«Велик дворец твой, государь, смарагдами, шелками и скопцами!»

«Велик дворец твой, государь, смарагдами, шелками и скопцами!»

По сказочным дворцам, воспетым безвестными авторами «Тысячи и одной ночи», бродят многочисленные, не охотливые до слов персонажи, имя которым одно: евнух. («И евнух принес птицу и поставил перед царем», «И евнух подошел к нему и спросил его», «И евнух пошел, чтобы привести царицу».) Женственные, роскошно разодетые скопцы разгуливают по гаремам халифов и сералям султанов. Их повелителей, владеющих сей свитой «игрушечных мужчин», нимало не смущают слова пророка Мохаммеда, запретившего оскоплять зверей и людей.

Впрочем, поначалу арабы были верны этой заповеди. Лишь после завоевания Персии (650 г.) изнеженность и сладость шахиншахских традиций, перенятых, кстати, у китайцев, наполняет запретным, отравленным восторгом души дотоле суровых халифов. С гибелью халифа Али (661 г.) и поражением поддерживавших его шиитов традиционные бедуинские ценности отходят в прошлое. Нега и роскошь пьянят арабских правителей. Перед ними чередой мелькают прекрасные юноши, лишенные плоти, и невольные красавицы-девы, не знающие отказа.

Знаменитый Харун ар-Рашид, правивший Багдадским халифатом в 786–809 годах, держал при себе две сотни женщин. Его ближайшим наперсником и оруженосцем был евнух Мазрур. Халиф даровал ему весьма сомнительное право отсекать головы своим врагам.

Пройдет каких-то полвека, и женщины в арабских гаремах будут исчисляться тысячами (известно сообщение о гареме, в котором насчитывалось двенадцать тысяч женщин.). Для присмотра за ними нужны были евнухи — люди, у которых не возникнет желание при виде жены своего господина.

Возникают огромные невольничьи рынки: например, в Багдаде и Каире, где торгуют африканками, черными как южная ночь, и луноликими европеянками. Возникают и настоящие центры, где готовят будущих стражей брачных покоев — евнухов (греч. eunuchos — «блюститель ложа»), — где их оскопляют и обучают надлежащему поведению. Такие «университеты кастратов» располагались, в частности, в Самарканде и в Дербенте.

Вообще торговать евнухами было делом прибыльным. Рабов закупали в Византии, Эфиопии, Нубии, Индии, Франции, Китае. После кастрации их стоимость вырастала раз в двадцать. Торговцев не смущало даже то, что их живой товар после подобной процедуры «выздоравливал как мухи»: поправлялся лишь один из троих оскопленных. Остальные, расставшись с частью плоти, вскоре теряли все тело, превращаясь в очередную ошибку рабов-медиков.

Однако даже при такой мрачной статистике купцы в накладе не оставались. В этой торговле бесполыми рабами равно преуспевали и мусульмане, и христиане, и иудеи. Чужая смерть и чужие муки не волновали их. Они правоверно следовали вечному зову денег, сколачивая состояние на костях и мошонках попавших в их руки людей.

Из «Персидских писем» Ш.-Л. Монтескье

Я чувствую себя в серале как в своем маленьком царстве, и это льстит моему самолюбию, а самолюбие — единственная оставшаяся мне страсть. Я с удовольствием вижу, что все держится на мне и что я нужен поминутно. Я охотно принимаю на себя ненависть всех этих женщин: она укрепляет меня на моем посту. Но и я не остаюсь в долгу: они встречают во мне помеху всем своим удовольствиям, даже самым невинным. Я всегда вырастаю перед ними как непреодолимая преграда; они строят планы, а я их неожиданно расстраиваю.

В гареме жизнью правит лень:

Мелькает редко наслажденье.

Младые жены, как-нибудь

Желая сердце обмануть,

Меняют пышные уборы,

Заводят игры, разговоры…

Меж ними ходит злой евн?х,

И убегать его напрасно:

Его ревнивый взор и слух

За всеми следует всечасно…

Так весьма прозорливо писал А.С. Пушкин, дав волю своему воображению.

Естественно, в обширном гареме «евн?х» был не один. Бесполые надсмотрщики, слуги, приспешники и соглядатаи роились среди прилюдно скучающих жен. Тоскливо было и им.

Немецкий ориенталист Петр Шольц так описывает чувства, обуревавшие души кастратов, бродивших среди полунагих красавиц: «Их угнетала внутренняя раздвоенность, их души вечно терзались, разрываясь между неутоленной мужской страстью и женственным бессилием, между кротостью и трусостью. Они были чувственны и робки, кичливы и легко ранимы, надменны, мечтательны и ленивы, они были сродни женам, заточенным меж них в гареме».

Лишь появление господина изредка и ненадолго прерывало праздную суету, ленивые интриги и утомительную, усыпляющую негу неразличимых дней.

Но тут ее слова прервали клики:

«Султан идет! Султан идет великий!»

Сперва явился дев прелестный рой,

Затем султана евнухи цветные;

Как на параде, замыкали строй

Их пышные кафтаны расписные…

Дж. Байрон. Дон Жуан (пер. Т. Гнедич)

«Прошли те времена, когда…» — хотелось бы сказать об этом жутковатом периоде истории Востока, но времена придворных евнухов не миновали и по сей день. В 1995 го ду американская журналистка Циа Джоффри обнаружила, что в индийской провинции Гоа и поныне существует подпольный невольничий рынок, на котором молодых евнухов продают во дворцы ближневосточных шейхов.