ЛЕНИН В СТОКГОЛЬМЕ (Беседа В. И. Ленина с Фредриком Стрёмом)

ЛЕНИН В СТОКГОЛЬМЕ

(Беседа В. И. Ленина с Фредриком Стрёмом)

«Однажды в начале апреля [105] я получил телеграмму от одного друга из Швейцарии о том, чтобы быть готовым по телеграфному вызову выехать в Треллеборг и встретить там несколько человек, которые с важным заданием должны проехать через Швецию с согласия шведского правительства. На следующий день я узнал от русского инженера Воровского, который жил в Стокгольме, а возможно, от одного польского эмигранта [106], что должен приехать Ленин и несколько его друзей. 10 или 11 апреля я получил сообщение, что я должен быть в Треллеборге 12-го утром. У меня в этот день было важное совещание в городском муниципалитете или в подготовительной комиссии, что помешало мне выехать, поэтому я телеграфировал руководителю левой рабочей организации в Мальме Отто Гримлунду, попросив его встретить и проводить Ленина и его друзей в Стокгольм. Гримлунд согласился, но к его разочарованию Ленин не приехал. Он прибыл лишь вечером на другой день, а уже утром следующего дня вместе со своими товарищами и Гримлундом был в Стокгольме, где его встречали Карл Линдхаген, Туре Нёрман, К. Н. Карльсон, Карл Чильбум и я.

Я снял с десяток комнат в гостинице „Регина“ на Дроттнинггатан и заказал кофе, яйца, масло, хлеб на несколько десятков человек. Их, кстати, было более двадцати [107]. Они были бедно одеты, несли большие узлы и потертые чемоданы. Портье не хотел их пускать, решив отослать в одну из гостиниц в квартале Клара [108]. Когда я запротестовал и гарантировал, что гостиница будет оплачена, портье пропустил русских…

Еще на вокзале Ленин заявил, что торопится домой, в Россию…. поэтому сможет остаться в Стокгольме только до вечера. Он почти бежал в гостиницу, так он спешил. Ленин был одет, как рабочий, вышедший на воскресную прогулку в неустойчивую погоду: длинное пальто, в котором он почти утопал, зонтик, мягкая фетровая шляпа, очень потертая, ботинки с толстыми подошвами, пригодные и для снега, и для дождя. У него были усы, коротко остриженная бородка, выразительные живые глаза, быстрые жесты. Несмотря на небольшой рост он казался локомотивом. В этом скромном человеке жили удивительные силы. Но это видели не все. „Он похож на школьного учителя из Смоланда [109], который поругался со священником и спешит домой, чтобы поколотить его, — сказал Карльсон, саркастически улыбаясь. Но тут же добавил: — Честь и слава такому школьному учителю, ему предстоит очистить авгиевы конюшни истории“.

Русские быстро покончили с завтраком, после чего Ленин пригласил меня в свою комнату для разговора. Беседа длилась около часа, затем Ленин встал и сказал:

— Нам необходимо провести заседание со шведами и запротоколировать его.

Разговор с Лениным велся на немецком языке и касался многих вопросов. Он сказал, например:

— Русская революция только начинается. Она является продолжением революции 1905 года. Это еще буржуазная революция, вызванная войной и недовольством рабочих. Эта буржуазная революция должна перерасти в пролетарскую. Буржуазию поддерживают правые элементы рабочего движения, социал-патриоты, которые хотят продолжать империалистическую войну. Мы выставим требование хлеба, мира и свободы. Кадеты, октябристы и помещики примкнули к настоящей революции в надежде избежать революции пролетарской и крестьянского бунта. Мы должны создать конвент рабочих, солдат и крестьян.

Я спросил:

— А не может ли распыление сил революции привести к ее поражению?

— Напротив! Революция пойдет на убыль, если мы не будем действовать и не возьмем руководство в свои руки. Русская революция послужит сигналом к началу революций в Германии, Австрии и Польше. Они смогут победить, если только это будут революции пролетарские. Если это будут революции мелкобуржуазные, они станут орудием в руках капиталистов и власть снова попадет к крупному капиталу и империалистам. Мы должны учиться на уроках французской революции и Парижской коммуны… Правые социал-демократы этого не понимают. Они будто с завязанными глазами идут через историю и время.

