Три круга России

Три круга России

Путин все активнее стремился добиться для России положения великой державы, не зависящей от США и не поддерживающей с ними партнерских отношений. Его стратегия возрождения России как великой державы строится на взаимодействии трех концентрических кругов. Первый круг – постсоветское пространство, т. е. государства, для которых Россия традиционно играла доминирующую роль и которые образуют сферу ее особого влияния и ответственности. Здесь цели России – не дать евроатлантическим структурам проникнуть на постсоветское пространство, а также сформировать собственную организацию, Евразийский союз, которая закрепит господство и droit de regard (право контроля) России в этом регионе.

Второй круг – партнерство с Китаем, в целом странами БРИК и другими развивающимися экономиками, в результате которого Россия должна занять место в набирающей силу международной группе, призванной стать противовесом могуществу США, и увеличить свое глобальное экономическое и политическое присутствие. Правда, экономические реалии подсказывают, что Россия окажется скорее младшим партнером и сырьевым придатком Китая. Третий концентрический круг – это восстановление авторитета России в тех регионах мира, где до 1991 года имел влияние Советский Союз, – это Ближний Восток, Африка, Латинская Америка и Юго-Восточная Азия. Главные инструменты Кремля в укреплении международной роли России – это две основные статьи российского экспорта, сырье и вооружения.

Путин больше не считает, что налаживание прочных связей с Западом – и особенно с Соединенными Штатами – сыграет ключевую роль в возрождении России как великой державы. Более того, именно дистанцируясь от Запада, Россия обретет свое утраченное величие в мире. Россия уже не заинтересована в том, чтобы с ней считались как со страной, равнозначимой США. Пускай лучше Россию воспринимают как соперника США – в этом, судя по всему, и заключается часть путинского плана. Россия намерена позиционировать себя «как страна, к которой могут обращаться все недовольные мировым господством США»{829}.

После присоединения Крыма, показавшего миру, что сложившийся после холодной войны статус-кво канул в прошлое, российская политика на Украине на протяжении многих месяцев следовала схеме «шаг вперед, два шага назад» – и это все сильнее удручало Соединенные Штаты и их союзников. Путин и Лавров лично или по телефону общались со своими американскими или европейскими коллегами и соглашались, что ситуацию на Украине необходимо разрядить и что хорошо бы добиться прекращения огня. Но никаких реальных шагов за этим не следовало, сепаратисты по-прежнему получали подкрепление в виде вооружений и бойцов. Боевые действия продолжались, а Москва по-прежнему отрицала, что поддерживает сепаратистов. Все указывало на то, что Восточная Украина в лучшем случае пополнит список замороженных конфликтов и превратится в мини-государство, управляемое сомнительными и хорошо вооруженными личностями, контролировать которое Киев не сможет. С точки зрения Вашингтона, никаких особых шагов к разрядке не предпринималось, а общаться с Москвой становилось все труднее. Президент Обама время от времени разговаривал с президентом Путиным, но публично отзывался о России все более пренебрежительно, заявив, например, что Россия ничего не производит и что в такую страну никто не рвется переселяться. Белый дом явно давал понять, что утратил интерес к попыткам вовлечь Россию в диалог.

Так что же изменилось? Почему Украина послужила причиной разрыва отношений между США и Россией, хотя после 2010 года администрация Обамы решила воздержаться от участия в делах этой страны? Причины были как внешнего, так и внутреннего порядка. После того как Россия резко вмешалась в украинские дела, отговаривая Януковича подписывать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, в Белом доме начали осознавать, что отныне Кремль будет все более склонен к конфронтации. Однако переломный момент наступил, когда толпы украинцев захватили Майдан и началась революция. Администрация Обамы попала под давление Конгресса и ряда политических групп, требовавших что-то предпринять. В самой администрации спорили о том, как следует реагировать и целесообразно ли сохранять нейтралитет. Именно поэтому Виктория Нуланд отправилась в Киев, а Вашингтон дал знать, чью сторону примет в конфликте. Поддержка противников режима Януковича означала, что в Белом доме окончательно решили: перезагрузку с Россией уже не спасти.

