Глава 6 Перемирия и новые войны

Глава 6

Перемирия и новые войны

Расстановка сил «завсегдатаев ипподромов», установившаяся после битвы при Бате, привела к новой волне насилия. Всего через два дня, 19 августа 1921 года, англо-итальянские и еврейские гангстеры решили отомстить обидчикам в Херст-Парке неподалеку от Лондона. Газета «Данди Курьер» сообщила, что там собралось значительное количество «парней». Они выбрали своей целью автомобиль, принадлежащий бирмингемскому букмекеру, который путешествовал по всей стране. Казалось, машину полностью уничтожат, но, к счастью, ущерб оказался не столь велик, так как полиция очень быстро прибыла на место происшествия. Затем конные полицейские «галопом расчистили ипподром».

По сведениям газеты «Таймс», одного человека арестовали за владение топориком. Этим человеком был подручный букмекера Аарон Джейкобс 36 лет. Полицейские объяснили, что он шел в компании нескольких мужчин и возле турникетов заявил: «Если хоть кто-то из этих негодяев покажется сегодня, мы их поймаем». Джейкобс был настоящим ужасом Ист-Энда, длинный список его судимостей тянулся до 1901 года. Его признали виновным и приговорили к трем месяцам каторжных работ. Еще трое мужчин с оружием смогли ускользнуть от полиции.

Джейкобс работал телохранителем у букмекера Александра Кроуфорда. Хотя «Бирмингемская банда» и не добиралась до Херст-Парка, южные букмекеры все равно опасались этих головорезов, которых газета «Глазго Геральд» назвала «бандами, посещавшими скачки и терроризировавшими букмекеров любыми доступными способами». В итоге 21 августа 1921 года ряд этих букмекеров объединился с профессиональными игроками и образовал «Ассоциацию защиты интересов букмекеров и игроков». Заправилами этой организации стали букмекер Уолтер Бересфорд и Эдвард Эмануэль, которые стали президентом и вице-президентом Ассоциации.

Автомобиль бирмингемского букмекера, укомплектованный всем необходимым, чтобы поставить палатку на скачках. Подобная машина, принадлежащая букмекеру из Бирмингема, и подверглась нападению в Херст-парке в августе 1921 года.

Похоже, в этот период времени Сабини находились в подчинении у Эмануэля, и он счел свое вступление в Ассоциацию возможностью раз и навсегда лишить Кимбера контроля над «услугами», предоставляемыми букмекерам. Неудивительно, что Эмануэль начал печатать списки участников каждого забега, а затем основал компанию по производству букмекерских билетов.

Эмануэль не терял времени даром, и уже через месяц после основания Ассоциации она наняла на работу восьмерых распорядителей, которым щедро платили по 6 фунтов в неделю. Среди распорядителей оказались Дерби Сабини и родственник Эдварда Эмануэля Филип Эмануэль. Ставший впоследствии секретарем «Ассоциации букмекеров Юга», Рон Уайток подчеркивал, что «сначала на первом плане стояла необходимость вышибания клина клином и “сильные” ребята должны были защищать членов новой Ассоциации».

Несмотря на это, новая Ассоциация пришлась по вкусу «Клубу жокеев», в ведении которого находились многие наиболее популярные ипподромы Англии. Такое признание было только на руку Эмануэлю и Сабини, ведь так Кимберу и «Бирмингемской банде» становилось сложнее соперничать с ними на Юге. Эмануэль хорошо разыграл свои карты, приняв деятельное участие в становлении организации, которая в итоге превратится в «Ассоциацию защиты интересов букмекеров», однако он не терял надежды отобрать у Кимбера и ипподромы на западе Англии. Здесь у него ничего не получилось, и битва при Бате лишний раз подтвердила его поражение.

Обе стороны конфликта держали дистанцию, а пресса требовала от полиции срочного принятия мер для прекращения «хулиганства» и «беспредела» на скачках. В итоге «Бирмингемская банда» и Сабини назначили время встречи. Это произошло после того, как англо-итальянские гангстеры пустили слух, что бирмингемцы не имеют права принимать ставки у них на ипподромах. В ответ «Бирмингемская банда» заявила, что ни одному южному букмекеру и их подручным не разрешат в сентябре посетить фестиваль Сент-Леджер в Донкастере.

Старший инспектор Скотланд-Ярда в отставке Том Диваль, которого не раз привлекали к обеспечению порядка на разных ипподромах, утверждал, что итальянцы приняли вызов. Они сопроводили «прославленного букмекера» Бересфорда и весь его персонал на вокзал Кингс-Кросс: «Вооруженные до зубов итальянцы предупредили соперников, что, если они хоть пальцем тронут этого джентльмена и его подчиненных, первый, кто до них дотронется, будет убит».

Обыскав поезд, они не нашли ни одного противника, однако в Донкастере «их встретила разъяренная толпа врагов». Кое-кто искал Бересфорда и других лондонских букмекеров, «в то время как остальные прятались за железными колоннами, поддерживающими крышу, за такси и автомобилями и в других местах, где их было прекрасно видно, и все они ждали момента, чтобы напасть на итальянцев. Все были вооружены бритвами и другим опасным оружием».

