлена на то, чтобы держать транспорты в Морбиане. Когда же Хок решил расширить свои операции и против эскадры Рошфора, Энсон ему напомнил, что «главным предметом вашего внимания в настоящее время» является, «во-первых, препятствие погрузке армии на суда в Морбиане и, во-вторых, предотвращение выхода из Бреста военных кораблей». Точно так же командовавший соединением кораблей Уоррен в 1796 году, имевший постоянную группу фрегатов перед Брестом, издал приказ своим капитанам, что в случае встречи вражеских транспортов в сопровождении эскорта они должны уничтожить их максимально быстро, до атаки военных кораблей, но сохранить ситуацию, чтобы выполнить эту задачу, когда поступит сигнал. Приказы лорда Кейта, ведшего наблюдение за флотилией Наполеона, были примерно такими же. «Обращаю ваше внимание на уничтожение кораблей, транспортов или лодок с людьми, лошадьми и артиллерией на борту, отдавая им предпочтение в сравнении с кораблями, которые их охраняют. Предотвращение высадки – первоочередная цель, по сравнению с которой все остальные могут отойти на второй план».

В тактике идея была такой же, как в стратегии. Армия была первоочередной целью, вокруг которой разворачивались все диспозиции. Во Франции сила и надежность британской позиции была очевидна, по крайней мере для передовых умов. Когда в 1805 году Наполеон консультировался с Гантомом по поводу возможности флотилии транспортов совершить переход, уклонившись от встречи с противником, адмирал ответил, что это невозможно, потому что погода не способствует ослаблению британской хватки. «В прежних войнах, – сказал он, – бдительность англичан была просто поразительна».

В этом правиле нет исключений, даже когда обстоятельства не позволяют быстро и точно распознать армию и флот как цели. Такая ситуация может сложиться в двух случаях. Во-первых, когда армия вторжения намерена переправляться вместе с боевым флотом, как при вторжении Наполеона в Египет. Во-вторых, если по начальному плану они должны находиться на разных направлениях, но система обороны вынуждает флот приблизиться к направлению перемещения армии, чтобы его очистить. Так случилось с армадой в 1744 году.

В последнем случае армия вторжения, цель которой была неизвестна, находилась в Дюнкерке, а французский флот следовал по Каналу, чтобы прикрыть переход. Сэр Джон Норрис, командовавший домашним флотом Великобритании, находился в Даунсе. Хотя его имя почти забыто, он был одним из величайших основоположников вековых традиций британского военно-морского флота и стратегом первой величины. Информируя правительство о своем плане операций, он сообщил, что намерен следовать со всей своей эскадрой в район Дюнкерка, чтобы предотвратить отплытие транспортов. «Но, – добавил он, – если они, к несчастью, сумеют выйти в море, проскользнуть мимо нас ночью и уйти на север, я отправлю превосходящие силы для их перехвата и уничтожения. С оставшейся частью эскадры я или вступлю в бой с французским флотом на Канале, или буду вести наблюдение…» В этом случае не было времени организовать специальную эскадру или флотилию, чтобы перерезать линию перехода, поэтому пришлось использовать для этой цели боевой флот. При этом Норрис не собирался позволить присутствию вражеского боевого флота отвлечь его от армии вторжения, посему решительно придерживался своей идеи: если транспорты выйдут в море, направить свое наступление именно против них, пока вражеский флот будет сдерживаться оборонительными операциями и наблюдением.

В Египте не было никакой разницы между двумя целями. Экспедиция Наполеона вышла в море одной большой массой. И все же, командуя флотом, Нельсон не забыл о важнейшей идее. Он разделил флот на три «подэскадры», в одну вошло 6 кораблей, в две другие – по 4. «Две из этих „подэскадр“, – говорит Бери, один из его капитанов, – должны были атаковать военные корабли, а третья – преследовать транспорты и топить их – чем больше, тем лучше». Иными словами, Нельсон хотел разобраться с наполеоновской армией, используя только 10, а то и 8 кораблей своего флота против 11 французских.

Можно привести много других примеров уверенности британцев в том, что в случае угрозы вторжения именно армия, а не флот, должна являться главной целью. Это правило доказано вековой практикой. Его значение, конечно, выражено более явно, когда армия и флот действуют на разных направлениях, то есть когда армия находится на линии наступления, а флот ее прикрывает, и две цели не соединяются.

