«ХУДОЖНИК ДОЛЖЕН БЫТЬ РЕАКЦИОНЕРОМ…» 346
«ХУДОЖНИК ДОЛЖЕН БЫТЬ РЕАКЦИОНЕРОМ…»346
Интервью Ивлина Во Джулиану Джеббу
<Paris Review. 1963. Vol. 8. № 30 (Summer-Fall).>
Э.М. Форстер347 различал «плоских» и «объемных» персонажей; если вы принимаете это разграничение, согласны ли вы, что у вас не было «объемных» персонажей вплоть до «Пригоршни праха»?
Все вымышленные персонажи «плоские». Писатель может создать иллюзию глубины, дав стереоскопическое видение персонажа?– показав его с нескольких точек зрения. Всё, что писатель может сделать, – так это предоставить более или менее полные сведения о герое, а?не какую-то особую информацию.
Значит, для вас не существует принципиального различия между такими персонажами, как мистер Прендергаст и Себастьян Флайт348?
Существует. Есть главные герои и фоновые персонажи. Первый из упомянутых вами персонажей?– всего лишь часть обстановки. Себастьян Флайт?– главный герой.
В таком случае можете ли вы сказать, что Чарльз Райдер349 был персонажем, о?котором вы дали наиболее полную информацию?
Нет, скорее это Гай Краубчек350… (немного взволнованно) Хотя, постойте, мне кажется, ваш вопрос имеет отношение главным образом к созданию персонажа и совсем не касается техники письма. Я?считаю, что писание?– это не исследование характера персонажа, а?упражнение в использовании языка, и?именно этим я одержим. Меня не особо интересует психология. Драматургия, разговорная речь, события?– вот что мне интересно.
Значит ли это, что вы постоянно экспериментируете и неустанно занимаетесь отделкой ваших сочинений?
Экспериментирую? Боже упаси! Посмотрите на результаты экспериментирования в случае с таким писателем, как Джойс. Он начинал очень хорошо, затем его обуяло тщеславие. Кончил же он сумасшествием.
Из сказанного вами ранее я делаю вывод, что вы не считаете писание трудным процессом.
Я не нахожу его легким. Видите ли, в?моей голове постоянно кружатся слова: одни люди мыслят картинами, другие?– абстрактными понятиями. Я?мыслю исключительно словами. К?тому времени, когда я опускаю перо в чернильницу, слова достигают необходимой стадии упорядоченности.
Возможно, это объясняет, почему Гилберта Пинфолда351 преследовали голоса?– развоплощенные слова.
Да, это так?– слова требовали воплощения.
Можете ли вы сказать что-нибудь о прямых влияниях на ваш стиль? Кто из писателей девятнадцатого века повлиял на вас? Возможно, Сэмуэль Батлер?
Писатели девятнадцатого века были основой моего образования и в этом смысле, конечно же, повлияли на мой стиль. П.Г. Вудхауз непосредственно повлиял на мой стиль. Кроме того, была еще небольшая книжка Э.М. Форстера «Фарос и Фарийон»?– очерк истории Александрии. Думаю, что в своем первом романе Хемингуэй новаторски использовал возможности языка. Меня восхищает то, как у него говорят пьяные.
А как насчет Рональда Фёрбенка352?
Юношей я обожал его. Теперь же я не могу его читать.
Почему?
Мне кажется, не?всё в порядке с пожилым человеком, способным любить Фёрбенка.
Вполне очевидно, что вы глубоко уважаете авторитет таких официальных институтов, как католическая церковь и армия. Согласны ли вы с тем, что и «Возвращение в Брайдсхед», и?военная трилогия явились прославлением этого чувства?
Нет. Конечно же нет. Я?почитаю католическую церковь, потому что в ней?– истина, а?не потому, что она является официальным институтом. «Люди на войне»353?– нечто совсем противоположное возвеличиванию; это история разочарования Гая Краубчека в армии. У?Гая были старомодные представления о чести, а?также иллюзии относительно рыцарского духа. Мы видим, как эти сущности истощаются и уничтожаются во время его столкновения с реалиями армейской жизни.