Не обнаружив соперников, «Бирмингемская банда» велела всем лондонским букмекерам вернуться в столицу «и сопроводила свой приказ ужасными угрозами». Бересфорду и его подручным было позволено остаться. «Вся “Бирмингемская банда” затем ввалилась в уборную на станции, где состоялось самое жуткое и грозное совещание в истории скачек».

Было решено продолжить встречу дома у Бересфорда, куда прибыло «по шестнадцать вооруженных револьверами и бритвами человек с каждой стороны». Сам Бересфорд 6 декабря 1921 года в своей речи на банкете по случаю основания «Ассоциации защиты интересов букмекеров и игроков» назвал членов «Бирмингемской банды» «террористами». Более того, он приукрасил ситуацию, сказав, что «уже состоялась встреча с ними и длинный разговор, в ходе которого они пообещали, что больше неприятностей не будет». Он заявил, что «Бирмингемская банда» отступила. На самом деле все было не так.

На самом деле они договорились поделить страну на сферы влияния для крышевания ипподромов. Поля на севере, в Мидлендсе и Вест-Кантри отходили в зону «Бирмингемской банды», а поля на юге и востоке Англии – в зону Сабини с союзниками. Новости о перемирии просочились в газеты. 20 сентября «Ноттингем Ивнинг Пост» сообщила, что во время прошедших накануне скачек в Лестере «вражде между лондонской и бирмингемской бандами был положен конец, а потому не стоит больше бояться повторения неприятных событий, которые недавно произошли на юге страны».

Через десять дней «Вестерн Газетт» заметила, что противники встретились на скачках в Ньюбери, и авторитетно заявила, что «за стаканчиком они согласились навсегда зарыть топор войны». Пятого октября вслед за закрытием дела Кимбера, Томаса и Джойса, возбужденного после битвы при Бате, в «Халл Дейли Мейл» появился заголовок: «Ипподромная вражда. Долгожданное разрешение».

В ходе переговоров Билли Кимбер и другие представляли бирмингемских хулиганов, а за Сабини стояли две крупные фигуры: глава еврейского подполья Ист-Энда Эдвард Эмануэль, который постепенно обращался к легальному бизнесу, и ведущий букмекер юга Уильям Бересфорд, который надеялся вытеснить «бирмингемских парней низших сословий», как он сам их называл.

Речь Бересфорда так и сквозила лицемерием, ведь в 1902 году он сам был осужден за владение подпольным игорным домом в лондонском Вест-Энде и оштрафован на огромную по тем временам сумму в 200 фунтов. Он заявил, что работает агентом на комиссионных началах, то есть букмекером. Его также обвинили во владении букмекерской конторой, где принимались ставки на лошадей вне ипподромов, и оштрафовали на 50 фунтов. Разбогатев незаконным путем, Бересфорд перешел в легальный бизнес, начав принимать ставки на ипподромах. В 1921 году вместе с Эмануэлем он выступил за создание «Ассоциации защиты интересов букмекеров и игроков», которая после своего основания получила поддержку ведущих букмекеров Лондона и Клуба жокеев. И правда, Бересфорд подчеркнул, что Эмануэль оказал ему «неоценимую поддержку» на этом этапе.

Копия редкого снимка первого ежегодного ужина «Ассоциации защиты интересов букмекеров и игроков», состоявшегося в ресторане «Холборн» 6 декабря 1921 года. Во главе стола сидит Эдвард Эмануэль, считавшийся главарем еврейского подполья Ист-Энда.

Эмануэль и Сабини не получили полного удовлетворения от перемирия, но теперь у них в руках оказался контроль над весьма прибыльными юго-восточными ипподромами и ипподромами Восточной Англии. Там их позиции укрепились благодаря своеобразному пособничеству полиции. В декабре 1922 года газета «Нью Стейтсмен» заявила, что Сабини платили полицейским по 5000 фунтов в год, покупая, таким образом, свою неприкосновенность.

В этих обстоятельствах у Кимбера не оставалось иного выбора, кроме как согласиться на перемирие, хотя «Бирмиргемская банда» и сохранила контроль над большей частью ипподромов Англии. Так как большая часть гангстеров по-прежнему проживала в Бирмингеме, они были довольны господством на ипподромах Мидлендса, Северной и Юго-Восточной Англии и Вест-Кантри. В отличие от них, Кимбер прочно обосновался в Лондоне. Эмануэль и Бересфорд обхитрили его, и в результате его друзья и союзники в столице оказались в проигрыше.

Братья Макдональд и «Парни из Элефанта» и Джондж «Брамми» Сейдж и «Камденская банда» не были готовы к таким потерям, и в 1922 году разразилась новая ипподромная война, центром которой, по свидетельству Брайана Макдональда, стал Лондон. В новостях появлялись сообщения о ножевых ранениях, драках с бритвами, стрельбе и даже одном нападении с мачете на улицах столицы и ипподромах Южной Англии.