Вторжение в Великобританию всегда должно быть действием на море, где нет господствующей силы. Британский флот при этом может иметь превосходство или нет, но господство всегда должно оспариваться. Если англичане господствуют на море, вторжения быть не может – никто и пытаться не станет. Если лишиться господства вообще, вторжения не потребуется, потому что, не говоря уже об угрозе вторжения, придется заключать мир на лучших условиях, которых возможно добиться. Если на море нет господствующей силы, существует два пути организации вторжения. Во-первых, враг может предпринять попытку прорваться сквозь военно-морскую оборону, имея транспорты и боевой флот в единой массе. Это была примитивная идея, основываясь на которой первоначально планировал испанское вторжение знаменитый адмирал Филиппа II Санта-Круз. Однако быстро развивающаяся военная наука убедила испанского адмирала в несостоятельности этого плана. Масса военных кораблей и транспортов громоздка и чрезвычайно уязвима. Чем слабее морская оборона страны, которой угрожает вторжение, тем более рьяно она должна молиться, чтобы захватчик использовал именно такой план. Когда контакт с флотом противника установлен прочно, особенно в узких проливах, защитники получат самые благоприятные шансы на успех, особенно если будут решительно настроены сделать своей главной целью армию на транспортах и не стремиться сломить себе головы, атакуя эскорт.

Если же контакт непрочен, вторжение в море, где нет господствующей силы, может рассчитывать на успех, уклонившись от боевого флота защитников, как получилось при вторжении Наполеона в Египет. Но эта операция попадает совсем в другую категорию, отличную от той, что мы только что рассмотрели. В ней не присутствовал ни один из факторов, на которых обычно основывается традиционная система морской обороны Великобритании. Это была операция в открытом море против удаленной и неопределенной цели, которая не имела собственной морской защиты. Когда речь идет о Великобритании, определяющими факторами являются следующие: постоянная морская оборона, приближенно определенная цель и узкий пролив, где уклонение в силу мощи вторжения невозможно. Деяние Наполеона, по сути, было не чем иным, как уклонением от открытой блокады, за которой не было морской обороны. Жизненная важность подобных вещей станет яснее, когда мы пойдем дальше и отметим характеристики, свойственные каждой попытке вторгнуться в Великобританию. Из этих попыток мы исключим десанты на побережье Ирландии, которые не имели мощи вторжения и попадали в другую категорию, о которой мы поговорим позже.

Поскольку вторжение силой мощного эскорта линейных кораблей всегда считалось недопустимой операцией, захватчику приходилось выбирать отдельное направление для армии и организовывать действия флота так, чтобы он не позволил противнику контролировать это направление. Такова, вкратце, проблема вторжения по морю, где нет господствующей силы. Несмотря на внушительный список неудач и катастроф, континентальные стратеги от Пармы до Наполеона упрямо верили, что можно достичь результата без решающих действий флота, пробовали самые разнообразные хитрости и уловки снова и снова. Они пытались просто внезапно уклониться, или уклониться путем отвлечения внимания или рассеивания кораблей морской обороны, пытались установить местный контроль путем достижения местного успеха, подготовленного внезапностью, или выманив флот защитников достаточно далеко от дома, тем самым обеспечив временное местное превосходство. Но конец всегда был один. К какому бы приему ни прибегали противники англичан, они всегда в конечном счете оказывались перед выбором: им необходимо или разбить боевой флот защитников в сражении, или приблизить собственный боевой флот к транспортам, тем самым создав ту самую ситуацию, которой они всячески стремились избежать.

Истина заключается в том, что все попытки вторгнуться в Великобританию, не обладая господством на море, двигались в порочном круге, из которого не было выхода. Не важно, насколько искусен и сложен замысел противника. Если уверенно держать его армию в качестве первоочередной цели военно-морского флота, это всегда будет провоцировать процесс деградации, которая в конце концов делает предприятие неосуществимым. Ее стадии четко выражены, и это описано ниже.

