Дружба

Дружба

На одной из домашних вечеринок, куда я приглашена, ко мне устремляется симпатичный седовласый джентльмен. Лучезарно улыбаясь, он приобнимает меня за плечи и обращается к гостям:

– Вы еще не знакомы? Это наша гостья из России. Мой друг.

Я польщена и немного удивлена. С одной стороны, мне приятно, что такой уважаемый человек, чиновник высокого ранга, считает меня своим другом. С другой – это немного странно. Мы познакомились с ним накануне на другой вечеринке и, пока сидели рядом, болтали о том о сем – ни о чем, не больше 20 минут. Пожалуй, маловато для установления дружеских отношений. Представив меня гостям, милый человек дает мне свою визитку и со словами «Звоните в любое время. Не стесняйтесь – как это принято между друзьями» – исчезает.

Недели через две у меня возникает идея, одинаково привлекательная, как мне кажется, для нас обоих – для меня и для моего нового друга. Я набираю номер с визитки.

– Как вас представить? – слышу мелодичный голос секретарши.

Она еще два-три раза переспрашивает и затем довольно правильно повторяет мое имя по телефону своему боссу. После паузы она очень любезно просит меня объяснить, кто я такая и по какому поводу звоню. Затем я снова слышу ее приглушенный голос:

– Она говорит, что вы знакомы.

Опять пауза, потом секретарша сообщает мне, что ее начальник будет рад мне помочь, только пусть я вначале изложу суть просьбы ей, она передаст ему, а потом она же мне непременно перезвонит. Я благодарю и – отказываюсь. История эта закончилась благополучно. Общий приятель, в доме которого мы познакомились, устроил нам еще одну встречу, мы все обсудили и положили начало новому проекту.

Однако неприятное чувство от легковесности, с которой солидный человек воспользовался словами «друг, дружба», – долго меня не оставляло. Потом-то я к этому привыкла: когда едва ли не каждый новый знакомый после первой-второй встречи называл меня своим другом, я поняла, что, очевидно, современное употребление слова не вполне соответствует его традиционному значению.

Дело, однако, оказалось сложнее. Чтобы не заниматься самодеятельностью, я предоставлю слово авторитетным американским культурологам Максу Лернеру («Развитие цивилизации в Америке») и Йелу Ричмонду («От „нет“ до „да“, или Как правильно понимать русских»). Прошу читателя простить меня за количество и длину цитат. Но без этого непосвященному может показаться маловероятным такое утверждение: дружба в представлении американцев – нечто весьма своеобразное, отличное от норм, принятых в других обществах.

Начну, однако, не с Америки, а с России. Йел Ричмонд пишет: «Для русских дружба – это широкое понятие, оно предполагает особые отношения… Друг – это человек, которому ты доверяешь, с которым готов пойти на откровенность, который подчас воспринимается как член семьи». А вот как ностальгически описывал дружбу по-русски знаменитый танцовщик Михаил Барышников (цитирую по тому же Йелу Ричмонду): «В России вы делитесь своими проблемами с друзьями. Это узкий круг людей, которым вы доверяете. И от которых получаете то же отношение. Беседа с друзьями становится вашей второй натурой. Потребностью. Скажем, ваш друг может прийти к вам в дом рано утром, без звонка, и вы встаете и ставите на огонь чайник…» И наконец уже от самого Ричмонда: «Дружба с русским не может быть легковесной».

Позвольте, но разве у американцев это не так? Ричмонд продолжает: «Слово „друг“ для большинства американцев это всего лишь тот, кто не враг… Один американец описывал мне русскую дружбу как нечто всеохватное. Она предполагает полную отдачу. Русский ждет от своего друга времени и внимания в таком объеме, который американец счел бы чрезмерностью, близкой к эксплуатации».

А вот Макс Лернер: «Дружба в Америке совсем не такое глубокое чувство, как в других странах. Особенно это относится к мужской дружбе, ибо считается, что в преданной и нескрываемой дружбе есть что-то дамское». Это написано в середине 1980-х. Сегодня к этому надо добавить, что любые двое мужчин, гуляющих по парку, или вечером сидящих за столиком кафе вдвоем, или тем более живущих вместе в одном доме, воспринимаются скорее как сексуальные партнеры, а отнюдь не как просто добрые друзья.

Теперь мои личные впечатления. Однажды я попросила студентов из моей группы ответить на вопрос «Зачем нужен друг?». Ответы оказались на удивление похожими: чтобы вместе отдыхать; чтобы посещать дискотеку, ездить за город, ходить в походы; чтобы вместе ходить в компьютерный зал, в библиотеку; чтобы было кого позвать на party.

– А к кому вы идете, когда у вас появляются личные проблемы?

– К shrink’y, – хором ответили студенты.

Шринк – это психотерапевт, то есть профессиональный «слушатель» клиента, решающий вместе с ним его проблемы. А как же поплакать в жилетку другу, быстрее набрать хорошо знакомый номер, чтобы раскрыть душу, услышать утешение, сочувствие, осуждение того, кто причинил боль? Всего этого дружба по-американски совершенно не предполагает. «Американец чрезвычайно неохотно вовлекается в личные проблемы других людей. Друг, конечно, познается в беде (у Ричмонда: friend in need is a friend indeed), однако американец скорее предпочтет направить друга с его бедой к профессиональному психологу, чем изъявит готовность самому вникнуть в его личные проблемы».

Впрочем, это касается именно личных проблем. Если же речь идет о проблемах деловых, тут все с точностью до наоборот. Тебе помогут – и советом, и правильным адресом, и звонком нужному человеку, и не поленятся послать кому-то письмо по электронной почте. И не пожалеют времени, чтобы встретиться с кем-то, от кого можно получить нужное решение. Я лично сталкивалась с этой готовностью оказать реальную помощь несчетное количество раз.