В разгар этих жестоких столкновений в сентябре и октябре 1922 года министру внутренних дел Эдварду Шорту было направлено три письма. На них стоял почтовый штемпель Лестера, а вместо подписи красовался псевдоним «Томми Аткинс» – собирательное имя, которым часто называют британских солдат. Будучи военным в отставке и истинным англичанином, автор этих писем жаловался на банды иностранцев, которые вечно вызывают проблемы:

Казначеями и мозговыми центрами банды головорезов, орудующей на ипподромах Англии, являются иностранцы Эдвард Эмануаль и Гарчан Харрис, которые финансируют все крупные игорные дома лондонского Вест-Энда и выплачивают значительные суммы денег другим иностранцам, «Банде Сабини», а также «летучему отряду» Скотланд-Ярда, лоббируя тем самым свои интересы.

Гарчаном Харрисом аноним, скорее всего, назвал союзника Эмануэля Гершона Харриса, который тоже происходил из еврейского Ист-Энда.

Письма хранятся среди бумаг столичной полиции в Национальном архиве, и второе, полученное 26 сентября, особенное внимание обращает на коррупцию в полицейской среде, связанную с бандой Сабини. В письмах также содержатся упоминания о нападениях на членов «Бирмингемской банды», включая атаку на Эндрю Тауи в Эпсоме. В ходе полицейского расследования было установлено, что банда на самом деле имеет мало общего с Бирмингемом, так как «в основном состоит из самых отъявленных лондонских преступников». Неудивительно, что полиция пришла к такому выводу, ведь, кроме Кимбера, Тауи и еще нескольких человек, практически никто из бирмингемцев не принимал участия в новой ипподромной войне. Она велась между лондонскими бандами.

Ситуация менялась день ото дня, и время от времени между союзниками тоже возникали споры. Сабини быстро устали от контроля Эмануэля и начали вести себя таким образом, который весьма обеспокоил «Ассоциацию защиты интересов букмекеров и игроков». В протоколе ее заседания, состоявшегося 15 мая 1922 года, сообщается о получении сведений о том, что распорядители Ассоциации начали требовать плату размером в один шиллинг за каждый набор продаваемых ими списков. Через месяц появились новые жалобы, и 4 сентября генеральный комитет Ассоциации единогласно решил отказаться от услуг распорядителей.

В ноябре 1922 года произошло жестокое столкновение в лондонском районе Маленькая Италия. Оно было спровоцировано ссорой Сабини с их давними союзниками братьями Кортези. Беспорядки привлекли внимание прессы. «Бирмингемская банда», напротив, продолжала свою преступную деятельность, но редко попадала на страницы газет. Так, например, о ней упомянули 7 сентября 1922 года, когда «Дерби Дейли Телеграф» сообщила, что Джону Гэннону «предъявили обвинение в воровстве и праздношатании с преступными намерениями во втором ринге ипподрома». Ему было 32 года, и он жил на Франкфорт-стрит в Хокни. Его сопровождали трое других мужчин. На глазах у детектива они все вместе подошли к букмекеру, «не собираясь делать ставку, и растолкали толпу». Ситуация повторилась еще раз, когда Гэннон «сунул руку под пальто сообщнику и попытался совершить карманную кражу».

Гэннона прикрыл букмекер из Эджбестона Уильям Эдвард Томпсон, который заявил, что подсудимый уже девять месяцев работает его помощником и зарекомендовал себя как честный и благородный человек, которому можно доверить крупную сумму денег. Совершенно другую характеристику Гэннону дал бирмингемский детектив, который упомянул, что в 1920 году того осудили за кражу и приговорили к тюремному заключению. После этого подсудимый признался в остальных преступлениях, и ему выписали штраф на 10 фунтов, который можно было заменить десятидневным тюремным сроком.

Остальные бирмингемские гангстеры по-прежнему терроризировали букмекеров. 21 сентября 1922 года «Вестерн Монинг Ньюс» сообщила, что «Ассоциация защиты интересов букмекеров и игроков» в Бирмингеме привлекла к ответственности Томаса Хокинса, который вымогал два фунта у букмекера по фамилии Клоус, пока тот ждал поезда, собираясь отправиться на скачки в Стоктоне. Торговца Хокинса сопровождал второй человек, и, отказавшись платить, «Клоус был сильно избит». Суд приговорил Хокинса к двум месяцам заключения за жестокое нападение.

В интересной статье о разразившейся между лондонскими бандами войне «Ноттингем Ивнинг Пост» от 23 сентября 1924 года заметила, что «Банда молоточников» из Бирмингема «до нынешнего момента вела себя на удивление спокойно и пока держала слово не применять насилие в своей тактике». «Примерное поведение» этой «крупной группировки Мидлендса» объяснялось тем, что ее лидер Тед Льюис обещал ограничить «набеги своих последователей сбором подати» с букмекеров, работающих на скачках в Северной Англии.