Выбрав два операционных направления, армия вторжения собирается в пункте, расположенном как можно ближе к побережью, на котором планируется вторжение, то есть в том месте, где разделяющее водное пространство очень небольшое и где во время переправки армия будет открыта для нападения совсем недолго. Прикрывающий флот будет действовать с удаленной точки, удобной для того, чтобы выманить флот защитников, и чем дальше он будет расположен от места, где переправляется армия, тем лучше. Защитники принимают ответные меры, блокируя порты отправления армии флотилией легких судов, способных иметь дело с транспортами или создавая мобильную оборону побережья, находящегося под угрозой, которую транспорты не могут прорвать без соответствующей помощи, или, что более вероятно, они совместят обе меры. Здесь становится очевидной первая ошибка плана вторжения. Чем уже море, тем проще вести наблюдение. Уклонение в чистом виде становится невозможным, и необходимо дать транспортам достаточную вооруженную мощь эскорта, или иным путем, чтобы обезопасить их от атак флотилии. Защитник сразу же усиливает оборону флотилии крейсерами и судами переходного типа, и захватчику приходится направлять боевую эскадру на прорыв. Его позиция становится настолько слабой и тревожной, что вся схема начинает казаться неверной, если, конечно, защитник упорно придерживается стратегии, всегда характерной для Великобритании. Английский боевой флот никогда не устремлялся на поиски флота потенциального захватчика. Он всегда занимал позицию между флотом противника и блокированной базой вторжения, прикрывая блокаду и оборону флотилии. Чтобы дать возможность боевой эскадре избавиться от «назойливого внимания» защитников и усилить эскорт армии, захватчику приходится или добиваться этого в бою, или эффективно отвлекать внимание, чтобы позволить боевой эскадре уклониться от боя. Но, поскольку захватчик гипотетически пытается организовать вторжение, не завоевывая в бою господство на море, он сначала попытается усилить эскорт своих транспортов, уклонившись от флота защитников. Он сразу окажется перед лицом новой трудности. Подкрепление влечет за собой разделение флота, что само по себе действие порочное и отрицательно влияющее на моральный дух, поэтому не было еще захватчиков, рискнувших к нему прибегнуть. И вот почему. Чтобы сделать возможным уклонение для части эскадры, он должен собрать остальные силы и отвлечь внимание флота противника. Если при этом он не обладает большим численным превосходством, чего гипотетически нет, он рискует потерять свой флот, который будет разбит по частям. Правительства иногда поднимали вопрос о применении этого метода, но протесты и флота, и армии были настолько активными, что вопрос больше не ставился, и захватчик попадал в порочный круг. Не имея возможности существенно укрепить эскорт своих транспортов, не разделяя флот, он был вынужден подводить весь свой флот к армии или вообще отказаться от этой попытки, пока не будет установлено господство на море в бою.

Таким образом, традиционная британская система никогда не подводила, а сутью ее являлась концентрация внимания на армии вторжения как на первоочередной цели. Англичане всегда крепко держали ее, во-первых, блокадой флотилией и усиленной, в зависимости от обстоятельств, другими боевыми единицами обороной и, во-вторых, защитой боевого флота. Вся система держится на «мертвой хватке» флотилии. Местная опасность, угрожающая этой хватке, определяет укрепление флотилии, а надежность хватки определяет положение и действия боевого флота.

Некоторые типичные примеры покажут, как система действовала на практике при разных условиях. Первой научной попыткой действовать на двух операционных направлениях, в отличие от массированного метода Средних веков, стала испанская кампания 1588 года. Хотя ожидалась внутренняя поддержка со стороны недовольных католиков, кампания была спланирована как полномасштабное вторжение, иными словами – как продолжительная операция для завоевания на постоянной основе. Парма, командовавший армией, постановил, что испанский флот будет не только прикрывать переход армии и высадку, но также «поддерживать открытыми коммуникации для перевозки продовольствия и боеприпасов».

Выбрав два операционных направления, Парма первоначально хотел переправить свою армию неожиданно. Однако, как всегда, оказалось невозможным сохранить замысел в тайне, и задолго до того, как герцог был готов к действию, он оказался блокированным голландской флотилией, которую поддерживала английская эскадра. Англичане так плотно «обложили» армию, что даже перестарались. Основная масса британского флота находилась на направлении, где переправлялась армия. Этим флотом командовал Говард. Дрейк был отправлен в западном направлении. Только благодаря упрямству великого моряка диспозиция, которой предстояло стать традиционной, была доведена до совершенства, и весь флот, за исключением эскадры, поддерживавшей блокаду флотилии, был собран в прикрытие на западе. Тогда установилась стандартная ситуация, и результат мог быть только один. Вопрос о внезапности даже не ставился. Парма не мог двигаться, пока не была прорвана блокада, а учитывая наличие флота прикрытия, испанцы не могли рассчитывать на прорыв неожиданным вмешательством. Смутные надежды испанцев удержать английский флот вдали от линии перемещения армии, угрожая десантом в западных графствах и блокировав его в одном из западных портов, так и остались невыполненными. Это не освободило бы Парму, и герцог Медина-Сидония был направлен прямо к Дюнкерку, чтобы, если возможно, не вступая в сражение, прорвать блокаду и обеспечить переправу.

Король почему-то считал, что сможет сделать это, не вступая в сражение, но Парма и все опытные испанские моряки знали, что, прежде чем транспорты смогут выйти из порта, английский флот придется полностью разбить. Такое сражение было неизбежным, и английская диспозиция гарантировала, что испанцам придется вступить в бой и испытать на себе все недостатки, неотъемлемо присущие плану с двумя операционными направлениями. Англичане установят уверенный контакт на таком расстоянии от направления переправы, которое позволит вести продолжительные атаки в незнакомых противнику водах, оставаясь в непосредственной близости от своих источников снабжения. Даже не потребуется борьбы не на жизнь, а на смерть, прежде чем испанцы будут загнаны в узкость, которая необходима для переправы армии, где обе части британского флота будут сконцентрированы для финального сражения. Испанцы прибудут туда, подавленные неудачными стычками с британцами, опасаясь неизвестных морей. И это не случайность, а закономерность, неотъемлемо присущая стратегическим и географическим условиям. Английская диспозиция использовала все мыслимые преимущества. В результате испанская армия так и не смогла сдвинуться с места. Но это еще не все. Преимущества англичан в заключительном сражении были так велики, что только удачное изменение направления ветра спасло армаду от полного разгрома у голландских берегов.