Можете ли вы сказать, что это и есть мораль, лежащая в основе трилогии?
Да, я?имею в виду, что в ней есть определенная нравственная цель; шанс на спасение, данный каждому человеку. Знаете ли вы старый протестантский гимн: «Once to every man and nation / Comes the moment to decide»354? Гаю дается этот шанс, когда он берет на себя ответственность за воспитание триммеровского ребенка?– только чтобы не оставлять его беспутной матери. По существу, он неэгоистичный человек.
Не можете ли вы сказать что-нибудь о концепции, положенной в основу трилогии? Был ли у вас какой-либо план, когда вы начали ее писать?
Он существенно изменялся в процессе писания. Сначала я запланировал, что второй том, «Офицеры и джентльмены», будет состоять из двух частей. Затем я решил соединить их и завершить работу. Там еще есть крайне неудачная сцена на борту корабля, соединяющая обе части. Необходимость прояснить образ Людовича вызвала появление третьего тома. Как оказалось, во всех томах есть нечто общее, поскольку в каждом действует нелепый, смешной персонаж, который движет повествование.
Даже если, по вашим словам, основная идея трилогии не была ясна перед тем, как вы сели за работу, разве не было чего-то, что вы видели с самого начала?
Да, меч в итальянской церкви и Сталинградский меч.
Не могли бы вы рассказать о зарождении замысла «Возвращения в Брайдсхед»?
Во многом он явился продуктом своего времени. Если бы роман не был написан тогда?– в ужасное военное время, когда нечего было есть,?– он был бы совсем другим. Суть в том, что изобилие воскрешающих прошлое описаний и избыточность деталей?– прямое следствие лишений и сурового аскетизма тех лет.
Не встречалось ли вам среди критических работ о ваших произведениях что-нибудь стоящее, проясняющее их суть? Например, у?Эдмунда Уилсона?355
Он американец?356
Да.
Едва ли они способны сказать что-нибудь интересное, не?правда ли?
Не кажется ли вам, что подобные высказывания характеризуют вас как реакционера?
Художник должен быть реакционером. Он должен выступать против своего века и не должен подделываться под него; он обязан оказывать ему хотя бы небольшое противодействие. Даже великие художники Викторианской эпохи, несмотря на давление, вынуждающее приспосабливаться, были антивикторианцами.
А как насчет Диккенса? Несмотря на свои проповеди о социальных реформах, он также добивался определенной репутации в обществе.
Ну, всё было несколько иначе. Диккенс обожал лесть и любил произвести впечатление. Тем не менее он был глубоко враждебен викторианству.
В каком историческом периоде, отличном от нашего времени, вы хотели бы жить?
В семнадцатом веке. Думаю, это было время величайших драм и любовных историй. Полагаю, что я был бы счастлив и в тринадцатом веке.
Несмотря на большое разнообразие персонажей, представленных в ваших романах, бросается в глаза, что у вас нет сочувственного или всесторонне-полного изображения выходцев из низших классов. Были ли для этого какие-либо причины?
Я не знаю их, и?они мне не интересны. Вплоть до середины девятнадцатого столетия писатели изображали представителей простонародья не иначе как в виде гротескного или пасторального окружения. Позже, когда те получили права, некоторые писатели стали подлизываться к ним.
Как насчет Пистоля357… или Молли Фландерс358 и…
А, представители криминального мира. Это совсем другое дело. Они всегда обладали своеобразным обаянием.
Позвольте вас спросить: что вы пишете в настоящее время?
Автобиографию.
Будет ли она традиционной по форме?
В высшей степени традиционной.
Есть ли книги, которые вы хотели и в то же время не могли бы написать?
Всё что мог, я?сделал. Всё лучшее я уже написал.
Ex Libris НГ. 2005. 8 сентября. С.?5.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.