— А не приведут ли мирные акции сейчас к сепаратному миру, который может предать западные демократии и привести к победе императоров?

— Ведущаяся война является империалистической и должна быть превращена ил поймы захватнической в войну между эксплуататорами и эксплуатируемыми; эта новая война принесет мир и свободу всем народам… Революция будет продолжаться, пока пролетариат не победит во всех странах.

— Но есть ли гарантии для этого?

— Гарантии это революция в производстве и обладающий классовым сознанием пролетариат. Мы идем навстречу эпохе великих войн и революций. Совершенно новый общественный порядок не может быть создан за один день, или год. Революция — это локомотив истории. И мы его машинисты Русская революция — это только прелюдия.

— А как будет с демократией и внутренней свободой? Мы, шведы, любим мир, демократию, и мы большие индивидуалисты.

Шведы очень организованный и культурный народ, но вы — пацифисты. Даже вы, самые крайние левые, — пацифисты. Ваши крупные буржуа видит это яснее, чем вы. Царская, империалистическая Россия была и остается опасностью для скандинавских народов. Вы не можете встретить царскую армию с молитвами, без оружия.

Русская революция освобождает вас от военной опасности. Финляндия должна стать свободной, — первой из всех стран… Революционная России должна освободить завоеванные царизмом и угнетаемые народы. Немецкая революция освободит Польшу, Эльзас-Лотарингию и Шлезвиг, австрийская революция — Богемию и Венгрию и т. д. Эту освободительную миссию не может выполнить буржуазная революция; только пролетариат, свободный от капиталистических интересов, способен на это.

— А не приведет ли непрерывная революция к опасности военной диктатуры?

— Да, разумеется, если рабочие не возьмут в свои руки армию. Иначе буржуазная военщина при поддержке монополистов захватит руководство революцией и контрреволюция победоносно пойдет из одной страны в другую. Такая опасность есть сейчас в России. Керенский будет зависеть от царских генералов.

— А как все же будет с внутренней демократией в этих условиях?

— Товарищ Стрём, а как обстоит дело с Либкнехтом в Германии, с Макдональдом в Англии, с Хёглундом в Швеции? Это демократия? Это свобода слова? Это личная безопасность? Буржуазная демократия гнила и формальна. Как обстоят дела с пролетариатом в Швеции? Имеет он право голоса, социальную безопасность, гарантии от эксплуатации? Нет, вы же сами были вынуждены порвать с Брантингом, и правильно сделали. А ведь в Швеции наиболее развитая буржуазная демократия в мире. Социалистическая революция принесет действительную свободу и демократию. Слова Маркса о коротком переходном периоде диктатуры пролетариата означают только то, что основной производящий класс берет руководство над всеми ранее угнетавшимися. Пролетарская диктатура означает централизацию сил, но не отменяет демократии.

— Но мы критикуем Брантинга за его слишком централистские и недемократические методы в партии. Мы не верим в пользу централизма и придерживаемся старых взглядов на свободу и права.

— Брантинг умнее вас, но его политика ошибочна. Он мелкий буржуа, меньшевик, верит в Антанту, вместо того чтобы верить в пролетариат, но он умнее, чем многие из вас. У вас есть революционный дух, а дух важнее, чем форма и метод. История научит вас правильным методам. История — чертовски хорошая мастерица учить.

Затем Ленин добавил: — Мы должны посетить в тюрьме Хёглунда.

Я позвонил в Ленгхольм [110], и мы получили разрешение прийти в 4 часа дня. Ленин развивал еще некоторое время свои взгляды на настоящее и будущее. Однако чувствовалось, что его что-то беспокоит.

— Мы взяли в долг, — сказал вдруг Ленин, — несколько тысяч крон на поездку у одного друга по партии, швейцарского фабриканта.