В этом случае имелось достаточно времени, чтобы разработать правильную диспозицию и расставить флот. Далее можно привести другой пример, в котором была достигнута практически полная внезапность, и решения по организации обороны пришлось принимать моментально.

Имеется в виду французская кампания 1744 года. В том году все благоприятствовало оккупантам. Англия была ослаблена мятежом якобитов, продолжались волнения в Шотландии, военно-морской флот пребывал в упадке, а правительство находилось в руках известной «пьяной администрации». Уже три года велись безуспешные боевые действия с Испанией, и оказывалась поддержка на континенте Марии-Терезии против Франции. В результате британская оборона оказалась слабее, чем когда бы то ни было. Флот насчитывал 183 парусных судна – примерно столько же было у Франции и Испании вместе взятых, но из-за трансатлантических и средиземноморских войн дома осталось только 43 судна, из них 18 линейных. Даже учитывая все крейсерские суда, которые можно было собрать, правительство могло рассчитывать в случае кризиса только на четверть наличного флота. С сухопутными силами дела обстояли не лучше. Больше половины армии находилось на континенте вместе с королем, который помогал императрице-королеве как ганноверский выборщик. Правда, между Англией и Францией войны не было. Летом король выиграл сражение при Деттингене, осенью последовал официальный союз с Марией-Терезией. Франция ответила тайным союзом с Испанией и, чтобы предотвратить дальнейшие действия британцев на континенте, решила нанести удар по Лондону совместно с якобитским восстанием. Он должен был стать громом среди ясного неба и планировался на разгар зимы, когда лучшие корабли домашнего флота Великобритании оставались в порту. Операция планировалась на двух направлениях: армии предстояло выйти из Дюнкерка, а флоту прикрытия – из Бреста.

Все строилось на внезапности. Порт Дюнкерк был уничтожен по условию Утрехтского мирного договора 1713 года, и, хотя французы уже некоторое время тайно вели восстановительные работы, он все еще не был приспособлен для приема флота транспортов. Несмотря на предостережения сэра Джона Норриса, бывшего в то время старшим адмиралом на действительной службе, сбор в окрестностях Дюнкерка войск из французской армии во Фландрии был воспринят как переход на зимние квартиры. Чтобы не вызывать подозрений, необходимые транспорты были тайно переведены в другие порты. В Дюнкерк они должны были прийти только в самый последний момент. Так же удачно была проведена тайная мобилизация. Благодаря ложной информации, подставленной британским шпионам, и открытой поставке продовольствия и других запасов, рассчитанных на длительное плавание, у британского правительства было сформировано мнение, что основные силы флота собираются присоединиться к испанцам на Средиземном море, а подразделение, предназначенное для эскорта транспортов, якобы готовилось к рейду в Вест-Индию.

В общем, маскировку намерений французов можно было назвать совершенной. И все же она содержала в себе фатальный компонент. Армия должна была нанести удар на Темзе в районе Тилбери. Но, как бы ни была велика секретность, маршал Сакс, командовавший армией, не мог осуществить переход без эскорта. На реке всегда было много каперов и вооруженных торговых судов, а также крейсеров, охраняющих торговлю. Поэтому дивизион, который, как считали англичане, готовился отплыть в Вест-Индию, должен был отделиться от брестского флота после его входа в Канал и присоединиться к транспортам в Дюнкерке. Маркизу де Рокфою с основными силами флота предстояло удерживать британские корабли в Портсмуте или сражением, или блокадой.

Ничто не могло выглядеть проще и более уверенно обещать успех. Британское правительство оставалось слепым и глухим. Удар был назначен на первую неделю января, а только в середине декабря началось регулярное наблюдение крейсеров за Брестом. На основании поступавших с крейсеров докладов были приняты меры для подготовки к новому году идентичной эскадры для выхода в море. К этому времени были готовы около 20 линейных кораблей в Норе, Портсмуте и Плимуте, и на них начали собирать команды. По разным причинам французы отложили начало экспедиции. Только 6 февраля 19 боевых кораблей Рокфоя были замечены на выходе из Бреста. Новость достигла Лондона 12 февраля, и уже на следующий день Норрису было приказано поднять свой флаг в Спитхеде. Ему предстояло «принять самые эффективные меры, чтобы предотвратить высадку десанта на территории королевства». Но к принятию таких предосторожностей подтолкнула информация о том, что молодой претендент выехал из Рима во Францию. Правительство оставалось в полном неведении о приготовлениях в Дюнкерке. И только 20 февраля от дуврского контрабандиста были получены сведения, открывшие глаза британскому правительству.