Этот человек пользовался огромным авторитетом среди преступников, что подтверждает случай, произошедший в Донкастере. Местные «парни» обокрали, поколотили и сбили с ног одного из влиятельных завсегдатаев ипподромов. Не медля ни секунды, он разыскал главаря «Бирмингемской банды», и через пятнадцать минут ему уже вернули кошелек вместе с находившимися там 25 фунтами.

Через десять месяцев газете пришлось опубликовать извинение перед «известным бирмингемским агентом на комиссионных началах» Эдвардом «Тедом» Льюисом, «весьма уважаемым джентльменом», который никоим образом не связан с упомянутой бандой. Неизвестно, кто именно на самом деле был главарем «Бирмингемской банды», поскольку это, возможно, был не Билли Кимбер.

Есть вероятность, что к этому времени он уже начал терять влияние в Бирмингеме, потому что более десяти лет проживал в Лондоне и переехал на Вест-Энд к братьям Макдональд. Их племянник Брайан Макдональд утверждает, что Кимбер стал партнером «королевы ночных клубов Кейт Мейрик, в клубах которой собирались женщины свободной морали, готовые окунуться в Ревущие двадцатые». Тетушка Брайана, Ада, свидетельствовала, что Кимбер защищал ее от нападок хулиганов, которые пытались заставить Кейт платить им за предоставление «крыши». Имея такие интересы, Кимбер сыграл значительно менее важную роль в новой ипподромной войне, которая началась в 1925 году и которая затронула «Бирмингемскую банду».

Шестнадцатого июня «Дейли Мейл» сообщила, что семерых человек, которые, вероятно, были членами банды, обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений Томасу Макдональду. Его «обнаружили в полубессознательном состоянии возле паба, с глубокими бритвенными порезами и травмами головы». Обвинитель заявил, что у него была от уха до губ рассечена щека. Одного из обвиняемых оправдали, но остальных признали виновными в том, что они приехали в Бирмингем, чтобы устроить беспорядки. В их защиту адвокат сказал, что «Макдональд известен в кругах ипподромных банд Мидлендса как суровый боец и агрессор».

Хотя Макдональд и заявил, что работал торговцем и жил в Хокни, на самом деле он был настоящим ипподромным громилой. Он родился в 1882 году и уже в возрасте десяти лет его приговорили к десяти ударам розгами за кражу хлеба. Получив наказание за то, что просто был голоден, Макдональд стал и дальше представать перед судом за сопротивление полиции и игру в азартные игры. В 1907 году его осудили на девять месяцев каторжных работ за причинение тяжких телесных повреждений Уильяму Тули. Кроме того, ему дали еще шесть месяцев в дополнение к этим девяти за нападение на полицейского.

Макдональд часто использовал имя Томаса Макдона. Его приемный сын Джеки Карриган, член суровой, но честной бирмингемской семьи, которая открыла множество легальных букмекерских контор, вспоминал огромный шрам на лице у отчима. Джеки рассказывал мне, что Макдональд, и правда, был очень жестоким человеком, и что шрам от бритвы тянулся через всю его щеку от уха к губе.

По некоторым сведениям, напавшие на него были членами банды Сабини. Если это правда, нападение знаменовало собой новый виток противоборства, потому что никто из членов лондонских банд раньше не отваживался совершать налеты на Бирмингем – даже в разгар жестокой ипподромной войны 1921 года. Впрочем, это маловероятно, так как Сабини к тому времени уже начали терять влияние. Скорее всего, на Макдональда напали бирмингемские гангстеры, связанные с «Бирмингемской бандой».

23 июня 1925 года газета «Йоркшир Пост энд Лидс Интеллидженсер» сообщила читателям имена шестерых нападавших. Ими оказались агенты Мозес Кимберли и Исаак Компстон, профессиональный игрок на тотализаторе Уильям Кимберли и подручный букмекера Чарльз Кимберли. Все четверо жили в районе Бордсли-Грин в Бирмингеме. Еще двое – портной Уильям Уэстон и Уильям Уайтхаус – проживали в Кемп-Хилле.

За два года до этого в статье «Ивнинг Телеграф» от 23 мая 1923 года было указано, что Уильям Кимберли 31 года является агентом на комиссионных началах и обвиняется в нанесении ранений Стиву Гриффину в пабе в Камден-Тауне. Детектив-инспектор Гиллан дал показания о жестоком характере Кимберли и его приспешников, которые были хорошо известными ипподромными бандитами и жили на деньги, добытые у букмекеров шантажом.

Гриффина несколько раз ударили осколком стекла, нанеся ему ранения в шею и запястья. Он был сообщником Альфи Уайта и Альфи Соломона, которые, в свою очередь, считались союзниками Сабини. Вместе с двумя другими хулиганами они некоторое время назад сильно избили букмекера молотком, а затем наставили на него револьвер и несколько раз пнули свою жертву. Похоже, нападение Кимберли было местью за этот случай.