В Москве же исчезли всякие сомнения в том, что США и их союзники твердо намерены придвинуть Запад к самым границам России, особенно когда стало ясно, что соглашение об ассоциации Украины с Евросоюзом ставит крест на идее Евразийского союза в задуманном им виде. Поездки в Киев Виктории Нуланд, а затем и главы ЦРУ Кремль воспринял как новое подтверждение вечных подозрений, что истинные намерения Вашингтона – это взять Россию в кольцо и способствовать смене режима в Москве{830}. Все это укрепило Путина в намерении представить Россию как альтернативу слабеющему и ревизионистски настроенному Западу. Россия, по его логике, – более достойная модель цивилизации. Одно время Путин поддерживал идеи консервативных русских мыслителей-славянофилов{831}. Призыв к консервативным, традиционным ценностям получает отклик как внутри России, так и за рубежом: эти идеи «консервативного интернационала» призваны апеллировать к мусульманским странам и разного рода правым и левым политическим партиям, включая крайне правых евроскептиков, которые являются рьяными сторонниками Путина. Хотя с формальной точки зрения можно говорить, что идеологическое противостояние времен холодной войны ушло в прошлое, Россия сегодня заявляет, что ее ценности и принципы отличны от американских и превосходят их. Россия позиционирует себя как оплот для сил, противостоящих революциям, хаосу и либеральным идеям.

Присоединение Крыма вызвало у многих россиян отклик, какого не ожидал Запад – а возможно, изначально не ожидал и сам Путин. Всплыли на поверхность глубокие обиды россиян за все страдания, что выпали на их долю во времена распада СССР, за национальное унижение 1990-х годов; теперь россияне испытывали гордость за свою страну, которая наконец-то встала на ноги и способна противостоять Западу. Еще в середине 1990-х годов Борис Ельцин учредил комиссию, чтобы установить, в чем заключается национальная идентичность России, но с тех пор вопрос «что такое быть русским» оставался открытым. Теперь, с присоединением Крыма, он, судя по всему, получил ответ, импонировавший традиционному русскому национализму и опасный в том смысле, что упор на этнических русских грозил охлаждением отношений со множеством проживающих в России национальных меньшинств. Но если смотреть в краткосрочной перспективе, то человек, против которого в 2011 году на Болотную площадь выходили рассерженные граждане, теперь купался в популярности и имел астрономические рейтинги. Действия в отношении Крыма и Украины могли привести к негативным последствиям во внешнеполитической сфере, но для внутренней политики это был выдающийся успех; антиамериканские настроения в России достигли уровня, не виданного с самых мрачных дней холодной войны.

А может быть, это и было начало новой холодной войны? Не придется ли США и России вернуться к сдерживанию и устрашению – политике, которая, как думали обе стороны, еще в 1992 году навсегда ушла в прошлое? Высказывания и с американской, и с российской стороны определенно навевают воспоминания о временах холодной войны. Но несмотря на внешнее сходство, новая ситуация имеет ряд фундаментальных отличий. Соединенные Штаты и Россия не вовлечены в глобальное противостояние, а лишь соперничают в пределах соседнего с Россией государства. США к этому моменту сильнее России в военном отношении, так что это уже не стратегическое соперничество, как прежде. К тому же Россия и США больше не идеологические соперники, хотя казалось, что идет именно к этому, – Россия стремится встать во главе «консервативного интернационала».

Но это не холодная война в ряде других отношений. Россия уже интегрировалась в глобальную экономику и больше не может позволить себе изоляцию от мировых рынков, а ее действия в Крыму и на Украине отрицательно сказались на ее экономике. Затем последовали западные санкции. Ограничения в отношении финансового и энергетического секторов России окажут значительный и долгосрочный эффект на и без того слабеющую российскую экономику. В то же время глобализация – улица с двусторонним движением. В отличие от времен холодной войны, европейские экономики достаточно тесно интегрированы с российской, российские контракты обеспечивают европейцам сотни тысяч рабочих мест, и на Россию приходится более трети общего объема поставок энергоносителей в Европу. Так что цена санкций высока и для России, и для Европы. Отсюда и сдержанность Европы в вопросе присоединения к жестким санкциям Соединенных Штатов. Впрочем, неуступчивость России вынудила даже Германию поддержать серьезные и чреватые долгосрочными последствиями банковские санкции.