Через несколько дней в море были замечены французские транспорты, направляющиеся в сторону Дюнкерка. Они были ошибочно приняты за брестский флот. Норрис получил приказ следовать за ними. Его категорические протесты оказались тщетными. Адмирал знал, что французы все еще находятся к западу от него, но правительство не уступало, и он был вынужден выполнить приказ. Он проследовал по Каналу и 28 декабря добрался до Даунса, где соединился с дивизионом из Нора. История обычно называет это неверное передвижение счастливым шансом, спасшим Англию от вторжения. Но это было не так. Сакс не желал входить в Темзу без эскорта. На реке было достаточно кораблей, чтобы его уничтожить, если он пойдет на такой риск. В действительности передислокация флота Норриса, на которой настояло правительство, затруднило кампанию и не позволило уничтожить брестский флот и остановить вторжение.

Рокфой получил приказ. Ему предписывалось любыми средствами навязать бой британскому флоту или, по крайней мере, предотвратить дальнейшую концентрацию. Одновременно он должен был отправить группу из 4 боевых кораблей под командованием адмирала Баррайля в Дюнкерк, чтобы эскортировать транспорты. Приказ о разделении флота, учитывая наше внимание к армии, был неизбежен. Офицеры были недовольны и решили держаться вместе, пока не доберутся до Айл-оф-Уайт, где и оставаться, пока не смогут соединиться с Саксом и взять лоцманов, которые проведут их через Дуврский пролив. Моряки пребывали во власти нервозности – неизменной спутницы подобных операций. Рокфой объяснил своему правительству, что невозможно сказать, какие корабли противника ушли в Даунс, и что Баррайль по прибытии в Дюнкерк вполне может оказаться в меньшинстве. В заключение он, как обычно, потребовал, чтобы флот в полном составе следовал к операционному направлению армии. Однако по прибытии к Портсмуту разведка, проведенная в условиях густого тумана, доложила Рокфою, что весь флот Норриса находится в порту, поэтому он и отправил в Дюнкерк корабли Баррайля, которые туда благополучно прибыли.

Не подозревая, что Норрис находится в Даунсе, Сакс немедленно приступил к погрузке войск, но ненастная погода задержала операцию на три дня и тем самым спасла экспедицию от уничтожения в сражении, которое Норрис был готов начать флотилией брандеров и бомбардирских судов.

Брестской эскадре тоже удалось спастись чудом. Сакс и его штаб, когда до них дошли слухи о переходе Норриса в Даунс, оказались во власти морской болезни, которая, судя по всему, всегда поражает армию, ожидающую столкновения с опасностями морского перехода. Они тоже хотели, чтобы их сопровождал весь флот, и Рокфою был направлен приказ сделать так, как он предлагает. Все еще не зная о присутствии Норриса в Даунсе и о наличии у него большего числа военных кораблей, чем имелось у французов, он отправился со своими пятнадцатью кораблями на сближение с Баррайлем. Норрис был проинформирован о подходе французов и оценивал ситуацию следующим образом.

«Поскольку я считаю, – писал он, – своей главной задачей на службе его величества предотвратить высадку этих войск в любой части королевства, я… решил бросить якорь с внешней стороны от отмелей Дюнкерка, где мы будем в наилучшем положении для того, чтобы удержать их». Иными словами, он посчитал своей главной целью не выпустить армию, независимо от действий флота, и, так как цель Сакса не была точно установлена, организовать закрытую блокаду. «Но если, – продолжал он, – они, к несчастью, сумеют выбраться из порта, пройти мимо нас ночью и двинуться на север (то есть к Шотландии), я намерен отправить за ними превосходящие силы, которые сумеют перехватить и уничтожить французов. С оставшейся частью эскадры я могу или вступить в бой с французским флотом на Канале, или вести за ним наблюдение и защищать страну так, как подскажут обстоятельства, или же я буду преследовать транспорты всей своей мощью». Последнее означало, что он будет вести по отношению к армии противника наступательные, а к флоту – оборонительные действия, и его план был полностью одобрен королем.

Что же касается того, какой из двух планов он применит, подразумевалось, что выбор будет зависеть от сил противника: появилась информация, что эскадра Рошфора присоединилась к Рокфою. Долго сомневаться не пришлось. Назавтра стало ясно, что Рокфой находится у Дангенесса с пятнадцатью кораблями. Британский адмирал сразу воспользовался преимуществом внутреннего положения, которое ему дала необходимость Рокфоя защищать свою армию. Удивительная прозорливость позволила ему понять, что есть время бросить все силы на вражеский флот, не упуская из виду вражескую армию. Начали немедленно. Как только французы были замечены, британские корабли устремились вперед. Рокфой был на волосок от того, чтобы быть внезапно атакованным на собственной якорной стоянке, когда затишье остановило атаку. Другой порыв ветра, последовавший за затишьем, позволил флоту противника ускользнуть. Транспорты были уничтожены. Исходом операции явилось не только недопущение вторжения, но и обеспечение британского господства в домашних водах до конца войны.