Не могли ли бы вы занять у рабочих организаций несколько тысяч крон? Дорого стоит поездка через вашу длинную страну и через Финляндию.

Я обещал попытаться и позвонил в несколько профсоюзов, а также директору нашего книжного издательства и Фабиану Монссону, чтобы они провели сбор денег в риксдаге. Фабиан раздобыл несколько сот крон, он, между прочим, подошел и к Линдману, который был министром иностранных дел. „Я подпишусь охотно на сто крон, только бы Ленин уехал сегодня“. Несколько буржуазных депутатов риксдага тоже подписались, так как Фабиан сказал: „Они будут править Россией завтра“. Сам Фабиан тогда этому не верил, но это помогло, и он оказался прав. Мы получили несколько сот крон, и Ленин был доволен. Только благодаря этому он смог заплатить за гостиницу и купить билеты. Он был бедным человеком.

Затем Ленин попросил организовать встречу с некоторыми левыми шведскими руководителями рабочего движения. В их числе были Карл Линдхаген, Карльсон, Чильбум, Нёрман и Фредрик Стрём. Фабиан Монссон и Ивар Веннерстрём тоже должны были прийти, но им помешало заседание в риксдаге. Из русских в этой встрече участвовали Ленин, Зиновьев, Радек и еще несколько человек, имен которых я сейчас не помню. На собрании председательствовали Линдхаген и Ленин. Линдхаген произнес речь на тему „Свет с востока“ („Ex oriente lux“). Ленин выступил со специальным сообщением. Он объяснил цель нашего собрания.

— Можно ожидать, — заявил он, — что поездка русских в „пломбированном“ вагоне через Германию и Швецию, для того чтобы вернуться домой, будет истолкована как спекуляция со стороны Германской империи и вызовет подозрения революционеров. Естественно, немецкое правительство, давая разрешение на проезд, спекулировало на нашей оппозиции буржуазной революции, но этим надеждам не суждено оправдаться. Большевистское руководство революцией гораздо опаснее для немецкой императорской власти и капитализма, чем руководство Керенского и Милюкова. Мы нуждаемся, — сказал Ленин, — в документе, подписанном высокоуважаемыми в России шведскими партийными товарищами, в котором бы указывалось, что мы поступили правильно, возвращаясь домой через Германию. Мы уже получили аналогичные документы от французских и швейцарских партийных товарищей [111].

Мы заявили о готовности подписать такой документ…

После того как мы подписали заявление, Ленин пожал нам руки. Потом во время ленча мы ели в гостинице шведский бифштекс. Я был поражен количеством соли и перца, которое Ленин сыпал на бифштекс. Я предостерег его, сказав, что он наносит вред не только кровеносным сосудам, но и желудку. Ленин рассмеялся и сказал:

— Нужно съесть много соли и перца, когда едешь домой драться с царскими генералами и оппортунистами-Керенскими.

За столом я произнес небольшую речь и приветствие от имени новой левой партии, которая вскоре должна была конституироваться.

— Тогда мы пошлем делегацию с флагами и поздравлениями, — сказал Ленин.

Линдхаген тоже сказал несколько слов: „Я выступаю как за Ленина, так и за Керенского“. Ленин рассмеялся.

После ленча русские провели свое совещание, которое заняло много времени, и поездка к Хёглунду в Ленгхольм не могла состояться. Поэтому была послана приветственная телеграмма заключенному в тюрьму борцу за мир, подписанная Лениным и Фредриком Стрёмой [112]. Это единственная телеграмма, в которой мое почти неизвестное имя стоит рядом с именем великого революционера…

Проводить Ленина на Центральный вокзал собралось очень много народу. Беспрерывно раздавалось „ура“. Ленин получил от одной дамы огромный букет цветов, который совершенно скрыл его. Он выглядел смущенным и растерянным.

Поезд с Лениным тронулся в путь на север. Ленин ехал навстречу своей всемирно-исторической миссии».

«Воспоминания о В. И. Ленине», т. 5, стр. 106-112