По сведениям Брайана Макдональда, Кимберли родился в Бирмингеме, но входил в «Камденскую банду» Джорджа «Брамми» Сейджа, союзную Кимберу и «Бирмингемской банде». Кимберли действительно жил в Бирмингеме, как и вся его семья. В 1907 году, когда ему было двадцать и он работал на конвейере, во время квартальной сессии Суда Виктории в Бирмингеме его приговорили к восемнадцати месяцам каторжных работ за взлом и проникновение в чужой дом с намерением кражи.

Его брат Чарльз Кимберли тоже был знаком полиции. Между 1907 и 1909 годами его трижды осудили за кражу в Бирмингеме, а в 1910 году признали виновным во взломе магазина в Стаффорде. В сентябре 1912 года Чарльза приговорили к трем годам тюремного заключения за незаконное проникновение в магазин и кражу двух костюмов. Тогда он работал лоточником. Состоявшаяся в 1911 году перепись зафиксировала, что братья жили еще с двумя братьями – Исааком и Генри, а также своими родителями на Олкок-стрит в Деритенде. Это было совсем недалеко от тех мест, где происходили столкновения в ходе вендетты на Гаррисон-лейн.

Нападение на Макдональда показывало, что между традиционно разобщенными группами преступников, входившими в состав «Бирмингемской банды», возникли серьезные противоречия, а Сабини не были причастны к этому инциденту. В деле о нанесении Макдональду тяжких телесных повреждений обвинитель пошел по необычному пути. Он заявил, что, так как Макдональд признался в своей причастности к конкурирующей ипподромной банде, он отказывается предоставлять улики суду. В результате судопроизводство зашло в тупик. Все подсудимые были приговорены к условным срокам различной длительности, а Чарльз Кимберли и вовсе был оправдан.

Затем Макдональда обвинили в том, что он, «судя по всему, является закоренелым нарушителем спокойствия». Однако он дал слово ничего не предпринимать в Бирмингеме, после чего секретарь суда спросил его, не собирается ли он отомстить обидчикам в другом месте. Макдональд ответил: «Я уже решил, что отомщу за себя – и мне плевать, кому об этом станет известно». Судейская коллегия посоветовала ему быть осмотрительным и не предпринимать опрометчивых шагов. В конце концов Макдональду также назначили условное наказание.

Инцидент с Макдональдом произошел именно в то время, когда, по сообщению газеты «Вестерн Дейли Пресс», «случились первые нарушения» соглашения о разделе сфер влияния между «Бирмингемской бандой» и бандами Лондона. В статье объяснялось, что это соглашение «оказалось забыто, и банды начали заходить на территорию противника». Это привело к вендетте, причем «риск и недопонимание» лишь возросли с появлением новых банд.

Вероятно, к новому витку войны между бандой Сабини и «Бирмингемскими парнями» привели изменения руководящего состава обеих группировок. «Бирмингемская банда» всегда была довольно слабо централизована, а теперь влияние Кимбера уменьшилось, что поспособствовало возвышению таких людей, как Макдональд, которые не готовы были соблюдать договоренности Кимбера. К этому не стремился и Гарри «Бой» Сабини, пытавшийся подчинить себе всю англо-итальянскую банду и ее союзников, еврейских гангстеров Соломона и банду с Кингс-Кросса Альфа Уайта.

В 1924 году старший брат Гарри Дерби проходил по делу о клевете против газеты «Топикал Таймс», которая заявила, что он возглавляет банду шантажистов. В результате Дерби не принимал активного участия в столкновениях между лондонскими бандами, и на сцену вышел Гарри «Бой». В тот момент казалось, что влияние Сабини уже ослабело, и Гарри «Бой» хотел восстановить его в полной мере. Потеря влияния была обусловлена целым рядом факторов, включая потерю Соломона, который в конце 1923 года сел за решетку за непредумышленное убийство.

К тому времени «Ассоциация защиты интересов букмекеров» уже отказалась от услуг Сабини в качестве распорядителей. Кроме того, Сабини вели изматывающую войну с семьей Кортези. Брайан Макдональд также полагает, что в дополнение к этому за размещение палаток букмекеров на весьма прибыльных скачках в Эпсоме до сих пор отвечал Кимбер, а не Сабини. Он работал руками своего давнего друга Джорджа «Брамми» Сейджа из Камденской банды.

Стремление Гарри «Боя» к восстановлению «прав» Сабини привело его к конфликту как с шайкой Сейджа, так и с «Бирмингемской бандой». В сентябре 1923 года в газете «Ноттингем Ивнинг Пост» появился заголовок: «Парни Сабини снова в деле». В статье указывалось, что они недавно нарушили перемирие, которое действовало с начала сезона гладких скачек в марте. Владельцы ипподромов получили письма с угрозами, а ряд испуганных букмекеров отдал им больше денег, чем обычно.

На следующий год, 15 июля 1925-го, та же газета сообщила, что «между бандами Восточного и Северного Лондона началась открытая война», и высказала опасение, что букмекеры могут подвергнуться нападениям. Чуть больше двух недель спустя кто-то из «Бирмингемской банды» порезал противника бритвой. Утром 30 июля 1925 года бирмингемский агент на комиссионных началах по имени Сидни Пэйн пришел в клуб «Эмбасси» в Брайтоне. Вернувшись в отель, он рассказал двум своим друзьям, что его оскорбил лондонский букмекер Исайя Эльбоц, происходивший из района Уайтчепел в Ист-Энде.