Хотя этой попытке вторжения, на первый взгляд, благоприятствовало все, в ней можно проследить стандартный ход деградации. План был в высшей степени удачным, секретность и дезинформация – совершенными. Но только неотъемлемо присущие сложности, когда дело дошло до выполнения плана, как обычно, вызвали концентрацию вражеского боевого флота и транспортов, а англичане со своей стороны смогли это предвидеть и обратить себе на пользу весьма простым приемом, направив флот на выявленный и точно установленный операционный курс.

В следующей кампании 1759 года был разработан новый и весьма рациональный план. Первая идея маршала Беллайля, как и идея Наполеона, заключалась в том, чтобы собрать армию в Амблетезе и Булони и избежать скопления транспортов, перевозя солдат через пролив на плоскодонках. Но от идеи отказались, не дав ей развиться в нечто значительно более хитроумное. Обманчивое преимущество короткого морского перехода было забыто, и теперь армии предстояло отправиться из трех далеко отстоящих друг от друга пунктов через более широкое морское пространство – отвлекающий рейд из Дюнкерка и двух более крупных сил из Гавра и Морбиана в Южной Бретани. Чтобы обеспечить необходимый контроль, у Бреста должен был сконцентрироваться флот из Вест-Индии и Средиземного моря.

Необходимо отметить, что британский флот прикрытия – то есть западная эскадра в районе Бреста – должна была обеспечить две крейсерские блокады, по одной с каждой стороны от него. И хотя ситуация выглядела сложной, она была разрешена старыми методами. Две части французской армии в Дюнкерке и Морбиане сдерживались крейсерской эскадрой, способной последовать за ними в открытое море, если им случайно удастся выйти из порта, а третья часть в Гавре, у которой не было ничего, кроме плоскодонок для перевозки людей, сдерживалась флотилией. Ее положение было безнадежным. Она не могла сдвинуться с места без эскадры, которая могла бы ее освободить, и никакая причуда погоды не могла привести туда эскадру из Бреста. Хока, державшего главную блокаду, могло ветром отнести в сторону, но это едва ли помешало бы ему достойно встретить любую эскадру, которая попыталась бы войти в Канал. С Морбианом было иначе. Если бы корабли Хока отнесло ветром, туда могла бы прийти эскадра из Бреста и прорвать крейсерскую блокаду. Французское правительство решило, что часть флота должна сделать такую попытку. Однако Конфлан, командовавший флотом, выразил протест, заявив, что его эскадра слишком слаба, чтобы ее делить, а планируемой концентрации не произошло. Боскавен изрядно потрепал средиземноморскую эскадру в районе Лагоса, и, хотя эскадра из Вест-Индии пришла, она оказалась непригодной для дальнейшего использования. Возникла знакомая ситуация, вызванная старыми методами обороны. В конце концов выхода не осталось, и Конфлан был вынужден повести весь свой флот к морбианским транспортам. Хок оказался на месте, и результатом стало катастрофическое сражение при Кибероне. Удалось вырваться только дюнкеркскому дивизиону, но малочисленность, позволившая ему ускользнуть от наблюдателей, также не дала ему причинить противнику заметный ущерб. Его эскорт после высадки горстки солдат в Ирландии был полностью уничтожен, и, таким образом, попытка французов организовать вторжение, не обладая господством на море, вновь окончилась только потерей их флота.

Кампания 1779 года обозначила основные принципы еще отчетливее, поскольку доказала, что они работали, даже когда домашний флот англичан находился в ощутимом меньшинстве по сравнению с флотом противника. В этом случае идея противника заключалась в формировании двух экспедиционных сил в Шербуре и Гавре, соединении их в море под прикрытием огромного объединенного испано-французского флота и последующем захвате Портсмута и Айл-оф-Уайта. В начале лета англичане прослышали об этом плане, и немедленно были сформированы две крейсерские эскадры и флотилии в Даунсе и на островах Канала, чтобы вести наблюдение за французским побережьем и предотвратить концентрацию транспортов. Испания еще не объявила войну, но англичане этого ждали, и главный флот под командованием ветерана сэра Чарльза Гарди, который был заместителем Норриса в 1744 году, получил приказ идти к Бресту и не дать испанской эскадре, если таковая появится, войти в порт. Однако французы опередили британцев – вышли в море раньше, чем Гарди оказался на позиции, и соединились с испанцами в районе мыса Финистерре. Объединенный флот насчитывал около 50 боевых кораблей, почти вдвое больше, чем у англичан. Армия вторжения, начальником штаба которой был Дюмурье, насчитывала более 50 000 человек. С такой силой англичане не могли позволить себе столкнуться на берегу. У противника были все шансы на успех, и все же, по крайней мере на флоте, офицеры были уверены, что вторжения не будет.