Пусть отношения России с Западом и не стали новой холодной войной, США и их союзники вновь ведут до боли знакомые дебаты о том, как работать с Россией, которая явно не готова к сотрудничеству. Самое малое, до чего удалось договориться, – что следует сдерживать действия России в соседних с ней государствах и что предложение Путина защищать «соотечественников» в сопредельных странах, если вдруг они ощутят угрозу себе, может создать опасный прецедент для интервенций на постсоветском пространстве, в том числе в прибалтийские республики. Однако правда жизни состоит в том, что Россия находится рядом, располагает достаточным количеством войск и военной техники, чтобы оказать поддержку любой группе недовольных граждан в соседних странах, а Запад не ввяжется в войну с Россией из-за Украины или любого другого постсоветского государства. Поэтому Запад и прибег к санкциям, которые, несомненно, тяжело ударили по России, но судя по всему, лишь закалили решимость ее президента не сворачивать с взятого курса. Кроме того, в администрации Обамы возникли споры о том, стоит ли добиваться изоляции России. Наконец, члены НАТО согласились, что Запад должен вернуться к традиционной политике сдерживания, а само НАТО – к своей изначальной миссии, защищать Европу в соответствии с гарантиями, прописанными в ст. 5 устава НАТО. После крушения СССР в НАТО заговорили о новых задачах за пределами континента: казалось, в Европе воцарился мир. Но когда после вывода войск из Афганистана перед НАТО возникла перспектива кризиса идентичности, стало ясно, что альянсу следует вспомнить о своей изначальной миссии – защищать Европу от России. Правда, классическая политика сдерживания даст реальные плоды, только если все страны – члены НАТО согласятся тратить на оборону как минимум по 2 % своего ВВП в год – а от большинства союзников США ожидать этого не приходится.

При всех этих спорах о сдерживании России основные контуры решения украинского кризиса были понятны. Украина – как обещало новое правительство во главе с Порошенко – должна провести децентрализацию, которая обеспечит Восточной Украине больше финансовой и налоговой автономии и право избирать губернаторов. Это совсем не та радикальная федерализация, которой требовала Россия, но этого достаточно, чтобы те жители востока Украины, кто считал свои права попранными, поверили, что к их нуждам относятся с уважением. Русский язык также должен сохранить статус государственного. Украина соглашалась до поры до времени сохранять нейтралитет – тем более что членство в НАТО ей не предлагали – и в обозримом будущем не стремиться к членству в Европейском союзе, которое опять-таки не предлагается. Взамен Россия могла бы убедить сепаратистов выйти из игры, не поставлять им танки и живую силу и позволить правительству Порошенко приступить к восстановлению разоренной страны. Вопрос в том, как достичь точки, в которой такое решение конфликта станет осуществимым, и, разумеется, в том, заинтересована ли Россия в подобном исходе.

В конечном счете, невзирая на все нежелание США и Европы возвращаться к проблеме более общей архитектуры евроатлантической безопасности, Западу придется сесть за стол с Россией и ее соседями и разработать новую систему, в которой у России была бы своя заинтересованность. Понятно, что предложенный Медведевым еще в 2008 году проект договора по европейской безопасности для этой цели никак не подходит. Но пока Соединенные Штаты и Россия вместе с Европой не начнут договариваться о рамках, гарантирующих Европе целостность и свободу, угроза нестабильности и агрессии со стороны России по-прежнему будет нависать как над сопредельными государствами, так и над остальной Европой.

В обозримом будущем американо-российские отношения по-прежнему будут хрупкими и неустойчивыми. Сотрудничество по многосторонним вопросам, представляющим взаимный интерес, может продолжиться, однако ожидать двустороннего партнерства между Россией и США не приходится. Возможно, следующий президент США решится на новую перезагрузку. Возможно, новый президент России будет смотреть на мир иначе. Однако наиболее вероятный сценарий на будущее – это все более ограниченное партнерство, отягощенное грузом обманутых ожиданий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.