Друзьями Пэйна были Уильям Глинн и Томас Армстронг, также агенты на комиссионных началах. На самом деле, по сообщению газеты «Халл Дейли Мейл» от 7 августа, все трое принадлежали к ипподромной банде «Бирмингемские парни». Армстронг был особенно грозным ее членом, которого подозревали, но признали невиновным в убийстве другого еврейского букмекера из Ист-Энда по имени Филип Джейкобс, произошедшем в апреле 1921 года. Армстронг и Глинн вернулись в «Эмбасси» вместе с Пэйном. Там, по свидетельству очевидца, когда танцоры покинули клуб, между мужчинами вспыхнул спор: «Посыпались удары, все смешалось. Кто-то выхватил бритву, раздались крики, потом послышались звуки борьбы. На улице начался переполох, все свободные полицейские округа начали стекаться на место преступления».

Прямо перед их появлением в машину отвели серьезно раненого человека, который с трудом передвигался сам. Этим человеком был Эльбоц. Еще двое мужчин – распорядители клуба – также получили тяжкие телесные повреждения. 6 августа газета «Ивнинг Телеграф» сообщила, что Эльбоц, хоть и был весь в бинтах, брезговал давать показания и его сочли предубежденным свидетелем. Адвокат обвинения заявил суду, что «речь идет о банде особо опасных и жестоких людей, которая терроризирует народ». На этот раз члены «Бирмингемской банды» перешли все границы. Обвинитель никогда прежде не слышал о «более хладнокровной и отвратительной попытке искалечить и обезобразить человека исключительно из желания поступить ему назло». Троих обвиняемых выпустили под залог, и они, похоже, сумели скрыться от правосудия.

Еще одной заметной фигурой в «Бирмингемской банде» был закоренелый преступник Джеймс Коуп. В 1906 году, когда ему было 25 лет, он был обвинен в сквернословии, пьянстве и игре в азартные игры, а через год приговорен к трем месяцам каторжных работ за незаконное проникновение в магазин и кражу денег и товаров. Коуп указал, что работает шлифовальщиком, но на самом деле был «ипподромным громилой», и 30 апреля 1924 года газета «Ноттингем Ивнинг Пост» сообщила, что его обвиняют в воровстве и неисполнении букмекерских обязательств на скачках в Куорн-Ханте.

Находившийся в тот день при исполнении полицейский констебль Брамелл видел, как обвиняемый бежал среди экипажей, преследуемый людьми, которые утверждали, что он принял у них ставки, а затем удрал с деньгами, не выплатив выигрышей счастливчикам. Коуп отрицал, что работал букмекером, несмотря на то что при нем обнаружили билеты и эмалированный значок на имя Джима Коупа. К счастью для подсудимого, судьи поверили в его историю о том, что он лишь брал ставки от имени двух других букмекеров, которые растворились в толпе. В итоге его приговорили всего лишь к трем месяцам каторжных работ.

Не успел Джеймс Коуп насладиться свободой, как его вместе с сообщником обвинили в незаконном вымогательстве денег с применением угроз в деревушке Драйтон-Бассет. 27 декабря 1924 года газета «Тамуорт Геральд» сообщила, что потерпевший из Эрдингтона также подвергся нападению, но теперь заявил, будто «не хочет, чтобы суд всерьез рассматривал дело о нападении, а также желает отозвать жалобу на вымогательство с применением угроз».

Сам Коуп назвался букмекером из города Стоктон-он-Тис и был выпущен под залог в пять фунтов по обвинению в нападении. Ему было приказано не нарушать общественный порядок в течение шести месяцев. Вскоре раскрылась его настоящая личность, и произошло это в ходе столкновения, которое газета «Манчестер Гуардиан» от 9 мая 1925 года описала в заметке под заголовком «Ипподромная банда в Честере». После «серьезного конфликта», в котором был применен молоток и разбито несколько бутылок, под арестом оказались семеро мужчин, «терроризировавших и шантажировавших» букмекеров.

Коупа сочли их главарем. Его приговорили к двенадцати месяцам каторжных работ за ограбление лондонского букмекера, который «в ужасе убежал» от банды. Бирмингемский детектив заявил, что члены банды редко представали перед судом, потому что букмекеры боялись их.

Осуждение Коупа подчеркнуло стремление полиции расправиться с бандами, которые грабили букмекеров и посетителей скачек и снова привлекли к себе внимание в 1925 году, когда разразилась война между «Бирмингемской бандой» и лондонской бандой Сабини.

В судах без остановки слушались дела, подобные делу Коупа, из Лондона приходили новости о жестоких столкновениях между бандами, в ходе войн «Шеффилдской банды» был убит человек, а банда из Глазго зарезала невинного торговца-индуса – казалось, волна насилия захлестнула Британию. Где бы ни случалось преступление, всегда в итоге обнаруживалась его связь с ипподромными бандами – по крайней мере, так сообщала пресса.