Мозгом военно-морской обороны был лорд Бархам (тогда еще – сэр Чарльз Миддлтон) в адмиралтействе и Кемпенфельт – на флоте. Именно их переписка дала самые ценные стратегические оценки, которыми мы располагаем. Идея французов заключалась в следующем: они хотели, чтобы их флот, имеющий преобладающую численность, зашел в Канал, и, пока он будет сдерживать (или уничтожит) Гарди, часть кораблей прорвет крейсерскую блокаду и эскортирует транспорты с войсками. Кемпенфельт был уверен, что это сделать не удастся. Он не сомневался, что громоздкая, неповоротливая масса только что объединенных разных кораблей может быть обезврежена сравнительно однородным и мобильным флотом, пусть и находящимся в меньшинстве. Оценка силы подвижного немногочисленного флота, которую он дал в то время, уже приводилась. Когда ситуация стала совершенно ясной и поступила информация о подходе кораблей противника к входу в Канал, лорд Бархам написал другое письмо Миддлтону. Он сомневался лишь в одном: достаточно ли мобилен и сплочен его флот. «Похоже, – писал он, – мы не располагаем достаточно определенными фактами, насколько относительная сила двух флотов зависит от мореходных качеств кораблей. Флот, который плывет быстрее, имеет преимущества, поскольку может вступать в бой по собственному выбору и выбирать благоприятные возможности для атаки. Рискну высказать мнение, что 25 линейных кораблей с обшитыми медью бортами будет достаточно, чтобы изнурить эту чрезвычайно неповоротливую объединенную армаду и не позволить ей натворить бед. Мы будем постоянно следовать за ними, пользуясь любой благоприятной возможностью – изменением ветра, туманом или безлунной ночью, когда часть кораблей может отделиться – чтобы атаковать отставших, отрезать подходящие конвои с продовольствием и т. д. Если же они попытаются высадиться на наше побережье и заставить весь флот эскортировать транспорты – даже тогда будет невозможно защитить их от активного и подвижного флота».

Здесь мы имеем настоящую основу решения, сформулированную одним из величайших мастеров, – это способность заставить массу вражеского флота эскортировать транспорты. Гарди хорошо это знал из собственного опыта 1744 года и действовал соответственно. Этот случай еще более показателен, поскольку защита от угрожающего вторжения была лишь частью проблемы, которую ему приходилось решать. Она была усложнена приказом предотвратить возможный десант в Ирландию и защитить прибывающие конвои. В ответе, данном 1 августа, он объявил о своем намерении занять позицию в 10–20 лигах к западо-юго-западу от Скилли, которая, по его мнению, является самой подходящей для обеспечения безопасности торговых конвоев, ожидаемых из Ост-Индии и Вест-Индии, а также для встречи вражеских флотов, если они попытаются войти в Канал. Последние слова он подчеркнул, очевидно указывая на свое убеждение, что противник на это не осмелится, пока его флот будет оставаться там и будет непобежденным. Гарди строго выполнял свой план до тех пор, пока месяцем позже не убедился в необходимости зайти в порт за припасами. Тогда, уклоняясь от встречи с противником, он повел свои корабли не в Плимут, а к Сент-Хеленс. Этот маневр посчитали недостойным отступлением, которое вызвало в то время много недовольства на флоте. Но нельзя не отметить, что Гарди действовал в строгом соответствии с принципом, делающим армию вторжения первоочередной целью. Если британский флот больше не мог контролировать ситуацию без пополнения запасов, тогда самым правильным местом для этого пополнения было то, что находилось на траектории перехода противника. Когда флот находился там, вторжение оставалось невозможным, пока флот не будет разбит. Конечно, союзники получали свободу присоединиться к транспортам, но такая перспектива не слишком тревожила адмирала, поскольку давала ему шанс расквитаться с противником, как это произошло с испанцами в 1588 году. «Я сделаю все от меня зависящее, – писал он, – чтобы оттеснить их вдоль по Каналу». Это старый принцип. Если случится самое худшее, пока есть возможность заставить флот соединиться с транспортами, особенно в узких проливах, вторжение становится операцией, связанной с превышающими все допустимые пределы рисками.

Так и вышло. 14 августа граф д’Орвильер, командовавший флотом союзников, увидел издалека Лизард и в течение двух недель пытался навязать Гарди решительные действия. Но он не рисковал ни ввести свой флот в Канал, ни отделить эскадру, которая могла бы прорвать крейсерские блокады баз вторжения. Его постоянные, но неэффективные попытки истощили силы его же собственного флота, которые и без того были подорваны, потому что концентрация проводилась очень далеко – у мыса Финистерре. Поэтому графу д’Орвильеру пришлось вернуться со своим флотом в Брест, так ничего и не добившись. Во время этой кампании союзники не смогли больше выйти в море, но, даже если бы это оказалось в их силах, Гарди и Кемпенфельт могли вести свою оборонительную игру бесконечно, с постоянно возрастающими шансами, поскольку приближалась зима, нанести парализующий удар.

Вторжение не могло быть успешным, хотя Дюмурье, очевидно, считал иначе. Он верил, что предприятие может оказаться удачным, если основная масса флота привлечет внимание к Ирландии, и под этим прикрытием будет нанесен coup de main[37] по Айл-оф-Уайт, «для чего, – писал он, – шести или восьми линейных кораблей было бы достаточно». Но только невозможно себе представить, чтобы такие морские волки, как Гарди и Кемпенфельт, позволили бы так легко ввести себя в заблуждение. Если бы часть флота союзников отделилась и пошла по Каналу, они бы наверняка, согласно традиции, пошли бы следом или превосходящими силами, или всей эскадрой.

Хорошо известные кампании великой войны следовали тем же принципам. Под командованием Наполеона они включали в себя весь диапазон планов, которые когда-либо внушали несбыточные надежды. Он начал с идеи украдкой переправить свою армию на плоскодонках и столкнулся с обычной обороной флотилии. Затем последовала его единственная новая идея – вооружить свои транспорты, чтобы дать им возможность пробиться самостоятельно. Англичане ответили укреплением своей флотилии. Убедившись, что его план стал неосуществимым, император стал думать о прорыве блокады неожиданным вмешательством «летающей эскадры» извне. Для этого были разработаны самые разные схемы, но он отвергал планы один за другим, пока не осознал неизбежную необходимость приведения превосходящих сил боевого флота к транспортам. Опыт двух столетий ничему его не научил. Наполеон верил, что, сконцентрировав флот на большем расстоянии, чем когда-либо, он сумеет сломить фатальную хватку врага. Единственным результатом оказалось настолько сильное истощение сил его же флота, что тому даже не пришлось столкнуться с настоящими трудностями, связанными с выполнением поставленной задачи, которую все французские адмиралы считали непосильной для императорского флота. Наполеону не удалось приблизиться к решению проблемы, которую он для себя определил как вторжение по морю без господствующей силы. Британская оборона сохраняла свою прочность силами флотилии: ее прикрывала концентрация боевых эскадр в районе Ушанта. Французская армия не могла отправиться в плавание, пока флоту прикрытия не было нанесено решающее поражение, которое дало бы французам господство на море. А уж при наличии господства на море переправа армии не представляла бы никаких трудностей.

Мы не располагаем примерами работы изложенных принципов в современных условиях. Конечно, появление свободного движения кораблей, вне зависимости от ветра, должно было изменить их функции. После появления пара было только два вторжения через море без господствующей силы – в Крым в 1854 году и в Маньчжурию в 1904 году, и оба примера не являются подходящими, поскольку не велась речь о морской обороне. Тем не менее нет причин полагать, что такая оборона, организованная старыми способами, была бы менее эффективна, чем прежде. Ее основой являлась флотилия, и после появления торпед ее мощь сильно увеличилась. Материальный и моральный эффект действий флотилии на транспорты определенно должен быть больше, чем раньше, а возможности боевых эскадр сломить блокаду флотилии ограничились. Опять же, мины приносят большую пользу обороне, делая, по существу, быстрый coup de main по любому важному порту неосуществимым. В отсутствие практического опыта придется обратиться к теоретическим заключениям.

С точки зрения теории успех старой британской системы обороны зависел от четырех отношений. Во-первых, это отношение скорости, с которой армия вторжения может быть мобилизована и погружена на транспорты, к скорости, с которой будет замечена активность в иностранных портах и на военных базах. Иначе говоря, шанс на внезапность и уклонение определяется как отношение скорости подготовки к скорости оперативности разведки.

Во-вторых, это отношение скорости конвоев к скорости крейсеров и флотилии. То есть – наша способность установить контакт с конвоем после его выхода в море, но до высадки экспедиционных сил она определяется как отношение скорости наших крейсеров и флотилии к скорости конвоя.

В-третьих, это отношение между разрушительной силой современных крейсеров и флотилий против конвоя без эскорта или со слабым эскортом и соответствующей силой во времена парусного флота.

В-четвертых, это отношение между скоростью конвоев и скоростью боевых эскадр, которое важно там, где вражеские транспорты охраняются сильным конвоем. От этого отношения зависит легкость, с которой боевая эскадра, прикрывающая нашу подвижную оборону, может обеспечить внутреннюю позицию, из которой она может нанести удар или по вражеской боевой эскадре, если она движется, или по конвою, прежде чем он завершит переход и приступит к выгрузке войск.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.