По сообщению «Дейли Мейл» от 27 августа 1925 года, находясь под давлением общественности, министр внутренних дел сэр Уильям Джойнсон-Хикс объявил войну ипподромным бандам. Он обещал применение суровых мер и ужесточение наказаний. Несмотря на это, министр дал полиции указание продолжать прежнюю политику.

И все же из-за повышенного внимания прессы и властей эта ипподромная война оказалась недолгой. Уже 10 апреля 1926 года «Эксетер энд Плимут Газетт» сообщила, что два «крупных союза» заключили перемирие. Теперь они договорились проводить совместные встречи «под председательством конкретного человека, на которых планировалось точно разделять сферы влияния, согласовывать планы и принципы».

Однако к тому времени дни ипподромных банд были уже сочтены, что явно видно в сообщении «Манчестер Гуардиан» от 1 мая 1928 года. В статье под заголовком «Преступления бандитов из ипподромной банды» рассказывалось о том, что Эрнест Уоттс был на пять лет отправлен за решетку за нанесение ран. Он был связан с «Парнями из Элефанта» и «входил в различные банды преступников, которые нападали на букмекеров, отказывавшихся платить в ответ на шантаж». А «когда банды распались, он стал терроризировать безобидных людей».

Впрочем, сообщение об исчезновении банд было несколько преждевременным: даже 4 сентября 1929 года газета «Дерби Дейли Телеграф» на первой полосе объявила о том, что на скачки из Бирмингема прибыла банда, состоящая примерно из 25 карманников и шулеров. Полиция разделила эту банду, а люди в штатском «весь день следили за каждым шагом гангстеров как на поле, так и в пределах главных рингов».

Через два месяца, 25 ноября, в газете «Челмсфорд Кроникл» появилась заметка о нападении на Бенджамина Йидона и его сына Ричарда. Оба работали букмекерами и 16 июля возвращались в Лондон со скачек в Ньюмаркете. В компании других завсегдатаев скачек Йидоны остановились выпить чаю в Собриджтауне, где у них вспыхнула ссора с Филипом Томасом и Джоном Тернером из-за ставки на предыдущих скачках в Лингфилде. Мужчины напали на букмекеров, у которых было с собой от 600 до 700 фунтов наличными, и попытались ограбить их. Томаса оправдали, а Тернер признал себя виновным в простом нападении и получил условное наказание, обязавшись не нарушать общественный порядок.

Сорокалетний Тернер торговал рыбой в Шордиче, а 33-летний Томас заявил, что является букмекером. Его слова были ложью, ведь на самом деле он был жестоким и беспринципным членом «Бирмингемской банды». Филипа брали под стражу за нападение на Билда в ходе битвы при Бате, и он сидел на скамье подсудимых, когда Кимбер и Джойс объявили о первом перемирии между ипподромными бандами. Теперь, однако, Томас жил в Лондоне и указал адрес в Брикстоне, к югу от Темзы.

Похоже, нападение на Ричарда Йидона было спровоцировано не только спором о ставке. Потерпевший был секретарем «Ассоциации защиты интересов букмекеров», а эта организация, само собой, была в ответе за возбуждение дел против членов банд и активно помогала очищать ипподромы от рэкетиров. Будучи одним из заправил банды и явно получая неплохую прибыль от крышевания букмекеров, Томас, конечно, был зол на Йидона и других членов Ассоциации за ограничение свободы своих действий и снижение доходов. И правда, в протоколах Ассоциации значится, что нападение на Йидона было совершено с особой жестокостью, и после него ему понадобилась практически постоянная защита полиции.

К счастью, к этому времени предпринятые полицией меры и осуществленные аресты привели к упадку ипподромных банд. Этому способствовали также более жесткие наказания и ряд других факторов, включая адресованное летучему отряду Скотланд-Ярда и уголовному подразделению столичной полиции распоряжение министра внутренних дел, в котором предписывалось обезопасить ипподромы Англии. Возглавляемый грозным Натти Шарпом летучий отряд определил те ипподромы, где беспорядки были наиболее вероятны. Как выразился Сэм Делл, когда сам Натти «появлялся на ипподроме, все бандиты бросались врассыпную и убегали от него, сверкая пятками».

Присутствие Шарпа не могло не радовать «Клуб жокеев». Взяв курс на искоренение бандитизма, Клуб в 1924 году основал специальный отдел для надзора за рингами. В него вошли несколько инспекторов, перед которыми стояло три основных задачи: они должны были, во-первых, стоять на входе и не пропускать нежелательных личностей; во-вторых, патрулировать ринги и выслеживать уэлшеров и известных негодяев; а в-третьих, проверять подозрительные споры о ставках.

Главным надзирателем был отставной военный У. Беббингтон, который заметил в своей книге «Мошенники на скачках» (1947), что до конца 1920-х годов «множество букмекеров было несчастными людьми». Впрочем, во второй половине этого десятилетия дела значительно улучшились благодаря совместным усилиям «Клуба жокеев» и букмекерских ассоциация Юга, Мидлендса и Севера.

Члены ассоциаций подчеркивали свою честность значками, на которых было указано название организации. Они провозглашали свое стремление к прозрачному ведению дел, выводили на чистую воду уэлшеров, которые пользовались значками ассоциаций, и предупреждали публику о появлении «букмекеров-выскочек» (а попросту – жуликов), которые приезжали на крупные скачки и бесследно исчезали со всеми ставками. Наконец, Ассоциации формировали «палаточные комитеты» «для охраны и защиты прав букмекеров на скачках». Такие комитеты могли работать только при поддержке «Клуба жокеев», и с 1929 года эта поддержка была получена.

С этого момента палатки устанавливали уже не гангстеры вроде Кимбера и Сабини, которые забирали себе половину прибыли занимавших их букмекеров, а персонал ипподромов, связанный с местными ассоциациями по защите интересов букмекеров. Подавая заявку на получение палатки, любой букмекер должен был заручиться поддержкой двух своих коллег, которые уже давно работали на этом ипподроме и готовы были выступить в качестве поручителей. После этого имя претендента вносили в список ожидания, и первая освободившаяся палатка по принципу старшинства переходила к следующему букмекеру в этом списке.

Бирмингемский ипподром, сентябрь 1923 года. В центре снимка стоит букмекер Гай, который считает деньги. Прямо перед ним – его дети Перси и Герти. Уважаемые букмекеры вроде мистера Гая с воодушевлением встретили известие о перемирии, заключенном в конце 1921 года между «Бирмингемской бандой» и бандой Сабини и их союзниками.

Вот так, одним махом, эта система положила конец всем спорам о палатках и лишила гангстеров возможности контролировать большую их часть. Ко второй половине 1930-х годов в зоне ответственности «Южной ассоциации по защите интересов букмекеров» осталось только два места, где невозможно было ввести такие же правила, а именно ипподромы в Эпсоме и Брайтоне, территория которых не была полностью огорожена. В результате там продолжали промышлять банды мошенников и хулиганов – неудивительно, что действие романа Грэма Грина о преступном подполье разворачивается именно в одном из городков Сассекса.

Идея романа «Брайтонский леденец» пришла Грину, когда он услышал о нападении на букмекера и его подручного неподалеку от ипподрома Льюиса. Впрочем, это нападение никоим образом не было связано с букмекерскими палатками – оно, скорее, походило на предсмертные судороги старых добрых ипподромных банд. После вспыхнувшего на скачках в Грейт-Ярмуте спора один из приспешников Альфи Соломона раскроил лицо Доджеру Маллинсу. В отместку Маллинс склонил Джимми Спинкса из «Хокстонской банды» и Вэла Макдональда из «Парней из Элефанта» отправиться вместе с ним на поиски Соломона в Льюисе. В результате собралось более 40 гангстеров, которые отыскали противника и жестоко избили Соломона и его подручного.

После этого нападения «Дейли Мейл» заявила: «500 гангстеров грозят новой ипподромной войной». Этот тревожный заголовок перекликался с более ранним сообщением «Дейли Экспресс» о том, что ипподромные банды «практически так же хорошо организованы и столь же беспринципны, как гангстеры Чикаго». Пресса явно пыталась приравнять так называемые ипподромные банды к гангстерам Соединенных Штатов Америки, и в 1938 году газета «Дейли Скетч» опубликовала сенсационную новость: «Гангстерский беспредел здесь и сейчас: за бандами стоят американские преступники».

Грин не шел на поводу у этой истерии. Его герои прекрасно прописаны и вовсе не напоминают гротескных персонажей, выдуманных прессой. В 1988 году он написал мне письмо, в котором объяснил: «Мой роман “Брайтонский леденец” действительно повествует о банде, напоминающей банду Сабини, но сейчас я уже не помню всего, что знал, когда писал его. Тогда я часто ездил в Брайтон и однажды провел весь вечер с членом банды, который познакомил меня с некоторыми сленговыми словечками, что были в ходу у хулиганов, и показал мне одно из мест, где он частенько встречался со своими товарищами по банде. Но я не помню никаких подробностей и вряд ли буду здесь полезен».

Есть и два других важных фактора, способствовавших исчезновению банд, хоть их обычно и не принимают в расчет. Во-первых, члены банд старели: так, Джиму Коупу из «Бирмингемской банды», когда он получил свой очередной срок, было уже за сорок. Во-вторых, со сцены ушли грозные главари банды Сабини и «Бирмингемской банды». Дерби Сабини и Билли Кимбер вели дела с умом, не забывая и о применении грубой силы, а вот их преемникам не хватало рассудительности. Сабини с 1924 года в течение двух лет безуспешно пытался выиграть дело о клевете против издателя Д.К. Томпсона, и это его полностью разорило. В итоге он переехал в Брайтон и занялся ремеслом букмекера. А главарь «Бирмингемской банды» Билли Кимбер и вовсе пропал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.